Власть – не Родина

– Вы обнаружили по возвращении в Россию что-то хорошее, чего не осознавали раньше?

– Приезжая в Петербург или в Москву из Тель-Авива или из большинства городов Европы, понимаешь, что такое настоящий город, большой и красивый. Таких в мире мало, можно по пальцам пересчитать. Лондон, Париж, Рим, в меньшей степени Вена (она довольно провинциальна). Всё. Ещё можно назвать Нью-Йорк, Токио, Сингапур, Сайгон, Пекин, но это что-то совсем другое, новое. Так что в Питере и Москве ты ощущаешь себя частью чего-то огромного – с богатой историей, с мощным сердцебиением.

Ну и люди, конечно же. Нигде за границей не может быть такого количества людей, настроенных с тобой в унисон, родных тебе людей.

– «Где мой дом, где мой флаг?» – спели вы, вернувшись. Теперь определились, где ваш флаг?

– Я не хочу стоять ни под каким флагом. Если враг придёт в мой город, я возьму автомат и буду защищать его. Буду защищать свой город: Мойку, Фонтанку, Музей

Пушкина, Эрмитаж. А не мэра и не президента. Флаг для меня-символ власти, подавления. Не люблю правительство, какое угодно. Всё, что связано с символикой государственного подавления, мне противно – от галстука до флага. Мне кажется, чем меньше человек отождествляет себя с чем-то, тем он свободнее. Я не отождествляю себя ни с Российским государством, ни с Израильским, ни с рок-н-ролльной тусовкой, ни с попсовой.

– Как думаете, почему человечество, несмотря на высокий уровень развития цивилизации, всё ещё не научилось жить мирно? Мы в плену игр политиков?

– И мы, и политики в плену природных инстинктов. Мы зверушки. Зверушкам свойственно соперничать. Стадо павианов сражается за территорию с другим стадом павианов. В каждом стаде есть иерархия: есть альфа-самцы, есть бета-самцы. Люди в этом смысле ушли от павианов не очень далеко. Нам кажется, что мы высокоорганизованные и духовные, но все звериные инстинкты сидят в нас очень прочно. Требуется серьёзная работа разума, чтобы одерживать над ними победу. При нынешнем развитии разума это не всегда удаётся.

– Розенбаум выступал перед бойцами в Афганистане, Шевчук – в Чечне. А вы могли бы?

– Приехав на войну, я мог бы сказать солдатам только правду. Правду о том, что они напрасно погибают и напрасно убивают. Сомневаюсь, что солдаты хотят такое слышать. И уж точно этого не хочет командование.

Преодоление инстинктов

– Группа «Секрет» вновь возникла, как феникс из пепла, записав первый альбом за последние 24 года. Что произошло?

– Наступил момент в жизни Коли Фоменко, когда он наигрался с гоночными машинками и вспомнил, что когда-то занимался музыкой, писал песни. Фома встрепенулся и выступил инициатором написания нового альбома. Все откликнулись – почему бы и нет? Я бы не сказал, что группа существует. Собираемся раз в год: три-четыре репетиции, один-два концерта.

– Сольная карьера для вас остаётся главной?

– Главное для меня сейчас – мюзиклы. Я написал четыре мюзикла с Сашей Шавриным. «Растратчики» идут в Москве, «Мама-кот» идёт в Москве и скоро будет презентован в Петербурге. В декабре стартуют в Петербурге «Странствия Нильса», а через некоторое время – «Чукотка». Я буду сам играть, и это правильно, когда артисты пишут мюзикл сами. Потому что получается не калейдоскоп музыкальных номеров, а история.

Сейчас я в первую очередь занимаюсь именно этим. Раньше я записывал сольные альбомы раз в полтора года, а теперь уже два года ничего не пишу. Гребенщиков сказал мне по поводу моих мюзиклов: «Ты же был для этого рождён! Наконец-то ты сбросил с себя ярмо рок-н-ролла!»

– Можно сказать, что вы сбросили с себя это ярмо ещё в 85-м, когда «Секрет» перешёл из Ленинградского рок-клуба в Ленконцерт.

– Ленинградский рок-клуб был объединением любительских ансамблей, которые не получали за свои выступления деньги (или получали каким-то левым способом), а Ленконцерт – профессиональной концертной организацией. Продюсерский центр, как сейчас бы сказали. Нас тарифицировали, и мы стали получать за выступление аж по 11 рублей 40 копеек в месяц (средняя зарплата тогда была 80 рублей). В рок-клубе мы почти не вращались. Собственно, мы попали туда только потому, что познакомились с Майком Науменко и он позвал нас на фестиваль. Мы никогда не были рок-клубовской группой.

– И никогда не были социальной группой, так ведь?

– Смотря что под этим понимать. Социальная – не обязательно бунтарская. Группа «Секрет» была буржуазная – и этим она была социальная, потому что буржуазность раздражала комсомольцев. Мы словно были не отсюда. Советская группа, которая при этом несоветская абсолютно. К текстам не придраться. «Именины у Кристины», всё безобидно. Но Кристина – имя не совсем русское. Алиса – тоже. Везде намёк на чуждость.

– Распад «Секрета» принято списывать на проблему взаимодействия двух лидеров в коллективе. Была такая проблема?

– И была, и есть. Повторюсь: люди – зверушки. Двум самцам с альфа-задатками в одной берлоге существовать невозможно. Наши отношения – всегда на грани. И это интересные отношения. Мы признаём друг в друге лидера, к тому же знакомы столько лет, что между нами уже чувства родственные. И вместе с тем – абсолютное неприятие. Просто на физическом уровне. Что бы ни сказал один, другого это раздражает. Постоянное пристраивание друг к другу, танец. Ужасно утомительно, но ужасно интересно.

– Итак, вы с возрастом научились усмирять в себе зверушкины инстинкты. Есть ли надежда, что и человечество повзрослеет?

– Я абсолютно верю в это. Верю в человечество, верю, что всё не зря. Мне кажется, история в целом показывает прогресс. Это трудный путь, но он преодолевается – где-то лучше, где-то хуже.