Глава 45
– Давно не виделись, Королева Пиратов.
Изабель боялась говорить: вдруг с языка сорвется что-нибудь гадкое. Только кивнула, и то не очень выразительно, поскольку лежала навзничь.
«Он повзрослел, – пронеслось у нее в голове. – Вырос. Лицо уже не такое тонкое, как раньше, на подбородке – щетина. Голос стал мужественным, а вот глаза совсем не изменились – светло-индиговые. Глаза художника. Мечтателя».
Ей хотелось поднять руку и коснуться этого лица, которое она так хорошо знала, провести пальцами по подбородку, по губам. Спросить, откуда взялся шрамик над правой скулой.
– Феликс, – сказала она и села.
– Изабель.
– Это так… э-э-э… – она порылась в памяти в поисках слова, – чудесно – видеть тебя снова.
Феликс поглядел на нее с тревогой:
– Наверное, тебе лучше не вставать. Я видел, как ты упала. Головой ударилась. Ты хорошо меня видишь?
– Прекрасно, – ответила Изабель и встала. И тут же вскрикнула. Боль, острая и горячая, раскаленным гвоздем вонзилась в ногу, едва она наступила на изуродованную ступню.
– Лучше сядь, – сказал Феликс, не сводя глаз с ее ступни.
Изабель проследила за его взглядом. На белом чулке распускался алый цветок. Когда она упала, то от боли не сразу поняла, что из ноги опять пошла кровь. Феликс взял Изабель за руку, и от теплого прикосновения, оттого, что она вновь ощутила его кожу своей кожей, ее вдруг охватила слабость.
Он подвел ее к каменной скамье под деревом. Она села и завертела головой, высматривая Мартина. Тот уже щипал траву в тенечке, поводья были переброшены через шею.
– У него слегка поцарапан нос. Ничего ужасного, – сказал Феликс.
– Спасибо. Мне уже лучше. Я тебя не задержу, – сказала Изабель, заставляя себя улыбнуться. – Ты же сцену строишь.
– Да. И маркиз хочет, чтобы работу сделали быстро. Он хорошо платит нам за это – моему хозяину и мне.
– А кто твой хозяин?
– Мастер Журдан. Плотник из Сен-Мишеля. Нанял меня месяц назад.
Изабель переваривала новость. Феликс уже месяц как в Сен-Мишеле. Она не знала, что надо делать, радоваться, беспокоиться или злиться – а может, и то, и другое, и третье?
– Значит, теперь ты плотник, – сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало беззаботно. Но получилось смешно.
«Господи, да он же пилит доски и приколачивает их гвоздями, разве не видишь! – выбранила она себя. – Кем он еще может быть?»
Феликс кивнул:
– Я обучился этому ремеслу, работая на других плотников. В других деревнях.
– Да, ты всегда что-нибудь вырезал, я помню. Ты хотел быть скульптором. Как Микеланджело.
– Я много чего хотел, – тихо сказал Феликс, глядя на свои загрубевшие от работы, покрытые шрамами руки.
Наступило неловкое молчание. Изабель очень хотелось его прервать. Хотелось накричать на него, сказать, что и она тоже много чего хотела. Спросить, почему он ей солгал. Но гордость пересилила, и девушка промолчала.
Феликс поднял голову. Их взгляды встретились. И тут же оба опустили глаза и уставились на чулок с кровавым пятном.
– Я слышал эту историю, – сказал он. – Всю. Принц. Элла. Хрустальная туфелька.
Изабель посмотрела наверх. Та самая птица, которая напугала Мартина, сидела на суку у них над головами.
– Знаешь, я в первый раз вижу такого здоровенного ворона, – сказала она, чтобы сменить тему.
Феликс тоже взглянул на птицу, но спустя миг его внимание вновь обратилось к Изабель.
– Зачем ты это сделала? Почему откромсала себе половину ступни?
Изабель побледнела:
– Феликс, ты когда-нибудь слышал такое выражение – «вести легкий разговор»?
– Я никогда не вел с тобой легких разговоров. Не буду и начинать. Зачем ты это сделала?
Изабель не хотелось обсуждать свой поступок. Ни с кем. Но от Феликса нельзя было так легко отделаться.
– Изабель, я тебя спрашиваю…
– Я слышу, – оборвала его девушка, ощущая себя загнанной в угол.
– Так зачем?
«Затем, что ты ушел, – подумала она. – И забрал с собой все. Мои мечты. Мои надежды. Мое счастье».
Но она не могла признаться в этом ему; только себе, и то с трудом.
– Чтобы заполучить то… того… кого мне велели заполучить, – выдавила она наконец.
Феликс болезненно поморщился:
– И ты сотворила это с собой, чтобы получить того, на кого тебе указали?
– Ты же знаешь Маман. Я больше не могла сопротивляться. Ведь я потеряла все, что лю… – Она осеклась. – Я потеряла все, что было для меня важно. И превратилась в страшную мачехину дочку.
– Страшную? Это еще откуда? Я никогда не считал тебя такой, – сказал Феликс. – Мне всегда нравился твой смех. И твои глаза. И волосы тоже. Они у тебя красивые. Темно-рыжие. Как беличий мех.
– То есть у меня волосы как у белки? – не веря своим ушам, переспросила Изабель. – И это, по-твоему, комплимент?
– Я люблю белок, – сказал Феликс и пожал плечами. – Они такие неожиданные. Сообразительные. И красивые.
С этими словами он поставил свою сумку на землю, опустился на колени перед Изабель, приподнял подол ее платья и стянул с ноги чулок.
– Эй! – вскрикнула она. – Ты что делаешь?
Феликс уже держал ее ладонью за пятку.
– О боже, – сказал он ломающимся голосом.
Изабель тоже испугалась. Шрам на месте пальцев вздулся и побагровел, а в одном месте треснул, и из него сочилась кровь. Она хотела вырвать ногу из хватки Феликса, но тот оказался сильнее.
– Пусти! – закричала она и попыталась прикрыть ногу юбкой.
– У тебя кровь идет. А у меня есть бинт и лекарство. Я же вечно режусь, когда работаю.
– Мне-то какое дело!
– Позволь, я тебя перевяжу.
– Нет!
– Почему?
– Потому… потому что это унизительно!
Феликс сел на пятки.
– Я и раньше видел твои босые ноги, Изабель, – сказал он мягко. – Мы часто бродили вместе по ручью. Помнишь?
Изабель стиснула кулаки. Ее смущало не то, что Феликс видит ее босые ноги. Беда была в том, что он видел нечто большее: ее душу. Он всегда это умел. И теперь, под его взглядом, она почувствовала себя мучительно уязвимой.
– Отпусти меня!
– Нет. В рану попала грязь, – сказал Феликс, ставя на землю ее пятку. – Если ничего не сделать, она воспалится. Тогда придется отрезать ногу целиком. А на такое, думаю, даже у тебя духу не хватит.
Изабель обмякла, признав свое поражение. Она и забыла, каким Феликс может быть упрямым. Он подошел к дереву, под которым лежал большой кожаный мешок и стояла фляжка с водой, взял их и вернулся к Изабель.
Сначала он открыл фляжку и прополоскал рану водой. Затем расстегнул сумку и перевернул ее. Оттуда высыпались резцы. Карандаши. Ножи. Рашпиль. Линейки.
И крошечный солдатик, дюйма в два высотой.
Изабель подобрала его.
– Это ты сделал? – спросила она, радуясь, что можно поговорить о чем-то, кроме ее изуродованной ноги. И жизни.
– Режу их у себя по ночам, – сказал Феликс. – Уже набралась целая маленькая армия со стрелкáми, фузилерами, гренадерами и их офицерами… Я почти закончил. Осталось вырезать несколько фигурок командующих.
– И что ты собираешься с ними делать? – спросила Изабель.
– Продам. Какому-нибудь богачу, у которого есть сыновья. Купцу или банкиру, все равно. Главное, чтобы хорошо заплатили.
Изабель внимательно разглядывала солдатика.
– Невероятно, Феликс, – восхитилась она.
Фигурка была не только тщательно вырезана, но и скрупулезно раскрашена: Изабель видела пуговицы на его куртке, спусковой крючок ружья и даже решимость в глазах.
– Днем я сколачиваю гробы, а ночью режу вот это. Все-таки разнообразие, – горестно сказал Феликс. – Мне иногда кажется, мы скоро переведем на гробы все деревья во Франции, такие у нас потери.
Изабель отложила фигурку.
– Неужели все так плохо? – тихо спросила она.
Феликс кивнул.
– Что же с нами будет?
– Не знаю, Изабель.
Другой парень на его месте тут же сплел бы для нее сказку со счастливым концом о том, что войска короля победят, непременно – чтобы пощадить ее нежные женские чувства. Но не Феликс. Он никогда не говорил ничего просто ради утешения. И она любила это в нем.
«Хотя бы это осталось между нами, – печально подумала она. – Даже если все остальное переменилось».
Феликс продолжал копаться в своих вещах, пока наконец не нашел то, что было ему нужно, – тугой сверток из чистых льняных полосок и стеклянный пузырек, из которого он вылил на рану Изабель несколько капель. Рана загорелась. Изабель взвыла. Не обращая внимания на ее вопли, Феликс аккуратно забинтовал ногу.
– Ну вот, теперь порядок, – сказал он и тут же оголил вторую ногу.
– Феликс! – сказала ему Изабель. – Нельзя вот так стягивать с девушек чулки. Это неприлично.
Феликс фыркнул:
– Меня не возбуждают чужие ноги. Особенно потные. И вообще, я же не хожу по округе и не снимаю чулки со всех девушек подряд. Только с тебя.
Он выпрямил ей ноги и поставил их пятками на землю, вплотную друг к другу.
– Что ты делаешь?
– Может, кое-что, а может, и ничего, – сказал он, снимая мерки и тут же записывая их огрызком карандаша на клочке бумаги.
Закончив, Феликс натянул на нее чулки и надел ботинки. Потом встал и сказал, что маркиз, конечно, щедрый хозяин, но уж больно нетерпеливый и что ему пора браться за дело. Изабель тоже встала и заверила его, что прекрасно доедет домой одна. Вместе они подошли к Мартину.
– Ну, здорово, старый черт. Помнишь еще меня? – сказал Феликс коню.
Мартин поднял голову. Насторожил уши. И укусил юношу. Феликс рассмеялся.
– Будем считать, помнит, – сказал он и потрепал коня по шее.
Изабель заметила, что его глаза увлажнились. «Старые лошади по-прежнему трогают его до слез. Значит, и в этом он тоже не изменился, – подумала она. – И значит, мне будет тяжело его ненавидеть».
Она снова взобралась в седло и взялась за поводья.
– Спасибо тебе, Феликс. За то, что подлатал меня, – сказала она.
Феликс так увлеченно чесал Мартина за ухом, что ответил не сразу.
– Любила, – сказал он вдруг.
– Что? – переспросила Изабель, вставляя ногу в стремя.
– Ты недавно сказала: «Я потеряла все, что было для меня важно». А хотела сказать: «Я потеряла все, что любила».
– И что с того? – настороженно переспросила Изабель. – Это что-нибудь меняет?
– Меняет. Когда-то я думал… – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Что это относится и ко мне.
И тут вдруг маленький запас спокойствия, который Изабель растягивала изо всех сил, кончился. Да как он смеет, после того, что сделал!
– И люди еще называют меня бессердечной! Как ты можешь быть таким жестоким, Феликс? – крикнула она надтреснутым от злости голосом.
– Я? – изумился Феликс. – Но я же не…
– Нет, конечно, ты «не». С этого-то все и началось, все беды. До свидания, Феликс. До нескорого.
Изабель повернула Мартина и коснулась пятками его боков. Конь, должно быть, ощутил перемену в ее настроении и тут же пустился галопом. В считаные секунды поляна осталась позади.
Изабель уезжала, не оглянувшись.
Как и Феликс в тот день.
