Глава 24
Опираясь на плечо Анюты Коробкиной, Гуров спустился вниз и устроился на диване посреди гостиной. Спустя несколько минут появился Виктор с бинтами, ватой, йодом и перекисью водорода. Вдвоем они сняли с него свитер, разрезали и стащили рубашку, после чего открылась рана. Она оказалась довольно глубокой, были задеты несколько сосудов, что вызвало обильное кровотечение. Анюта обработала рану, туго перебинтовала руку выше места ранения, а затем забинтовала и саму рану.
– Давайте я нашему врачу Борису Аркадьевичу позвоню, к которому мы всегда обращаемся, – предложил Виктор. – Правда, придется его разбудить, но что же делать? Он дядька отзывчивый, приедет.
– Не надо никого беспокоить, – твердо ответил Гуров. – Утром лейтенант позвонит в отдел, и Коптелов привезет врача из полиции. Я себя чувствую вполне нормально. Не так уж много крови потерял, чтобы врача среди ночи вызывать. Сейчас другое важнее. Скажите, – повернулся он к Анюте, – вы ничего не слышали до того момента, когда я начал барабанить к вашему соседу Ширейко?
– Не-ет, – покачала головой девушка. – Я спала глубоким сном, ничего не слышала. Я и проснулась не от вашего стука, а потому что Виктор встал.
– Так, а ты? – повернулся Лев к младшему Селезневу. – Выходит, ты проснулся раньше своей подруги. Может быть, ты что-то слышал?
– Да, я спал не слишком крепко, – ответил Виктор. – Ваш стук я услышал сразу. И каждое слово слышал, что вы говорили.
– Только не надо мне это пересказывать, что говорил, я и так знаю. Лучше скажи, что ты слышал немного раньше. А я вижу, что ты что-то слышал, что-то знаешь. Давай, Витя, колись. Что ты слышал?
– Да, кое-что было… – неохотно выговорил младший Селезнев. – Но я не уверен…
– Расскажи так, как помнишь. В чем уверен, скажи: «Вот, это точно так было». А в чем не уверен, так и скажи, что не уверен.
– Ну, я уже сказал, что спал кое-как, не спал, а, скорее, дремал, – начал Виктор. – Мне, в частности, снилось, что ко мне кто-то крадется. Причем я знаю, что это убийца, и я должен спасаться. Еще размышлял во сне, надо ли мне бежать от убийцы или самому напасть на него. И я решил защищаться. Вроде как встал возле двери и слышал, как по коридору приближаются чьи-то шаги. И тут вдруг я осознал, что уже не сплю. И что шаги слышу на самом деле! Я тут же сел на кровати и стал прислушиваться. Но шаги стихли. Ничего не было слышно. Ну, я решил, что мне все почудилось, и снова лег.
– И все? – спросил Лев.
– Нет, не все. Я лежал, пытаясь уснуть, и тут появились какие-то новые звуки. Что-то стукнуло, раздались чьи-то голоса, снова шаги! Теперь они уже не были такими тихими – человек бежал изо всех сил. Потом стукнула дверь, и все стихло. Но буквально через несколько секунд послышался настоящий грохот – это вы стучали в дверь к Аркадию. Ну, тут уж я вскочил. А за мной и Анюта встала, начала спрашивать, что случилось… Ну, а дальше вы сами знаете.
– Да, дальше я знаю, – кивнул Гуров. – Значит, если я тебя правильно понял, человек крался мимо твоей двери, стараясь ступать как можно тише?
– Да, это были не шаги, а словно… ну, словно кошка прошла.
– А человек шел мимо вашей двери?
– Да, так.
– И обратно он бежал опять мимо вас?
– Да, он пробежал мимо.
– Что-нибудь еще ты слышал?
– Нет, больше ничего.
– А скажи… – начал было Гуров, но не успел договорить, так как на площадке второго этажа появился лейтенант Мироненко. В руке он держал какие-то предметы.
– Я нашел! Нашел! – воскликнул лейтенант. – Все здесь!
– Не кричи, как медведь, когда его гонят из берлоги, – скривился Лев и, обращаясь к Виктору, попросил: – Помоги мне подняться. Надо взглянуть на эту находку.
Виктор помог ему встать, и они направились к лестнице.
– Не надо вам подниматься, я сейчас спущусь, – крикнул Мироненко и быстро сбежал вниз. – Вот, – сказал он, протягивая Гурову то, что держал в руках. – Все здесь: и балаклава, и свитер синий, и нож. Знаете, где я все это нашел? У Аркадия под подушкой! Как видно, он не успел спрятать куда-нибудь подальше. Главное для него было – успеть раздеться и придать себе сонный вид. Это у него получилось, надо признать. Когда он только открыл дверь, я еще подумал: «Вот, разбудили человека, спал без задних ног». А теперь ясно, что он просто лапшу нам на уши вешал!
– Ты как проводил обыск – по правилам или нет? – спросил Гуров. – У тебя были свидетели?
– Да, там как раз проснулся и подошел Перевозчиков, и я попросил его присутствовать при обыске. И еще Инесса Максимовна осталась, по собственному желанию.
– Так я и думал! – воскликнул Виктор Селезнев. – Значит, это все Аркадий! Вот гнида!
– Погоди распаляться, – остановил его Лев. После чего вновь повернулся к лейтенанту и спросил: – А где сейчас сам Аркадий?
– У себя в комнате, – ответил Мироненко. – Я надел на него наручники, а второй парой браслетов приковал к кровати.
– И что он говорит?
– Ну, что они все в таких случаях говорят? Что он знать ничего не знает, что вещи не его, он не знает, как они очутились под подушкой, что он требует присутствия адвоката и все наши действия – одно самоуправство.
– А как реагировали понятые?
– Перевозчиков вначале все поддерживал Аркадия, тоже говорил, что я занимаюсь самоуправством и что секретарь ни в чем не виноват. А потом как-то сник, замолчал. И протокол обыска подписал без возражений. А Инесса Максимовна все время ахала и восклицала: «Не может быть! Этого не может быть! Аркадий чудесный юноша! Мы ему так верили!» Но протокол тоже подписала.
– Значит, ты считаешь, лейтенант, что дело раскрыто? Что мы нашли убийцу, нашли того человека, который убил троих и пытался убить еще двоих – сначала Перевозчикова, а сегодня меня?
– А что тут еще можно думать? – удивился Мироненко. – Какие еще могут быть мнения? Вы вечером сами говорили, что в своих показаниях Аркадий нам постоянно лгал. Вот вам первая улика. Зачем это вранье? Ясное дело – чтобы скрыть свою роль в преступлениях. Затем сегодняшнее нападение. Аркадий самый спортивный из всех присутствующих, и потому он мог вырваться из западни, нанести вам удар, ранить, а потом сбежать от нас обоих.
– Ну, вообще-то, самый спортивный здесь – это я, – подал голос Виктор Селезнев. – Но я никуда не крался и не бежал.
– Вот именно! – воскликнул лейтенант. – Тут вступает третья, самая важная улика – вот эти вещи! – и он потряс найденной маской, свитером и ножом. – Как они могли попасть ему под подушку, если он сам их туда не клал? Отвечу: никак! Так что пусть Аркадий тут дурочку не ломает. Вон, уже светает. Часа через два приедет капитан. Надо только заранее ему позвонить, рассказать, что у нас произошло, и чтобы он захватил автозак и конвойную команду. Доставим этого Аркадия в Геленджик, в отделение, и будем уже допрашивать его по всем правилам. И если ему хочется с адвокатом – пусть будет адвокат. Только вряд ли он ему поможет. Слишком много улик против него накопилось. Да, ведь утром еще одна улика возникнет! Должен приехать криминалист, который осмотрит кусты в аллее. Я уверен – никаких следов одежды Аркадия там не окажется.
– А что за кусты? Что за одежда? – поинтересовался Виктор. Как видно, он захотел тоже почувствовать себя сыщиком.
– Потом, если хотите, я вам всем объясню, – ответил Мироненко. – Но главный факт ясен уже сейчас – убийцей является Аркадий Ширейко.
– Спешишь с выводами, лейтенант, – покачал головой Гуров. – Впрочем, мы все имеем такую привычку – спешить с выводами. И первый спешил я сам. Ведь я все первое время, когда приехал сюда, считал убийцей вот этого молодого человека, – ткнул он пальцем в сторону Виктора.
– Меня? – удивился тот.
– Тебя, тебя. И ты давал для этого поводы. Вспомни, как ты себя вел, как мы с тобой «пообщались» тогда в гараже. Ну, и про завещание ты знал. А ты сам понимаешь, что означают для тебя лично изменения в этом документе. Но я не хочу снова мусолить эту тему. В общем, вчера я понял, что был неправ, и ты тут ни при чем. Тогда я обратил внимание на Аркадия. И целые сутки был убежден, как и ты, что он – главный виновник всех здешних безобразий. И капитана успел в этом убедить, и тебя.
– И правильно сделали! – заявил Мироненко. – Нет никаких причин сомневаться в его виновности!
– Нет, есть такие причины! И знаешь, кто меня заставил изменить свое мнение? Вот он же, Виктор. Точнее, его показания о событиях сегодняшней ночи.
– Интересно, что же я такого рассказал, что заставил вас пересмотреть свое представление об убийце? – заинтересовался младший Селезнев. – Вроде я ничего такого не сказал…
– И мне интересно, что за такие важные показания у него были, – присоединился к свидетелю лейтенант Мироненко. – Не расскажете?
– Расскажу, но не сейчас, – ответил Гуров. – Мне самому еще надо все обдумать. Пока что прошу вас всех, особенно тебя, Виктор, и тебя, Аня, – повернулся он в сторону девушки, – придержать язык за зубами. Не надо говорить никому о том, что я не верю в виновность Аркадия Ширейко. Можно говорить, что я в ней сомневаюсь. И в твой план, лейтенант, относительно судьбы Ширейко мы внесем коррективы. Поднимемся сейчас наверх и снимем с секретаря наручники. И ты никуда его не увезешь. Надо, чтобы он оставался здесь до приезда адвоката Бориса Иртеньева. Так что никакого звонка Коптелову о присылке автозака делать не нужно, везти Аркадия Ширейко в Геленджик не потребуется.
– Вот и хорошо, что Аркадия не посадят в тюрьму, – произнесла Аня Коробкина. – Он, конечно, задавака, но мне его жалко. И я тоже не верю, что он убийца. Как-то не хочется в это верить. И все же одного человека нужно увезти сегодня в Геленджик.
– Кого же это? – удивился Гуров.
– Вас! Вы ранены, а лечиться отказываетесь. Пусть вас осмотрит врач там, в городе.
– Она права, – согласился с Аней Мироненко.
– Никуда я не поеду, – заявил Гуров. – Мне никак нельзя отлучаться из этого дома. Как вы не понимаете? События приближаются к развязке, и моя задача – сделать так, чтобы эта развязка привела к установлению и аресту убийцы. Никто, кроме меня, этого сделать не сможет. А вы говорите – уехать…
– Ну, если сами не хотите ехать, то давайте я хоть позвоню капитану, чтобы он привез нашего врача, – предложил лейтенант.
– Ладно, на это я могу дать «добро», – кивнул Лев. – Все равно нужно позвонить Коптелову, рассказать ему о событиях минувшей ночи. Так что ты звони, а я, пожалуй, пойду в свою комнату да посплю часок. Но сначала – Аркадий. Пошли, поднимемся к нему вместе. Ты понял, какую линию мы будем держать? Установка такая: против него имеются серьезные подозрения. Он у нас – главный подозреваемый. Но улик для его задержания и помещения под стражу недостаточно. Поэтому я считаю твои действия чрезмерными. Впрочем, я сам все это скажу.