— Ни один год без убийств не обходился, — рассказывал сидящий через стол от Незванова в свободной позе невысокий поджарый мужчина лет около тридцати пяти. — Как праздник — водки нажрутся, а пить-то не могут, не то что мы, метаболизм у них, говорят, не тот, фермента какого-то не хватает, так обязательно труп, а то и два. Главное, на кулаках не дерутся, ножами тоже никогда не режутся, только из карабинов или из мелкашки, как белку в глаз. И, как правило, между собой, русских обычно не трогали. Правда, если выпьешь с ним, после первого же стакана нарываться начинает, на рожон лезть. Ты с ним и так, и этак, все бесполезно. А по роже съездишь разок — сразу все нормально. Тут же брык с копыт и спать падает, а наутро и не вспомнит, снова лучшие друзья. Зато стреляют — фантастика! Я как-то раз приехал к пастухам, начальство послало пару оленей прикупить. Водки, само собой, прихватил, это уж как полагается. Там их двое было, якут и сынок его, парнишка лет пятнадцати. Малец, надо сказать, не меньше отца выпил, на ногах еле держался. Ну, я, дело прошлое, и решил схитрить. Давай, говорю старшему якуту, соревноваться в стрельбе. Кто из нас из десяти выстрелов больше консервных банок сшибет, тот и выиграл. Если моя победа, я оленей так забираю, а если твоя, то водкой рассчитываюсь. Соглашается. Банки по деревьям развесили, я беру карабин, стреляю, а у меня, надо сказать, первый разряд по стрельбе, из десяти банок семь падает. Якут карабин берет, а самого развезло, на ногах уже не стоит. Я сынку тогда говорю — может, ты вместо бати попробуешь? Так сказал, для смеха. И что вы думаете? Мальчишка берет карабин, целится, а ствол ходуном ходит, да и сам пацан весь вихляется. А потом вдруг замер на секунду какую-то, бабах — и банка слетела. Ну, думаю, случайно. Так нет, он таким макаром все до единой банки снес. Вот и подумайте после этого…

Все это не было таким уж откровением для Ивана Петровича, родившегося и практически всю жизнь, кроме лет, проведенных в Москве, в Горном институте, прожившего в этом суровом, неуютном, но ставшем родным краю. И среди коренного населения у него было немало знакомых. Но сейчас он хотел узнать мнение человека, знающего жизнь аборигенов несколько с другой, темной, что ли, стороны.

— Ну, а теперь расскажи, за что тебя из милиции выперли? — спросил Незванов.

— Честно говоря, вспоминать неприятно, — ответил собеседник, поморщившись. — Да и зачем это вам?

— Ты не стесняйся, начальства твоего бывшего, сам понимаешь, рядом нет, и вряд ли когда появится. А мне правда про каждого нужна, особенно сейчас, когда такие дела заворачиваются, — директор остановил тяжелый взгляд темно-серых немигающих глаз на лице собеседника.

— Так и скрывать особенно нечего, — ответил бывший опер уголовного розыска, капитан милиции, а после того водитель «БелАЗа» Стас Сикорский. — Пришли мы как-то с ребятами в ресторан, ну вы знаете, что в райцентре при гостинице был раньше, сидим. Тут вижу, якут какой-то незнакомый девчонку тащит, а она отбивается, идти не хочет. Я присмотрелся — вокруг блядей море, любую бери, ни одна не откажет, только деньги плати, а ему именно эта понадобилась. А она визжит, сразу видно, не из таких. Потом, кстати, так и оказалось, она командировочная была, пришла в ресторан поужинать. Тогда я этого не знал, но все равно, мент я или не мент? Догоняю я узкоглазого, по почкам врезал, руки скрутил, девчонка убежала, а он давай права качать, ты, кричит, у меня ноги лизать будешь! Вы бы такое стерпели? Ну и я не стерпел. Добавил ему от всей души, он и успокоился. Хотел я его еще в отделение сдать, да передумал, отпустил. Ушел он спать в гостиницу. А назавтра меня и повязали. Он депутатом республиканской думы оказался, или как она там называется, забыл… А я ему два зуба передних выбил. Повезло еще, что срок не намотали. Политику пытались пришить, разжигание межнациональной розни. Хорошо, друзья у меня нашлись, отмазали. Правда, из ментовки турнули. Но все равно, столько денег этому депутату заплатить пришлось, что недавно только с долгами рассчитался. Еще что-нибудь интересует?

— Значит, ты у нас крупный специалист по национальному вопросу? — усмехнулся Иван Петрович, но тут же погасил улыбку. — Слышал, наверное, уже, что у наших мужиков с якутами случилось?

— Слышал, конечно, — кивнул Стас.

— И как думаешь, получится решить вопрос миром? — спросил Незванов.

— Кто его знает?.. — пожал плечами бывший опер. — Слишком далеко дело зашло, чтобы они пошли на попятную. Хотя, может быть, им без нас тоже не обойтись. Я же раскладов не знаю. Сколько у них топлива запасено, как с продуктами? Насколько они от нас могут зависеть? Они ведь тоже не дураки, ссориться напрасно не будут.

— С голода не помрут, это уж точно. Они-то на своей земле выживут.

— Да я не насчет мяса-молока. Этого добра у них, конечно… Но без соли, чая, круп, они уже обойтись не смогут, давно уже цивилизованные. Как у них с этим?

— Думаю, что, как и у нас, не очень, — ответил Незванов. — По нынешним нормам года на два хватит, а потом будем в каменный век переселяться, на подножный корм переходить. Только ты не трепись особенно, а то, сам знаешь, какой бабы вой поднимут.

— Нет у меня привычки трепаться, — спокойно ответил Сикорский. — Не та выучка.

— Ладно. Это я так, к слову. Я ведь тебя для чего позвал? Нам, сам понимаешь, без совхоза никуда, с ними не ссориться нужно, а договариваться. Поэтому нужно отношения с якутами налаживать. Не извиняться, конечно, потому что наши мужики ни в чем не виноваты, это их молодежь обнаглела до крайности. Но не объявлять же им войну, в самом деле! Поэтому я хочу в Тоболях делегацию отправить, и тебя как самого опытного назначить старшим. Согласен?

— Сходим, если надо, — не стал отнекиваться Стас.

— Тогда давай решать, кто с тобой пойдет, — сказал Незванов, довольный, что обошлось без долгих уговоров.

— Ну, конечно, Валера Седых, — не задумываясь, ответил Сикорский. — Он парень неробкий и со многими якутами с Тоболяха знаком. Можно еще для представительности участкового взять, Васю Винокурова. Пусть только форму наденет, якуты форму уважают.

— Думаю еще Пройдисвита с вами отправить, — добавил Иван Петрович.

— Пройдисвита? — Стас удивленно посмотрел на директора.

— Да знаю, знаю, что дерьмо человек, — поморщился Незванов, — но он единственный, кто их язык знает, другого у нас нет. Может, сумеет договориться. И идти надо прямо завтра с утра. Того и гляди, река встанет. И так уже осень что-то затянулась. И вы вот что, здорово там права не качайте, но и виноватыми не держитесь. Будьте на равных. А сам уже по ходу смотри, почувствуешь слабину — жми, требуй, чтобы эту молодежь свою якуты взгрели, как следует, чтобы неповадно было шутки с оружием шутить.

А случилось вот что. Двое неразлучных друзей, Коля Евтушенко и Дима Парамонов, охотясь в широкой долине по левому берегу реки, наткнулись на большое стадо оленей. Застрелили пятерых, больше не стали. И эти-то с трудом помещались в небольшой «Казанке», а их еще нужно было освежевать и тащить до реки километра три. Но не успели снять шкуру с первого оленя, как откуда-то появились несколько молодых якутов, все с карабинами, стволы на охотников наставили. Один из них по одежде сильно отличался от остальных, щеголеватый весь такой. Другие все в старье всяком, что не жалко в тайгу надеть. А на нем все с иголочки, импортное — куртка и брюки защитного цвета, в карманчиках, молниях и пряжках, ботинки высокие, шнурованные, штаны в них заправлены. И говорит по-русски чисто, грамотно:

— Вы по какому праву стреляете оленей из чужого стада?

— Да что ты несешь? — возмутился Дима. — Откуда здесь домашние олени? На Тоболяхе их сроду не было!

Парамонов знал, что говорил. Домашние олени в районе были, но держали их совсем в другом совхозе, оставшемся за пределами закрытой зоны, и не на этом берегу реки. А Тоболях всегда специализировался на разведении лошадей, маленьких, лохматых и полудиких.

— Это раньше не было, а теперь есть! Так что придется вам отвечать по закону, — тон у щеголя презрительный, свысока смотрит, хоть росту в нем метр с кепкой.

— Ладно, ребята, повеселились, и хватит! — вступил в разговор Коля Евтушенко. — По какому такому закону? Мы свою добычу заберем все равно, а вы, если хотите, разбирайтесь с нашим начальством. Оно нас сюда послало.

А сам тем временем незаметно к своему ружью тянется, что рядом лежит. Но не дотянулся. Бабах! Пуля высекла искры из камня совсем рядом с рукой, осколками даже кожу побило.

— По нашему закону! — важно сказал якут. — Это наша земля, и ваши законы на ней больше не действуют. А кому не нравится, тот может уезжать туда, откуда приехал.

И громко рассмеялся над собственной шуткой.

— Что ты хочешь от нас? — спросил, побледнев от ярости, Коля. Если бы не направленные на них стволы карабинов, они с Димой, на две головы возвышающиеся над компанией этих юнцов, не оставили бы от них мокрого места.

— Чтобы вы убирались отсюда! Добычу мы конфискуем, оружие и патроны тоже, в счет погашения ущерба. А попадетесь еще раз, доставим в Тоболях и будем судить.

— Что-о? — взревел Коля и хотел броситься в рукопашную, но очередная пуля выбила камешки прямо у него из-под ног.

— А если не хотите по-хорошему, — заносчиво сказал щеголь, — застрелим и закопаем прямо на месте. Мы — национальная гвардия, так что не советую с нами шутить.

Он что-то сказал по-якутски своим спутникам, от группы отделились двое и, размахивая карабинами, не дав даже взять с собой рюкзаки, погнали двоих друзей к реке. Держались они на почтительном расстоянии, и Коля с Димой могли вполголоса переговариваться, не боясь, что их услышат.

— Нужно подманить их поближе и отобрать карабины, — шепнул Евтушенко. — Иначе нам житья не будет, засмеют в поселке.

— А как?

— Когда подойдем к реке, я сделаю вид, что ногу подвернул и идти не могу. А там что-нибудь придумаем по обстановке.

Когда до реки осталось идти совсем немного, Коля ойкнул, присел на камень и схватился за ногу.

— Что случилось? — громко спросил Дима, готовый к действию.

— Нога! Больно, зараза!

— Идти сможешь?

— Попробую.

Он встал на ноги, попробовал сделать шаг, но снова опустился на камень.

— Не могу!

Оба парня, потеряв бдительность, подошли совсем близко. Теперь друзья рассмотрели, что это были совсем юнцы, лет по шестнадцать каждому. Один из них повесил карабин на плечо, а второй держал стволом вниз.

— Твой слева, — шепнул Евтушенко. — Давай!

В следующую секунду оба юнца уже валялись на земле, а карабины оказались в руках у охотников. Мужики не причинили мальчишкам никакого вреда, просто сбили их с ног. Не стали усердствовать и потом, слишком уж жалко они выглядели. Но все-таки каждый получил по затрещине и хорошему пинку в зад и оба, подвывая, помчались к своим.

— Вернемся? — предложил Дима.

— Не стоит, — подумав, ответил Коля. — Их больше, перестреляют, пожалуй. Домой нужно, к директору, и мужиков поднимать.

— Эх, надо было бы всей компании задницы надрать! — вздохнул Парамонов, но вынужден был согласиться с другом.

Друзья завели спрятанную в укромном месте лодку и помчались на прииск. Выслушав их внимательно, директор охладил их пыл.

— Вы что, рехнулись? — ответил он на предложение собрать народ и идти на Тоболях с карательной экспедицией. — Войны нам еще не хватало! Представляете, чем это может кончиться?

— Так что, спустить им с рук? — возмутился Евтушенко. — Тогда они завтра нам вообще кислород перекроют, скажут — наша земля, и нечего на ней охотиться, в наших реках рыбу ловить! И что нам, утереться?

— Во-первых, тебе еще ничего не перекрыли, — оборвал его Незванов. — А во-вторых, мы даже не знаем, что это за мальцы были, кому они подчиняются. Как, говорите, они назвались?

— Национальной гвардией. Ну, бля, уроды!

— Выходит, — задумался Иван Петрович, — пока мы у себя законы чрезвычайного положения устанавливали, они тоже даром времени не теряли. Национально-освободительное движение, мать их… Ладно, будем дипломатией заниматься.