Книга: Рок над Россией. Беседы Сергея Рязанова с персонами национальной рок-культуры
Назад: Соль земли
Дальше: Смелость фантаста

Би-2: «Мы не выбрали баррикады»

«АН» № 331 от 11.10.2012



Не особо желая пиарить свой концерт с симфоническим оркестром, Лёва Би-2 и Шура Би-2 с головой погружены в студийную работу. Интервью дают второпях, но с видимым чувством общественного долга.



– Для чего вам симфоническое звучание? Хотите уравнять свою музыку с классикой?

Лёва: Как это – уравнять? Плюнуть в вечность, что ли? (Смеётся.) Наше творчество эклектично. Это ясно и из номерных пластинок, и из нашего полигона для экспериментов – проекта «Нечётный воин», который курирует Шурик, оттачивая свои саундпродюсерские таланты. Симфоническая программа начиналась как эксперимент. Мы просто ради интереса сделали оркестровую аранжировку для нескольких песен – при помощи нашего гения Геннадия Корнилова. И уже потом это превратилось в целую программу. Исполняя одни и те же песни в течение долгих-долгих лет, ты нуждаешься в разрядке для своего слуха. Когда ты поёшь те же песни в других аранжировках, появляется душевное равновесие. В нашем случае речь не идёт о сочетании рока и симфонической музыки – только о симфонической музыке. Гитары тоже звучат, но играют партии, выписанные специально для этой программы.

Шура: Вдохновлённые западными примерами, мы давно хотели сделать программу с оркестром. Поскольку наши оркестры – это советские оркестры, то мы решили возродить жанр 70-х, когда все эстрадные артисты, начиная с Магомаева, выступали с симфоническим сопровождением. И тогда мы нашли аранжировщика Геннадия Корнилова, который сотрудничал с Магомаевым, Миансаровой, Ободзинским. В этой программе наша группа звучит так, как она звучала бы в 70-е годы в СССР. В золотой век советской эстрады.

– Лёва, вы сказали, что петь одни и те же песни тяжело…

Лёва: Я не сказал «тяжело». Петь – всегда в кайф.

– Ваша группа очень долго шла к коммерческому успеху – более десяти лет. Смысл успеха – слава? Музыкант может и без признания оценить собственное творчество, не так ли?

Лёва: Слава важна – плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Писать песни «в стол» я бы не согласился никогда в жизни. Если ты делаешь вещи, заранее понимая, что они никому не нравятся, – это, на мой взгляд, идиотизм, патология. Я верю в здравую конъюнктуру. Подходя к написанию песни, я представляю себя радиослушателем. И пишу песню, которую я хотел бы услышать. Ориентируюсь в основном на собственный вкус.

– Вы не были свободнее, пока творчество не стало работой? В новом альбоме вы называете себя «рабами зарплаты».

Лёва: Мы имели в виду офисных работников.

– А вы избежали этой рабской участи?

Лёва: Неинтересный вопрос. Дальше.

– В том-то и дело: медийность вынуждает вас отвлекаться от творчества на меня с моими вопросами.

Шура: Если ты связываешь эту беседу с ближайшим концертом, то в ней нет необходимости – осталось продать каких-то 500 билетов. Когда встречаются интересные журналисты и интересные вопросы, что бывает крайне редко, – мы всегда с удовольствием общаемся. Когда же журналисты к интервью не готовы, мы начинаем шутить. И они это всерьёз публикуют, не проверяя. Однажды мы пошутили, что у нас есть студия для съёмок индустриального порно. В другой раз нам поверили, что мы продюсеры голливудского блокбастера с Томом Крузом в главной роли. А вот недавний случай. Записывая новый альбом, мы воспользовались системой краудфандинга, когда поклонники становятся акционерами. И один белорусский портал написал: «Би-2 освоили краудпеттинг».

– Шура когда-то сказал про ваш первый (неизданный) альбом 1988 года, что вы пели песни «остросоциальные и остросексуальные». Теперь остались только остросексуальные?

Лёва: Думаю, вам стоит внимательно послушать наши песни – мы пишем о том, что непосредственно происходит в нашей жизни. Если вы говорите о баррикадах, то мы ещё не выбрали те баррикады, на которые нам хотелось бы залезть.

– В песне «Революция» вы…

Лёва: Если вы внимательно послушаете песню, то заметите, что она направлена никак не в поддержку революций.

– Об этом я и хотел сказать.

Шура: Я же вижу, ты умный парень – значит, прекрасно знаешь, что революции не приводят ни к чему хорошему.

– Я промониторил новый альбом на предмет социального содержания. Нашёл строчку: «Девушки выходят на площадь».

Лёва: Так получилось, что мы написали строчку в преддверии акции «Пусси Райот».

Шура: Действительно, а я и не заметил!

(Смеются.)

Сергей Африка: «Забудьте слово «совок»

«АН» № 338 от 29.11.2012



Художник-авангардист Сергей Африка (Бугаев) знаменит далеко за переделами живописи. Исполнитель главной роли в перестроечном рок-фильме «Асса», барабанщик группы «Поп-механика». Эти ипостаси удивительно сочетаются с новой, политической: доверенное лицо Владимира Путина на последних выборах.

И ещё одна ипостась: основатель и руководитель Института нового человека – по его выражению, «метанаучного объединения», в котором переплетаются искусство и точные науки. Новым партнёром этой организации стал Курчатовский институт ядерной физики. На кону исследований ни много ни мало – эволюция вида homo sapiens.

Пилой по картине

– В Третьяковке размещена ваша картина. Для вас это признание?

– Я вам расскажу об этом признании. Звонят мне из Третьяковки: Сергей, мы бы хотели разместить, ну и так далее. Отвечаю: замечательно, для вас – по льготной цене. Они удивляются: а мы рассчитывали на подарок. Я соглашаюсь. Они говорят: мы не можем забрать, привезите её из Питера в Москву. Я привёз. Стою у Третьяковки, набираю номер: заберите картину. Говорят: у нас нет грузчиков, поднимите её сами.

– В музеях нет денег на грузчиков?

– То, что происходит во множестве музеев, аналогично воровству в Минобороны, которое теперь так активно обсуждается. И это очень опасное занятие – критиковать музейных директоров. Потому что за ними стоят огромные структуры, перемалывающие сотни миллионов государственных денег. Недавно прошли общественные слушания по поводу строительства музея современного искусства в Москве: стоимость проекта – сотни миллионов долларов. Я убеждён: необходимо выделить группу Генеральной прокуратуры для расследования этой истории.

Действия нового министра культуры Мединского во многом начинают отдавать тухлятиной. Видимо, нам придётся обращаться напрямую к президенту. Российский художник не защищён в условиях хищнического капитализма. Подлинные хозяева сферы культуры – олигархи, а директора попросту выполняют их заказы. Недавно Путин выделил огромную сумму на закупку современного искусства. В результате было приобретено несколько произведений дорогих английских художников, которые России вообще не нужны.

– Кто принимает решения о закупках?

– В том-то и дело, что эти решения принимает только директор. Нигде в мире больше нет музеев без научных советов. Вот, например, московский Музей современного искусства Церетели. Все забывают, что это не музей Церетели, а музей Москвы. Церетели почему-то единолично решает, что на государственные деньги надо закупить работы у своих друзей или у самого себя. Это вопиющие беззаконие, непрофессионализм государства. Кроме того, это угроза нашей национальной безопасности. Сфера культуры – самая чувствительная. Музей в некотором смысле – противоположность вокзала. На вокзале всё внимание сконцентрировано на чемодане, чтобы его никто не вырвал, и на расписании поездов – никакая другая информация человека не интересует. А в музее человек раскрепощает своё сознание, впускает вглубь себя мысли и идеи. Это высокотоксичная среда, которую можно назвать предметом новой вирусологии. Должны ли эти «церетели» и «гельманы» управлять образами, которые попадают в кузницу человеческой мысли?

У нас существует класс патрициев от культуры, а все остальные – арт-пролетариат. Такая ситуация влияет на общественно-политическую модель страны. На Западе иначе: там существует мощный критический императив. В рамках западного культурного сообщества ведётся глубокая критика капитализма. Там очень институционализированная риторика, которая определена коллективным принятием решений во всех областях, по каждому вопросу. Вы были свидетелем нашей встречи с попечительским советом лондонской Тейт-галереи.

Только общим решением они могут приобрести то или другое произведение искусства. И закупают его для музея на свои, замечу, деньги. Абрамович, распиаренный в качестве культурного благотворителя, тоже тратит свои деньги ради лондонских музеев. Тогда как наши музеи «наших» олигархов не волнуют.

К слову, в Тейт-галерею стоит огромная очередь от открытия до закрытия, туда съезжаются люди со всего мира. А в Третьяковке почти нет посетителей. Нигде в мире вы не найдёте столь безлюдного музея в таком мегаполисе, как Москва. Полное отторжение – вот реакция общества на политику России в сфере культуры. Раньше бы я подумал, что для этого дирекция Третьяковки должна очень сильно постараться. Например, платить деньги специальным агитаторам, которые распространяли бы сведения о радиации в стенах музея, чтобы люди туда не совались.

– А если говорить не только о Москве?

– Мы живём в поствизантийском обществе, где всё формируется в столице. Голоса Тувы или Хабаровска вообще не учитываются. Даже Питер остаётся культурной провинцией, несмотря на свой потенциал. Здесь много учёных, которые скептически оценивают эту развлекательно-анестезирующую модель развития культуры, предложенную Москвой.

В России сотни тысяч художников, и они не имеют своей структуры. Нет никакой институциализации – напротив, идёт дальнейшая хаотизация искусства. Художник невыгоден людям, которые манипулируют общественным сознанием. Он свободомыслящий человек, формулирующий достаточно сложные вещи, и зачастую не для самого себя, а для общества. Если кто-то думает, что художник – поп-звезда, посещающая вечеринки, то напрасно. Это, как говорила Цветаева, не фонтан, а губка. Губка, которая чаще впитывает не радости общества, а его боль.

– О Питере. Не бывает стыдно за свой город? Хапуги при власти – в основном питерские.

– Это типичный московский наезд. Наш город, мол, несёт вину за происходящее в стране. Питерские хапуги, как вы их назвали, не стали жить в Питере. И город от этих людей ничего не получил – культура у нас хиреет быстрее, чем в столице. Мы – город бессребреников, в отличие от Москвы. И порядочных людей на человеческую единицу здесь гораздо больше, чем там. Да и в любой провинции порядочных людей больше. Поэтому регионы нам понятнее, чем Москва, хоть нам и приходится часто посещать её.

Назад: Соль земли
Дальше: Смелость фантаста