Незванову казалось, что даже в разгар промывочного сезона на него ни разу не наваливалось столько проблем, сколько навалилось в этот день, и каждая из них была первоочередная, не терпящая отлагательств. Но Иван Петрович не первый год руководил прииском и научился преодолевать головокружение в круговерти неотложных дел. Когда ему доложили, что приехал Атласов с Тоболяха, он с изрядной долей злорадства приказал поместить его в отведенной под гостиницу квартире в жилом доме, накормить и передать, чтобы дожидался, пока директор освободится. К этому времени он уже знал, что под утро в больнице прооперированный пленник снова стал беситься, чуть не разорвал путы, и его пришлось усмирять, вколов изрядную дозу успокоительного.

Через час появился наконец Валера Седых, притащивший с собой кроме двух невесть откуда взявшихся женщин столько самой невероятной информации, что Иван Петрович махнул рукой, вызвал Мюллера и поручил ему разобраться во всей этой чертовщине, благо тот считался главным экспертом в подобных вопросах. Мюллер издавна интересовался уфологией и всякой другой мистикой, прочитал кучу литературы на эту тему, значит, ему и карты в руки.

Передав пришелиц из прошлого на руки активу поселковых женщин, Незванов положил в карман отобранный у первобытного нож и отправился в мастерскую Володи Леонтьева, решив, что Атласов может еще подождать. По дороге пришлось погонять двоих местных алкашей, Трамвая и Юрася, отряженных на уборку помоек и общественных туалетов. Даже теперь, в условиях, когда спиртного взять было совершенно негде, оба были явно под парами. Трамвай, выставив перед собой деревянный протез, заменяющий ему левую ногу, сидел на телеге, в которую был запряжен лохматый якутский конек, и матерился на весь поселок. Юрась, бич с высшим образованием, степенно шел рядом и интеллигентно вразумлял его. Самым страшным оскорблением в его устах было слово «Квазимодо». Не знакомый с французской классикой Трамвай считал, что его обзывают «козьей мордой», очень на это обижался и потому матерился еще громче.

Незванов привычно шуганул их, но без злобы, потому что перед глазами всплыл облик прежнего Сашки Разина, соседского мальчишки с ангельским личиком, восторженно рассказывавшего о том, как в отпуске ему пришлось покататься на трамвае. В пятнадцать лет он в первый раз попробовал спиртное, а в семнадцать в Новый год заснул пьяный под теплотрассой и отморозил ногу…

Леонтьев, полновластный хозяин под завязку забитой приборами и инструментами мастерской, числился электрослесарем, но занимал на прииске особое положение. Он был уникальным специалистом, разбирающимся в любой технике, от компьютера до огромного шагающего экскаватора, единственного в районе и предмета особой гордости Незванова. Когда с напичканным отечественной, а значит, не очень надежной электроникой экскаватором что-нибудь случалось, звали Леонтьева, он доставал из бездонного кармана маленький приборчик, что-то измерял, что-то подкручивал, припаивал, и через несколько минут титанический агрегат оживал, продолжая черпать грунт двадцатикубовым ковшом.

Теперь Незванов нес ему странный нож, надеясь, что Володя разберется, что это такое на самом деле. Внимательно рассмотрев непонятный предмет и вытащив из рукоятки увесистый брусок, Леонтьев с восторгом уцепился за него, сразу забыв про директора.

— Разберешься? — спросил на всякий случай Иван Петрович.

— Нет такой крепости, которую не смогли бы взять большевики… — пробормотал Володя, и Незванов, поняв, что тот с головой погрузился в проблему, тихонько вышел из мастерской.

Теперь наконец можно было заняться и Атласовым. Иван Петрович намеренно тянул время, чтобы поставить самозваного «тойона» на место. К тому же он не мог простить Атласову хамское обращение с Егором Афанасьевичем Кривошапкиным и с удовольствием выгнал бы князька взашей, если бы не интересы дела.

Атласов вошел в кабинет в сопровождении секретарши Людочки. По его нахмуренному лицу Незванов сразу определил, что тот едва сдерживает раздражение. Делая вид, что ничего особенного не случилось, Иван Петрович вышел из-за стола и, широко улыбаясь и протягивая руку, шагнул навстречу гостю.

— Здравствуйте, Илья Григорьевич! — сказал он, крепко пожимая маленькую мягкую ладошку Атласова. — Нашли наконец время навестить нас? Вы уж извините, что я сразу не смог вас принять, неотложные дела помешали. Надеюсь, вы не в претензии? Вас хоть накормили?

— Спасибо, все нормально, — Атласов, поморщившись, потряс ладонью, на которой краснели следы от пальцев Незванова. — И меня накормили, и водителя. Похоже, у вас пока нет дефицита продуктов?

По той едва заметной иронии, что прозвучала в слове «пока», Иван Петрович сразу понял, на что намекает гость и на что рассчитывает. Он сделал вид, что ничего не заметил, и спокойно ответил:

— Почему «пока»? У нас его просто нет. Продуктов хватит надолго. А как у вас с этим обстоит?

— Никаких оснований для беспокойства! — хвастливо ответил Атласов. — Раз уж мои предки смогли выжить в этом климате, то и мы не пропадем. Наши женщины уже осваивают старые народные промыслы, учатся шить одежду из шкур, благо их хватает. У нас большое мясомолочное стадо, табун лошадей, теперь еще и олени. Есть даже излишки продовольствия, которыми мы, на определенных, конечно, условиях, готовы поделиться с вами. Для этого, собственно, я и приехал.

— Какие же это условия? — спросил Незванов, заглянул в глаза гостю и, уловив в них некоторую суетливость, понял, что линия поведения выбрана правильная.

— О торговле в прежнем значении этого слова говорить не приходится, — пояснил Атласов. — Деньги, даже если они у вас есть, в сложившихся условиях вряд ли что-нибудь стоят. Золото, как их эквивалент, тоже никому сейчас не нужно…

— Так что же тогда? — Незванов прервал его теоретические построения. У него чуть не сорвался с языка язвительный вопрос — на чем теперь печатает собеседник свои деньги? Может быть, на пишущей машинке? Но сдержался, решив пока не обострять отношения.

— Топливо, — осторожно подвел разговор к кульминации Атласов. — Бензин, солярка… Мы готовы наладить бартер. Мы вам — мясо, молоко, сметану, вы нам — топливо.

— И в каком, извините, соотношении? — задал Незванов главный вопрос.

— Я думаю, будет справедливо воспользоваться ценами, сложившимися до э-э… катастрофы, что ли? Ладно, будем это так называть, — заторопился Атласов и вытащил из шикарной кожаной папки, которую не выпускал из рук, лист бумаги. — Я тут все подсчитал. Вот стоимость килограмма говядины, вот жеребятина, оленина. В этих графах — молоко и сметана. А тут — топливо по сортам. Все честно, без подвоха.

Иван Петрович скользнул взглядом по бумажке, которую протянул ему Атласов, и равнодушно произнес:

— Не пойдет…

— Это почему? — опешил Атласов, до последнего момента уверенный, что именно он является хозяином положения и будет диктовать свои условия.

— Слишком неравноценный обмен, — не меняя тона, пояснил Незванов. — В создавшихся условиях топливо превратилось в невосполнимый ресурс. Согласитесь, ни мы, ни тем более вы не можем искать нефть, бурить скважины, строить нефтеперегонный завод. А вы предлагаете оценивать бензин и солярку по прежним ценам. Нет, так не пойдет. И наоборот, мясо и молоко — очень даже восполняемый товар. Были бы руки и желание.

— И что же вы предлагаете? — приуныл Атласов, но по его глазам Иван Петрович видел, что он лихорадочно ищет выход.

— Я тоже кое-что тут подсчитал, — сказал он, достав из стола лист бумаги. — При разумном ограничении потребностей наших запасов топлива хватит не меньше чем на три года. И нам, и вам.

Услышав последние слова, Атласов приободрился, что не ускользнуло от глаз директора. Но Незванов тут же подлил в мед солидную ложку дегтя:

— Однако ни мясо, ни молоко и никакие другие продукты мы у вас покупать не будем. Разве только кое-какую теплую одежду, по мере необходимости, пока мы сами не наладим ее производство.

— Я не понимаю… — удивился Атласов. — Что же тогда…

— Мы дадим вам топливо, — не дал ему договорить Незванов, — а вы взамен — часть своего мясомолочного стада, чтобы мы смогли сами развивать у себя сельское хозяйство. И лошадей тоже. Точное количество скота оговорим отдельно. Про оленей я речи пока не веду, слишком уж специфический вид деятельности, но дальше, кто знает…

По приунывшему лицу «тойона» было ясно, что такой расклад перечеркивает все его далеко идущие планы. Незванов прекрасно понимал ход его мыслей. Прими директор его коммерческие предложения — и Красноармеец окажется в полной продовольственной зависимости от Тоболяха, а если точнее, лично от Атласова. Как ни крути, запасы дичи в районе не безграничны и вряд ли смогут долго кормить население Красноармейца. Именно на это рассчитывал гость. Но и возвращаться к той жизни, которой жили его предки, «тойону», не мыслившему себя без благ цивилизации, очень не хотелось. А, по всей видимости, за то время, как из-за отсутствия топлива остановилась электростанция, жителям Тоболяха пришлось хлебнуть ее досыта.

— Если вы не готовы к такому разговору, — Иван Петрович спешил закрепить успех, — то я вас не тороплю. Можете вернуться домой, обсудить мое предложение с народом, принять взвешенное решение, способное удовлетворить обе стороны. А потом приезжайте опять. Думаю, мы сумеем договориться.

— Зачем возвращаться? — лицо Атласова вытянулось, насколько это было возможно при его луноликости. — Народный сход наделил меня достаточными полномочиями, чтобы я мог самостоятельно принимать ответственные решения.

Ага! — усмехнулся про себя Незванов. Похоже, он оказался прав в своем предположении — Атласов приехал на последних остатках бензина, и следующий визит ему пришлось бы наносить на оленях или лошадях, что было для него смерти подобно, хотя бы из боязни уронить свой авторитет.

— Ну, что же, — согласился директор. — Давайте общие вопросы обсудим прямо сейчас, а о частностях поговорим в присутствии людей, которые соображают в сельском хозяйстве, я в этом, извините, ни бельмеса…

— Простите, Иван Петрович, — сказал Атласов слегка растерянно, — но я действительно не готов к такому повороту. Могу я подумать до завтрашнего дня?

— Конечно, о чем разговор! Гостиница в вашем распоряжении, живите, сколько хотите. Я сейчас позвоню в столовую, там вас поставят на довольствие. Кормят у нас хорошо, я сам там частенько обедаю, когда жена на работе.

Незванов проводил гостя, снова крепко пожал ему руку и, усмехаясь, закрыл за ним дверь. Кажется, ему удалось обломать самодовольного олигарха, не ожидавшего, что он, один из всевластных хозяев огромной северной республики, сможет получить такую плюху от какого-то директора захолустного прииска. Конечно, Иван Петрович мог бы уделить ему больше внимания, поселить не в гостинице, а пригласить к себе домой, благо в директорском особняке, который они занимали вдвоем с Леной, было целых пять комнат. Но, помня о приеме, оказанном Атласовым сначала его посланцам, а потом ему самому, и, главное, как он буквально обрек на смерть от пневмонии старика Кривошапкина, Незванов даже не подумал этого делать, не в силах преодолеть неприязнь к этому человеку. Лишь ответственность за судьбу населения поселка заставляла его улыбаться и жать ему руку.

Поэтому Иван Петрович переборол себя, позвонил поселковому завхозу Карташовой и поручил ей создать для Атласова все условия, приличествующие гостю в ранге депутата государственного собрания. Занимаемое положение не позволяло Незванову давать волю чувствам в ущерб интересам дела.

Вспомнив еще кое-что, он попросил Людочку разыскать Сикорского.

— Атласов в поселке, — коротко сообщил он бывшему милиционеру.

— Да вы что? — глаза Стаса хищно загорелись. — Так я хоть сейчас!..

— Ты меня неправильно понял, — пряча улыбку, деланно нахмурился Иван Петрович, ожидавший именно такой реакции. — Держись от него подальше, а лучше совсем не высовывай нос из дома, пока он не уедет. И если, не дай бог, на его голову упадет хоть одна снежинка, пойдешь к Трамваю в команду говновозов, это я тебе твердо обещаю.