2. В ночной тиши

Джеки – седовласая женщина лет за семьдесят, с мягким голосом, всегда готовая рассмеяться. Она говорит, как мне сначала показалось, с легкой картавостью, свойственной для юго-востока Англии. Позже, однако, оказалось, что это отголосок ее канадского прошлого. Она рассказала мне про свой полуночный заезд на мотоцикле.

Сама она этой поездки под луной не помнит, так как спала в тот момент. Во сне ей доводилось ездить не только на мотоцикле, но и на своей машине. Если бы не свидетели, она бы понятия не имела, что делала все это.

Джеки во сне умудрялась одеться, проехать несколько километров, вернуться, раздеться и вновь отправиться в постель, даже не догадываясь, что вообще покидала свою спальню.

Чрезвычайно обескураживающе и практически невероятно. Когда она сообщила об этом своему врачу, тот предложил ей лечь в психиатрическое отделение. Джеки такой вариант пришелся не по душе. Так она оказалась в моей клинике.

Сопроводительное письмо, написанное направившим ее ко мне коллегой, было самым заурядным. «Дорогой Гай, – гласило оно. – Я был бы благодарен, если бы ты принял эту женщину. Изначально она обратилась с жалобой на сомнамбулизм, с которым, судя по всему, неплохо справляется, однако он доходит до крайности». Коллега выражал некоторое беспокойство относительно ее дыхания ночью, а в ходе исследования ее сна, проведенного в местной больнице, на электроэнцефалограмме мозга были обнаружены потенциальные аномалии. Тем не менее я определенно не был готов к тем «крайностям» сомнамбулизма, о которых она мне рассказала.

Поначалу я отнесся к ее рассказу скептически. У многих пациентов со столь экстремальными формами «сомнамбулизма», которых мне доводилось наблюдать, в итоге обнаруживались психиатрические или психологические корни их проблем. Например, у женщины, которую я наблюдал несколько лет назад, перерезавшей себе горло и запястья кухонным ножом якобы во сне, или у ирландской девушки, найденной в двенадцати километрах от дома с сумочкой и ключами, – все это расстояние она прошла босиком. То, как сухо и спокойно Джеки рассказывала свою историю, а также явное равнодушие к серьезности своего ночного поведения лишь еще больше укрепляло мой скептицизм. Тем не менее, узнавая о предыстории ее проблем, я стал все сильнее убеждаться в истинной природе ее полуночных заездов.

Проблемы у Джеки начались за десятки лет до нашей встречи. Она родилась в Англии, но выросла в Канаде, где ее сомнамбулизм впервые и дал о себе знать. «Я спустилась по лестнице в гостиную, открыла дверь и стояла в проходе на глазах у моих родителей, – рассказывает она, поясняя свои действия посреди ночи. – Мама перепугалась, а отец просто взял меня за руку, отвел обратно наверх и уложил в постель, и на этом все закончилось. Но я так поступала чуть ли не все время с тех пор, как научилась ходить».

Полуночные выходки Джеки превратились в проблему, когда она начала ходить в походы с другими девочками-скаутами. Стоит ли говорить, что мало кто горел желанием ночевать с ней в одной палатке. Посреди диких канадских лесов ее ночные проделки были особенно неуместными. «Я то и дело рычала, – говорит она, – причем делала это очень громко. Думаю, они боялись, что за ними пришел медведь, так что не хотели спать со мной рядом». Она доставляла немало проблем и тем взрослым, что отвечали за детей в походе. «Я вставала посреди ночи и спускалась к реке. Я уходила в леса. Они не могли со мной справиться, так что меня раз за разом отвозили обратно домой». Она смеется, рассказывая мне все эти истории, однако я могу представить, насколько тяжелым подобный опыт был для ребенка. Возможно, после этого она стала страдать от социальной изоляции.

Для любых родителей некоторые из полуночных выходок Джеки прозвучат до боли знакомо.

Сомнамбулизм и все вытекающие из него проблемы – невероятно распространенное явление среди детей. Самыми ужасными – больше для родителей, чем для самих детей, – являются так называемые ночные ужасы, когда ребенок посреди ночи начинает безутешно кричать и плакать, а потом снова засыпает и ничего не помнит с утра.

Это расстройство сна является одной из разновидностей парасомнии и возникает в процессе глубокого сна, во время которого мы не видим сновидений. Попытка разбудить ребенка в состоянии глубокого сна с большой вероятностью приводит к разговорам или хождению во сне.

Чаще всего по мере взросления подобные проблемы проходят, и лишь у 1–2 % людей приступы сомнамбулизма продолжаются во взрослом возрасте. Джеки – одна из них. Ее приступы продолжились в юности, когда она вернулась в Англию. Именно вскоре после возвращения ее сомнамбулизм приобрел неожиданный поворот. Она снимала жилье у одной пожилой дамы и как-то утром спустилась завтракать. Домовладелица задала ей вопрос, который поставил Джеки в тупик. Она сказала: «Куда ты ездила прошлой ночью?» – Она ответила, что никуда не ездила. «Ну ты уехала на своем мотоцикле», – сказала ей домовладелица. Джеки помнит, что была в полном шоке и замешательстве. Легко понять ее недоумение, когда она это услышала. Ей казалось, что она просто легла спать ночью, как делала это обычно, и, как обычно, проснулась утром. Она сразу же поинтересовалась, был ли на ней шлем. «Ах да, ты спустилась по лестнице со шлемом в руках и уехала», – ответила домовладелица, добавив, что ее не было минут двадцать. Больше никаких свидетельств ее ночной поездки не было, так как она поставила мотоцикл на то самое место, где он всегда стоял.

После еще нескольких подобных поездок Джеки отдала ключи от своего мотоцикла домовладелице на хранение, а потом и вовсе его продала. Она все еще скучает по своему BSA 250. «Потрясающий мотоцикл! Его рев было слышно за несколько миль». Я сказал ей, что удивительно, как она не проснулась от шума. «И правда удивительно», – ответила она.

* * *

Так как же медицина объясняет случай Джеки, все ее сложное поведение – ходьбу, рычание или даже езду на мотоцикле – во время глубокого сна? Нам уже много лет известно, что у некоторых животных, например, у дельфинов, китов и птиц, может спать только одно полушарие мозга, и это позволяет им плавать или летать во сне. Такой сон называют «однополушарным». Водным млекопитающим, очевидно, необходимо быть в состоянии всплывать на поверхность, чтобы дышать, однако им, как и нам с вами, необходим сон, и этот хитрый эволюционный трюк не дает им утонуть во время выполнения жизненно необходимых функций. Кроме того, он подчеркивает важную роль глубокого сна с точки зрения эволюции: если бы от глубокого сна было мало толку, то никакой потребности в этом однополушарном сне и не возникло бы.

У людей, однако, однополушарного сна не бывает. Раньше считалось, что во время сна мозг попросту «выключается»: человек либо спит, либо бодрствует; и никаких промежуточных состояний не бывает. В последние годы было установлено, что это не так.

Глубокий сон и полное бодрствование находятся на разных концах одного спектра, и, как бы это невероятно ни звучало, мы можем находиться в обоих состояниях одновременно.

При отслеживании мозговых волн с помощью прикрепленных к голове электродов, как мы это делаем, изучая сон пациентов, отличительным признаком глубокого, медленного сна является синхронизированная электрическая активность по всему мозгу – медленные волны с большой амплитудой, прозванные «дельта-волнами». Во время приступов сомнамбулизма картина может быть совсем иной. Вперемежку с медленными волнами мы порой наблюдаем мозговую активность, напоминающую ту, которую можно увидеть у бодрствующего человека. Это указывает на то, что человек одновременно и спит, и бодрствует. С помощью электродов, закрепленных на голове, мы можем увидеть лишь ограниченную картину происходящего в мозге – это все равно что заглядывать в комнату через замочную скважину. Нельзя увидеть все сразу. С помощью этой методики удается получить информацию лишь о том, что происходит вблизи поверхности мозга, – происходящее в глубинах остается загадкой.

На мозг, однако, можно взглянуть и другим способом. В 2000 году швейцарским ученым удалось уловить активность мозга во время приступов сомнамбулизма с помощью методики под названием ОФЭКТ (однофотонная эмиссионная компьютерная томография). Для этого пациенту вводится меченый радионуклидами препарат, который предоставляет информацию не о структуре органа, а о его активности. Этот «краситель» – введенный радионуклид – скапливается в областях с максимальным кровотоком, что соответствует участкам максимальной метаболической активности, то есть тканям с максимальной потребностью в кислороде. Ученые научились вводить радионуклиды в течение двадцати четырех секунд после начала приступа сомнамбулизма. Их пациентом был шестнадцатилетний парень, по несколько раз в неделю ходивший во сне. Еще больше впечатляет то, что им удалось проделать все это, уложив его в томограф, чтобы определить участки наибольшей концентрации радиоактивного вещества. Сравнив эти снимки со снимками, сделанными во время глубокого сна, они получили удивительный результат. Оказалось, что во время эпизодов сомнамбулизма область в глубине головного мозга, кора задней части поясной извилины, проявляет очень высокую активность, в то время как активность другого участка, лобно-теменной коры, значительно снизилась по сравнению с состоянием бодрствования. По сути, ученые обнаружили небольшие участки мозга, которые бодрствовали, в то время как весь остальной мозг оставался спящим. Эти участки с повышенной активностью, в особенности поясная кора, участвуют в контроле поведения, связанного с сильными эмоциями. Лобно-теменная же кора, а в особенности префронтальная кора, где активность была снижена, задействованы в планировании, рациональном мышлении и формировании личности. Подобная картина сомнамбулизма, в особенности у шестнадцатилетних подростков, у которых приступы сомнамбулизма зачастую бывают связаны со страхом, совершенно логична. Во время приступов область мозга, ответственная за сильные эмоции, была перегружена, чуть ли не бодрствовала, в то время как участок мозга, отвечающий за логику, личность и планирование действий, продолжал глубоко спать. Судя по всему, такое двойственное состояние мозга, который одновременно и спит, и бодрствует, и объясняет подобные сложные действия: способность взаимодействовать с окружающим миром, будучи не в состоянии рационально мыслить, как при бодрствовании.

По счастливой случайности группе итальянских ученых также удалось уловить момент проявления сомнамбулизма у двадцатилетнего юноши, на этот раз с помощью установленных в его мозг для отслеживания возможных приступов эпилепсии электродов.

Для пациентов, страдающих эпилепсией, от которой лекарства не помогают, хирургическое удаление участков мозга, провоцирующих судорожные припадки, может стать решением проблемы, однако для этого необходимо в точности определить, где именно эти припадки зарождаются в мозге.

Из-за ограничений, связанных с регистрацией электрической активности мозга с помощью поверхностных электродов, крошечные проводки вводятся прямо в череп и, как правило, подводятся к поверхности мозга, хотя иногда вставляются и глубоко в его ткани. В данном случае несчастный юноша страдал от эпилептических припадков с семилетнего возраста, после того как в младенчестве перенес менингит. К несчастью для него, хотя и к счастью для нас, он также страдал и от сомнамбулизма, который начал проявляться еще до менингита, и в ходе исследования пациент испытал приступы как эпилепсии, так и сомнамбулизма. В какой-то момент, лежа в глубоком сне с установленными в самом мозге электродами, он перевернулся в своей кровати, вытянул руки, словно пытаясь кого-то поцеловать, и пробормотал несколько слов, после чего вернулся ко сну. Во время этого эпизода электрическая активность в моторных и поясных областях мозга опять-таки соответствовала состоянию бодрствования, хотя все остальные участки мозга оставались в глубоком сне. По всей видимости, это исследование подтверждает заключение, полученное в результате проведенного несколькими годами ранее ОФЭКТ-исследования. Оно доказывает, что полученные тогда данные действительно являются отражением состояния сна, а не просто результатом изменений кровотока в мозге.

Оказывается, сон – это не глобальное явление, затрагивающее мозг целиком, а процесс, способный происходить в отдельных его участках.

Мозг функционирует не как единое целое, и в этих необычных примерах отдельные области мозга одновременно находились в различных состояниях сна-бодрствования. Подобно тому как у дельфинов полушария мозга спят по очереди, у человека, судя по всему, мозг тоже способен на подобную дифференциацию, пускай и в меньших масштабах.

* * *

Алекс – еще один мой пациент. Ему за двадцать, однако с самого детства у него регулярно случаются приступы сомнамбулизма. Он высокий, учтивый, с длинными волосами и серьгой в ухе. Молодой человек живет в общежитии в стремительно развивающемся районе на юге Лондона. В настоящий момент он работает в благотворительной организации, однако намерен путешествовать по миру. Когда я впервые с ним встретился, он пришел в клинику вместе с мамой. Сопроводительное письмо гласило: «Он уже предпринимает здравомыслящие шаги, чтобы справиться со своим расстройством, однако случаи только учащаются, и риск попасть в неприятности увеличивается. Таким образом, я был бы благодарен, если бы вы приняли его, пока он не попал в какую-нибудь неудачную ситуацию».

Его мать по вполне понятным причинам обеспокоена, однако Алекс, подобно Джеки, относится к своей проблеме довольно спокойно. Сколько он себя помнит, она была частью его жизни. В интернате его сомнамбулизм изначально восприняли с тревогой. «Когда я только начал там учиться, мы спали по шестнадцать человек в комнате, – говорит Алекс, – и все впервые узнали об этом, когда я заснул с наушниками вокруг шеи, а потом проснулся, думая, что у меня на груди крыса, так что я закричал: „Крыса!” – от чего все проснулись. Понятное дело, никакой крысы не было, однако все были в ужасе».

Вскоре, впрочем, ужас сменился весельем. Алекс рассказывает о своем соседе по комнате:

«Однажды мой сосед проснулся, а я сидел за своим столом и кричал, что вокруг бегает крошечная газель и пытается отгрызть мне ноги. Сначала он сильно испугался, однако, когда это стало все чаще повторяться, его стало это забавлять».

С годами спектр парасомний глубокого сна у Алекса расширялся. Некоторые из проявлений его расстройства весьма забавные. Однажды он после вечеринки в два часа ночи пришел в гости к своему другу, у которого остался ночевать. Следующее его воспоминание: он просыпается в соседском палисаднике в пять утра в одном нижнем белье. На него из открытого окна кричит какой-то мужчина: судя по всему, он пытался зайти в дом соседа и разбудил его жену и маленького ребенка. В другой раз Алекс в три часа ночи разбудил другого своего друга, присев на край его кровати, чтобы заказать пиццу. В качестве телефона он использовал ботинок приятеля. Его соседи по квартире рассказывают бесконечные забавные истории о ночных выходках Алекса, которые он слушает со смиренной улыбкой. Полагаю, с годами он к этому привык. «Как-то раз мы засиделись в пабе, нас было несколько человек, – рассказывает Гарет, сосед Алекса. – Вернувшись домой, все разошлись по своим спальням. Затем, час спустя он заходит ко мне в комнату и непринужденно ложится в кровать вместе со мной. Я тогда не спал, но был уставшим, так что толкнул его локтем и спросил: „Что происходит?” – но он никак не отреагировал. Утром он просыпается и спрашивает: „Что я делаю в твоей кровати?” – словно я мог это объяснить. Потом случай повторился. Я проснулся, и он снова был рядом. Он был немного сконфужен, и я сказал: „Ты же там голый, не так ли?” – а он и говорит: „Да, так и есть”. – На следующее утро кто-то сказал: „Знаешь, вчера ночью я зашел к тебе, чтобы поболтать, но потом увидел, что ты не один. Что это за счастливица?” – и мне пришлось признаться: „Ну на самом деле это был Алекс”».

Другой сосед Алекса рассказывает:

«Я раньше жил в комнате напротив него, и [однажды ночью] услышал, как что-то громко упало, а затем посыпались ругательства. Я забежал к нему, чтобы убедиться, что все в порядке, и застал его лежащим на полу – не знаю, почему он до сих пор продолжает спать полностью раздетым, с учетом всего, что с ним происходит по ночам. Он сказал, что подумал, будто на него мчится поезд, так что подскочил и отпрыгнул от стены. Он немного выругался, так как думал, что поезд по-прежнему на него едет. Тогда он запрыгнул на свой стол, который на него же сверху и рухнул. Значит, я забежал в комнату, чтобы проверить, в порядке ли он, и застал его в полном замешательстве. Теперь живу в комнате прямо под ним, и я трижды просыпался посреди ночи, потому что Алексу казалось, будто в город приехал цирк, и управляющему нужно было воспользоваться нашей ванной, так что он шел и открывал дверь, бормоча какую-то неразбериху в пустоту, а мне приходилось вставать и возвращать его в кровать».

У некоторых парасомний Алекса, напротив, есть темная сторона. Самые забавные случаи он зачастую не запоминает: узнает о них от своих приятелей, которые развлекают его историями о его полуночных выходках в пабе. Лучше же всего в памяти Алекса сохраняются случаи, связанные с сильными эмоциями, как правило, страхом или злостью. «Я помню гораздо больше эмоционально выматывающих случаев, – объясняет он. – Когда хожу во сне, то потом совершенно ничего не помню, если при этом не испытываю панику». Самые пугающие происшествия, нарушающие спокойный сон Алекса, зачастую представляют собой сценарии, где ему приходиться драться или бежать. То есть с так называемой реакцией «бей или беги», запускаемой адреналином и вегетативной нервной системой, связанной с физическими функциями, имеющими отношение к этим реакциям на опасность. Алекс помнит, что многие случаи проявления его парасомний медленного сна связаны со змеей у него в кровати, ядерной бомбой, которая вот-вот взорвется в соседней комнате, либо какой-то другой надвигающейся опасностью.

«Однажды я сломал палец, пытаясь спасти тонущую девочку. Я прыгнул и пытался, как мне казалось, ее поймать, однако на самом деле навалился на шкаф и сильно защемил себе палец. Несколько раз я пытался вылезти из окна, однако в последний момент себя останавливал».

Его бывшая девушка Кейти подтверждает рассказы. Она говорит, что многие из этих происшествий связаны со стихийными бедствиями, и он частенько будил ее, пытаясь вытащить из кровати. Кейти рассказывает:

«Я просыпаюсь и вижу, что Алекс встал и весь в панике… Он бегает по комнате, пытаясь выбраться. Затем понимает, что я рядом, и пытается схватить меня и забрать из кровати. К этому моменту я уже просыпаюсь и кричу ему: „Алекс! Алекс!” Проходит немало времени, прежде чем мне наконец удается до него достучаться, в итоге он все-таки просыпается, и на этом все».

Его сосед Гарет вспоминает другой случай, когда Алекс причинил себе травму. «Два его приятеля спали на матрасах на полу, а он решил, что от вертолета отвалились вращающиеся лопасти и полетели на него, так что он пытался от них уклониться, отпрыгнуть, – рассказывает Гарет. – И когда в него полетела последняя лопасть, он нырнул, как ему казалось, в траву, однако на самом деле приземлился на двух наших друзей, лежавших на матрасах. Они проснулись в четыре утра, когда Алекс со своей довольно внушительной комплекцией на них плюхнулся и сказал: „Господи, вы видели этот вертолет?”»

* * *

Многие из приступов Алекса похожи на те, что наблюдаются у Джеки. Когда он ходит во сне, то, подобно Джеки с ее вождением мотоцикла, выполняет сложные действия и взаимодействует со своим окружением: берет в руки ботинок, чтобы позвонить и заказать пиццу, залезает в кровати к своим соседям, а однажды он достал стаканы, наполнил их водой и расставил у кроватей всех своих спящих соседей – такое вот бессознательное проявление доброты. Эти события, как и у Джеки, происходят совершенно неосознанно, не откладываются в памяти, а с точки зрения эмоциональной наполненности – что, пожалуй, немаловажно – довольно нейтральные. Эти типы парасомний глубокого сна соответствуют классическому представлению о таких расстройствах. Согласно ему, люди, страдающие подобным, как правило, совершенно ничего не помнят о произошедшем. Алекс же определенно в курсе некоторых своих ночных похождений. Кроме того, очевидно, что он видит своего рода сны, хотя я и сказал вам, что приступы сомнамбулизма бывают в процессе медленного сна, в то время как на сновидения богат обычно быстрый, БДГ-сон. В последние годы мы начали понимать, что прежде бытовавшее мнение, будто мы видим сны исключительно в фазе быстрого сна, ошибочно. Судя по всему, сновидения во время медленной фазы сна являются совершенно обычным явлением, хотя их содержание может быть совсем другим.

Люди, разбуженные после быстрого сна, часто описывают сновидения с повествовательной структурой: их история развивается, подобно сюжету книги или фильма. Сны же в медленной фазе, напротив, зачастую содержат лишь простые визуальные образы, например животных, людей или неодушевленные предметы.

Будучи смешанными с сильным эмоциональным возбуждением, образы, возникающие в нашем сознании во время глубокого сна, нередко пугают или даже приводят спящего в ужас: с потолка сыплются гвозди, на стенах сидят насекомые либо в кровать заползает змея. Судя по всему, эти спровоцированные вегетативной нервной системой всплески адреналина способствуют тому, что люди в подобных случаях просыпаются, порой частично, а порой и полностью помня о пережитых ощущениях, подобно тому, как это случается с Алексом во время приступов сомнамбулизма.

Каково же происхождение реакции «бей или беги»? Судя по всему, эти ощущения зарождаются в одной из областей мозга, продемонстрировавшей в неврологических исследованиях страдающих сомнамбулизмом людей особую активность, – поясной коре, являющейся частью лимбической системы мозга. Активация этой области, будь то напрямую с помощью электрических импульсов или при самопроизвольном зарождении в этом участке эпилептических припадков, приводит к всплеску адреналина, который, судя по всему, виноват в самых неприятных ночных кошмарах Алекса.

* * *

Следовательно, сомнамбулизм, как и другие расстройства глубокого сна парасомнического спектра, представляет собой, судя по всему, борьбу между сном и бодрствованием в различных участках мозга. На одном конце спектра расположены обычные случаи разговоров, хождения или секса во сне (см. главу 10), когда человек не отдает себе отчета в происходящем, не проявляет эмоций, однако способен говорить развернутыми фразами или двигаться. При этом бодрствуют лишь некоторые участки мозга, – вероятнее всего, те, которые позволяют людям видеть, двигаться или говорить. Области мозга, ответственные за рациональное мышление и память, судя по всему, при этом пребывают в глубоком сне. На другом конце спектра расположены ночные ужасы, подобные тем, что мы наблюдаем у Алекса. При этом эмоциональное возбуждение оказывается настолько интенсивным, что вызывает практически полное пробуждение человека, при котором большая часть мозга полностью функционирует, за исключением, пожалуй, некоторых областей, связанных с рациональным мышлением. Маленькие дети, как правило, эти ночные кошмары не запоминают, что может быть следствием того, насколько крепко они спят, или может быть связано с уровнем стимуляции, необходимым, чтобы разбудить ребенка, спящего глубоким медленным сном.

А в какую часть спектра расстройств попадают случаи, описанные Джеки? Очевидно, во время этих происшествий она должна быть способна видеть и, вероятно, слышать. Она может одеться, надеть свой шлем, а затем раздеться и вернуться в кровать. На самом деле единственные участки мозга, которые явно функционируют не в полную силу во время сна, – это те, что отвечают за память (отсюда и ее недоумение с утра) и за рациональное мышление, так как вряд ли кто-то в здравом уме станет посреди ночи одеваться для бессмысленной поездки на мотоцикле, а потом снова ложиться спать. Является ли подобное поведение сном с элементами бодрствования или же Джеки по большей части бодрствует, в то время как небольшой участок ее мозга остается спящим?

* * *

Отдав домовладелице ключи от своего мотоцикла, а потом и вовсе его продав, Джеки решила было, что успешно справилась с проблемами. Впоследствии она всегда жила одна, вплоть до недавнего времени была одинокой и проблем с сомнамбулизмом не замечала.

Последние несколько лет она живет в квартире, в доме на набережной Сифорда, небольшого и тихого городка в Сассексе. Здешний ритм жизни ей подходит, и она с удовольствием занимается волонтерской деятельностью, очищая прибрежные тропинки от зарослей и поддерживая их в хорошем состоянии. «В Сифорде просто чудесно жить, – говорит она мне. – У нас здесь красивые утесы, а дальше в этом направлении расположен Даунс», – показывает она мне, когда мы стоим на галечном пляже напротив ее квартиры. Волны ласково накатывают на берег, а над головой кричат чайки – этот маленький тихий городок показался мне необычным местом для столь странных ночных происшествий. Джеки состоит в хороших отношениях с соседями, а жители дома, в котором находится ее квартира, к ней весьма дружелюбны. Почти никто из соседей не знает о ее сомнамбулизме в прошлом, за исключением одного друга, с которым она как-то отправилась в круиз.

По ночам Джеки бродила по кораблю, а потому попросила экипаж держать ключ от ее каюты у себя и просовывать его обратно под дверь в шесть утра.

* * *

Однажды утром несколько лет назад Джеки вышла из своей квартиры и наткнулась на пару, жившую с ней в одном доме. К ее удивлению, они спросили, что она делала в полвторого-два часа ночи. «Я сказала, что спала. Они ответили: „Нет-нет, ты выезжала [с парковки], когда мы возвращались домой. Мы приехали поздно после концерта, который был довольно далеко, и застали тебя в тот момент, когда ты выезжала”». Поначалу озадаченная Джеки отрицала, что куда-либо ездила, однако вскоре ее осенило, в чем было дело.

– Ладно, и куда же я отправилась? – спросила она.

– Ну ты повернула на дороге налево и поехала в сторону набережной.

– Ладно, хорошо. А вы видели, как я возвращалась? – не успокаивалась она.

– Нет, мы сразу же зашли в дом и легли спать. Нам просто было интересно, куда ты направлялась.

– Понятия не имею, – ответила Джеки.

Обеспокоенная Джеки поняла, что раз прежде она уже каталась во сне на мотоцикле, то теперь во сне ездила на машине. Воссоздав события ночи, она поняла, что, должно быть, встала, оделась, открыла дверь, проехала какое-то расстояние на машине, а затем задним ходом припарковалась и вернулась в кровать. «Я понятия не имею, где была и как долго меня не было, однако вернулась и припарковалась в том же самом месте, – объясняет Джеки. – Когда я проснулась утром, все было по-прежнему». Переживая, что может навредить себе или кому-то еще, разъезжая по улицам Сифорда во сне, Джеки записалась на прием к своему врачу. Когда она рассказала, как ездит по ночам во сне, терапевт смог предложить ей только госпитализацию. «Он сказал: „Ой, дорогуша, нам придется подобрать для тебя палату в психиатрическом отделении”, – вспоминает Джеки. – И я сказала: „Нет, нет, я же не преступница”, – так что я встала и ушла». Отчаянно желая найти решение, Джеки решила мыслить нестандартно. Недавно она начала встречаться с мужчиной по имени Эд, которому тоже за семьдесят. Однажды утром он проснулся, обнаружив входную дверь приоткрытой, закрыл ее и вернулся в кровать. Судя по всему, полуночные хождения не будили Эда по ночам. На самом деле, когда я заговорил с Эдом о проблемах Джеки со сном, тот немного озадаченно рассмеялся. Помимо одного-двух случаев, когда последствия хождения Джеки во сне были явно заметны утром, Эд, как правило, ничего не замечал – настолько крепко он спал.

Ей пришла в голову идея установить на входную дверь в квартиру колокольчик. «Один мой друг любезно купил для меня колокольчик, который я привязала к цепочке на замке. Я повесила его так, чтобы, если я выйду куда-то ночью, мой партнер мог услышать колокольчик и вернуть меня». В принципе, все должно было сработать, однако Эд, как оказалось, спал настолько крепко, что от колокольчика не просыпался. Сделать его громче было нельзя: «Звук нужной мне громкости непременно услышали бы соседи, а их лучше не беспокоить», – призналась она. Методом проб и ошибок Джеки и Эд наконец нашли решение проблемы с ее полуночными поездками во сне. Они приобрели сейф, в который Джеки прятала ключи от дома и от квартиры. Она боялась, что может открыть его ночью, так что установила на него временной замок: закрыв сейф на ночь, она не могла его открыть раньше шести утра – так она окончательно себя обезопасила. «У соседа по коридору были запасные ключи от моей машины и квартиры, чтобы мы могли выбраться, случись что ночью…»

Сложно понять, ходит ли Джеки посреди ночи по-прежнему и просто не может выйти из квартиры или же она подсознательно понимает, что не сможет выйти без ключей, и даже не пробует это сделать. У Эда на этот вопрос ответа нет, поскольку он спит очень крепко.

Любопытно, что, по словам Джеки, она перестала бродить по круизному лайнеру несколькими годами ранее, так как понимала, что если покинет свою каюту, то не сможет вернуться назад; я же ошибочно предполагал, что из-за того, что ее запирали в каюте.

Она рассказала мне случай, когда посреди ночи вышла из своей квартиры в Сифорде, а с утра обнаружила входную дверь в дом приоткрытой. Она решила, что сделала это во сне, чтобы у нее была возможность вернуться. Это явно указывает на определенную степень осознанности в ее действиях, и, возможно, подтверждает предположение, что ее мозг в этот момент по большей части бодрствует. Если это так, то можно было бы ожидать, что по утрам она будет просыпаться уставшей, как это бывает у многих сомнамбул, однако она просыпается свежей, не отдавая себе ни малейшего отчета в случившемся.

* * *

Вероятно, у подобного странного поведения в процессе глубокого сна имеется неврологическое объяснение. Человеческий мозг обладает способностью, – по крайней мере, у некоторых людей – одновременно спать и бодрствовать, причем различные его участки находятся единовременно в разных состояниях. На самом деле подобная ситуация, скорее всего, возникает гораздо чаще, чем мы думаем. В последние годы стало известно, что подобное смешанное состояние может наблюдаться и посреди дня. «Локальный сон» – то есть сон, охватывающий не весь мозг целиком, а лишь отдельные его участки, судя по всему, наблюдается и в состоянии бодрствования.

Если крысам на протяжении длительного времени не давать спать, то нейроны в их коре головного мозга кратковременно умолкают – то же наблюдается и в состоянии глубокого сна. Эти периоды «отключения» приводят к росту ошибок при выполнении определенных задач. При недосыпе и человеческий мозг демонстрирует изменения активности, указывающие на возникновение по всей коре головного мозга ограниченных спящих участков.

Исследования говорят о том, что, когда устаем, мы на самом деле «наполовину спим», или скорее «спим на одну десятую».

Эти изменения, как и у крыс, связаны с ошибками при выполнении определенных задач и могут объяснить, почему недосып приводит к ощущению заторможенности и пониженной активности.

* * *

Но почему же одни взрослые ходят во сне, а другие – нет? Если коротко, то мы этого не знаем. Что мы знаем, так это если взрослые люди подвержены сомнамбулизму, то подобные проблемы зачастую наблюдаются и у некоторых их родственников. Одно исследование, проведенное с участием близнецов, показало, что при подверженности сомнамбулизму одного из близнецов эта проблема чаще наблюдается у второго, если они однояйцевые, а не разнояйцевые близнецы. Очевидно, это указывает на то, что определенные гены связаны с предрасположенностью к сомнамбулизму и другими парасомниями глубокого сна. Среди четырех поколений одной семьи, в которой было двадцать две сомнамбулы, ученые обнаружили большой участок в 22-й хромосоме, связанный с этим расстройством. Эта область содержит двадцать восемь генов, и пока что никому не удалось выявить точную генетическую причину сомнамбулизма. Некоторые исследования продемонстрировали связь между ним и другими парасомниями глубокого сна с участком генома, связанным с так называемой системой тканевой совместимости человека – группой генов, отвечающих за наши иммунные функции. Вместе с тем остается загадкой, почему они могут быть связаны с сомнамбулизмом.

Тем не менее генетическая предрасположенность не является единственным объяснением сомнамбулизма.

Распространенной особенностью людей, подверженных парасомниям глубокого сна, является обострение проблемы под воздействием внешних факторов либо факторов, связанных с образом жизни. Многие из моих пациентов сообщают, что недосып, употребление спиртного, стресс или тревога в течение дня увеличивают вероятность подобных происшествий. Итак, нам известно, что эти события являются следствием неполного пробуждения от глубокого сна. Следовательно, в теории имеется два возможных объяснения того, почему это происходит.

Первое заключается в том, что люди с генетической предрасположенностью к сомнамбулизму могут частично просыпаться из-за событий, которые на сон обычного человека особого влияния не оказывают. Их глубокий сон, возможно, от природы менее глубокий или менее устойчивый.

Я неоднократно наблюдал пациентов, чьи приступы сомнамбулизма провоцировались такими звуками, как скрип кровати, шум пролетающего самолета или проезжающего вдалеке грузовика.

Даже вибрирующего из-за полученного сообщения посреди ночи телефона на прикроватной тумбочке порой оказывалось достаточно для нарушения глубокого сна.

Стресс в течение дня тоже может способствовать тому, чтобы ночной сон был менее глубоким. Алкоголь принято считать седативным средством, однако на самом деле он может обладать прямо противоположным действием. Он делает сон более фрагментарным, а полный мочевой пузырь уж точно способен разбудить любого, равно как и храп, связанный с большим количеством выпитого пива. На самом деле каждый из нас прекрасно знаком с тем, как дневной стресс мешает нормальному сну ночью. То есть все, что способствует возбуждению – небольшому выходу из глубокого сна, – может увеличивать вероятность приступа сомнамбулизма.

Второе возможное объяснение чуть ли не прямо противоположное. Согласно ему, сомнамбулы спят более крепко, чем другие люди, и то, от чего обычный человек проснулся бы полностью, лишь частично пробуждает мозг сомнамбулы, что и приводит к подобным происшествиям. Депривация сна – эффективный способ сделать глубокий сон еще глубже, и некоторые снотворные препараты могут способствовать возникновению приступов сомнамбулизма, порой даже у людей, которые прежде с этой проблемой никогда не сталкивались. Самый яркий подобный случай я наблюдал у женщины, которой было за семьдесят. Она стала принимать посреди ночи во сне ванну (ее обнаружили по подбородок в пене для ванны) после того, как ей прописали снотворное.

На деле оба объяснения, скорее всего, правильны. У детей, среди которых сомнамбулизм и другие парасомнии медленного сна особенно распространены, глубокий сон невероятно стабилен, что подтвердят любые родители, когда-либо бравшие на руки своего ребенка посреди ночи. Вполне вероятно, что именно поэтому у многих детей наблюдается сомнамбулизм. У взрослых же более значимым объяснением может быть нарушение глубокого сна различными факторами, при условии наличия соответствующей генетической предрасположенности. На самом деле устранение этих факторов зачастую оказывается успешным способом лечения парасомний глубокого сна у взрослых. Им может помочь отказ от спиртного, уменьшение стресса в течение дня, возможность избегать громких звуков и неудобной кровати. Регулярный режим сна и борьба с недосыпом тоже могут оказаться полезными, так как это способствует уменьшению времени чрезмерно глубокого сна, от которого людям бывает трудно проснуться полностью. Помогает и лечение храпа. Для некоторых людей, особенно поведение которых во сне подвергает их или окружающих риску, единственным решением являются лекарства.

Так что же сделали Джеки и Алекс для лечения парасомнии? К моему удивлению, Джеки никогда на самом деле и не хотелось лечиться от ее вождения во сне. Ей просто хотелось получить объяснение того, почему она все это делает, однако она сама придумала, как уберечь себя и других водителей Сифорда от опасности. Во многих смыслах это, пожалуй, для меня один из самых важных аспектов ее сомнамбулизма.

Вплоть до недавнего времени она никогда не обращалась за медицинской помощью в связи с сомнамбулизмом – всегда воспринимала его как неотъемлемую часть себя. Ей от этого ровным счетом не было никакой пользы, и моя заинтересованность ее расстройством в какой-то степени ее смутила. Она мало кому рассказывает о своих ночных выходках и не позволяет как-либо воздействовать им на свою жизнь в дневное время. Прежде всего ее заботит безопасность – как своя, так и окружающих. Когда ей диагностировали легкую форму апноэ во сне, изначально лечение было сфокусировано именно на этом аспекте сна.

Периодическая остановка дыхания во сне может предшествовать проявлениям сомнамбулизма.

Джеки участвовала в клинических испытаниях метода под названием СИПАП, заключающегося в том, что к лицу крепится маска, через которую под давлением подается воздух, чтобы не допустить сжатия дыхательных путей. Эта методика довольна инвазивная и может быть связана с неприятными ощущениями, как обнаружила Джеки. Она просто ей не подошла. Альтернативным решением могло стать устройство, которое размещается во рту, наподобие боксерской капы. Оно выдвигает нижнюю челюсть вперед, создавая дополнительное пространство в задней части горла. На данный момент Джеки не хочет ею пользоваться и отказывается принимать лекарства от сомнамбулизма. С ее точки зрения, использование закрывающегося на ночь сейфа полностью решило проблемы.

Что касается Алекса, то он по большей части находит приступы сомнамбулизма забавными и, как правило, не переживает по поводу своих ночных ужасов. В последние месяцы его ночи стали более спокойными, хотя и по неизвестным причинам. Возможно, он один из тех людей, которые постепенно «перерастают» свои парасомнии глубокого сна, пускай в его жизни это и начало происходить немного позже, чем у большинства. К своим проблемам со сном он относится весьма равнодушно. «Они были у меня на протяжении всей жизни, так что я привык к ним, – говорит Алекс. – Другой жизни я попросту не знаю. Каждый раз, когда на вечеринке люди начинают рассказывать странные истории из своей жизни, мне есть чем их позабавить».

Алекс готов пробовать варианты немедикаментозного лечения. Один из его знакомых посоветовал ему гипнотерапию, и он ее выбрал в качестве метода лечения сомнамбулизма. Мы сошлись на том, что если она не поможет, то следующим шагом станет прием лекарств. Изначально я рекомендовал таблетки с мелатонином – тем самым гормоном, что посылает мозгу сигналы ко сну (мы называем их стимуляторами сна). Во многих странах по всему миру этот препарат считается биодобавкой, и его можно покупать без рецепта в супермаркетах и аптеках, хотя в Великобритании доступен строго по рецепту.

Если он продолжит подвергать себя риску, то можно будет попробовать антидепрессанты или бензодиазепины, однако прием этих препаратов связан с некоторыми проблемами. Прежде чем принять решение об их приеме, необходимо тщательно все взвесить. Нам до конца не известно, как именно действуют эти лекарства, а данные о медикаментозном лечении парасомний глубокого сна по большей части весьма ограничены из-за малого количества исследований. При любом варианте лечения необходимо дополнительно избегать потенциальных триггеров, таких как шум и недосып, а также предпринимать дополнительные защитные меры, такие как дверная сигнализация и замки на окнах.

Если настойчиво расспросить Алекса о том, почему, как ему кажется, у него случаются эти ночные кошмары, то он скажет: «Многие люди высказывали мне свои теории по этому поводу – они считают, что я накапливаю в себе стресс и тревогу, которые затем выпускаю ночью, – но я не особенно в этом уверен».

Мне кажется, что Алекс – один из самых расслабленных людей из тех, что приходят к нам в клинику, он кажется совершенно невозмутимым. Кейти, его бывшая девушка, подтвердила мое впечатление: «Не думаю, чтобы я хоть раз видела, чтобы он о чем-то переживал. За те шесть лет, что я его знаю, у меня и мысли не возникло, что он может что-то в себе подавлять. Он всегда довольно открыто говорил о своих проблемах».

«Думаю, это помогает мне со стрессовыми ситуациями в жизни, – размышляет Алекс. – Я знаю, что если однажды проснусь и увижу в своей комнате человека с ножом, то не стану паниковать и, хочется надеяться, буду мыслить достаточно трезво, чтобы с этой ситуацией разобраться. Так что, получается, это что-то вроде своеобразной подготовки…»

* * *

Наше прежнее представление о мозге, согласно которому он либо спит, либо бодрствует, явно не соответствует действительности. Тут нельзя все делить на черное и белое, скорее, судя по всему, мы имеем дело с бесконечными оттенками серого: и Джеки, и Алекс, и многие им подобные попадают в эту «серую зону» посреди ночи.