Моя карьера в продажах

Это история о странствующем торговце, и начинается она в баре, расположенном в дальнем углу лобби отеля в Мобиле, штат Алабама. Возможно, это был «Хайятт», но может быть и нет. Моя память способна разделить отели только на три категории: отвратительные, вполне себе миленькие и «возможно, «Хайятт». В чем я уверена, так это что в баре отеля со мной также сидели Аллан Герганес и Клайд Эдгертон; был последний день конференции Ассоциации юго-восточных книготорговцев. Мы выпивали и разговаривали о книжных турах. У каждого из нас недавно вышла или готовилась к публикации книга, и каждому вскоре предстояло отправиться в путь. Ни одному из присутствующих эта перспектива не была по душе.

– Надо пить больше воды, – сказал Клайд и вытащил из сумки бутылку «Эвиан», чтобы подчеркнуть свою мысль. Он считал, причина, по которой последний тур дался ему особенно трудно, заключалась в обезвоживании (все время в самолетах). По мнению Клайда, именно нехватка воды в организме привела его к длительному приступу постгастрольного уныния. Тогда мы обсудили постгастрольное уныние – неожиданный компаньон уныния гастрольного. Из нас троих лишь Аллан был настроен оптимистично. «Единственное, что может быть хуже книжного тура, – сказал он, – это не поехать в книжный тур».

На прошлой неделе я написала Аллану и спросила, помнит ли он тот разговор, и, если да, правильно ли помню я сама, что дело было в 1994-м? Он ответил: «По-моему, это был 1992-й, я был в туре с «Белыми людьми». Рассказы о войне, мили по стране. Я не пил до этого тура». Клайд сказал, что тоже помнит тот разговор: «…хотя мне казалось, это был тур 1997-го или 98-го года, когда я то и дело пил воду и медитировал, чтобы избежать депрессии». Сама я была в книжных турах в 1992, 1994 и 1997-м (ну и 2001, 2002 и 2007-м, раз уж на то пошло), так что возможно и то, и другое, и третье. Туры, как и отели, постепенно сливаются в один. Книги, города, магазины, аэропорты, толпы, отсутствие толп – все сводится к рубрике «Что произошло, пока меня не было». Что я всегда помню ясно, – времена, когда я смотрела на других писателей, подобно тому, как первопроходцы, катившиеся сквозь прерии в своих крытых фургонах, наверное, запоминали каждую деталь из жизни других поселенцев, встречавшихся им на пути, косивших высокую траву под необычным углом. «Ну и как вы тут?» – выкрикиваешь ты со своего деревянного насеста.

– Тяжко, – отвечает твой брат-поселенец и упреждающе поднимает бутылку «Эвиан». – Пей побольше воды.

Что я и делаю. Причина, по которой я так усердно следую совету Клайда и повторяю про себя, как мантру, слова Аллана, заключается в том, что это единственные наставления, которые я получила касательно этого столь важного аспекта моей жизни. Даже в суперпрофессиональной Писательской мастерской при Университете Айовы, где я училась в середине 1980-х, нет семинара, посвященного книжным турам, хотя мысль о том, что у них такой в принципе может быть, пугает не меньше. Иногда лучше не знать, что ждет впереди.

* * *

Когда в 1992-м вышел мой первый роман «Святой покровитель лжецов», мне сказали, что рекламный бюджет будет скромным. Конечно, я могла грамотно растянуть бюджет: перемещаться на машине, а не самолетом, останавливаться в дешевых отелях, экономить на еде, свести к минимуму междугородные телефонные разговоры и таким образом охватить больше книжных магазинов. Подобно новобранцу, впервые явившемуся на службу, я вытянулась по стойке «смирно». «Разумеется», – сказала я. В конце концов, речь шла о моей книге, физическом воплощении моих мечтаний. Я была готова на все, чтобы помочь проложить ей дорогу в большой мир. Пиарщик в «Хоуфтон Мифлин» составил мне маршрут. Я должна была посетить около двадцати пяти городов, уложившись в 3000 долларов. С одним приличным платьем в багажнике я отправлялась в Чикаго, находила ближайший к книжному «Макдоналдс», переодевалась в туалете (говорите что хотите о еде, но уборные у них отменно чистые), ехала в магазин и представлялась человеку за прилавком. Это было труднее всего: подойти к незнакомцу за кассой и сказать, что в семь часов у них запланировано мероприятие со мной. Мы смотрели друг на друга без малейшей надежды и оба понимали, что никто не придет. Бывало, заходили двое-трое, иногда пять человек (иногда это были сотрудники магазина), но чаще всего в городах, где у меня не было родственников, чтобы собрать небольшую компанию, я бывала одна. В те дни я была внештатным автором «Брайдал Гайд», а в магазине, как правило, работала какая-нибудь обрученка. И вот мы с ней садились и говорили о выборе платьев для подружек невесты и цветочных композициях, пока мое время не истекало; затем она просила меня подписать пять экземпляров книги – про запас. Это, как мне говорили, своего рода трюк, поскольку подписанные копии не возвращались издателю, так что они были вроде как заранее проданы. (К сведению: это неправда. Я самолично вытаскивала из запечатанных коробок якобы нетронутые копии моих книг и обнаруживала внутри собственную подпись. Кто-то отсылал их назад.) Впрочем, это не имело значения: пиарщик сказал мне, что успех книжного тура измеряется не тем, сколько экземпляров вы продали в тот или иной вечер. От меня требовалось быть приветливой, чтобы понравиться кассирше и, возможно, администратору, чтобы они прочли мою книгу, когда я уеду, увидели, как она хороша, и впоследствии месяцами, а то и годами советовали ее покупателям. И я поверила, потому что иначе у меня не было бы ни малейшего представления о том, что я здесь, собственно, забыла. Тепло распрощавшись, я выходила из магазина в потемках, вновь проезжала пару кварталов до «Макдоналдса», переодевалась и пару часов ехала в сторону Индианаполиса, где должна была выступать следующим вечером ровно в семь. Я была вымотана и растеряна, и все же говорила себе, что это стоящий опыт, ведь я была дружелюбна, и поэтому меня запомнят.

* * *

И, как знать, может, так оно и было. Когда я продвигала мой пятый роман «Бег», то стабильно собирала по двести человек за вечер. Пока мои терпеливые читатели стояли в очереди, ожидая автографа, я впервые осознала, что книжный тур – не просто жест доброй воли. Он реально поднимает продажи.

* * *

В издательских сказаниях – торговом эквиваленте городской легенды – нередко упоминается Жаклин Сюзанн, которая первой решила, что автор должен не только писать книги, но и лично их представлять. Вместе со своим мужем Ирвингом Мэнсфилдом она появлялась в магазинах по всей стране, чтобы подписывать копии «Каждый вечер, Жозефина!» (книжки о ее пуделе). К моменту выхода «Долины кукол» она была частым гостем в телеэфирах Мерва Гриффина, а ее рекламный график позволял книге занимать первую строчку в «Нью-Йорк Таймс» на протяжении двадцати восьми недель.

Подписывать книжки в магазинах – это одно, а вот книжный тур в его нынешней продвинутой модификации считается заслугой Джейн Фридман, до недавнего времени бывшей генеральным директором «Харпер Коллинз» (моего нынешнего издателя). В двадцать два года она устроилась пресс-агентом в «Нопф», где ей поручили продвигать второй том «Осваивая искусство французской кухни» Джулии Чайлд. Шоу Джулии с успехом шло на бостонском общественном телевидении, и Джейн решила связаться со всеми общественными каналами на рынке. После этого она запланировала выступления в больших универмагах (в 1970-м там были впечатляющие книжные отделы). «Я сказала: я привезу Джулию в ваш город, она выступит на местных телеканалах, о ней напишут в газетах, а затем устроим автограф-сессию в универмаге».

Далее последовал самый настоящий медиашторм, поднявший продажи, и это задало золотой стандарт, которого пиарщики придерживаются до сих пор. Магазины пестрели объявлениями. Города гудели ожиданием. Ничто не было оставлено на волю случая. Во время первой же запланированной остановки в Миннеаполисе, в семь тридцать утра Фридман выглянула из окна своего номера и увидела тысячу женщин, выстроившихся перед универмагом. «Это был момент успеха в его голливудском понимании, – вспоминает она. – Мы разверзли воды Красного моря. Джулия приготовила майонез в блендере – продано пятьсот копий». Город за городом формула продолжала срабатывать: Джулия ловко разбивает и взбалтывает яйца, женщины выстраиваются в очередь, чтобы купить книгу. Любой современный писатель, кроме разве что Стивена Кинга и Джона Грише-ма, может почувствовать подергивание нижней губы при одной только мысли об этих цифрах. «Сегодня на шоу «Сегодня» у тебя панельная дискуссия с шестью другими авторами», – говорит Фридман, и внезапно оказывается, что говорит она это как мой издатель. Гендиректор, в котором не умер пресс-агент, наставляет меня по поводу моего следующего шоу. «Связь между писателем и читателем не ослабла. А то и сильнее стала. Люди, что приходят на встречи с тобой, – это настоящие фанаты Энн Пэтчетт. Рада, что все получилось. Именно этого я и добивалась».

По поводу моих собственных намерений я не столь уверена. Мне никогда не избавиться от мелочной веры, что в книжном туре есть нечто изначально неправильное, что сама идея об авторе, продающем свои книги, в корне неверна. Большинство из тех, кто способен сидеть в одиночестве день за днем, год за годом, заполняя пустоту печатными буквами, вероятно, по определению не способны работать с аудиторией так же хорошо, как политики (хотя я, например, не боюсь публичных выступлений и они неплохо мне удаются). Мы – страна, одержимая знаменитостями, и все попытки переделать писателей в уменьшенные копии Линдси Лохан не дают ничего, кроме поощрения и без того пагубной культурной привычки. Неважно, что нам говорят в книжных клубах, чтение – сокровенный акт, не касающийся даже того, кто написал книгу. Когда роман опубликован, автор остается в стороне. У читателя и книги теперь свои собственные отношения, их следует оставить наедине. «Мне нравится слушать, как вы читаете», – сказала недавно женщина, подошедшая после чтений за автографом. Он рассказала о своей любимой писательнице, которой зачитывалась годами. Но когда она услышала ее голос, все переменилось. «Это был кошмар. С тех пор я не открывала ее книг». Я сказала ей с немалым пристрастием, что та женщина, та писательница – не важна, о ней следует забыть.

– Любите ее книги, – сказала я. – Ее саму вы любить не обязаны.

– Я понимаю, – ответила она. – Я все понимаю, но теперь не могу перестать слышать ее голос.

Голос автора – не единственное, что способно сбить с толку. Отвечая на вопросы читателей, я, вероятно, могу прояснить сомнительную концовку моего романа или туманные мотивы персонажей, но кто сказал, что я буду права? Ценность написанной книги в том, что все решения теперь принимает читатель, и мои подсказки ни к чему.

Конечно, книжный тур – это не только месяц жизни на чемоданах, перекусов в аэропортах и въезжания лбом в стену, потому что забыла, где находится ванная комната (со мной это случалось дважды). Это, если вам очень повезло, мучительное повторение интервью. Я могу трижды выступить на радио, на девяносто секунд появиться в полуденном эфире местного телеканала, дать два телефонных интервью двум газетам, и все это до того, как приеду на встречу в книжный. Если правильно распределить время, я и в подкасте могу успеть записаться. Девяносто пять процентов вопросов всегда одни и те же. Другого я и не жду. Но когда в двадцать девятый раз я оказываюсь в стеклянной будке с микрофоном и наушниками и кто-нибудь спрашивает: «Так откуда все-таки к вам пришла идея этого романа?» – что-то внутри меня надламывается. Мне хочется прокричать: «Это роман о вас. Я много лет крала вашу личную переписку». Вместо этого я вызываю моего внутреннего Лоренса Оливье и пытаюсь играть роль романиста. В конце концов, были годы, когда никто не хотел брать у меня интервью, и годы, когда интервьюеры общались со мной, даже не заглянув в мой роман. (Это всегда известно наперед, если первый вопрос звучит так: «Давайте поговорим об этой замечательной обложке».)

Если не брать в расчет непреходящий успех Джейн Фридман и Джулии Чайлд, продажа книг – не такая уж большая наука. Хотя вы вроде как продвигаете новый роман, тур в конечном счете всегда оказывается посвящен вашей предыдущей книге. Той, что люди уже прочли, и теперь хотят о ней поговорить. Если это, конечно, не ваш первый тур, когда о вашей книге вообще никто не слышал и говорить о ней не с кем. Об этом мне недавно напомнила колонка в нашей местной газете «Теннессиец». Автор припомнил мое первое появление на тематическом ужине «Автор-и-книга» в Нэшвилле в 1992-м, во время которого я сидела одна за столом для автографов, в то время как у других собрались толпы: Рики Ван Шелтон (сладкоголосый кантри-трубадур, написавший детскую книгу), Жанет Дейли (авторка популярных дамских романчиков) и Джимми Баффет (без комментариев). Редактору газеты стало так меня жаль, что он подрядил двадцать пять человек из своей команды купить мою книгу, встать в очередь и получить автограф, о чем в последующие пятнадцать лет я не догадывалась, пока не прочла об этом в газете. Всем этим послушным сотрудникам стоимость книги впоследствии была возмещена.

Несколько человек, которые все же прочли «Святого покровителя лжецов», пришли послушать меня, когда я представляла мою вторую книгу «Тафт». Затем читатели двух этих книг приходили на встречу со мной, когда я приезжала в их город, чтобы представить мой третий роман «Прощальный фокус». Читатели «Фокуса» собрались, когда я приехала с «Бельканто». В этом туре было много слез. В сумочке у меня были наготове салфетки. Люди хотели поговорить о смерти иллюзиониста Парсифаля и о том, что стало с его ассистенткой Сабрин. До Роксаны Косс, всемирно известной оперной певицы, оказавшейся заложницей в неназванной южноамериканской стране, никому не было дела. О ней все хотели поговорить шесть лет спустя, когда я вернулась с романом «Бег».

Иногда я думаю, что мне стоит сложить мои романы в чемодан с двумя секциями: дорогие новые издания в супере с одной стороны, а те, что поменьше и помилее, в мягких обложках, с другой, и просто ходить от двери к двери по какому-нибудь кварталу Сент-Луиса. Если кто-нибудь захочет, чтобы я остановилась посреди тротуара и почитала вслух, я почитаю. Если кому-то понадобится, чтобы я завернула книгу в праздничную подарочную упаковку, я заверну. Если кто-то захочет поплакать у меня на плече, я обниму. Эти, скажем так, личные продажи, доведенные до совершенства продавцами косметики и энциклопедий, казалось, действовали по более надежной формуле, чем маркетинговые схемы издательств. Даже когда моя читательская аудитория немного разрослась, – к моменту выхода «Прощального фокуса» их число колебалось от пятнадцати до двадцати пяти, – я по-прежнему летала через полстраны, чтобы посидеть в комнате с пустыми стульями. Кто же знал, что мои чтения в Чикаго совпадут с игрой плей-офф НБА (в те дни, когда это еще что-то значило), или что в тот же день Итан Хоук будет читать свой новый роман на Техасской книжной ярмарке в соседнем павильоне со мной? Мне никогда не было сложно и для трех человек почитать. Опыта у меня предостаточно. Секрет в том, чтобы все сели как можно ближе.

Сам собой возникает вопрос: почему бы просто не остаться дома? Поверьте, я сама неоднократно им задавалась, по большей части в темных гостиничных номерах, когда в полпятого утра начинал звонить будильник и мне нужно было спешить в аэропорт. Ответ отчасти состоит в том, что книжный тур прописан в моем контракте; продажи – часть моей работы. Но гораздо важнее то, что я верю Аллану Герганесу. Смотреть, как книга чахнет на полке, – гораздо хуже, чем воспользоваться шансом побороться за ее успех. Рынок огромен, переполнен и захайпован, он требует читательского внимания. Книга, весящая не сильно больше фунта, не имеющая разъема для подключения, имеет право на всю возможную помощь. Я знаю немало писателей, чьи издатели из-за нехватки то ли средств, то ли уверенности не отправляют их в туры. Не знаю ни одного, который не ухватился бы за такую возможность.

Джейн Фридман говорит, ей важно, чтобы тур был успешным для автора, а это значит посылать в тур стоит людей, у которых есть сложившаяся армия поклонников. Дни, когда новоиспеченного романиста бросали в воду и смотрели, сможет ли он выплыть, прошли. Процесс слишком дорогой и слишком энергозатратный, чтобы повторять те туры, которые пережила я в начале девяностых. И все же я задаюсь вопросом, кем бы и где бы я была без этих выматывающих обязательных поездок. Это было бы равноценно тому, чтобы сразу выступать на Бродвее без долгих лет, проведенных в варьете, где я бы в прямом смысле собирала свое искусство по частям.

* * *

Однажды поздним вечером после выступления в Вашингтонском кафедральном соборе я заканчивала подписывать экземпляры моего романа «Бег». К столу подошли женщина с девочкой лет шестнадцати, хотя, возможно, и меньше.

– Уже очень поздно, а завтра кому-то в школу, – сказала я.

– Когда она доберется до постели, будет гораздо позже, – ответила ее мать. Девочка стояла и потупив глаза. – Нам еще обратно в Западную Вирджинию четыре часа ехать. – Женщина расплылась в улыбке. В конце концов, она была матерью, и очень гордилась тем, что сделала для своего ребенка. – Я знала, что сегодня она услышит от вас нечто, что ей необходимо услышать, что-то, чего она никогда не забудет, – и была права. Вы ее самая любимая писательница. Она тоже хочет посвятить жизнь литературе.

Как же мне хотелось подарить что-нибудь этому ребенку – амулет или золотой компас, – чтобы показать, как сильно я в нее верю. Она ничего мне не сказала, я обняла ее за плечи, чтобы ее мама нас сфотографировала. Я написала ее имя рядом с моим в ее копии моей книги. Я поблагодарила их обеих за то, что они приехали, но не было никакой возможности отблагодарить их в достаточной мере. Было поздно, за их спинами стояли люди, ожидавшие автографа, а им самим предстояла дальняя дорога.

2008