Восьмая заповедь
Помни, что Шекспир всегда говорит правду
Рейнальдо – не самая привлекательная роль в шекспировском каноне. У слуги Полония в «Гамлете» всего тринадцать строк, в том числе «Да, мой господин», «Хорошо, мой господин» и «Да, мой господин, этого я и хотел». Тем не менее роль Рейнальдо в 1977 году послужила важнейшим опытом для Тома Хэнкса; она повысила его мастерство, и не только потому, что, как он выразился, обучение актерской игре посредством исполнения шекспировской роли – это все равно что «учиться игре на скрипке на инструменте работы Страдивари» [1].
В этой постановке Рейнальдо находился на сцене, когда Гамлет давал указания театральной труппе, которую он нанял для «Мышеловки» – пьесы внутри пьесы, с помощью которой Гамлет планирует вызвать у короля муки совести. И на протяжении десятков репетиций и выступлений Хэнкс слушал, как Гамлет предупреждает актеров: «сообразуйте действие с речью, речь с действием» и «не слишком пилите воздух руками».
Хэнкс сказал: «Знаете, слова “Произносите монолог, прошу вас, так, как я вам его прочел, легким языком” – очень важные. Но в теологическом, философском смысле, Гамлет еще просил актеров показать миру его отражение. Это потрясло меня. Я всерьез считаю, что это и есть работа актера, каким бы дурацким или космическим или фантастическим проектом ты ни занимался» [2].
«Держать как бы зеркало перед природой, являть добродетели ее же черты, спеси – ее же облик, а всякому веку и сословию – его подобие и отпечаток», – говорит Гамлет: иными словами, он хочет, чтобы актеры играли так, чтобы заставить каждого зрителя задуматься над своими собственными качествами, и рассказать правду о той эпохе, в которую все они живут.
Хэнкс внял совету Гамлета. Переворачивая сюжет «Большого» (если только он не имеет в виду финальную сцену), он сказал: «Смотри, я играю парня, который волшебным образом превращается в мальчика, так? В реальной жизни так не бывает. Но можно поднести зеркало к человеческой природе и показать подлинность того, что значит быть живым. Это и есть задача актера» [3].
В числе сыгранных Хэнксом шекспировских героев – Основа из пьесы «Сон в летнюю ночь», Кизил из «Много шума из ничего» и Фальстаф из «Генриха IV». Он был сэром Эндрю Эгьюйчиком в «Двенадцатой ночи», когда учился в старшей школе, и вернулся к этой роли спустя сорок с лишним лет. Однако герой, воплотить которого он мечтал много десятков лет, – это Яго, негодяй из «Отелло». Периодически Хэнкс называет этого персонажа «ролью своей мечты» и даже «красавчиком» [4].
Яго – военный, обидевшийся, что его не назначил помощником полководец-мавр Отелло (вдруг кто-то не знает содержание этой пьесы). Яго придумывает хитрый план, чтобы погубить начальника, заставив его поверить, что жена изменяет ему. Он добился своего: Отелло убивает Дездемону, а потом себя. Яго умный садист, негодяй с черной душой, желающий переделать мир с помощью злой шутки. Сохранились свидетельства, что «Отелло» – это первая пьеса, которую Шекспир написал, когда оставил работу актера, и все свое мастерство на новом поприще чистой драматургии он вложил в Яго: этот персонаж создает в пьесе собственный мир и заставляет зрителя поверить в свою версию событий. (Мильтоновский Сатана в «Потерянном рае» (Paradise Lost) многое заимствует у Яго [5].)
Хэнкс утверждал, что притягательность роли Яго во многом обусловлена лишь тем, что, хотя он находит мотивации многих плохих парней загадочными, Яго он понимает: тот «упустил карьерную возможность» [6]. Но надо контактировать с материалом на более глубоком уровне, чтобы суметь прочитать следующий монолог наизусть так, как может Хэнкс.
…Не всем дано
Господствовать, и не у всех господ
Надежные прислужники. Не редкость
Усердный и угодливый холоп,
Который, обожая раболепство,
Прокорма ради, как осел хозяйский,
Износит жизнь, а в старости – отставлен.
Кнут этим честным слугам! Есть другие,
Которые, надев личину долга,
В сердцах своих пекутся о себе
И, с виду угождая господам,
На них жиреют, а подбив одежду —
Выходят в люди; это – молодцы,
И я считаю, что и сам таков.
Поверьте, сударь
(И это так, как то, что вы – Родриго):
Будь я Отелло, я бы не был Яго.
Служа ему, я лишь себе служу;
Бог мне судья, – не по любви и долгу,
А лишь под видом их – в своих же целях.
Ведь если я примусь являть наружу
В моих поступках внутреннюю сущность
И облик сердца, я в конце концов
Начну его носить на рукаве,
Чтоб расклевали галки. Я – не я.
«Когда я впервые это услышал, – вспоминал Хэнкс, – меня вынесло прямо в стратосферу, и я захотел стать актером» [7]. А слова «я – не я» хорошо резюмируют весь сложный механизм работы актера, который надевает маски и заставляет зрителей верить, что перед ними настоящие люди со своими характерами. Или, как понимает это Хэнкс, «я – тот, кем я не являюсь».
Чтобы распутать клубок хитросплетений истин, которые порождает этот вымышленный характер, можно вспомнить и о том, что Шекспир дал Яго обширную мотивацию [8], полагая, что актер, исполняющий роль, сам решит, как сделать ее цельной, и, таким образом, он в равной мере позволил зрителю и актеру, играющему персонажа, удивляться тому, как разворачиваются события. Злое воображение Яго способно осмыслить почти все, за исключением тех мест, куда его заводит ненависть. Яго использует обман, чтобы разрушить жизнь тех, кто его окружает. Хэнкс применяет не меньшую изобретательность и как актер, и как общественный деятель, чтобы заставить себя и своих зрителей соприкоснуться с жизнями других. Яго будет неполным без такого актера, как Том Хэнкс; Том Хэнкс не справится со своей работой, если внутри его не будет немного Яго.
Каждый год начиная с 1990-го Хэнкс и Рита Уилсон проводят у себя мероприятие под названием «Просто Шекспир»: они выбирают шекспировскую пьесу, приглашают кого-нибудь из своих друзей-актеров (Уильям Шетнер и Мартин Шорт участвуют регулярно), днем проводят общую читку и репетицию в костюмах, и в тот же вечер читают со сцены. Доход от продажи билетов, стоимость которых может достигать тысячи долларов, поступает на счет Шекспировского центра в Лос-Анджелесе, некоммерческой организации, исполняющей произведения Великого Барда для школьников и ветеранов. (Уилсон участвовала в одной из их пьес еще в конце 1980-х, исполнив роль Селии в «Как вам это понравится». Вышло так, что ее взяли играть, не зная, что она замужем за Хэнксом, и все были потрясены, когда в вечер премьеры ее муж сидел в зале вместе с компанией их голливудских друзей [9].)
Небрежность и неотрепетированность – одна из главных фишек «Просто Шекспира». Хэнкс сказал: «Весь смысл такой: “Это – не медицина. Тут заморачиваться не надо”» [10].
Однажды Хэнкс пригласил сэра Энтони Хопкинса присоединиться к ним, но получивший классическое образование актер сказал: «Знаешь, меня постоянно просят о таком, и это абсолютно ужасно. Это кошмарное мероприятие с кучей самовлюбленного народа» [11].
Хэнкс ему сказал: «Тони! Этого не будет! Мы играем, чтобы все вдоволь посмеялись». «Что ж, ладно, – снизошел Хопкинс. – Похоже, будет весело».
Это благотворительное событие может подарить удовольствие и обычным людям. Джон Франкенхайм (он с шоу-бизнесом совершенно не связан, но сделал пожертвование в Шекспировский центр и таким образом получил возможность ежегодно ходить за кулисы во время «Просто Шекспира») сообщил:
Ошибка в моем налоговом вычете за 2008 год, просто глупость с моей стороны, привела к неожиданному и резкому повороту событий – мне захотелось по максимуму вкладываться в одно-единственное благотворительное начинание. Я почувствовал, что могу доверять Шекспировскому центру, поскольку и Рита Уилсон, и ее муж давно были членами его правления. Если Тому Хэнксу нельзя доверять, то кому можно?
В знак благодарности меня пригласили в Лос-Анджелес встретиться со знаменитым фандрайзером через несколько дней. Вместе с победителем аукциона на eBay я получил второстепенную роль в «Укрощении строптивой».
Рита сделала перерыв в репетиции, чтобы показать мне театр. Каждого из членов труппы она представила со смешным комментарием – Уильям Шетнер, Аннетт Бенинг вместе с Уорреном Битти, Артом Джонсоном и Дэвидом Швиммером – со всех сторон тебя окружали замечательные артисты. Том Хэнкс, в самом сердце этого действа, не отрывался от своих дел, пока репетиция не остановилась для общего фото всей команды. Я замешкался и отодвинулся в сторону. Том, впервые обратив на меня внимание, махнул рукой, подзывая к ним. Я растрогался, но Рита шлепнула его по голове свернутым сценарием за то, что он назвал меня чужим именем. Так что мы посмеялись вместе уже в первую встречу. Я называю этот снимок «Фото Императора Зурга», поскольку стою как раз между ним и Тимом Алленом.
Мне досталась роль Кертиса, слуги Петруччо, которого играл Том, а Стивен Рут был Грумио, вторым слугой. В начале 4 акта, когда по сценарию требуют нести баранину, мне велели вместо нее принести Тому блюдо с искусственными фруктами. Недовольный Петруччо швыряет фрукты в «безмозглых болванов». Я был немного деревянный, мне кажется, поэтому Том с удовольствием кидался в меня фруктами, один за другим они отскакивали у меня от груди. К его удивлению, в какой-то момент я решил поймать яблоко и перекинуть у него за спиной к Стивену, а его инстинкт комика тут же подсказал ему положить яблоко обратно на блюдо у Тома на коленях. Развеселившись, Том продолжил: он кидал фрукт за фруктом в меня, я их ловил, перебрасывал Стивену, а тот подсовывал их снова на блюдо. Это продолжалось все быстрее и быстрее, пока Стивен не начал падать, терять ритм и ронять фрукты. Том выразил недовольство его неловкостью, а Стивен пустил слезу, хотя продолжал возиться с фруктами. Внезапно, совершенно ошарашенный спортивной абсурдностью всего этого, я поймал себя на словах: «Ты плачешь? Не плакать! В бейсболе не плачут!» Все замерли. Зря я это. Мне пришлось усвоить: не цитируй знаменитые строки в обществе актеров, которые их и сказали. Через несколько секунд Том, мрачно кивнув, разрядил обстановку: «Мальчишка прав: в бейсболе не плачут!» И мы снова принялись дурачиться.
После вечеринки в честь окончания спектакля я подумал, что такой опыт бывает раз в жизни и он подошел к концу. Я и не догадывался, что меня будут приглашать каждый год. Том шутит, не хочу ли я вернуться на сцену, но после третьего выхода я понял, что мое место – в зрительном зале. Через год после этого на «Виндзорских насмешницах» Том спустился со сцены, держа в руках пиццу. Фейт Хилл не захотела кусочек, Кеннет Брана и Трейси Ульман тоже, так что он пробрался через мой ряд, выискивая желающих и комично сокрушаясь, что все отказываются. И тогда он добрался до меня. Наконец-то! Я дал ему доллар на чай, и он с гордостью его взял.
В 2013 году я попал в число тех немногих, кому разрешалось сидеть на репетициях «Двух веронцев», когда приглашенный музыкант – Пол Маккартни – сыграл примерно на пятьдесят песен больше, чем он исполняет во время собственного выступления. Когда два веронца, сыгранные Джейсоном Александером и Эриком Маккормаком, путешествовали через лес, лес изображали четыре участника труппы: они встали в ряд, а в вытянутых руках они держали почти голые ветки. Тома на сцене не было. Он уселся в правой части партера, чтобы понаблюдать за репетицией. Мне ужасно не хотелось его беспокоить, но я прошептал, что у меня, кажется, возникла ценная мысль. Рита Уилсон, Вэл Килмер, Лили Рейб и Томас Садоски держали ветки кто как, но Том, запрыгивая на сцену, указывал им, как построить образ, на который он посматривал у себя на телефоне. Пол с любопытством подошел к нему с левой стороны сцены и хихикнул, увидев, что Том воссоздает обложку альбома «Help!», поднимая руки актеров в те же положения флажковой азбуки. Том, дай бог ему здоровья, указал на меня со сцены, и все поняли, чья это идея. Пол подмигнул мне и радостно помахал, чего я никогда не забуду.
Однажды на пустой сцене, совершенно в пустом театре Том изображал бар в салуне времен Дикого Запада. Я наблюдал, как он берет стакан, подносит его к глазам, смотрит через него на свет, плюет на него, поднимает подол фартука, чтобы его протереть, снова его изучает, кажется, решает, что он достаточно чист, ставит его обратно, а потом уходит со сцены. Вот только нет ни стакана, ни фартука. Он создал всю картину исключительно с помощью выражения лица, жестов и телодвижений, сам для себя. Однажды я услышал, как он признается, что ощущает себя актером, только когда он на сцене. Это не может быть правдой, но я в тот день почти поверил.
Помимо того что он дал всем нам, Том сделал и меня щедрее. Мне было так весело в его компании, я столько всего узнал, у меня появились истории, которые можно рассказывать за торжественными ужинами годами. Не поймите меня неправильно – мы скорее родственные души, чем закадычные друзья. В его жизни я – мелкий игрок в многотысячной труппе. Но ко всему, что могут рассказать о нем Стивен Спилберг или Барак Обама, я добавлю еще кое-что: Том Хэнкс относится к обычному человеку так, словно тот – звезда [12].
