«АН» № 495 от 04.02.2016
Певческий голос из самых глубин души, слёзы в глазах, кротость… Российские телезрители полюбили тридцатилетнего иеромонаха Фотия почти единогласно: в финале телешоу «Голос» он набрал 76 %. Немалый интерес вызвала сама персона конкурсанта. Монах в телешоу? Такое возможно? Оказывается, да. Отец Фотий взял благословение на участие от игумена своего Боровского монастыря и Калужского митрополита, а впоследствии получил известие о том, что его поступком довольны в Московском патриархате.
Содержание российской эстрады и искушение звёздностью, ряса на сцене и распорядок жизни в монастыре, батюшки на джипах и ценники в храмах, споры о роли православия в русской истории и политическая позиция священства – на эти темы иеромонах высказался в интервью «АН».
– Отец Фотий, вы говорили, что не слушаете попсу. Но представление о российской эстраде наверняка имеете, так ведь?
– Наша эстрада ушла от тех добрых песен с глубоким смыслом, которые звучали в советские времена. Сейчас мы их почти не слышим. Эстрада коммерциализировалась, и главным критерием для песни стала так называемая продаваемость. Дескать, музыка должна быть развлекательной, под неё должно быть удобно «зажигать». Продюсеры и худруки зачастую не ищут в ней доброты и глубины, обычно всё выливается в низкопробное шоу.
С другой стороны, многие устали от этой попсятины – высок запрос на душевные песни. Есть признаки того, что на наших глазах наконец-то созревает идеология русского шоу-бизнеса. На «Русском радио» недавно хотели полностью изменить сетку вещания в пользу малоизвестных исполнителей с другим репертуаром, национально ориентированным. Но пока этого не случилось, потому что многие известные артисты воспротивились.
Другой пример – это как раз последний сезон «Голоса». Руководство Первого канала следило, чтобы русских песен звучало не меньше, нежели иностранных. Была установка: зритель должен проникнуться не только музыкой, но и словом, чтобы душа развернулась. Кроме того, много внимания уделили старым русским песням.
– После объявления результатов вы сказали, что ваша победа не вполне заслуженна. Одни считают, что она указывает на популярность церкви. Другие, напротив, говорят, что народ истосковался по такому батюшке – скромному, одухотворённому.
– Мне сложно судить об этом. Телезрители понимали: священнику победа не нужна. И видимо, голосовали затем, чтобы ещё раз увидеть меня где-нибудь, чтобы у меня была возможность выступить в СМИ или приехать куда-нибудь с песнями. Зрители искусственно создали артиста в моём лице.
– В интервью вы отмечали, что использовать подрясник для победы было бы большим грехом…
– Конечно. Никакого расчёта с моей стороны не было – священник на людях обязан быть в облачении. У себя дома это необязательно – надевай хоть шорты, хоть треники. Но на публике нужно сохранять облик. В некоторых городах ещё остаётся наследие советского времени, когда священники не хотели афишировать сан и ходили по улице в штанах. На мой взгляд, носить облачение – тоже своего рода проповедь. Нужна определённая смелость для того, чтобы не бояться косых взглядов.
– Могут сказать в спину что-то неприятное?
– Со мной был только один такой случай. В московском метро мне крикнули: «Слава сатане!» Я не отреагировал. Ещё один урок смирения.
– О смирении. Ощутили искушение гордыней?
– Всё время совершаю рефлексию – всё-таки десять лет живу в монастыре. Существуют определённые законы, правила работы над собой. Я привык постоянно оценивать свои поступки, контролировать свои мысли. Монах обязан анализировать каждое поползновение своей души. С гордыней можно справиться. Хотя, конечно, бывают моменты… Особенно когда устаёшь. Можешь не ответить на телефонный звонок. Или посчитать, что достоин особого отношения. Я борюсь с этим.
– Расскажите вкратце о монастырской жизни.
– Встаём в пять утра. Вся братия собирается на молебен, за ним следует служба. В девять утра расходимся – каждый занят своим послушанием. Раньше, когда я ещё не был священником, в мои обязанности входило полоть грядки, собирать урожай, следить за курятником. Сейчас моё послушание – это священство и церковное пение. Впрочем, подсобным хозяйством порой всё равно занимаюсь: с наступлением сезона на эти работы отправляют всю братию.
– Лениться некогда?
– Небольшой досуг есть. Но, поскольку он небольшой, начинаешь им дорожить и использовать с толком. Так что даже досуг превращается в делание.
– Допускается ли в монастыре такой пожиратель времени, как Интернет?
– В каждом монастыре свой устав. У нас компьютеры размещены только в редакции, где мы готовим печатную продукцию. Вайфая в кельях нет. В некоторых других монастырях, где устав строже, запрещено в кельях пользоваться гаджетами – соответственно, мобильный Интернет исключается.
– В последние годы много говорят о том, что православие становится частью государственной идеологии.
– Мне кажется, так говорят люди, которые обо всём думают слишком политически. Православие не может быть идеологией. Это предмет веры. А вера – это уверенность в невидимом, то есть личное дело каждого человека. Никто не может навязывать её. Кстати, православные церкви, в какой бы стране они ни были, не занимаются агитацией, в отличие от западных конфессий. Нам свойственна выжидательная позиция.
– Разве православных священников мало в российском телевизоре?
– Их приглашают. Они ни к кому не обращаются с требованием выхода в эфир.
– Нет ли соответствующей государственной установки?
– Конечно, нет.
– Некоторые, в частности Владимир Познер, сожалеют, что Русь приняла восточное христианство, а не западное.
– На мой взгляд, такой сценарий был бы печален. Наша Церковь-сестра, католическая церковь, была пропитана совсем не мирным духом – вспомним крестовые походы и дальнейшие её расколы.
– До ухода в монастырь вы три года прожили в Германии. Чем немцы отличаются от русских?
– Принято считать, что у русского шире душа, что русский шире на всё смотрит. Это действительно так. Европейцы более рациональные, формальные, уважают букву закона. Вместе с тем они люди сердечные, понимающие, дружелюбные, интересные.
– Где больше помогают нуждающимся – в России или в Германии?
– Если вы спрашиваете о доброте, то добрые люди есть везде. Если спрашиваете о государстве, то в развитых странах уровень социальной поддержки, конечно, выше.
– В этом-то и вопрос. Если бы в своё время русские приняли западное христианство и были по-европейски рациональными и дисциплинированными, то, может быть, наша страна бы…
– Российская империя достигла своих высот, будучи православной. Наш рубль ценили во всём мире. Мы не уступали в развитии Западу. Ту Россию уничтожили безбожники, революционеры. Расстреляли царскую семью… Мы до сих пор расплачиваемся за это.
К слову, и военные победы нашего народа во многом зиждились на православной вере.
– Даже Сталин, прежде боровшийся с верой, обратился за поддержкой к церкви в Великую Отечественную…
– А фактическая победа в Великой Отечественной была достигнута 6 мая – в день памяти Георгия Победоносца. На мой взгляд, это знак.