Часть первая
Чрезвычайное положение

Все началось с того, что в середине июня сначала бесследно исчезло целое якутское село, а вслед за этим потянулась цепь других невероятных событий, полностью изменивших для нескольких сотен людей привычный мир.

В один жаркий солнечный день женщины поселка Красноармеец организовали троих мужчин из тех, у кого был в этот день выходной и кому можно было доверить такое ответственное дело, в плавание к якутам за сметаной. В поселке золотодобытчиков имелась своя небольшая ферма, но живности было немного, и молока хватало только для самых маленьких. А свежей сметаны хотелось всем. Вот тут и выручал расположенный вниз по реке, по местным меркам — рукой подать, всего в семидесяти километрах, якутский совхоз. Правда, после того как Советы ушли в историю, он стал называться как-то по-другому, но для жителей Красноармейца так и остался совхозом. Якуты держали большое молочное стадо, и у них всегда можно было разжиться свежими продуктами. Правда, стоили они недешево, зато молоко больше походило на сливки, а сметану, удивительно вкусную, можно было резать ножом.

Другого пути, кроме как по реке, к якутам не было (разве только воздушный, на вертолете, но его из-за дороговизны не стоит и упоминать). Поэтому, получив от женщин деньги и заручившись разрешением директора, мужики погрузили на приисковый катер порожние молочные фляги и отправились в дорогу. Взяли с собой и ружья, не без того. Вдруг увидят на склонах горных баранов? Не отпускать же их гулять безнаказанно! Говорят, правда, что бараны эти записаны в Красную книгу, да кого это волнует? Уж больно у них мясо вкусное. Особенно, если барашек молодой…

Водки в дорогу им, конечно, не дали. Когда, мол, вернетесь, тогда и будет. Смешные эти женщины… Тоже, нашли дураков! На такую прогулку, да не взять с собой? Ну и пусть, что в магазине спиртного нет, что в промывочный сезон директор разрешал продавать его только в строго определенные дни. Разве это помеха? Колька Евтушенко вчера выгнал семь литров, так что привал устроили на первом же удобном плесе. Спешить было некуда, ночь в июне в этих краях начинается только в три часа и заканчивается в четыре, а еще и полдень не наступил, поэтому они при любом раскладе успевали смотаться туда и обратно. Выпили, поговорили о жизни и отправились дальше. Мягко урчал японский мотор, проносились мимо сопки и прижимы — вниз по реке, это не вверх, к скорости катера добавляется скорость течения, а это еще примерно пятнадцать километров в час. Так что шли с ветерком. Не останавливаясь, проскочили мимо поселка Хатагай-Хая, где работала большая старательская артель. До цели, якутского поселка Тоболях, оставалось всего ничего, около тридцати километров.

Вот тут и началось. Сидевший у штурвала Дима Парамонов вдруг почувствовал, что катер без всякого разворота идет не по течению, а совсем даже наоборот. А Валера Седых, знавший окрестности, как комнату в своем доме, заорал: «Мужики, я ни хрена не понял, мы же обратно плывем!»

Дима причалил к берегу, и все трое с изумлением узнали это место — устье речки Иньяри, которое они давно прошли.

— Дим, ну ты даешь! — расхохотался Колька. — Выпили вроде всего ничего, а ты такое учудил, не заметил, как развернулся! Ну, все, давайте еще по сто пятьдесят, и дальше я поведу.

Врезали еще по стакану, Евтушенко сел за штурвал, и экспедиция продолжилась. Снова проскочили Хатагай-Хаю, Колька, посвистывая, уверенно вел катер, и вдруг…

— Говно вам сосать через тряпочку, а не водку пить! — возмущению Валеры Седых не было предела, потому что за поворотом реки опять показалось устье Иньяри. — Два раза на одни и те же грабли…

Он прогнал Кольку из-за штурвала и взял управление в собственные руки. Но все повторилось в той же последовательности. Резко протрезвевшие мужики даже уловили момент, когда в глазах что-то крутнулось, течение реки поменяло направление, и мотор взвыл, преодолевая напор встречной воды. А через несколько минут снова показалось устье Иньяри…

— Мужики, ничего не понимаю, — виновато произнес Валера. — Ну, никак не мог я развернуться! Да еще так, чтобы никто не заметил!

— Ага, понял, кому чего сосать! — злорадно заметил Дима. — Тоже, самый умный нашелся!

— Ладно вам собачиться! — урезонил друзей Колька Евтушенко. — Тут надо разобраться. Не может же быть, чтобы мы от такой дозы так все сразу окосели, чтобы три раза подряд назад повернуть!

Посовещавшись, решили, что за штурвал снова сядет Валера, а Колька с Димой будут, не отрываясь, следить за местностью. И снова произошло то же самое — неуловимый промельк в глазах, поворот течения вспять, и вскоре перед ними опять возникло злосчастное устье Иньяри.

Еще два раза они пытались штурмовать реку, пока Кольке не пришла в голову здравая мысль:

— Хорош, мужики! Еще несколько раз, и у нас не хватит бензина домой вернуться!

В поселке трое друзей, с трудом отбившись от насевших на них женщин, двинулись прямо к директору, понимая, что такое странное происшествие — дело не их ума и должно быть вынесено на высший уровень. Перебивая друг друга, они бессвязно выложили директору все, что случилось сегодня с ними. И до чего же обидно стало им, когда директор, подойдя вплотную и втянув носом воздух, сказал негодующе:

— Ну, не ожидал я от вас такого, мужики! Могли бы и попроще чего придумать, скажем, мотор заглох или искра в воду ушла! А то нажрались, проспали где-то, а теперь по ушам трете!

— Петрович, гадом буду, не врем мы! — глядя прямо в глаза директору, сказал Валера Седых. — Не веришь, сплавай сам, убедишься.

Валера был единственным человеком в поселке, который осмеливался обращаться к всесильному директору на «ты», потому что, во-первых, они были одноклассниками, а во-вторых, их деды в числе первопроходцев вместе основали этот поселок. Дед Незванова, нынешнего директора, был начальником геологической партии в системе «Дальстроя», отец его ушел на пенсию с должности директора золотодобывающего горно-обогатительного комбината. Внука, Ивана Петровича Незванова, в двадцать семь лет назначили директором прииска, он уже два года командовал Красноармейцем, и никто не сомневался, что со временем он пойдет еще дальше, чем вышедший на пенсию родитель.

Дед Валеры, зэка Федор Седых, бывший старшина разведроты, в сорок третьем сдуру попал в плен, в сорок пятом конвой сменился с немецкого на русский. Бывший бравый разведчик переместился на тысячи километров восточнее, да так и остался на прииске после смерти вождя, командуя бригадой промывщиков. Внук продолжил пролетарскую династию и возглавлял бригаду бурильщиков. Но слово его в поселке, где за какие-то десять лет население почти полностью менялось и старожилов можно было пересчитать по пальцам, значило немногим меньше, чем слово директора.

Иван Петрович Незванов хоть и понимал, что рассказанная мужиками история не может быть правдой, все же решил досконально все проверить. Назавтра с утра, взяв с собой самых, как ему казалось, трезвомыслящих людей, главного инженера прииска Круглова и начальника горного участка Мюллера, носящего (не только из-за фамилии, но и за беспощадность, с которой он карал малейшее нарушение трудовой дисциплины) прозвище Гестапо, он вышел на катере вниз по течению реки. Но вот незадача — с ними случилось то же, что и со вчерашними путешественниками. Но те сообразили вовремя вернуться, а директор снова и снова повторял попытки прорваться в Тоболях, пока не кончился бензин, и всем троим пришлось, оставив катер на берегу, добираться до Красноармейца подобно альпинистам, с риском для жизни преодолевая отвесный скальный прижим.

Добравшись до своего кабинета, Иван Петрович первым делом кинулся к телефону, чтобы оповестить начальство о невероятном событии, но трубка безмолвствовала. Такое случалось не впервые, слишком ненадежная линия связывала поселок с райцентром, и Иван Петрович включил спутниковый телефон, который, как уверяли его связисты, не мог подвести никогда. Но и он молчал.

Этой ночью работавшая на горных полигонах ночная смена и все те, кто не спал в тот короткий час, на который наступала темнота, могли наблюдать в небе невероятное зрелище — от края до края горизонта переливалось разноцветное полотнище света. Старые полярники узнавали северное сияние, которого никак не могло быть летом, тем более на этой широте, находящейся на сто с лишним километров южнее Полярного круга. А утром Незванов, загрузив в другой катер несколько канистр бензина и взяв с собой Мюллера, снова двинулся вниз по реке. Результат поисков оказался еще удивительнее. Теперь невидимая граница не дала добраться даже до Хатагай-Хаи, и катер оказывался в исходной точке, отойдя всего каких-то двадцать километров от Красноармейца. А когда Незванов, завершив третью попытку, снова увидел перед собой родной поселок, безоблачное до того небо затянула странная темно-фиолетовая туча, что-то с грохотом сверкнуло, и мир на короткое время перестал существовать.

Когда в глазах посветлело, Иван Петрович упрямо развернул катер и снова взял курс вниз по течению. Эта попытка оказалась удачной. Старательский поселок опять стоял на своем месте, там, где ему и положено было быть. Незванов подвел катер к причальному мостку с привязанными к нему лодками и, окриком отогнав свору собак, сбежавшихся полаять на незнакомцев, вместе с Мюллером направился к столовой, которая всегда была центром общественной жизни артели. Здесь не только ели, но и крутили кино, собирали собрания. Сейчас на площадке перед столовой было особенно людно, будто все старатели бросили работу и собрались на митинг. Многие узнали директора прииска, и толпа расступилась перед ним, пропустив Ивана Петровича к хорошо знакомому ему старому горному мастеру Портнову.

Увидев директора, Портнов бросился к нему с нескрываемой радостью на лице.

— Наконец-т! — зачастил он, проглатывая от возбуждения окончания слов. — А то мы уже не знам, что и делать! И Степанова, как назло нет, в райцентр уехал и никак не возвращацца!

Степанов был председателем старательской артели, точнее, по-новому — директором общества с ограниченной ответственностью, и у Незванова никак не ладились с ним отношения из-за невероятной жадности соседа. Так что сейчас он был даже доволен, что Степанова не оказалось на месте.

— Ты не спеши! — остановил он возбужденного Портнова. — Ты мне расскажи подробно и ясно, что тут у вас случилось?

Рассказать подробно у Портнова получилось, а вот с ясностью было хуже. Точнее, вообще никак. Два дня назад исчез Тоболях, и все попытки пробиться туда оказывались безуспешными. А вчера якутский поселок, как ни в чем не бывало, вернулся на прежнее место, зато оказался отрезан путь к Красноармейцу.

— Раз десять пробовали прорваться! — докладывал Портнов. — И ничего! Идешь против течения, идешь, потом — раз, и все, уже по течению катишься! Но если вам удалось пройти, значит, теперь все в порядке, дорога открыта?

— Посмотрим, — прервал Иван Петрович словоизвержение старика. — Ты лучше скажи, связь у вас есть?

— Так в том-то и дело…

— Давно проверяли? — Незванов не дослушал Портнова и уже шел к столовой, где, как он знал, стояли телефон и допотопная рация. На спутниковый телефон Степанов раскошеливаться, понятное дело, не стал.

Старик семенил за длинноногим директором, оправдываясь на ходу:

— Сегодня еще не пробовали. А что проверять? Два дня все молчит.

В телефонной трубке не было слышно даже обычного шипения, как и в наушниках рации. Иван Петрович покрутил ручки настройки, пытаясь услышать хоть какой-нибудь разговор, но эфир был девственно чист, будто в мире не осталось ни одной работающей и подающей сигналы радиостанции.

— И приемники молчат! — добавил Портнов. — Даже «Маяка» нет.

— Что скажешь? — спросил Иван Петрович у Мюллера.

— Ничего не понимаю, — честно признался тот. — Война, что ли, началась? Думаю, надо к якутам проскочить, вдруг там что-то выяснится.

— Так у них то же самое, — встрял в разговор начальства Портнов. — Связи нет, ничего не знают.

— Возвращаемся назад, — заключил Незванов. — Если до завтрашнего дня связь не наладится, пойдем в райцентр.

Подобрав по дороге брошенный вчера катер, вернулись в Красноармеец, где ждал новый сюрприз. Поселок остался не только без связи, но и без электричества. Высоковольтная линия, идущая к прииску от райцентра, почему-то оказалась обесточена. После нескольких безуспешных попыток выйти на связь главный энергетик отправил двоих подчиненных вдоль линии. Идя от опоры к опоре, те вскарабкались на перевал, стали спускаться с него на другую сторону и неожиданно снова увидели перед собой Красноармеец. Потрясенные и испуганные, они заявились к своему начальнику и доложили о случившемся чуде.

Конечно, энергетик не поверил им и снова погнал через перевал, лично встав во главе маленького отряда. Пришли они, как и в первый раз, в Красноармеец как раз ко времени возвращения директора. Теперь энергетик выглядел не лучше своих подчиненных. С выпученными глазами и трясущейся нижней губой он доложил Незванову о происшествии, со страхом ожидая начальственного гнева, — директор терпеть не мог, когда его подчиненные расписывались в собственной беспомощности. Но, к его удивлению, Незванов внимательно его выслушал, расспросил о подробностях и отпустил без втыка.

Организованная назавтра экспедиция в райцентр вернулась быстро и с тем же результатом. Неизвестно кем отмеренная граница доступного пространства оказалась примерно в десяти километрах вверх по течению. Но Незванов не привык сдаваться. Собрав несколько групп из самых крепких и надежных мужиков, отдавая при этом предпочтение хорошо знающим местность охотникам и рыбакам, он разослал их в разные стороны в надежде, что где-то сохранился проход во внешний мир. О причине происшедшего Иван Петрович старался не думать, пока не набралось достаточно фактов.

Первой вернулась группа, вышедшая на катере вниз по реке. Миновав Хатагай-Хаю и Тоболях, их катер прошел еще с десяток километров и, как по волшебству, снова оказался около Тоболяха. Остановившись, мужики поговорили с местными жителями и были поражены их спокойным отношением к происшедшему. Из-за чего переживать? В поселке работает дизельная электростанция, давая свет на три часа в день, топливо для нее завезли еще по зимнику на все лето, продуктов хватает, коровы доятся. Что еще надо? Телефон не работает? Так он часто не работает. Радио молчит? Ничего, починят. В райцентр попасть нельзя? Ну и что, когда нужно будет, сами прилетят. Сметану брать будете? Нет? И чего тогда только приезжали…

Следом за этой группой с одинаковым результатом одна за другой подтянулись остальные команды. Последней вернулась та, что, переправившись через реку, ушла по речке Иньяри, на которой в сорока километрах от устья работала еще одна старательская артель. Мужикам удалось пройти тридцать, после чего они поняли, что возвращаются обратно, и действительно снова вышли к реке.

Собрав все эти данные, Незванов очертил на карте границу, отделившую три поселка от внешнего мира. Отрезанный район оказался вытянутым вдоль реки овалом, длиной примерно в восемьдесят километров, а шириной в пятьдесят. Еще долго он гонял мужиков в разные стороны, но прохода нигде так и не обнаружили.

Мюллер Гестапо, человек с аналитическим складом ума, предложил, спускаясь вниз по течению, выключить мотор и попробовать преодолеть невидимый барьер самосплавом. Ведь утекает вода куда-то, говорил он. Одно из двух, или лодка пройдет сквозь барьер по течению, или упрется и будет стоять на месте. Проверить свою гипотезу он отправился лично, взяв с собой Валеру Седых.

Двигатель заглушили после Тоболяха. Дальше Валера направлял лодку веслами, с трудом справляясь с сильным течением, которое постоянно сносило их то к одному, то к другому берегу. Со скоростью около пятнадцати километров в час уходили назад черные скалы, облицованные блестящими, как зеркала, плитами породы и сверкающими на солнце кристаллами молочно-белого кварца. И Мюллер, и Седых напряженно ждали соприкосновения с барьером, но произошло это неожиданно. В какой-то момент что-то мелькнуло, и перед глазами возникла другая местность. Валера сразу узнал бы ее, если бы не мысль, что это невозможно. Только когда вдалеке, на правом берегу, появились дома родного Красноармейца, они поняли, что не течение вынесло их за пределы закрытого района, а некая непонятная сила перебросила на восемьдесят километров назад, в самое его начало.

Похоже, что слово «материк», которым северяне обозначают обжитые, не северные места, приобрело зловещее буквальное значение.