14. Бессонница

В 2005 году журнал New Yorker опубликовал разоблачение условий содержания боевиков в тюрьме в Гуантанамо. В статье подробно описывалась методика, применяемая учеными и медиками «с целью воспользоваться физическими и психическими слабостями заключенного». Процедуры, которым подвергали заключенных, были основаны на финансируемой Пентагоном программе под названием SERE – выживание, уклонение, сопротивление и спасение, – изначально разработанной ВВС США, чтобы помочь пилотам, подбитым во время Корейской войны, справиться с запредельным насилием в случае попадания в плен.

Центральной составляющей методики, применяемой в тюрьме в Гуантанамо, была депривация сна и нарушение режима сна. Автор статьи написал: «Депривация сна была столь распространенным методом… что дознаватели называли процесс перевода заключенных каждый час-два из одной камеры в другую «бонусной программой для частых полетов». Цель данной процедуры заключалась в доведении заключенных до такого уровня психологического стресса, чтобы они потеряли способность саморегуляции, то есть, как это было описано в статье, «способность сдерживать или контролировать собственное поведение». Эта потеря самоконтроля упрощала проведение допроса, делая заключенных более податливыми и способствуя выдаче ими важных разведданных.

Дискуссия разгорелась по поводу того, является ли систематическая депривация сна в данном контексте законной и этически допустимой формой проведения допроса или же это самые откровенные пытки. После не остается ран или шрамов, да и боли данная процедура не вызывает. ООН в своей Конвенции против пыток дала пыткам следующее определение:

«Любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания… когда данная боль или страдания причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия. В это определение не включаются боль или страдания, которые возникают лишь в результате законных санкций, неотделимых от этих санкций, или вызываются ими случайно» (официальный перевод. – Прим. пер.).

В этом последнем предложении понятие «законные санкции» носит расплывчатый характер и может по-разному интерпретироваться или обсуждаться. Депривация сна уж точно подходит под определение действия, вызывающего страдания.

Как бы мы сейчас ни классифицировали депривацию сна, она на протяжении веков использовалась для допросов и пыток. Первым документальным упоминанием депривации сна является применение ее католической инквизицией в конце пятнадцатого века, и к ней прибегали на протяжении всей последующей истории, от охотников на ведьм в Шотландии шестнадцатого века до допросов КГБ в лагерях, и она наверняка применяется в различных укромных уголках по всему миру и по сей день.

Хотя депривация сна действительно не оставляет физических следов, она не только оставляет следы на психике и приносит психические страдания, но и может нести в себе куда более серьезную опасность.

Хотя систематическая депривация сна у людей и не была никогда должным образом исследована учеными, в экспериментах на животных она приводила к их гибели. Собаки, которым не давали спать, неизбежно умирали спустя 4—17 дней. Точно так же крысы погибали спустя 11–32 дня постоянного бодрствования.

Представьте на мгновение, что вы подверглись этому истязанию. Больше всего на свете вам хочется вздремнуть хотя бы на несколько минут; вы не можете ясно мыслить, ваше зрение затуманено, конечности ноют от усталости. Только вас тормошат при первых же признаках засыпания не тюремщики из Гуантанамо и не католические инквизиторы, а ваш собственный мозг: вы сами себя мучаете. У вас бессонница.

* * *

Клэр пришла в мой кабинет с серьезными проблемами, хотя по ней этого и нельзя было сказать. Она безупречно одета, ей пятьдесят с небольшим, стройная и весьма красивая. Она выглядит в точности как многие успешные, обеспеченные женщины, шагающие по улицам в районе Лондонского моста, в двух шагах от Лондонского Сити. Вместе с тем последние пять лет ей мешает жить ужасная бессонница.

Сон пациентки начал ухудшаться с приближением менопаузы, однако главная причина бессонницы у нее не вызывает сомнений. «Я вернулась на работу после пятнадцати лет, проведенных дома с детьми, – рассказывает она. – Мне было пятьдесят, и мне до жути хотелось проявить себя на работе. На самом деле мне очень мало платили, хотя ответственность была неимоверная. Я нацелилась проявить себя, доказать, что чего-то стою».

Похоже, она подвергла себя невероятным нагрузкам, стремясь произвести впечатление, а также добиваясь повышения. «Когда стала приближаться менопауза, у меня начались проблемы со сном, однако я говорила [самой себе]: „У меня просто трудности со сном. Я просыпаюсь по ночам. Я просто плохо сплю”. Но все равно могла вести нормальную жизнь днем».

Ситуация на работе, однако, окончательно выбила ее из колеи. «Я перестала спать. Знаю, звучит это безумно, но я и правда думаю, что в течение года или около того у меня было так мало настоящего крепкого сна, что я была не в состоянии что-либо делать». Я попросил ее подробней рассказать о том, как складывалась ситуация со сном в тот период. «Я отправлялась спать. Но когда я поднималась наверх в спальню, у меня начиналась настоящая паника. Я просто знала, что меня ждет. И у меня начинало колотиться сердце. Не то чтобы полноценная паническая атака, но я чувствовала, как по телу пробегал адреналин».

Ее тревога по поводу засыпания в итоге только способствует тому, что опасения оправдываются.

Боязнь того, как сложно ей будет заснуть, подливает масла в огонь бессонницы.

Клэр продолжает: «Значит, я лежу в кровати пару часов, а потом просто понимаю, что этому случиться не суждено. Тогда я встаю, спускаюсь вниз и завариваю себе травяной чай, хожу по кухне, не включая яркий свет. А затем ложусь обратно в кровать и пробую снова». Постоянный недосып в итоге сделал свое дело как в физическом, так и в эмоциональном плане.

«Мне становится очень грустно. Иногда я бужу своего мужа, заплаканная и чуть ли не в истерике, стыдно даже признаться. Он ведет себя очень ласково и пытается меня успокоить. Он говорил правильные вещи, всегда. А затем, ближе к утру, я в итоге засыпаю легким, поверхностным сном и просыпаюсь совершенно разбитая».

Так началось падение в бездну. Из-за недосыпа ей стало еще сложнее проявлять себя на работе так, как хотелось, из-за чего тревога усиливалась, а заснуть становилось еще проблематичнее. «А затем у меня случился срыв», – сказала она.

* * *

Ничто не сравнится с одиночеством человека, страдающего от бессонницы, лежащего с открытыми глазами посреди ночи, когда весь остальной мир спит. Клэр завела журнал сна, в котором написала: «Все в доме спят, а я уже просто в отчаянии, ведь столько всего испробовала, но каждую ночь в итоге просто лежу [в гостиной]. Мне ужасно одиноко, такое чувство, что это никогда не прекратится».

Но она не одинока. На самом деле далеко не одинока. Если вам, подобно Клэр, сложно уснуть и не просыпаться потом, или если вы просыпаетесь очень не выспавшимся, то знайте: вас таких много. Бессонница со значительным отрывом занимает первое место по распространенности среди всех расстройств сна. Примерно треть всех взрослых жалуются на плохой сон, и примерно каждый десятый страдает от хронической бессонницы, приводящей к постоянному недосыпанию со всеми вытекающими последствиями в течение дня – усталостью, раздражительностью, проблемами с концентрацией внимания и мотивацией. Вместе с тем бессонница – это не просто расстройство, это еще и симптом таких медицинских проблем, как гиперактивность щитовидной железы либо последствий приема определенных лекарств. Бессонница может быть проявлением таких психических заболеваний, как тревожные состояния, депрессия или биполярное расстройство. На самом деле у половины людей с бессонницей имеется какая-нибудь диагностированная психическая проблема (хотя это вовсе и не означает их отсутствия у второй половины). Но даже бессонница в качестве отдельного медицинского расстройства, не вызванная какими-то другими проблемами, является собирательным термином.

Существуют разные виды бессонницы, и, как бы это странно ни звучало, не все страдающие бессонницей люди лишены сна.

В случае с некоторыми людьми мы не получаем никаких подтверждений их плохого сна. Я редко когда привожу пациентов с бессонницей в нашу лабораторию сна. Людям, которые плохо спят у себя дома, определенно будет непросто уснуть, будучи утыканными электродами, в странной кровати и с осознанием того, что каждое их движение регистрируется и подвергается анализу. Но в некоторых случаях, когда возникают вопросы по поводу причины бессонницы либо у меня есть подозрения на какое-то другое расстройство сна, я все-таки помещаю пациентов к нам на ночь.

Невероятно часто, когда мы встречаемся с пациентами после исследования во время сна и я спрашиваю, как им спалось, слышу от них: «Я спал просто ужасно той ночью». Когда же смотрю на результаты исследования, то вижу в них весьма хороший ночной сон – семь часов или больше – с длительными периодами глубокого сна, хотя человек передо мной и продолжает настаивать, что спал всего час или два. Эта разновидность бессонницы называется «ошибочным восприятием состояния сна» или «парадоксальной бессонницей», которая, вероятно, объясняет большое сходство между результатами исследований во время сна людей, страдающих от бессонницы, и тех, кто спит нормально. Человек как-то по-другому переживает свой сон. Возможно, дело в качестве сна, которое мы не можем измерить стандартным оборудованием – полисомнографом. Либо дело может быть в том, что мозг учитывает время между краткосрочными пробуждениями, характерными для нормального сна, которые воспринимаются человеком, склонным к этой форме бессонницы, как состояние бодрствования, а не глубокого сна, как это показывают приборы.

У других людей с бессонницей сон может быть фрагментированным – они просыпаются по несколько раз за ночь, однако в целом спят нормальное количество часов. Даже у людей со сниженной общей продолжительностью сна может быть нормальное количество часов глубокого сна – стадии сна, играющей первостепенную роль в восстановлении сил и энергии.

У людей же с тяжелой бессонницей, подобных Клэр, обнаруживаются наглядные доказательства урезанного времени сна, порой всего несколько выхваченных часов каждую ночь. И именно у этих людей с короткой продолжительностью сна мы наблюдаем явные физиологические маркеры стресса, «перевозбуждения» нервной системы. Нервозность, колотящееся сердце, полная бдительность, возбужденное состояние – все это характерные признаки перевозбуждения. Под воздействием стресса в игру вступает ряд нейромедиаторов и гормонов. Стресс или тревога стимулируют определенные системы нашего организма, приводя к повышению уровня кортизола, адреналина и норадреналина. При исследовании этих систем у пациентов с бессонницей, характеризуемой короткой продолжительностью сна, мы наблюдаем повышенные уровни продуктов распада упомянутых гормонов в моче. У этой категории пациентов с бессонницей наблюдаются и другие признаки перевозбужденного состояния ночью – учащенное сердцебиение, увеличенное потребление кислорода (что указывает на повышенную скорость обмена веществ), а также увеличение зрачков, что тоже говорит о повышенной активности симпатической нервной системы, которая отвечает за реакцию «бей или беги». Важно то, что эти изменения не наблюдаются у людей с бессонницей, которые на самом деле спят достаточное количество времени по ночам.

Понятия бессонницы и депривации сна часто смешивают между собой. Последствия депривации сна для здоровья – то есть когда люди попросту не дают себе высыпаться – прекрасно известны: смерть, избыточный вес, гипертония, диабет… Список можно продолжать долго. Так что совершенно естественно, что люди с бессонницей беспокоятся по поводу этих проблем. Десятилетия недосыпа определенно приведут к разрушительным последствиям для здоровья. Вместе с тем бессонница и депривация сна сильно друг от друга отличаются. Если изучать человека с депривацией сна в лаборатории сна, то он быстро засыпает, а во время бодрствования показывает плохие результаты при выполнении тестов на внимание. Пациентам же с бессонницей требуется гораздо больше времени, чтобы уснуть, и они гораздо внимательнее, когда бодрствуют.

Здесь, однако, разница между различными типами бессонницы – с короткой и нормальной продолжительностью сна – имеет фундаментальное значение. Оба типа связаны с повышенной активностью мозга. Методы визуализации и мониторинга мозговых волн показывают, что у обеих групп пациентов с бессонницей во время сна наблюдается повышенная активность мозга, что может быть объяснением того, почему пациенты с ошибочным восприятием состояния сна или более-менее нормальной продолжительностью сна воспринимают сон как бодрствование либо не чувствуют себя после него выспавшимися. Вместе с тем только у людей с короткой продолжительностью сна эта повышенная активность наблюдается по всему телу, о чем свидетельствуют химические и физиологические маркеры, такие как частота сердцебиения. Хотя изменение активности мозга и влияет на субъективное восприятие сна, оказывается, что многие из проблем для здоровья, связанные с бессонницей, присущи только людям с короткой продолжительностью сна и физиологическим перевозбуждением, затрагивающим все тело, а не только мозг. Исследования когнитивной деятельности людей, жалующихся на бессонницу, не выявляют значительной разницы по сравнению с теми, кто спит нормально.

Если отделить пациентов с нормальной продолжительностью сна, пускай даже фрагментированного или плохого качества, от тех, кто объективно спит мало, то у последних наблюдаются значительные когнитивные проблемы.

С другой стороны, у людей, которые не высыпаются, но при этом от бессонницы не страдают, не наблюдается активации этих гормонов, нейромедиаторов и сердечно-сосудистых маркеров перевозбуждения, равно как и столь выраженных когнитивных проблем.

Аналогично риск таких проблем со здоровьем, как гипертония и диабет у людей с бессонницей, выше у тех, у кого подтвержденный непродолжительный сон. В то время как у тех, кто спит не менее шести часов, повышенного риска вообще не наблюдается. Было даже показано, что у пациентов с бессонницей и непродолжительным сном слегка повышенный уровень смертности. Вместе с тем потенциальный механизм, приводящий к этому, судя по всему, отличается от того, что происходит у людей с обычной депривацией сна. Известно, что депривация связана с набором избыточного веса, поэтому не может ли быть дело в том, что люди с бессонницей, которые совсем мало спят, набирают вес, что и приводит к предрасположенности к диабету, гипертонии и всем прочим сопутствующим проблемам? Что ж, люди с хронической бессонницей и непродолжительным сном, судя по всему, прибавляют в весе не больше, чем те, кто спит нормально. На самом деле, раз уж на то пошло, эти пациенты реже страдают от ожирения, чем обычные люди. Скорее всего, основным фактором все-таки являются химические и физиологические эффекты перевозбуждения.

Кортизол, естественный стероид, связан с повышением артериального давления и развитием диабета. Мы постоянно наблюдаем такие последствия у людей, принимающих стероиды для подавления иммунной системы при лечении аутоиммунных неврологических заболеваний. Повышенная активность симпатической нервной системы и связанных с ней веществ, таких как адреналин, оказывает прямое влияние на сердце и сосуды, что приводит к отсутствию обычного падения давления, наблюдаемого в ночное время.

Если подытожить, физическими последствиями бессонницы с очень непродолжительным сном являются изменения в поведении кортизола и состоянии сердечно-сосудистой системы, и, судя по всему, они как минимум частично ответственны за повышенный риск проблем со здоровьем, связанный с бессонницей. У людей с бессонницей, которые спят достаточно, наблюдается аномальная активность мозга, однако с физической точки зрения у этой группы пациентов больше общего с теми, кто спит нормально.

Так что же вызывает это перевозбужденное состояние, наблюдаемое у людей с тяжелой бессонницей, которые очень мало спят? Является ли перевозбуждение следствием недосыпа или же, наоборот, само перевозбуждение приводит к бессоннице? Ответ на этот вопрос до конца не ясен, однако низкий уровень активации этих веществ и нервной системы у пациентов с ошибочным восприятием состояния сна (тех, кому кажется, что они плохо спят, однако чья суммарная продолжительность сна является достаточной) и у людей, которые мало спят, но при этом от бессонницы не страдают, определенно указывает на то, что именно перевозбуждение приводит к более тяжелым формам бессонницы.

Вне всякого сомнения, определенную роль играют и генетические факторы. Бессонница часто является наследственной, и исследования близнецов показали, что 57 % случаев бессонницы можно объяснить влиянием генов. В ходе проведенного недавно исследования были установлены семь генов, которые способствуют развитию бессонницы, поэтому вполне вероятно, что к этому перевозбужденному состоянию может быть генетическая предрасположенность. Для людей, подверженных стрессу, будь то из-за новой работы, проблем в отношениях или смерти родственника, временная бессонница и временное перевозбуждение являются совершенно нормальным явлением. Вместе с тем вполне вероятно, что при наличии определенных генов в условиях подобного стресса повышается риск того, что состояние повышенной возбудимости, как с точки зрения физиологии, так и с точки зрения психики, продолжится и после исчезновения стресса. Причем такое состояние как раз и приводит к развитию хронической бессонницы.

Свой явный вклад вносят и психологические факторы. Как я уже говорил, примерно у половины пациентов с хронической бессонницей есть первичные психологические расстройства, в первую очередь тревожные, а перевозбуждение – ключевая особенность тревожных состояний. Так что тревожность сама по себе может способствовать бессоннице. Но что насчет тех, у кого нет тревожности – у половины людей, не имеющих каких-либо психологических расстройств?

У многих пациентов, которых я принимаю в клинике, не наблюдаются панические атаки, они не испытывают беспокойства в течение дня. Однако многие рассказывают похожую историю. Они говорят, что в течение дня чувствуют себя нормально, однако перед тем как лечь спать, начинают переживать, в особенности по поводу своего засыпания. Они беспокоятся, что не удастся быстро уснуть либо что будут постоянно просыпаться ночью. Они живут в страхе предстоящей ночи. Когда голова таких пациентов касается подушки, они не ассоциируют свою уютную кровать с радостью безмятежного сна, а видят в своей спальне источник страданий, инструмент пыток. «Когда ложусь спать, я чувствую себя уставшим, однако стоит выключить свет, как в голове начинают носиться мысли, и я больше не испытываю сонливости», – подобные слова я слышу очень часто. Именно в этот момент люди впадают в перевозбужденное состояние, их мозг «напрягается», и сон внезапно как рукой снимает. Подобно Сизифу, чей камень, который он почти закатил на вершину холма, в самый последний момент выскальзывает из рук и несется вниз, сон словно дразнит этих людей, ускользая прямо у них из-под носа. Чем дольше это продолжается, тем сложнее становятся их отношения со сном.

У состояния обостренной психологической и физической реакции на стресс имеется, однако, и другой аспект.

Помимо плохого сна, у страдающих бессонницей людей может появляться ощущение, будто они на грани смерти, и если они сразу же не поймут, что это ощущение во многом связано с тревогой, то оно может еще больше способствовать бессоннице, потому что человек начинает переживать, что с его здоровьем какая-то серьезная проблема.

Клэр говорит: «Раньше я заходила в Интернет и искала там статьи про проблемы с бессонницей. Я убедила себя в наличии у меня определенных синдромов». Я спросил, беспокоилась ли она по поводу какого-то конкретного синдрома, прекрасно зная ответ, потому что слышал его бесчисленное количество раз: «Фатальная семейная бессонница. Я убедила себя, что умру в течение полугода».

Фатальная семейная бессонница – это прионное заболевание, по своей природе схожее с болезнью Крейтцфельдта – Якоба, которую еще называют «коровьим бешенством». Это безжалостно прогрессирующее неврологическое заболевание, вызываемое передаваемым по наследству дефектным геном, которое неизбежно заканчивается смертью в среднем спустя полтора года после появления первых признаков болезни. Пациенты страдают бессонницей, которая постепенно становится все более тяжелой. По мере развития болезни происходят изменения в вегетативной нервной системе, организм теряет способность контролировать артериальное давление, оно начинает скакать, появляются обильное потоотделение и запоры. Развивается бредовое состояние с галлюцинациями и изменениями поведения, а на последних стадиях болезни пациенты постоянно находятся в забытьи между сном и явью. Эта болезнь, однако, невероятно редкая, и во всем мире известно лишь сорок семей, которые ей подвержены. Пожалуй, то, что пациенты с бессонницей порой быстро приходят к этому диагнозу, является показателем их чрезвычайно повышенной тревожности, раз они так поспешно «обнаруживают» у себя и все остальные симптомы этой болезни.

* * *

Когда я впервые встретился с Клэр, она назвала мне несколько черт своего характера, которые могли привести к ее проблеме. Более того, когда мы заговорили про ее сон до развития бессонницы, она призналась, что он всегда в той или иной мере находился под влиянием происходящего в ее жизни. Триггеры ее перевозбуждения не вызывают сомнений ни у меня, ни у нее: «Думаю, что я сама создала стресс, связанный с работой. И все из-за этой потребности доказать, что чего-то стою, желания вернуться к работе, несмотря на возраст. Кто-нибудь другой мог бы совершенно иначе отреагировать на происходящее. Но у меня просто такая натура, что я хочу все сделать правильно и довольно чувствительно воспринимаю любую критику. Так что я возвращалась домой и переживала из-за [полученной критики], постоянно проигрывая ее у себя в голове».

Она осознает свое перевозбужденное состояние.

«Я дошла до того, что не могу заснуть. Выключатель, который погружает людей в сон, у меня словно сломался. Так что ни днем, ни ночью спать я не могла».

Она рассказала про крайне типичную проблему со сном в дневное время, а также про свою повышенную возбудимость. «Мой мозг так отчаянно пытался работать, он вырабатывал столько адреналина, что я постоянно была „на взводе”, никак не могла расслабиться».

Спустя пару лет плохого сна, однако, Клэр зашла в тупик.

«Это случилось, когда я попросила прибавку. У нас были довольно сложные переговоры, которые стали для меня последней каплей. Все пошло под откос. А из-за страшного недосыпа вкупе с этими событиями у меня началась сильнейшая депрессия, и я не знала, как из нее выбраться. Это был настоящий порочный круг: депрессия способствовала бессоннице, а бессонница усиливала депрессию. У меня начали клочьями выпадать волосы. Я потеряла чуть ли не половину своих волос. Но довольно долго не осознавала, что именно со мной происходит».

Когда мы с Клэр встретились, ей уже диагностировали тревожность и депрессию. Она наблюдалась у специалистов по поводу своих психических проблем, и, опробовав различные лекарства, в итоге начала принимать антидепрессанты, которые сильно ей помогли. «Думаю, где-то четвертый испробованный нами препарат сразу же дал чудесные результаты. Уже спустя пару недель мне стало гораздо лучше. Сон, правда, не улучшился, просто у меня резко сменилось настроение. Словно рассеялась нависшая надо мной туча. Я осознала, что была в некоторой степени подвержена депрессии, с тех пор как у меня родились двадцать лет назад дети. Потому что они [лекарства] все изменили».

Несмотря на лекарства, тревожность и депрессия полностью ее не оставили, да и сон был по-прежнему просто ужасным. Она опробовала несколько препаратов, призванных помочь непосредственно со сном, и некоторые из них какое-то время даже справлялись, однако потом перестали действовать. Они привели к обострению прежде слабо выраженного синдрома беспокойных ног, что было крайне неудачным побочным эффектом. Клэр также проходила психологическую терапию под названием «терапия принятия и ответственности», которая учит людей принимать свою бессонницу с целью снижения стресса, связанного с недосыпом, однако для моей пациентки она оказалась безрезультатной.

Бессонница Клэр не проходит уже год после срыва. В настоящий момент она ложится спать в десять вечера уставшей, однако стоит ей лечь в кровать, как возникает знакомая тревожная реакция – тот «выключатель», про который она говорила, так и не удалось полностью наладить. Подобно морковке на веревочке, сон, стоит к нему приблизиться, сразу же убегает. Она лежит в кровати на протяжении трех-четырех часов, пытаясь уснуть, но в итоге сдается и спускается вниз. К трем-четырем часам ночи изнеможение из-за двадцати с лишним часов бодрствования наконец берет верх над адреналином и кортизолом, бушующими в венах и мозге. Она в итоге засыпает, однако в шесть-семь утра просыпается без будильника.

* * *

Взаимосвязь между бессонницей и психологическими или психическими проблемами весьма сложная. Как я уже говорил, за перевозбужденным состоянием, характерным для более тяжелых видов бессонницы, может скрываться тревожность в том или ином виде. Люди с бессонницей, которые спят совсем мало, зачастую имеют особый психологический портрет, характеризующийся плохим настроением, усталостью и переживаниями по поводу своего здоровья. У людей с ошибочным восприятием состояния сна наблюдаются только плохое настроение и тревожность, однако они склонны тратить много времени на размышления, постоянное обдумывание одних и тех же проблем, а еще они сталкиваются с навязчивыми мыслями. Эти небольшие различия в психологическом портрете, а также связанное с ними нарушение поведения гормонов и сердечно-сосудистых показателей привели некоторых ученых к мысли о том, что эти два типа бессонницы принципиально различны. У пациентов с ошибочным восприятием состояния сна не наблюдаются выраженные черты перевозбуждения, вследствие чего они сталкиваются с меньшим количеством долгосрочных последствий и лучше реагируют на лечение. У пациентов, которые спят мало из-за перевозбужденного состояния – чрезмерной активности химической и физиологической систем, управляющих реакцией «бей или беги», – иной психологический портрет и повышен риск проблем со здоровьем, связанных с бессонницей, потому и лечить их сложнее.

Итак, психические проблемы определенно могут способствовать развитию бессонницы: 90 % людей с клинической депрессией подвержены бессоннице.

Еще когда я был студентом-медиком, нас учили, что раннее пробуждение по утрам является характерной чертой депрессии, однако другие типы бессонницы – такие как проблемы с засыпанием и пробуждения посреди ночи, – тоже довольно распространены. У пациентов с шизофренией зачастую бывает серьезная бессонница, а приступ психоза знаменуется обострением проблем со сном. Вместе с тем связь между сном и психическими заболеваниями работает и в обратную сторону. Бессонница сама по себе является фактором риска развития психических расстройств либо способна значительно усложнить их лечение. Наличие бессонницы, совершенно независимо от всех остальных факторов, заметно увеличивает риск последующего появления депрессии, и это в особенности касается людей с бессонницей, которые очень мало спят. У людей же, которые уже страдают депрессией, бессонница способствует увеличению суицидальных мыслей и повышенному риску возращения депрессии после лечения. Пациенты с депрессией хуже поддаются лечению, когда в списке их проблем есть бессонница.

Вместе с тем имеется ряд вопросов, на которые по-прежнему нет ответов. Эта область науки только зарождается, и мы в полной мере не понимаем ни хитросплетений между сном и психическим здоровьем, ни того, что за ними кроется. Вместе с тем и бессонница, и психические расстройства приводят к изменению как нейронных контуров мозга, так и химических процессов в нем, так что не удивительно, что изменения, касающиеся сна или психического здоровья, могут усиливать друг друга. Они одновременно и курица, и яйцо. Вместе с тем возможно существование и каких-то общих генетических факторов, которые увеличивают риск бессонницы и психических проблем, что добавляет сложности в эту область исследований. Какова бы ни была природа этой связи, она подчеркивает необходимость того, чтобы сомнологи и психиатры действовали сообща, а не просто сосредоточивались на наиболее знакомой им проблеме – только так можно подобрать оптимальное комплексное лечение.

* * *

Исторически основным видом лечения бессонницы является медикаментозная терапия. Бензодиазепины появились на рынке в начале 1960-х годов и быстро стали основным инструментом лечения бессонницы и тревожности – они производились в астрономических количествах. Эти препараты были настолько распространены, что Rolling Stones, которые не прочь были побаловаться наркотическими веществами, написали «Валиуму» оду под названием Mother’s Little helper («Маленький мамин помощник». – Прим. пер.). За последние десятилетия, однако, стало понятно, какую опасность представляют бензодиазепины и родственные им препараты, вроде «Золпидема» и «Зопиклона»: риск седативного эффекта утром, ДТП, падений и переломов бедра; провоцирование сомнамбулизма и других парасомний медленного сна; а также, что немаловажно, развитие зависимости и синдрома отмены с потребностью в постоянном увеличении дозировки для получения прежнего эффекта.

Как результат, мы перешли от этих препаратов к другим средствам, таким как мелатонин, антигистамины и успокаивающие антидепрессанты. У них есть собственные проблемы, различные побочные действия, а также ослабление эффективности со временем, однако при правильном использовании они могут оказать значительную помощь.

Больше всего настораживает то, что, по некоторым данным, снотворные препараты, в особенности бензодиазепины и родственные им средства, увеличивают риск развития в будущем деменции. Тем не менее, как и со многими касающимися сна вопросами, тут все не так просто. Мы уже обсуждали с вами глимфатическую систему – сеть канальцев в мозге, по которым выводятся продукты его жизнедеятельности, наподобие лимфатической системы во всем остальном нашем теле. Во время глубокого сна эти канальцы раскрываются до 60 %, позволяя выводить потенциально токсичные вещества, такие как бета-амилоиды, белки, задействованные в процессах, скрывающихся за болезнью Альцгеймера. Глубокий сон упрощает «уборку» в мозге, и, когда вы испытываете депривацию сна, будь то из-за бессонницы или какой-то другой причины, нарушается и этот процесс очистки мозга. Депривация сна приводит к увеличению концентрации бета-амилоидов в жидкости внутри этих канальцев, что указывает на недостаточно эффективное выведение белков и других токсинов в спинномозговую жидкость, в которой находятся наши головной и спинной мозг. Таким образом, депривация сна и бессонница с короткой продолжительностью сна могут сами по себе увеличивать риск болезни Альцгеймера.

Имеется, впрочем, и другое потенциальное объяснение. Многие дегенеративные заболевания мозга приводят к малозаметным изменениям за годы или даже десятилетия до появления более очевидных симптомов. Вспомним про Джона, наяву повторяющего свои действия во сне, что зачастую на несколько лет предшествует болезни Паркинсона, а также связь тревожности с этим расстройством. Вполне возможно, что при болезни Альцгеймера ранние изменения в структуре мозга, происходящие за годы до фактического ухудшения памяти, приводят к ухудшению сна или тревожности.

Возможно, бессонница не вызывает болезнь Альцгеймера, а является проявлением самых ранних стадий этого заболевания.

То, как на самом деле связан плохой сон и болезнь Альцгеймера, нам еще предстоит выяснить, однако, как бы ни было на самом деле, беспокойства, касающиеся этого и других побочных эффектов медикаментозного лечения, привели к колоссальным изменениям в подходе к лечению бессонницы. В частности, большое распространение получили немедикаментозные виды. Наиболее широко изучаемым и применяемым из них является лечение под названием когнитивная поведенческая терапия бессонницы, или КПТ-Б. Она подразумевает применение методов поведенческой психотерапии с целью, по сути, перепрограммирования мозга у людей, страдающих бессонницей.

В 1890-х годах русский ученый Иван Павлов начал свои знаменитые эксперименты на собаках. Он обратил внимание, что у собак выделяется слюна каждый раз, когда он заходит в комнату, так как они ожидают получения пищи. Он отметил, что, хотя слюноотделение в ответ на прием пищи и является врожденной реакцией, они научились связывать его с едой. Затем он начал тренировать собак связывать с едой звон колокольчика, и вскоре у них начиналось слюноотделение, как только они слышали звон. Это явление было названо условным, приобретенным рефлексом, и люди в каком-то смысле ничем не отличаются от собак Павлова, потому что и у нас развиваются условные рефлексы. Например, вспомните какой-нибудь продукт или напиток, от которого вам бывало плохо в прошлом. Вполне вероятно, что от одного вида этого продукта или напитка у вас начинается тошнота, возможно, даже при упоминании о нем. Вместе с тем условные рефлексы касаются и сна.

Если у вас нет проблем со сном, вы ассоциируете свою спальню с чувством сонливости, с приятным прикосновением одеяла, подушки, волной расслабления, которая погружает вас в сон. У людей же, страдающих бессонницей, условная реакция совсем иная. Для них спальня является средоточием стресса и тревоги, страха предстоящей ночи. Сама кровать приводит к психическому или физическому перевозбуждению, еще сильнее мешая заснуть. Как говорит Клэр: «Она [моя кровать] стала для меня теперь местом мучений, спальня – комнатой пыток».

Суть КПТ-Б заключается в разрушении у человека условной негативной реакции на свою кровать с последующим созданием положительных ассоциаций. Смысл в том, чтобы вновь превратить спальню из комнаты пыток в святилище сна. Достигается это разными способами. Первый – это строгий режим, не допускающий того, чтобы человек подолгу лежал по ночам в кровати, бодрствуя. После нескольких минут безуспешных попыток уснуть пациент должен встать, и ему запрещается использовать спальню для чего-либо еще, кроме сна. Конечно, это может показаться парадоксальным. В конце концов, последнее, что нужно человеку с бессонницей, – это депривация сна.

Многие люди с бессонницей компенсируют плохой сон тем, что проводят больше времени в кровати. Как результат, они увеличивают количество времени, проводимое в кровати без сна, тем самым усиливая негативную условную реакцию.

Если идти от противного, то при ограничении времени, которое людям с бессонницей дозволено проводить в кровати, до пяти-шести часов на протяжении пары недель, в их мозгу формируется желание спать. Подобно тому, как это происходит у Клэр, которая все-таки засыпает в три-четыре часа утра, депривация сна в конечном счете перевешивает состояние перевозбуждения, и наступает сон. Это важнейший шаг в восстановлении ассоциации между кроватью и сном.

Депривацию сна для лечения бессонницы в самой экстремальной форме превратили в Австралии в экспериментальную методику под названием интенсивное переобучение сну. Пациентов просят в ночь перед приходом в лабораторию сна проводить в кровати не более пяти часов. Протокол начинается в 10:30 вечера. В течение следующих суток пациенту разрешается каждые полчаса пробовать уснуть с предварительно прикрепленными к голове электродами. Если через двадцать минут им так и не удается это сделать, их просят встать. Если же пациенты засыпают, о чем свидетельствует их ЭЭГ, после трех последовательных минут сна их будят. По окончании 24-часового периода у них набирается сорок пять возможных попыток уснуть. В теории по окончании этого протокола из-за накопленного недосыпа они должны уснуть сразу же, как только им это позволят. Так восстанавливается условная ассоциация между кроватью и сном. Эта методика сильно напоминает ту, что применялась в тюрьме Гуантанамо, однако клинические исследования дали впечатляющие результаты. Этот кратковременный шок быстро исправляет условную реакцию на кровать и приводит к резкому улучшению сна.

КПТ-Б использует схожие принципы, однако в гораздо более человечной форме, и они сочетаются с другими методиками с целью добиться расслабления и побороть перевозбуждение, а также обучить гигиене сна, например, избегать перед сном яркого света и кофеина, а также должным образом отдыхать вечером. КПТ-Б дает не менее хорошие результаты. В краткосрочной перспективе сон удается улучшить не меньше, а то даже и больше, чем с помощью снотворных препаратов, причем достигнутый результат, как было доказано, сохраняется до трех лет.

Как следствие, КПТ-Б в основном рекомендуется в качестве первоочередного лечения бессонницы, иногда в сочетании с лекарствами в течение короткого или среднего срока. КПТ-Б может также быть использована для постепенного отказа от принимаемых в течение продолжительного времени лекарств для нормализации сна.

Обсудив с Клэр различные варианты лечения ее непрекращающейся бессонницы, мы решили использовать именно этот метод лечения без назначения дополнительных лекарств. Реакция была поразительной. Мы встретились спустя пару недель после начала КПТ-Б. «Я была настроена скептически, ведь столько всего испробовала, – призналась она. – Я была полностью готова к новым лекарствам. Мне совершенно не верилось, что кто-то может мне помочь». Она уже дважды была на приеме у терапевта по лечению расстройств сна и в точности соблюдает программу КПТ-Б. Теперь она проводит в кровати не более семи часов.

«Я считаю минуты до одиннадцати вечера, потому что мне ужасно хочется спать. Я жду. Отдыхаю перед сном. Провожу час в ванне со свечами. А затем в шесть утра срабатывает будильник, и я должна сразу же встать с кровати. Я спускаюсь вниз и сижу там, немного жалея себя. Я добросовестно делала так на протяжении трех недель. И с каждым разом мне становилось все лучше и лучше. Мне с трудом верится, что это происходит, но я сплю. «Выключатель» [сна] снова заработал!»

Это просто невероятный результат, и мы с терапевтом стараемся не быть слишком оптимистичными. Клэр между тем чувствует себя преобразившейся. «Мне сложно вспомнить, когда последний раз я чувствовала себя так, по-человечески – полной сил и способной концентрироваться. Я так рада своей новой жизни», – продолжает она. И, несмотря на мои сомнения, Клэр следует этой программе уже три месяца, и бессонница все это время находится под контролем. С улучшением сна синдром беспокойных ног также стал проходить.

Следующие несколько месяцев, однако, выдались непростыми. Без каких-либо явных на то причин у моей пациентки внезапно снова появилась тревожность, а вместе с ней возобновились и проблемы со сном. Она списывает это на недостаточно строгое соблюдение программы, однако я в этом не так уверен. Думаю, частично это объясняется ее склонностью ставить перед собой завышенные цели, брать на себя ответственность за все вокруг, а также нежеланием признать, что она не может контролировать абсолютно все в своей жизни. Мы повысили дозировку ее лекарств от депрессии и тревожности, и я предложил ей обратиться со своими психологическими трудностями к клиническому психологу. Медленно, но верно она пошла на поправку. С помощью клинического психолога Клэр распознала особенности своего поведения и мышления, которые подвергают ее лишнему стрессу: давление, которое она сама для себя создает, негативные мысли о своей жизни и своих достижениях. Осознав наличие этих деструктивных мыслительных процессов, она научилась снижать эмоциональные последствия незначительных событий в своей жизни, которые прежде вызывали у нее сильнейший стресс. Кроме того, она нашла специалиста по комплементарной терапии, который ей помог.

Когда я разговаривал с ней через девять месяцев после нашей первой встречи, она сказала, что чувствует себя «сказочно». Ее тревожность и проблемы с настроением пошли на спад, а сон стал регулярным. Она засыпает, когда ложится в кровать. Без лекарств. Клэр по-прежнему принимает небольшую дозу антидепрессантов, однако даже ее мы постепенно снижаем. Впервые за пять лет она чувствует себя нормально.

* * *

Спросите у любого человека, страдающего бессонницей, что значит для него сон, и сразу же станет ясно, насколько он важен. Сон затрагивает каждый аспект нашей повседневной жизни – настроение, уровень энергии, восприятие, память, иммунную систему, обмен веществ, аппетит, уровень тревожности. Он влияет на наши отношения со всеми вокруг, а также с самим собой. Как сказала Клэр: «Сон все меняет. Без него ни один человек не может нормально жить. Можно попробовать ненадолго без него обойтись, однако в итоге неизбежно начинаешь отключаться. Мне казалось, будто мое тело отключается и мой мозг отключается. И внезапно благодаря сну все снова заработало».

Заключение

Немного общих соображений о сне

Человек может дольше обойтись без еды, чем без сна. То, что сон имеет для нашей жизни фундаментальное значение, – неоспоримый факт. Однако в современном обществе, во всяком случае, до недавнего времени мы воспринимали сон как должное, как процесс, протекающий сам по себе, как необходимость, позволяющую нам вести нормальную жизнь днем.

В последнее время во многом благодаря стараниям моих многочисленных коллег по всему миру произошел сдвиг в восприятии сна. Из помехи нашей профессиональной и социальной жизни, биологического процесса, который мешает нам быть продуктивными, он превращается в важнейший аспект нашей жизни.

Постепенно признается его неоспоримая роль в поддержании нашего физического и психического здоровья, наших спортивных навыков, когнитивных способностей, даже счастья. И совершенно правильно. Люди начинают воспринимать сон всерьез.

Мы далеко продвинулись со времен «Египетского сонника», да и «Толкования сновидений» Фрейда тоже. Фрейд, разумеется, не знал даже о существовании БДГ-сна, открытого полвека спустя, однако наши знания о сне и его расстройствах за последние пятьдесят лет неимоверно развились. Есть одна звучащая невероятно, однако правдивая история про то, как изобретателя CPAP – методики, применяемой для лечения апноэ, – пригласили в 1970-х годах из Австралии в Эдинбург, чтобы он выступил со вступительной лекцией на проводимой там конференции. По окончании лекции профессор медицины из Эдинбурга встал и объявил аудитории, состоящей из величайших светил английской медицины, что апноэ не существует «в этой стране» и, возможно, они «экспортировали его в колонии». Выдающийся австралийский врач был настолько шокирован и оскорблен, что еще лет двадцать в Великобританию не возвращался.

В наши дни подобное заявление было бы немыслимым, если не совершенно безграмотным с медицинской точки зрения. И статью терапевта, опубликованную «Британским медицинским журналом» в 2013 году, в которой тот заявил, что синдром беспокойных ног был выдуман фармацевтическими компаниями для «впаривания» лекарств, сейчас бы, мне хочется надеяться, никто к публикации не принял. Если раньше сон и сновидения считались каким-то духовным явлением, то теперь они твердо укоренились в физической реальности, имея под собой неврологическую основу. Мы осознали, что расстройства сна становятся следствием нарушения неврологических, психических и дыхательных функций, а не вмешательства бога, колдовства или слабоумия. И мы твердо усвоили важнейшую роль сна в регуляции неврологического, психического и здоровья сердечно-сосудистой системы.

Этот сдвиг произошел и продолжается за счет понимания того, что медицина сна – многопрофильная область, требующая вовлечения неврологов, пульмонологов, психиатров, кардиологов, психологов, хирургов-отоларингологов и стоматологов. А также за счет того, что для проведения исследований в области сна необходимо участие ученых, специализирующихся во всех этих областях.

Технологические достижения в изучении сна тоже сыграли важнейшую роль в этом научном прогрессе. Все началось с использования ЭЭГ для определения различных стадий сна, однако теперь в нашем распоряжении имеются инструменты для измерения вдыхаемого потока воздуха, движений грудной клетки, движений тела. Мы можем визуализировать мозг, причем не только его структуру, но и работу, используя такие методики, как функциональная МРТ, а также снимки с использованием радиоизотопов, такие как ПЭТ и ОФЭКТ. Мы можем анализировать электрическую активность глубоко в мозге посредством имплантированных электродов. Можем отслеживать изменения гормонов, генов, белков и метаболитов в течение суточного периода жизни человека. В нашем распоряжении лабораторные методы, позволяющие отключать гены путем воздействия света на определенный участок мозга. Мы можем разводить мышей с определенными генами, а также изучать геномы большого числа людей в поисках общих генетических вариантов и их связи с различными аспектами сна и его расстройств. Мы можем относительно дешево расшифровать генетический код отдельного человека, определив каждую позицию в последовательности из трех миллиардов символов, составляющих геном, выявляя редкие мутации, вызывающие различные заболевания. Все эти инструменты, имеющиеся в нашем распоряжении, были совершенно немыслимы всего несколько лет назад.

* * *

В клинике сна я чаще всего слышу два следующих вопроса: «Сколько сна достаточно?» и «Что вы думаете о моем трекере сна?» Что касается первого вопроса, я на него не отвечаю, по крайней мере, уж точно не даю какое-то конкретное количество часов. Более того, я попросту не могу ответить на этот вопрос подобным образом. Он сродни такому вопросу: «Какой нормальный рост для десятилетнего мальчика?» Если посмотреть на фотографию класса моей дочери, можно увидеть, что все дети сильно отличаются по росту, однако у всех он нормальный. Аналогично нормальная потребность в сне может сильно разниться. Она зависит от генов и от качества сна.

Нужное количество сна – это столько часов, сколько необходимо вам, чтобы высыпаться, не испытывать сонливости в течение дня, однако быть готовым ложиться спать в одно и то же время, без проблем с засыпанием.

Если вам регулярно удается высыпаться, если вы просыпаетесь до того, как сработает будильник, и не отсыпаетесь по выходным, то вы получаете нормальное количество часов сна.

Что касается второго вопроса, я обычно стараюсь быть деликатным, чтобы никого не обидеть. Мы живем в эпоху, когда все должно быть измерено. Постоянно удовлетворяем потребность применять метрику к нашей жизни, будь то количество проделанных шагов, подписчиков в Instagram, заработанных денег, потребленных калорий, ну и, конечно, сна. Вместе с тем у меня есть большие сомнения по поводу пользы измерения количества нашего сна. Если он соответствует описанным выше критериям, то есть вы спите достаточно, чтобы вести нормальную жизнь в течение дня, не испытывая сонливости, то с большой вероятностью вы спите столько, сколько нужно. Если же вы испытываете усталость и сонливость, то вашего сна вам явно не хватает, и вам не нужен какой-то трекер, чтобы это понять. Вместе с тем, помимо потраченных впустую на это устройство денег, у него есть и другие потенциальные недостатки. На данный момент такие гаджеты не отличаются особой точностью. Повесьте себе на руку пять разных трекеров, и вы получите пять сильно отличающихся оценок продолжительности сна. Они измеряют движения, а не сон, и в зависимости от применяемого алгоритма фиксируют сон с той или иной погрешностью.

И все же они могли бы доказать, что ваша бессонница связана с ошибочным восприятием состояния сна, что на самом деле вы спите достаточное количество часов. Для этого, однако, полученные данные должны быть надежными, чтобы можно было на них полагаться. Есть и другая проблема. Если вы уже беспокоитесь по поводу своего сна из-за бессонницы, то его постоянное отслеживание может только усилить беспокойство, оно может способствовать вашему «помешательству» на сне, тем самым усугубляя проблему. Это явление даже получило название «ортосомния» – состояние, когда люди сами диагностируют себе расстройства сна, основываясь на сомнительных данных своих трекеров.

Для большинства людей сон – субъективный опыт, и бессонница чаще всего сопровождается нормальной продолжительностью сна.

Когда ваш трекер утверждает, что сон был поверхностным, в то время как вы считали его глубоким, это может существенно отразиться на вашем восприятии собственного сна. Это не означает, что такое устройство совершенно бессмысленно. Оно может отслеживать улучшение или ухудшение сна при применении, скажем, когнитивной поведенческой терапии для лечения бессонницы, и что, пожалуй, важнее всего – оно способно предоставить ученым больше данных по режиму сна, в которых искажения, связанные с несовершенством применяемых методик количественного измерения сна, сглаживаются за счет большого количества участников. Что же касается личного применения, особенно когда речь идет о сидящем передо мной на приеме пациенте, то у меня по этому поводу существуют большие сомнения. «Помешательство» на количестве проведенных в кровати часов, которые еще и неточно измерены, приводит к упущению из виду того, что я продемонстрировал на страницах этой книги: что на качество, равно как и на продолжительность сна влияют различные факторы – физиологические, психологические, поведенческие и внешние.

Не менее важно подчеркнуть, что большинство исследований, анализирующих связь между сном и физическим или психическим здоровьем, имеют свои недостатки. Из всего того, что я вам рассказал, можно сделать вывод, что на наше субъективное восприятие собственного сна зачастую полагаться нельзя, так как оно часто оказывается отличным от реальности. Одной из главных проблем при проведении этих исследований является то, что мы во многом полагаемся на слова самих участников. Проводить исследование во время сна для каждого пациента было бы слишком дорого и невозможно с практической точки зрения, во всяком случае, с использованием имеющихся на данный момент технологий. Так что, когда мы анализируем большое количество историй разных людей, пытаясь связать различные факторы сна с повышенным давлением, заболеваниями сердца, болезнью Альцгеймера и прочими проблемами со здоровьем, то вполне вероятно, что в группе людей, которые отмечены как страдающие от бессонницы или депривации сна, на самом деле сборная солянка. Если взять в качестве примера бессонницу, то у одних будет нормальная продолжительность сна, другие будут спать очень мало, у третьих бессонница будет следствием принимаемых ими лекарств, а у четвертых сонливость будет вызвана болью или одышкой из-за каких-то других медицинских проблем. Когда мы связываем продолжительность сна со смертностью, хотя и пытаемся сделать поправку на известные факторы, все учесть невозможно. Равно как невозможно и быть уверенными в том, что все, у кого, по их словам, продолжительность сна составляет более семи часов в день, действительно столько спят.

Не поймите меня неправильно: я нисколько не сомневаюсь, что проблемы со сном действительно серьезно сказываются на нашем физическом и психическом здоровье. Я просто полагаю, что имеют место определенные нюансы, которые мы пока в полной мере не осознаем, поскольку пока их не обнаружили. Возможно, когда технологии усовершенствуются и мы сможем отслеживать сон не только по движениям, эта путаница исчезнет.

Есть в этой книге и другое послание. Дни, когда я погружался в сон, стоило мне закрыть глаза, давно миновали. Чаще всего, когда я ложусь в кровать, мой разум наполняют мысли о статьях или лекциях, которые нужно написать, о ненаписанных письмах, пациентах, которым нужно позвонить, встречах, которые нужно организовать. Иногда пациенты с нарколепсией во время приема засыпают прямо посреди обсуждения их недуга.

И когда я укладываю свою младшую дочку, она отключается, словно по щелчку. Глядя на это, становится понятно, почему мы воспринимаем сон и бодрствование совершенно разными состояниями бытия с явно выраженной границей: укрепленным бетонным забором, Берлинской стеной, разделяющей сон на Востоке от бодрствования на Западе.

Вместе с тем это кажущееся четкое деление скрывает за собой невероятно сложно скоординированный «танец» ядер мозга, нейронов и контуров, работающих слаженно или «разлаженно», чтобы управлять нашим взаимодействием с внешним и внутренним миром, которое определяет состояние нашего сознания. Различные участки мозга работают в гармонии друг с другом, задавая наши циркадные ритмы, погружая нас в сон и проводя через различные его фазы. На протяжении ночи нейронные контуры регулируют переход от поверхностного к глубокому, медленному сну, а затем к БДГ-сну, и такая последовательность повторяется четыре-пять раз за ночь.

Как нам всем известно, чем сложнее устроена какая-то система, тем вероятнее сбой в ней. Глядя, как системные администраторы в больнице пытаются совладать с ужасами нашей компьютерной системы, когда у меня возникает какая-то техническая проблема, я понимаю: дни, когда мне достаточно было просто выключить-включить калькулятор в школе, если он переставал работать, остались в прошлом. Наш мозг бесконечно запутанней, чем любая система, сотворенная руками человека, так что, пожалуй, даже удивительно, что она не выходит из строя еще чаще, чем мы это наблюдаем.

Расстройства сна бывают крайне разнообразными. Кто-то спит слишком много, кто-то – слишком мало, а кто-то спит в неподходящее время или неподходящим образом – эти различные расстройства сна позволяют нам постичь работу мозга: то, как он влияет на сон, а также как сон влияет на мозг.

Функции и дисфункции мозга при бодрствовании бесчисленны. В течение дня мы испытываем эмоции, запоминаем, выполняем когнитивные функции, в общем, делаем все то, что определяет нас как людей, наделенных индивидуальным сознанием. А когда эти процессы дают сбой, мы сталкиваемся с расстройствами, такими как тревожность, депрессия, деменция, эпилепсия, мигрень и так далее. Но хотя нам и кажется, будто ночью наш мозг отключается, мои пациенты демонстрируют обратное. Функции и дисфункции нашего мозга ночью не менее многочисленны и разнообразны, чем днем, и они тоже оказывают влияние на все аспекты нашей жизни в дневное время.

Несмотря на достигнутый нами невероятный прогресс в понимании связи между ночной и дневной жизнью человека, я не могу отделаться от чувства, что мы едва коснулись только самой верхушки айсберга.

Многие вопросы так и остаются без ответа. Некоторые из них невообразимо важные: каково истинное назначение наших сновидений? можно ли действительно бороться с болезнью Альцгеймера путем улучшения сна? Другие не настолько существенны, но не менее важны для людей, страдающих от определенных проблем: как именно иммунная система атакует нейроны при нарколепсии? что именно вызывает синдром Клейне – Левина? можно ли эти расстройства вылечить?

Вместе с тем мы живем в эпоху больших надежд. По мере прогресса в генетике, неврологии и технологиях методики изучения сна развиваются с невероятной скоростью. Огромное содействие оказала бы возможность отслеживать сам сон, а не только движения, у себя дома в течение продолжительного времени. Равно как и методы выявления и анализа генетических особенностей большого количества людей. И новейшие методики изучения мозга и воздействия на него, такие как использование магнитных полей или электрической стимуляции, непременно откроют нам что-то новое. Параллельно с этим происходит разработка технологических решений для сбора и обработки «больших данных» – например, медицинских данных и параметров сна у больших групп населения, что чрезвычайно важно.

Поэтому я мечтаю, что на многие из этих связанных со сном вопросов будут найдены ответы еще при моей жизни. Я с нетерпением жду того дня, когда, получив на приеме какой-то вопрос от своего пациента, больше не буду вынужден признать, что я не знаю на него ответа.