Набегался

– А протест нынешних хипстеров, как их называют, – неконкретный?

– Корень слова вроде тот же, но хипстеры для меня – это совсем другая история, это люди на отдыхе. Нет, я не желаю им страданий, можно только порадоваться за нынешнюю молодёжь. Она не сталкивается с тем, что происходило в наше время. Не просидели бы Навальный с Удальцовым в те времена 15 суток или хотя бы двое суток. Им бы уже через 20 минут отбили почки и печень, как это было с нами. Месяц мы лежали на животе, потому что вся спина была синяя – спать было невозможно.

– Многие ваши коллеги по рок-н-роллу участвуют в нынешних протестах.

– Они вряд ли занимаются профессиональной политикой. Есть вещи, которые связаны с чем-то внутри тебя. Человек чувствует: «Я должен это сказать». Это твой собственный гамбургский счёт к себе самому. Улица, к сожалению, никогда ничего не изменит. Мы думали, от нас что-то зависит, когда в 91-м году стояли у Белого дома все трое суток. Как идиоты. Готовили

бутылки с зажигательной смесью, складировали монтировки. Вы себе не представляете, сколько там было провокаторов, больных людей, которые кричали: сейчас будут газ пускать, сейчас на нас бросят самолёты! Тем временем четырьмя этажами ниже – в подвалах – делили власть. Это не аллегория – об этом рассказывали политики, которые там находились, в том числе Руцкой. Делёж власти происходил помимо нас с вами, помимо наших честных мыслей и нашей боли за Родину. К тому же для меня важно, чтобы у протеста было предложение и понимание, куда ты идёшь, чтобы была цель не только первичная, но и конечная. У большевиков, кстати, была конечная цель. А у нынешнего протестного движения я такой цели не вижу. Зато вижу в нём много людей, у которых рыльца в пушку.

– Вы сейчас транслируете призыв игнорировать протесты?

– Ничего я не транслирую. Говорю о себе лично: я набегался по революциям. Я присутствовал в Киеве на майдане в 2004 году и уже тогда понимал: ничем хорошим это не кончится. Почему героиня баррикад Тимошенко теперь сидит в тюрьме?¹ Мне кажется, гигантские перемены, при которых живём, мы забываем, как зубную боль. Так устроена центральная нервная система. Наверное, к счастью.

Мне недостаточно ленточек и шариков, десятков или сотен тысяч людей на улице. Я не вижу конкретных предложений по борьбе с коррупцией. Один человек с белой ленточкой не даст взятку постовому, а

Юлию Тимошенко освободили после второго майдана – в 2014 году.

другой – даст. В 80-е были перспективы, потому что ЦК старел. А сейчас перспективы нет: власть выиграла выборы, и не важно, считаете ли вы их легитимными. Эта властная модель никого наверх не пропустит. Раньше люди знали хотя бы троих – Ленина, Сталина и Троцкого. Теперь знают только двоих.

– Нуждается ли рок-н-ролл в прессинге?

– Любое искусство нуждается в прессинге, в противостоянии.

– Когда исчез советский прессинг, то исчез и русский рок?

– Любой рок исчез. Назовите мне хоть одну великую группу, возникшую в мире за последние десять лет. Нет ни одной. Наш враг стал неконкретным, мы играем в царя горы – каждый за себя. Сейчас нельзя говорить о поколении, потому что поколение объединяется неким общим стремлением.

– На вашем последнем альбоме есть строчки: «Менты нас душат, менты нас давят, менты нас вяжут, менты нами правят». Это о 70-х?

– Нет, это о путинской системе. Песня написана семь лет назад – я был в ярости оттого, что снова победил Путин. А теперь я не в ярости – на сей раз я был к этому готов.

– В иных ситуациях вы поступаете как вполне системный человек. Например, вы спели песню для рекламы пропагандистского фильма «Матч».

– Я спел хорошую песню, написанную Аркашей Укупником. О матче смерти я знаю с детства, как и все мои сверстники, – для всех нас это событие много значит. С фильма я ушёл минут через сорок. Он плохо сделан, беспомощно. Проблема русских людей в том, что они путают искусство с его политическим содержанием. Я предпочитаю оценивать эти вещи отдельно друг от друга.

Преференции – одному

– Как вы относитесь к тому, что государство тратит бюджетные деньги на кино низкого качества?

– Меня больше расстраивает низкое качество кино, чем трата бюджетных денег. Это вопрос не политики, а нынешнего состояния кинопроизводства. Российское кино почти уничтожено.

– Но во Франции есть закон, согласно которому репертуар кинотеатра должен на 40 % состоять из отечественных фильмов.

– Французские фильмы нуждаются в такой вот защите со стороны государства, но не ведут к банкротству прокатчиков. На авторское кино во Франции, как и в России, приходят десять человек. Но французы, как и американцы, снимают также мейнстрим, который востребован массовым зрителем (вспомним франшизу «Такси»). А в России мейнстрим – это телесериалы. Поэтому в нашей стране закон, подобный французскому, приведёт к банкротству и уничтожению кинотеатров. Люди перестанут их посещать. Так что преференции в России имеет по большому счёту только Михалков. Власть говорит прокатчикам: фильм Михалкова должен идти столько-то дней в стольких-то залах, а что на него ходить не будут – это ваши проблемы.

– Почему многие голливудские фильмы – откровенно тупые? Неужели таков запрос массового зрителя?

– Дело не в запросе зрителя. Крупная кинематографическая компания в Голливуде должна в среднем выпускать 120 фильмов в год. Выпускать меньше – нельзя, это связано с профсоюзами. Чтобы предоставлять рабочие места, ты должен производить кинопродукт. В результате производители делают ставку на «Прометея», который собирает кучу денег, а остальные фильмы снимают кое-как. Поэтому в афише кинотеатра вы видите один отличный фильм, а остальное – отстой. Говорить о тупости зрителя не приходится – всё решает бизнес. Впрочем, даже слабые голливудские фильмы имеют высокие шансы окупиться, поскольку для Голливуда рынок – весь мир. А Европа, и Россия в том числе, работает только на себя. Фильм «Такси» в США никому не известен. Бекмамбетов неслучайно предпочитает Голливуд.

– Вам нравится то, что снимает Бекмамбетов?

– Ему это неважно. Ему важно, что фильм, снятый в Голливуде, приносит прибыль. Однажды кто-то из великих сказал старшему Михалкову: «Согласись, гимн твой – г…но». А тот ответил: «Согласен, г…но, но вставать всё равно будешь».