Разрушение Uber

Почему же все пошло не так? Что стало с цифровой мечтой? Возьмем такси. Десять лет назад много где рынок такси не был конкурентным. Во многих городах такси было не найти днем с огнем. Лицензии на такси были невероятно дорогими. Uber должен был исправить ситуацию, однако он просто сменил одну неправильную систему на другую.

Uber можно критиковать бесконечно. Например, за то, что водителям приходится практически жить в своих машинах, потому что им платят крайне мало. Для компании в порядке вещей нарушить закон или шпионить за конкурентами. Она не считает необходимым сообщать пользователям, что их данные были украдены. Однако, помимо прочего, Uber представляет собой гораздо более фундаментальную проблему: компания крадет большую часть денег из системы.

Интернет должен был сделать все проще и позволить нам создать более эффективные цифровые рынки. Почему настолько сложно связать людей, чьи машины простаивают, и тех, кому нужно куда-то поехать, таким образом, чтобы от этого выиграли все? Честно ли, что Uber забирает из системы так много? Не лучше ли было, например, создать кооператив, в котором владельцы машин и их клиенты могли бы распределять эти блага между собой?

Есть две причины, по которым этого не произошло. Одна из них – технологическая (и ее сейчас можно исправить). Другая – экономическая (ее решение до сих пор не выработано). Технологическая проблема заключается в том, что никто не хочет садиться в машину к случайному человеку или чтобы случайный человек садился к нему в машину. Поэтому нужна репутационная система, чтобы водители и пассажиры могли друг другу доверять. Раньше это значило, что нам нужна организация, которая вела бы запись поведения водителей и пассажиров. Uber стала такой организацией. Однако теперь это уже не так. С появлением технологии блокчейна мы можем создать децентрализованную репутационную систему, для которой уже не нужен посредник вроде Uber.

Остается экономическая проблема. Uber не нуждается в том, чтобы зарабатывать деньги. Компания делала и продолжает делать огромные деньги на рынке венчурного капитала. Этот рынок перестал быть конкурентным. Теперь не важно, какая компания лучше. Победителем выходит не водитель и не клиент. Победителем становится тот венчурный фонд, у которого больше денег. Кооператив не может соревноваться с бизнесом, которому не нужно зарабатывать деньги. И уж точно он не может соперничать с таким бизнесом, которому не нужно даже выходить в ноль и который легко готов терять деньги. В 2016 году Uber потеряла 2,8 миллиарда долларов при доходах в 6,5 миллиарда. Это практически по доллару из 2,32 доллара, которые поступают на счет компании. Те, кто финансирует Uber, оплачивают практически треть каждой вашей поездки.

Корпоративные исследования

Вы, может быть, готовы смириться с капитализмом, принимая во внимание те блага, которые привнесли в нашу жизнь корпорации вроде Google или Apple. Подумайте, например, сколько раз в день вас выручает Google или iPhone в кармане. Однако большинство технологий, которые делают нашу жизнь лучше, не продукт корпораций. Интернет был создан Управлением перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США, государственным органом. Всемирную паутину изобрели в Европейской организации по ядерным исследованиям (также известной как ЦЕРН), лабораторией физики, спонсируемой несколькими правительствами. Большинство технологий, которые содержатся в iPhone, тоже появились благодаря исследованиям, финансируемым государством. Сенсорные дисплеи, GPS, интернет и даже технологии, которые стоят за Siri, были оплачены не венчурными капиталистами из Силиконовой долины, а деньгами налогоплательщиков.

Исследование предполагает долгое наблюдение. Оно требует идти на множество рисков, большинство из которых не окупится. Оно чаще приносит пользу обществу, чем конкретным компаниям. Науку не держат в тайне. Мы, ученые, публикуем наши работы, чтобы все могли извлечь из них пользу. Такие институты, как система патентов, позволяют ученым публиковаться и при этом получать заслуженное вознаграждение.

В последние годы большие технологические компании вроде Microsoft, Google и Facebook укрепляют свои связи с университетами. Многие руководящие сотрудники начинают понимать, что инновации приходят из университетов, а не корпоративных лабораторий. Они также начинают понимать, что почти все исследователи, которые работают в лабораториях технологических компаний, приходят из университетов.

То, что именно корпорации, а не правительства обеспечили прогресс в глубинном обучении, – правда. Однако если проследить истоки этого прогресса, то можно прийти к государственным деньгам. Долгие годы Канадский институт перспективных исследований финансировал Джеффри Хинтона в Торонтском университете и Йошуа Бенджио в Монреальском. Хинтон и Бенджио изучали в то время не очень модную тему нейросетей. Ставка канадцев на перспективу сработала блестяще, а потому Канада сейчас лидер в области стартапов, связанных с глубинным обучением.

Современные корпорации

Легко забыть о том, что современные корпорации – продукт последней технологической революции, то есть индустриальной. Сейчас существует совсем немного компаний (в основном банки и издательские дома) старше трехсот лет. Большинство корпораций появилось значительно позже. Средний возраст компаний в индексе S&P 500 – двадцать лет.

Наконец, современные корпорации – это созданные человеком институты, которые отчасти появились для того, чтобы общество могло получать выгоды из технологических изменений. Ограниченная ответственность позволяет директорам корпораций рисковать, не подвергая опасности самих себя. Рынки акций и облигаций дают корпорациям доступ к финансам, позволяющим инвестировать в новые технологии и рынки. Перемещаемость акций продлевает жизнь корпорациям и позволяет им расти.

Такие компании, как DuPont (основана в 1802 году), General Electric (1892), Ford Motor Company (1903) и IBM (1911) – очевидные продукты индустриальной революции. Однако существенная проблема, с которой мы сталкиваемся сегодня, заключается в том, что, хотя многие корпорации извлекают огромную выгоду из технологического прогресса, остальному обществу повезло меньше. Многие технологические компании устроены так, что приоритет отдается основателям, а не держателям акций. Даже там, где основатели не имеют подобных привилегий, структура корпоративного руководства позволяет исполнительным директорам поступать таким образом, чтобы максимизировать их собственную прибыль. Они не связаны напрямую с доходами акционеров или в целом со стоимостью, возвращенной обществу.

В некотором смысле часть этих компаний достигла уровня влияния небольших стран. Возьмем Apple, которая на данный момент оценивается в 850 миллиардов долларов и может вскоре стать первой компанией в мире, чья цена достигнет триллиона. Рассмотрим в то же время одну из самых богатых и маленьких стран в мире, Люксембург. Правило большого пальца в экономике гласит, что актив стоит в десять раз больше, чем годовой доход. Годовой доход Люксембурга – это его валовый внутренний продукт, который выражает общую цену всех товаров и услуг, произведенных гражданами Люксембурга в течение года. Он составляет около 60 миллиардов долларов. Основываясь на этих данных, Люксембург стоит около 600 миллиардов долларов – меньше, чем Apple.