Часть третья
Выход

— Хорошо, — Незванов в упор смотрел на Альберта Генриховича. — Предположим, вы найдете этот проход. Но что в нем нам толку, если, как вы говорите, через него можно попасть только в будущее, не имея возможности вернуться назад? Или вы предлагаете бросить здесь все и уйти в неизвестность? Чтобы, если там есть люди, сказать им — здравствуйте, мы пришли сесть вам на шею!

— Мы уже говорили, — терпеливо разъяснил Мюллер, — что в районе на одном из следующих временных отрезков могут оказаться люди, которым под силу вырваться из временного плена самим и помочь в этом нам. И вовсе не обязательно идти туда всем. Достаточно одного человека, посланника, так сказать.

Они сидели в директорском кабинете вчетвером — Незванов, Мюллер, Бестужев и Страгон, и решали самый важный вопрос — как быть дальше?

— А ты не думаешь, что мы никому там на фиг не нужны? — язвительно спросил Иван Петрович. — Сколько, говоришь, времени отделяет нас от них?

Мюллер посмотрел на старика, обращаясь к нему за поддержкой.

— Разброс может быть большой, — пояснил тот. — От двенадцати до шестидесяти тысяч лет. Может быть, и шестьсот тысяч. У меня слишком мало данных, чтобы назвать точную цифру.

— Вот я и говорю! — заключил Незванов и снова повернулся к Мюллеру. — Представь, что приходит к тебе первобытный человек и говорит: слышь, земеля, помоги до дома добраться, пещеру свою найти не могу, дорогу к ней забыл! А у тебя техника сыплется, план горит и связи с комбинатом нет. До него ли тебе будет? Ты же его пошлешь далеко и надолго! Так же и эти, о ком ты говоришь, могут к нам отнестись.

— Ну, зачем так утрировать, Иван Петрович! — возмутился Мюллер. — Почему вы так мрачно на все смотрите?

— Жизнь заставляет! — парировал Незванов. — Неужели сами еще не насмотрелись? Прогресс, скажете? Так он только техники касается, а люди становятся только хуже. А в кого они могут превратиться через двенадцать тысяч лет или сто? Вы не думаете, что идти к ним — то же, что совать голову в пасть голодному льву? Вдруг они придут сюда по вашему следу и не оставят тут камня на камне?

— Ты ведь понимаешь, — перебил Страгон разгорячившегося директора, — что посланцем в будущее буду я. Если я найду там людей, способных нам помочь, если смогу с ними договориться, то через какое-то время вы все равно об этом узнаете. Если дело обстоит так, как ты говоришь, — он в упор посмотрел на Незванова, — то у меня есть последнее средство. Я в любой момент могу самостоятельно прекратить свою жизнь. Конечно, это великий грех, но если понадобится…

— А тут некоторые меня обвиняют в излишней мрачности! — с угрюмой улыбкой сказал Иван Петрович. — Ладно, разговаривать можно долго, но надо, в конце концов, что-то решать. Согласен, мы должны использовать любую возможность, чтобы вырваться из этой чертовой дыры. Иначе через два-три года, когда кончатся бензин, лекарства да те же соль и мука, мы ухнем прямо в каменный век. Но ведь этот ваш проход надо еще найти…

— Так мы ведь про это и говорим, — вмешался Бестужев. — Времени терять нельзя, лето на исходе. Стукнут морозы, тогда особенно не полетаешь.

— А кто вам мешает? — спросил директор. — Завтра и начинайте.

— Без вашего разрешения и литра бензина не получишь, — робко намекнул Мюллер.

— И правильно! — рассмеялся Незванов. — Так и должно быть! Но не переживай, я распоряжусь, и вас заправят. Ну, все, вы ищите, а у меня еще дел невпроворот…

Выйдя из конторы, все трое отправились к Мюллеру, чтобы обсудить свои дальнейшие действия. Когда старик заявил, что летать с Артемом должен именно он, Альберт Генрихович встал на дыбы, так не хотелось ему отдавать кому-то, хоть даже самому Страгону, лавры первооткрывателя. Но старик быстро убедил его, приведя железные аргументы.

— Ты можешь десять раз пройти мимо прохода и не заметить его, — сказал он. — Чтобы увидеть его, нужно иметь особое зрение, которого у тебя нет, а у меня есть. Ты уж прости, но это факт, и никуда от него не денешься.

Страгон не любил лишних слов и, закрыв тему, включил компьютер и погрузился в чтение книг из электронной библиотеки хозяина. Альберт Генрихович пригласил Артема на кухню попить чаю.

— Поражаюсь его выносливости, — сказал он, кивнув в сторону комнаты, где остался старик. — Спит по два часа в сутки, почти ничего не ест. Вчера ты привез его чуть живого, а сегодня он опять бодрый и свежий. На рассвете выполз из дома, посидел часок на солнышке и вернулся, как новенький. Как ты думаешь, сколько ему лет?

— Он ни разу не говорил, — задумался Артем, — но, судя по некоторым недомолвкам, гораздо больше, чем может прожить обыкновенный человек.

— Вот и я о том же, — округлив глаза, зашептал Мюллер. — А здоровья больше, чем у молодого! Знаешь, куда он ходит по ночам? Купаться на реку!

— Так вода же ледяная! — поразился Бестужев. Температура воды в реке на самом деле никогда не поднималась выше семи-восьми градусов.

— А я о чем? Он думает, что я сплю, а я в окошко смотрю, вот из этого окна все видно! Раздевается и минут десять в воде плещется, потом белье полощет и тут же на себя натягивает, будто и не мокрое оно вовсе. А возвращается уже сухой, и борода, и волосы… Я один раз специально свет включил, чтобы убедиться.

— Чему ты удивляешься? — улыбнулся Артем. — И без того понятно, что он не такой, как все.

— Да, — вздохнул Альберт Генрихович. — Мне он кажется человеком, достигшим совершенства. А Незванов говорит, что люди становятся со временем только хуже! Нет, конечно, он не прав. Вот, наглядный пример перед тобой!

— Ты забыл, что он пришел вовсе не из будущего, — возразил Бестужев, — а совсем даже наоборот. Так что и Незванов может оказаться прав. На самом деле, поставь рядом Страгона и нас. Сразу видно, что это не прогресс, а явный регресс.

— Жалко! — Мюллер казался искренне огорченным. — Жалко, что нам никогда не стать такими, никогда не узнать то, что знает он. Представляешь, он запоминает все прочитанное. Абсолютно все! Он цитировал мне Библию, называл страницу и строку, я проверял — все сходится.

Мюллер помолчал немного и добавил:

— Знаешь, если отыщется проход, я с удовольствием ушел бы с ним в будущее.

— Ты что? — удивился Бестужев. — Оттуда же нет возврата! И что ты там будешь делать?

— Не думаю, что там мне было бы хуже, чем здесь, — каким-то тусклым голосом ответил Мюллер. — Что меня здесь держит? Семья? Так нет у меня семьи. Родители умерли, остальные родственники давно уехали в Германию и думать про меня забыли. Зато представь, сколько всего можно там увидеть, сколько узнать!

Глаза Мюллера блестели, он размахивал руками, бурно предаваясь мечтам. Артем допил чай, вежливо распрощался с хозяином и Страгоном и вышел на улицу. Ему показалось, что Мюллер даже не заметил его ухода.

На пороге своего дома Артем столкнулся с Сикорским. После того как Страгон во всеуслышание заявил, что у Бестужева есть какие-то особые способности, Стас стал относиться к нему с подчеркнутым уважением, и Артем уже не раз ловил на себе его любопытные взгляды.

— Привет! — он с удовольствием пожал сухую твердую руку Стаса. — Ты домой?

— Ага! Пошли ко мне, сейчас и Васек Винокуров подтянется. Мы тут паек получили, и на тебя тоже, — Сикорский встряхнул непрозрачный полиэтиленовый пакет, и оттуда послышалось характерное звяканье.

Первым желанием Артема было отказаться от предложения, потому что он давным-давно, с самого увольнения из армии, почти не брал в рот спиртного — его совсем не вдохновлял пример нескольких стремительно спивающихся сослуживцев. Но сейчас ему вдруг захотелось посидеть в компании с крепкими, надежными мужиками, выпить стопарь, закусить хрустящим огурцом и хорошим куском сала вприкуску с ядреным, вышибающим слезу луком. Поговорить «за жизнь», в конце концов.

Винокуров пришел через несколько минут. Стол оказался именно таким, как предполагал Бестужев, только лейтенант принес еще кусок темной, почти черной вяленой лосятины, которой можно было забивать гвозди, но очень вкусной, когда ее разжуешь, и банку маринованной черемши. Сикорский разлил водку в три граненых стакана, наполнив их до половины, и Артем не стал его останавливать.

— Ну, за удачу! — произнес Винокуров содержательный тост, и они с Сикорским синхронным движением опрокинули стаканы.

Бестужев поднес свой стакан к лицу, понюхал, не решаясь выпить.

— Что ты ее нюхаешь? — спросил Стас невнятно, с аппетитом пережевывая кусок сала. — Ее не нюхать, ее пить надо. Это же не кокаин!

Артем наконец решился и проглотил содержимое стакана одним глотком. Водка пошла легко, и через несколько секунд он ощутил приятное тепло в груди.

— А умная все же у Петровича голова! — сказал лейтенант, когда все закусили. — Додумался, что не в один день надо водку выдавать, а по графику. Представляете, что было бы, если бы сегодня весь поселок ее получил? Я бы замучился пьяных успокаивать! А так несколько человек напились, а остальные на них смотрят. В крайнем случае, и без меня найдется кому усмирить, если кто бузить начнет.

— А другие не так делают, — добавил Сикорский. — Соберутся несколько человек, сегодня у одного пузырь раздавят, завтра — у другого. Понемногу, но каждый день разговляются… Кстати, ты не знаешь, Глагола самогон еще гонит?

— Гонит, собака, но никак подловить не могу, — ответил Василий, которому был адресован вопрос. — И кто только у него покупает? Его же пить невозможно.

— Я тебе давно говорю — из говна гонит! — убежденно заявил Стас. — Поймать его да натыкать мордой в эту самую брагу, чтобы захлебнулся! А еще лучше — мужикам отдать, чтобы сами с ним разобрались!

— Поймаем! — заверил лейтенант. — Никуда не денется!

Сикорский разлил еще по одной. На этот раз Артем выпил вместе со всеми, без опаски, и приятная теплая волна снова прошла по пищеводу. После третьего захода на лицах и в разговоре Сикорского и Винокурова появились первые признаки. Речь замедлилась, слегка изменилась интонация, в которой зазвучало желание во что бы то ни стало убедить собеседника в своей правоте. После четвертой признаки стали еще отчетливее, они заговорили, перебивая друг друга. А Бестужев не чувствовал ничего. Абсолютно никакого опьянения, будто вместо водки пил чистую воду. Скоро ему стало скучно, как всегда бывает с трезвым человеком в подвыпившей компании. Он с трудом распрощался с обоими друзьями, сославшись на завтрашний ранний вылет, иначе они никак не хотели его отпускать, и ушел к себе.

Голова оставалась совершенно ясной. Кроме того, он чувствовал, что от него даже не пахнет спиртным, и понял — что-то перестроилось у него в организме, и никогда больше опьянение не коснется его. Конечно, такое свойство сулило определенные преимущества, но все равно Артема охватила легкая грусть — получится ли теперь оценить прелесть хорошего вина? Да и острое желание со смаком посидеть в хорошей компании, неожиданно появившееся у него сегодня, так и осталось нереализованным…