От переводчика
В «Костяных часах», как и в своих предыдущих романах, Дэвид Митчелл предлагает читателю увлекательную, сложную и запутанную игру, раскрывая свою уникальную вселенную. Игра начинается собственно с заглавия, «The Bone Clocks». Английское слово «clocks», кроме обозначения механизмов и приспособлений для измерения времени, употребляется еще и в выражении «dandelion clocks», то есть семянка одуванчика, хрупкая и эфемерная, облетающая от малейшего дуновения ветра; в оригинале романа это выражение использовано один раз: «Cars and trucks wallop by, gusting seeds off dandelion clocks» («Легковушки и грузовики проносятся мимо, сдувая пух с одуванчиков», см. с. 96).
Некоторые из многочисленных героев романа наделены чертами реально существующих лиц, и для английского читателя в этом заключается еще один элемент игры. По большей части они упомянуты в примечаниях, но, пожалуй, следует особо отметить рассказчика четвертой части романа, «Одинокая планета Криспина Херши». В интервью автор не раз говорил, что в образе Криспина Херши вывел себя самого, однако критики не преминули отметить множество параллелей с другим английским писателем, Мартином Эмисом. Что ж, судите сами. Криспин Херши, сын знаменитого режиссера (снявшего научно-фантастический фильм «Ганимед-5»), великолепный стилист с тонким чувством языка, автор романов «Рыжая обезьяна» и «Сушеные эмбрионы», за которые с помощью литагента по прозвищу Гиена Хэл получил огромные гонорары, но ни одной престижной премии. Мартин Эмис, великолепный стилист с тонким чувством языка, сын знаменитого писателя Кингсли Эмиса, автор романов «Желтый пес» и «Мертвые младенцы», а также автор сценария к научно-фантастическому фильму «Сатурн-3», не получивший ни одной престижной премии. Да и его литагент Эндрю Уайли носит прозвище Шакал. Однако не стоит принимать все это всерьез. В конце концов, игра есть игра, и поклонники творчества Митчелла с удовольствием будут выискивать в тексте явные и скрытые намеки, отсылки к другим книгам автора, а также всевозможные преображения, переосмысления и «пасхалки».
Для тех, кому лень, попробую перечислить в порядке предъявления.
Винсент Костелло. Читатели «Облачного атласа» наверняка вспомнят Веронику Костелло, бывшую владелицу шляпного магазина в Эдинбурге.
Упоминание доктора Маринуса и ресторана «Тысяча осеней» сразу же вызовут в памяти Лукаса Маринуса, героя романа «Тысяча осеней Якоба де Зута».
Плакат с надписью «Великолепная Родезия» аукнется в следующей книге, «Голодный дом».
Алан Уолл, Доминик Фицсиммонс, Хьюго Лэм и его двоюродный брат Джейсон Тейлор (тот самый, что весь август никак не может попасть в кино на «Огненные колесницы») – персонажи из книги «Под знаком черного лебедя» («Лужок Черного лебедя»).
В полупустой часовне Королевского колледжа волосы на затылке Хьюго Лэма, рассказчика второй части, шевелятся, будто от дуновения, что заставляет вспомнить первую (и предпоследнюю) строку «Литературного призрака» – «Кто там дышит мне в затылок?»
«Килмагун спешиал резерв» – вымышленная марка виски в «Облачном атласе» и «Литературном призраке».
Семейство Четвинд-Питт упоминается в «Голодном доме», равно как и Джонни Пенхалигон, предок которого, капитан Пенхалигон, командовал фрегатом «Феб» из «Тысячи осеней Якоба де Зута».
Феликс Финч и литературный журнал «Пиккадилли ревью» упоминаются в «Облачном атласе».
Элайджа д’Арнок – сын мистера д’Арнока из «Облачного атласа».
Черно-оранжевая лайкра мелькнет в «Голодном доме».
Дизайнерский бренд «Макото Грелш», судя по всему, отголосок имени главного редактора журнала «Подзорная труба» из «Облачного атласа» – Дома Грелша.
Олив Сан, еще один главный редактор «Подзорной трубы», – перевоплощение Луизы Рэй из «Литературного призрака» и «Облачного атласа»; кстати, по-английски имя Luisa Rey отсылaет к названию романа Торнтона Уайлдера «Мост короля Людовика Святого» («The Bridge of San Luis Rey»), одной из любимых книг автора. В сигнальных экземплярах «The Bone Clocks» редактора «Подзорной трубы» звали Луиза Рэй, а на литературном фестивале в Хэй-он-Уай Криспин Херши встречался с еще одним персонажем «Литературного призрака» и «Облачного атласа», Тимоти Кавендишем, и эпизод на с. 364–365 выглядел так:
– Высоко сижу, далеко гляжу, и что я вдруг вижу? – шепчет мне какой-то старикан у бара с шампанским. – Настоящий литератор на литературном фестивале. Как жизнь, Криспин?
У незнакомца нос любителя виски, твидовый костюмчик, как у героев Мюриэл Спарк, и галстук-бабочка. Увидев мое замешательство, старик представляется:
– Тимоти Кавендиш, давний приятель твоего отца. Я был частым гостем у вас на Пембридж-Плейс, году эдак в шестьдесят восьмом или шестьдесят девятом, ну, примерно когда распались Gethsemane. Ты только вышел из пеленок, но впоследствии я с большим интересом следил за твоей карьерой – у меня свое издательство.
– А, понятно. Здесь кто-то из ваших авторов?
– Если честно, то я сам автором заделался. Мне недавно довелось пережить тридцать три несчастья, и в итоге я написал книгу об издевательствах над пожилыми людьми, своего рода мемуары о жизни в доме для престарелых. Я даже не надеялся, что книга будет хорошо продаваться, но, – старик доверительно наклоняется ко мне, от него пахнет арахисовым маслом, – тираж разлетелся как горячие пирожки! Так что на незаконно нажитые средства я приобрел домик на Бермудах. Урсула, моя возлюбленная, родом с Бермуд, и как только закончится рекламная кампания фильма, мы туда уедем, чтобы не смущать чертову налоговую инспекцию.
У меня все сжимается от зависти.
– Вашу книгу экранизировали?
– Да, представляешь? А меня играет Том Хэнкс. Меня. С ума сойти.
Я вручаю Тимоти Кавендишу еще один бокал шампанского.
– Что ж, попутного ветра вам до Бермуд.
Мы чокаемся, пьем.
– Знаешь, мне время от времени хочется позвонить твоему отцу, пригласить его на ужин… А потом я спохватываюсь: его больше нет! Забываю, что он умер еще в… Сколько уже лет прошло?
– Десять. Нет, одиннадцать. Или все-таки десять. Он умер в две тысячи пятом.
– Эх, я так скучаю по этому старому чудаку. Между прочим, он тобой очень гордился.
– Да неужели? Он это тщательно скрывал.
– Ну, я читал «Продолжение следует». Чертовски хорошая книга, честное слово, но, по-моему, ты не понимаешь, что в наше время отцам были несвойственны проявления чувств. В шестидесятые годы нравы стали раскрепощеннее, и фильмы Тони отчасти этому способствовали, но… не все смогли себя… как бы это сказать? А, перепрограммировать. Криспин, сойди с тропы войны, заключи мир с покойным отцом. Призракам томагавки не страшны. Призраки тебя не слышат. Ты лишь сам себя поранишь.
Чья-то рука ложится мне на плечо. Я резко оборачиваюсь; Гиена Хэл улыбается, как гигантский хорек.
– Криспин! Как прошло мероприятие?
– Чудом уцелел. Позволь представ… – Я поворачиваюсь к Тимоти Кавендишу, но он уже исчез в толпе гостей.
(Том Хэнкс действительно сыграл Кавендиша в фильме-в-фильме из экранной версии «Облачного атласа».)
По словам автора, Левон Фрэнкленд, а также молодой Тимоти Кавендиш и группа Gethsemane будут среди героев его нового романа, ожидаемого к концу 2019 года.
Дуайт Сильвервинд впервые появляется в «Литературном призраке».
Лунно-серая кошка гуляет из романа в роман – «Сон номер девять», «Облачный атлас», «Под знаком черного лебедя» («Лужок Черного лебедя»), «Тысяча осеней Якоба де Зута», «Голодный дом».
Рассказ «Проблема Воормана» – сценарий фильма «Пан-оптикон» в романе «Сон номер девять».
На клипере «Пророчица» из «Облачного атласа» служит некий мистер Сайкс, предок Холли.
Садакат, доктор Маринус и психиатрическая лечебница Докинса фигурируют в либретто к опере «Затопленный сад».
Фактория в Дэдзиме, досинтоистский психозотерический декантер (то есть статуя богини), фрегат «Феб», плато Кирисима, Эномото и градоправитель Сирояма знакомы читателю по «Тысяче осеней Якоба де Зута».
Мо Мантервари – персонаж из «Литературного призрака», а в «Тысяче осеней Якоба де Зута» фигурирует ее предок Фиакр Мантервари, взявший новое имя Кон Туми.
Экспертно-аналитическая группа «Предвидение» напоминает об острове Предвидение «далеко-далеко в северной г’лубизне» и Великом Корабле Предвидящих, бороздящем моря после Падения цивилизации в «Облачном атласе».
И наверняка обнаружится что-нибудь еще.
Александра Питчер
notes
