Юрий долго не понимал, зачем им с Терапевтом требуются псевдонимы. О том, что бывший военный врач действует не один, он даже не подозревал. Про группу Орловский узнал только через год, после того, как была начата его книга.

Идея зрела давно. Вначале Юрий не делился ею ни с кем, но затем все же решил посоветоваться с Терапевтом. Больше в Столице советоваться было не с кем. Его друг ничуть не удивился, но не спешил с одобрением. Спокойно, трезво, будто беседуя с коллегой у постели тяжелобольного, он обрисовал возможные трудности – и неизбежные последствия. Уже сейчас работать сложно и опасно, но еще труднее станет через два-три года, когда работа будет близка к завершению. А ведь рукопись еще следует переправить за границу…

Юрий не спорил, но сдаваться не собирался. Они встретились с Терапевтом через несколько дней, и тот внезапно сообщил, что сможет помочь. Но Юрий должен быть осторожен, иначе опасность будет грозить не только им двоим. Орловский понял намек, но не стал расспрашивать. Только когда первые главы были уже закончены, и Терапевт стал передавать Юрию новые материалы, они поговорили всерьез. Было названо имя Флавия, неизвестного друга, который достаточно влиятелен, чтобы доставить нужные документы – и достаточно силен, чтобы защитить в случае беды. Тогда-то Орловский и стал Орфеем. Терапевт пояснил, что его, Юрия, надо как-то называть в разговорах с тем же Флавием. Так же, как и сам Флавий именует своего неведомого помощника Марком.

Орловский предпочел бы что-либо более банальное: Сидоров или Петров, но уж во всяком случае не Орфей. Вот уж с кем у него нет ни малейшего сходства, так это с легендарным певцом! Но, Терапевт напомнил, что певцом Орфей стал лишь у поздних античных мифографов, любивших эстетизировать древние предания.

– Заодно выдумали Эвридику – на радость оперным либреттистам будущих веков, – усмехнувшись, добавил он. – А действительность была проще и страшнее. Веке в девятом до Христа в Греции началась психическая эпидемия. Вакханалии – люди сходили с ума, убивали друг друга, превращались в зверей. Кровью такое не погасить, но Орфей сумел усмирить безумцев, без насилия, только словом. Вам предстоит сделать то же самое, Юрий. И может… И может, вам тоже придется спуститься в ад…

Орловский не стал спорить и лишь поинтересовался, отчего его друг стал именно Терапевтом, ведь по образованию он хирург. Но тот покачал головой и предложил догадаться самому. Вскоре Юрий вспомнил: в древности существовала секта «терапевтов» – наиболее истовых и наиболее стойких.

О Марке, помощнике Флавия, Орловский так ничего не и узнал. А вот о самом Флавии Терапевт кое-что рассказал. Тот, кто взял себе это прозвище, убежденный большевик, в начале 30-х входил в антисталинскую группу Рютина, чудом уцелел и теперь продолжал борьбу.

Были, конечно, и другие: те, кто перепечатывал его книгу, переправлял ее во Францию, доставал документов. Но о них Терапевт молчал.

Вскоре кличка пригодилась. Когда Орловский звонил Терапевту, он представлялся «Орфей». На этом настоял его друг. Меньше риска, если аппарат будет взят на прослушивание.

…Как-то они гуляли с Никой по набережной возле огромного серого дома, построенного знаменитым Иофаном для семей членов ЦК и сотрудников совнаркома. Настроение в тот день было превосходным, да и день выпал яркий, не по осеннему теплый. Юрий пересказывал услышанные им на службе байки про невероятное сооружение Иофана, Ника смеялась, и тут совершенно неожиданно Орловский вспомнил, что должен позвонить Терапевту. Телефон-автомат оказался рядом. Он набрал номер и начал, как обычно: «Это Орфей…»

Он понял свою ошибку лишь тогда, когда услышал удивленное: «Юра, так ты, оказывается, Орфей? А почему – Орфей?..»

И вот теперь придется вновь отвечать. Ну что ж…

– Я – Орфей? Ах да…

Орловский потер лоб, усмехнулся:

– Студенческая кличка, Константин. На втором курсе я занимался Древней Грецией, увлекся орфиками. Было такое учение – про переселение душ. Вот и прозвали…

Где-то таким же образом он пояснил это Нике. Юрий просил забыть странное прозвище, но она время от времени все же называла его так.

– А что, души переселяются? – «Костя» удивленно заморгал. – Выдумают же! А то я смотрю…

Из портфеля появилась небольшая потертая книжка. Энкаведист раскрыл форзацный лист. «Камень» – первое издание Мандельштама. Эту книгу Ника нашла где-то в букинистической лавке и подарила Юрию на день рождения в прошлом году. А вот и надпись: «Орфею в день рождения – от персонажа совершенно не мифологического». К счастью, вместо подписи стояло стилизованное «Н».

– Вы же видите – шутка!

Орловский указал на надпись. «Костя» закивал и передал книгу Юрию. Поверил? Кто знает…

– В общем, вы прочитаете? – «Костя» кивнул на рукопись. – Дней пять хватит?

– Постойте, Константин, – не выдержал Орловский. – Вы же сами говорили, что Родион Геннадиевич… То есть гражданин Соломатин, писал о всякой мистике, о суевериях… Зачем же это читать?

– Как это зачем? – искренне удивился «Костя». – В любом явлении, даже в мистике, имеется рациональное зерно. Мы ведь даже из змеиного яда лекарства добываем! Так что читайте!..

Читать было трудно. Родион Геннадиевич писал по-дхарски, но не привычным алфавитом, изобретенным в 20-е, а смесью кириллицы и самодельных букв, которой пользовались образованные дхары в начале века. Разница невелика, всего в несколько знаков, но к этому следовало привыкнуть.

Вначале работа показалась скучной. Учитель подробно перечислял источники, упоминал неведомые Юрию имена земляков, поделившихся с ним рассказами о дхарской старине, тщательно характеризовал особенности дхарских преданий. Любопытное началось где-то с тридцатой страницы…

…Дхары не были людьми. Люди – «асхары» – сотворены позже, когда появилась Земля. Дхары же существовали всегда, с того самого момента, когда в незапамятные времена возникло Высокое Небо. Мира, нашей Земли, еще не было, и дхары существовали в Свободном Свете и сами были, как свет. Тысячи лет они были любимцами Высокого Неба, не зная груза плоти и страха смерти…

Слова «были как свет» учитель несколько раз подчеркнул и попытался прокомментировать, ссылаясь на мифы некоторых народов Севера. Комментарий Юрия не убедил. Да, эскимосы считали себя «иннуитами» – людьми, а остальных – зверями. Но себя-то они считали все-таки людьми! У дхаров же все наоборот.

…Люди-«асхары» появились по воле Высокого Неба на сотворенной из огненного вихря Земле. Юная земля была столь прекрасна, что многие дхары стали принимать людской облик и селились вместе с людьми, часто становясь царями и жрецами. Люди же считали их чародеями или даже богами…

Орловский вспомнил апокрифическую Книгу Еноха, где говорилось об ангелах, спустившихся на землю и породивших племя исполинов. Родион Геннадиевич тоже ссылался на этот источник, а также на восьмую главу Книги Бытия. Дхары могли услышать это предание во время своих странствий.

Дальше пересказывалась легенда о Западной земле, где правили дхарские вожди, уничтоженной гневом богов. Сохранился небольшой поэтический отрывок, получивший условное название «Песнь о погибели дворца». В свое время Юрий сам переводил его на русский. Его коллега Андрей Крапивин в шутку сравнил легенду с преданием об погибшей Атлантиде. Конечно, общего с рассказом Платона было мало, но сравнение неожиданно запомнилось. Великая страна, уничтоженная богами за грехи ее народа…

Следующая глава была посвящена легендарным «дэргам», о которых упоминалась в некоторых ранних версиях мифа об Артуре. Родион Геннадиевич считал, что около тысячи лет назад дхары и в самом деле жили в Западной Европе, ссылаясь на исследования американца Валюженича в Бретани и в Корнуэлле. Сам Фроат Великий скорее всего был западным рыцарем, дэргом по происхождению, приехавшим к своим родичам, жившим на Пех-ре.

…Гнев Неба на дхаров был велик. Многие ушли в леса и приняли звериный облик, получив презрительное прозвище «чугов»…

Юрий вспомнил, что в свое время он рассказал учителю про лесных людей – «чугайстров». Эта карпатская легенда очень заинтересовала Родиона Геннадиевича. Упоминалось о ней и в рукописи, причем с непременной ссылкой: «Любезно сообщено Ю.П. Орловским». Учитель считал, что карпатские «чугайстры» – тоже потомки дэргов-дхаров, в чем сам Юрий весьма и весьма сомневался.

…Дхары потеряли право вернуться в Свободный Свет. Некоторые еще могли менять облик, превращаясь то в «асхаров», то в лесных оборотней – «чугов». Коллеги Юрия дружно уверяли его, что лично видели этих оборотней, принимавших то, что именовалось почему-то «Истинным Ликом». Орловский посмеялся и предложил нарисовать такого «чуга». Ваня Лукин согласился, изобразив нечто, напоминающее доисторического гигантопитека. Рисунок позабавил еще больше, и Юрий долго хранил его, уничтожив лишь накануне ареста, в тот вечер, когда к нему в последний раз зашла Ника.

Следующая глава опять удивила. Родион Геннадиевич писал о легенде про приход спасителя дхаров Эннор-гэгхэна – Князя Вечноживущего. Предание основывалось на предсмертном откровении Гхела Храброго, обещавшего, что спаситель придет через пять веков и будет прямым потомком Великого Фроата, носящим его имя. Родион Геннадиевич блестяще проанализировал легенду, привлекая не только известный материал об эсхатологических представлениях древности и средневековья, но и новейшие данные о «кризисных культах», в том числе о знаменитом индонезийском культе «карго»…

Орловский отложил рукопись и долго сидел за столом, докуривая папиросы из последней пачки. Жаль что книга не издана, что рукопись – такой же бесправный зэк, как он сам. Зачем она понадобилась Большому Дому? Какой-нибудь начальник решил напечатать ее под своим именем?

Вторую половину рукописи Юрий решил просто проглядеть. Там были систематизированы дхарские заклинания, приметы и обряды. Многое из этого Орловский знал, на четвертом курсе дхарского отделения читался спецкурс по дхарским народным обычаям.

Дни тянулись спокойно, без малейших перемен. Стриженный зэк принес новые книги, Орловскому разрешили купить в тюремной лавке папирос, один раз заходила комиссия, интересовавшаяся санитарным состоянием камер. Каждый день Юрия водили на прогулки. Похолодало, и надзиратель выдал Орловскому грубый, но теплый бушлат. То и дело срывался дождь, но Юрий с наслаждением стоял на крыше, глядя в низкие серые тучи. Там не было стен…

Однажды, поворачиваясь после очередного хлопка надзирателя, Орловский заметил лицо своего очередного соседа. Оно показалось знакомым, но человек, о котором Юрий подумал, известный всей стране партийный деятель, был около года назад приговорен к высшей мере. Выходит, и этот приговор – такая же фикция, как и лагерь, который обещан ему, Орловскому?

…И еще одна встреча запомнилась. Юрий возвращался с прогулки. Поворачиваясь по хлопку, он привычно задержал взгляд. Снова знакомый… Высокий сутулый старик с большой бородой, маленькие железные очки, тяжелая трость… Этот человек почти не изменился с тех пор, как они с Юрием в последний раз виделись. Тогда Юрий был сотрудником дхарского сектора, а старик – знаменитым профессором Лавриновичем-Беком, лингвистом, многие годы занимавшимся Тибетом. Его последние публикации были посвящены бхотам, маленькому народу, обитающему где-то западнее Лхассы…

«Костя» пришел через неделю, выложил на стол кулек с конфетами «Красная», предложив начать их очередную встречу с чаепития. Беседовали о погоде, о новой премьере во МХАТе, где поставил свою очередную пьесу знаменитый Бертяев. О рукописи энкаведист, казалось, совсем забыл, и Орловский начал понемногу злиться. Наконец, он не выдержал.

– Константин, здесь вопросы задаете только вы?

Тот чуть не поперхнулся чаем:

– Помилуйте, Юрий Петрович! Да о чем вы? Спрашивайте, сделайте одолжение!

– Когда меня повели вместе со смертниками в эти катакомбы, вы знали об этом? Знали – и ждали, пока я сойду с ума?

«Костя» покачал головой:

– Ну не сошли же, Юрий Петрович! Хотя я вас понимаю. Невесело в катакомбах этих! Там, если чуть дальше пройти, есть старинный пыточный каземат, представляете? А знал ли я, не знал… Знал, конечно. Так ведь не мной придумано… Не надо душу тревожить, Юрий Петрович. Живые – они о живом думают. Ждете вопроса? Про рукопись? Ну, считайте, спросил.

Орловский пожал плечами:

– Прочитал. С вашей точки зрения – идеализм и поповщина. А если с научной – прекрасная, умная книга. Можете передать своему начальству, что вы загубили замечательного ученого.

– Эк вы! – скривился «Костя». – Ну, не можете, чтобы физией не ткнуть! «С научной точки…» А вот у меня просьба будет, как раз по линии мистики… Чтоб вы не думали, будто один все понимаете.

– И что вас интересует? – поразился Юрий.

– Там глава есть – про боевые заклинания, густая такая мистика. Так вы, Юрий Петрович, выпишите, будьте добры, эти заклинания…

– Для непобедимой и легендарной Красной Армии? – не удержался Юрий.

– Ага! – рассмеялся «Костя». – Будем супостатов крушить! Вам трех дней хватит?

Работы было на полчаса, но Орловский не стал спорить. Приказ удивил и даже раздосадовал. «Они» что, с ним в кошки-мышки играют?

– Да вы не удивляйтесь, Юрий Петрович, – понял его «Костя». – Мало ли чем начальство интересуется! А про три дня я вам не зря сказал – вот увидите…

То, что его «опекун» прав, Орловский убедился сразу, как только нашел нужную главу, предпоследнюю. Вместо привычных букв по бумаге ползли странные значки, похожие на разлапистых крупных муравьев. Понадобилось несколько минут, прежде чем Юрий наконец-таки сообразил. Написано по-дхарски, но не современным алфавитом, и не суржиком начала века. Текст был на «фроати».

…Это была одна из загадок. Фроат Великий изобрел письменность, получившую название по его имени. На «фроати» были написаны исчезнувшие дхарские летописи и, вероятно, «Гэгхэну-цорху». Древнюю письменность хранили жрецы-дхармэ, и Родион Геннадиевич хорошо знал этот алфавит. Именно по этому вопросу они с Юрием немало спорили. Орловский сомневался в древности «фроати», допуская, что он возник не ранее XVIII века на основе монгольского, с которым действительно имел некоторое сходство…

Теперь Юрий понял, зачем понадобился «Косте» и его начальникам. Дхарский язык в Столице кое-кто знал, хотя бы ребята, что учились на дхарском факультете. Но вот «фроати» им был, скорее всего, незнаком. Он, Орловский, нужен, чтобы расшифровать загадочный текст. Но что «они» думают найти в этой главе? Списки тайной организации? Указание мест, где хранится оружие? Что за бред!.

Пришлось вспоминать, и вспоминать долго. «Фроати» имел 36 букв и пять идеографических значков. Несколько раз Юрий набрасывал алфавит, но каждый раз сбивался, «терял» буквы и начинал все сначала. Только к следующему утру, порядком устав, он составил полную таблицу. Отдохнув и погуляв под моросящим дождем, Юрий положил перед собой текст и принялся за работу, но, разобрав первые сточки, внезапно остановился, сообразив, что в тексте и в самом деле могут быть не только заклинания…

Впрочем, на первой странице никаких сюрпризов не оказалось. Все, как и обещано – боевая магия. Дхарские полководцы не занимались мелочами. «Непускающая Стена», рассекающая вражеское войско на части, «Горячий Ветер», превращавший в пар оружие и доспехи, «Свод Надежды»… Орловский горько усмехнулся. Будь такие заклинания у Гхела Храброго! Правда, сын Фроата поссорился со старыми жрецами…

Юрий переписывал одну за другим грозные строчки, чувствуя, что понемногу дуреет. Там, в Большом Доме явно спятили! Не удержавшись, он прочел вслух заклинание, пробивавшее насквозь любые стены, подождал пару минут и покачал головой. Слова оставались только словами.

Постепенно дело стало продвигаться живее. Юрий освоил «фроати» и теперь мог читать текст, почти не прибегая к алфавиту. Страница шла за страницей, но ничего, кроме заклинаний, там не было. Наверняка, «они» ошиблись. В рукописи учителя никаких тайн не оказалось. Странно, что он зашифровал главу, но может, заклинания и полагалось записывать древним алфавитом?

К концу второго дня работа была завершена. Последнее заклинание оказалось необычным. Оно предназначалось для тех, кто, попав в плен, хочет избавиться от мук и позора. «Мэви йанхи-вагрэ» – «Спрячь Душу». В коротком комментарии говорилось, что прочитавший его может не бояться ни людей, ни нечисти…

Это было все. Правда, в конце главы говорилось, что ни одно из этих заклятий не действует без «Мэви-идхэ» – «Заклинания-Ключа», которое также называлось «Великим Заклинанием дхаров». Древние жрецы-дхармэ, были, похоже, людьми предусмотрительными. Самого «Ключа» в тексте не было, и Юрий с усмешкой рассудил, что Родион Геннадиевич, потомок дхармэ, тоже был человеком осторожным…

Юрий еще раз перелистал книгу, в которой раз пожалев, что скоро она вновь исчезнет в недрах Большого Дома, и, скорее всего, навеки. Вспомнилась последняя встреча с учителем. Уже были арестованы двое сотрудников сектора, остальных вызывали «для бесед», Орловский и сам ждал ареста, но Соломатин, грустно усмехнувшись, пообещал, что Юрия не тронут. «Вы не дхар. Им нужны дхары…». Он достал из ящика стола небольшую папку и попросил сохранить ее до будущих времен. «Тут нет контрреволюции!» – старик грустно усмехнулся и развязал тесемки.

Конечно, никакой контрреволюции там не оказалось. Несколько листков, исписанных «фроати», обрывок бересты со странным рисунком…

– И вот еще, Юрий, – Родион Геннадьевич показал небольшой листок бумаги. – Они считают нас заговорщиками… В таком случае – это наш пароль. Храните до последней возможности, а потом – сожгите!

Папку, просмотрев и запомнив кое-что наиболее интересное, Юрий отдал Терапевту. Сейчас она должна уже быть в Париже.

Пароль! Если б не обстоятельства их последней встречи, Орловский вволю б посмеялся над этой горькой шуткой. Беззащитный старик и несколько его учеников, писавших школьные учебники и учивших будущих учителей, которые оказались никому не нужны… В те дни Юрию впервые стало стыдно, что он русский.

Орловский ждал «Костю» с утра, но того все не было, и Юрий начал волноваться. Может, у этого улыбчивого метода такая – томить ожиданием? Внезапно подумалось, что «опекун» сегодня же заберет рукопись со списком древних заклинаний, и ему даже не удастся посидеть над ним, подумать… Время еще было, и Орловский быстро снял копию. Она уместилась на одном листке, густо исписанном с двух сторон.

– …Ну, вижу, вижу, справились… – «Костя» широко улыбался, источая радушие. – Разобрали шифр-то?

– Это не шифр, – вздохнул Орловский. – Могу вас разочаровать: списков заговорщиков не обнаружилось, равно как явок, адресов типографий и карт укрепрайонов…

– Настроение у вас хорошее, это самое главное! – энкаведист вновь одарил Юрия улыбкой и присел к столу. – Карты укрепрайонов, Юрий Петрович, хранятся иным образом. Мне просто интересно было – все-таки наследие древних времен…

«Костя» продолжал бормотать, но глаза уже скользили по бумаге…

Тянулись минуты, «Костя» явно читал список уже не первый раз. Улыбка исчезла, глаза стали другими, осторожными, внимательными, словно он и вправду искал какой-то секрет.

– Юрий Петрович! – улыбка вновь появилась на лице, но какая-то не та, робкая, чуть ли не просящая. – Вы… вы ведь не до конца расшифровали, да? Трудный шифр?

– Почему? Я выписал все заклинания. Вам нужны и комментарии?

– Нет-нет, – «Костя» закусил губу и еще раз посмотрел в список. – Там… Еще одно заклинание должно быть. Главное, которое…

Выходит, знал? Или знали те, кто прислал сюда этого «дхароведа»? Юрий вдруг почувствовал нечто, похожее на злорадство. Должно быть? Так ищите!

– Его здесь нет. Мне очень жаль, Константин. Могу вам все объяснить…

– Нет… Не надо…

«Костя» перевел дух, подумал, затем медленно проговорил, уже без всякой улыбки:

– Юрий Петрович! Поймите, это важное правительственное задание. В случае его выполнения срок вашего заключения будет сокращен, очень существенно сокращен, поверьте! Мне… Нам нужно «Заклинание-Ключ»… Я могу даже сказать, что в этом случае вам придется отбывать срок гораздо меньший – всего десять лет…

Теперь это походило на обыкновенное издевательство. Неужели он говорит всерьез? Но зачем им такая ерунда? Нет, что-то не так!

– Константин, если вы шутите, то это плохая шутка. Вы говорите с человеком, который фактически приговорен к пожизненному заключению. Обещаете помилование – за что? За образец дхарского фольклора? Извините, это несерьезно…

«Костя» молча встал, аккуратно вложил список в портфель и, не попрощавшись, вышел.

Прошло два дня. Казалось, о Юрии забыли, и он постарался выбросить нелепое происшествие из головы. Если это «тест на искренность», то он его выдержал – в рукописи не было «мэви-идхэ».

Орловский не удержался, еще раз перечитал главу и отметил одну странность. Весь текст был построен так, что главное должно находиться в конце, и главным могло быть только «Заклинание-Ключ». Но ведь его там нет!

Юрий внимательно осмотрел страницы. Родион Геннадиевич писал на старых «обратках» разного размера. Последний лист главы был немного меньше предыдущего – сантиметра на три. Это могло оказаться случайностью, но что если по листу прошлись ножницы? Нижний край имел еле заметные неровности. Может, на этих недостающих сантиметрах и были написаны две или даже одна строчка? Потомок дхармэ, Рох кна Гхели из рода Фроата, решил сберечь древнюю тайну, предчувствуя, что рукопись попадет в чужие руки. Он не ошибся – именно эта строчка отчего-то понадобилась аггелам из Большого Дома!

Юрий решил не спешить с выводами. Рано ли, поздно, но ему объяснят…

Все оказалось куда неожиданнее, чем он предполагал. На третий день энкаведист пришел как ни в чем не бывало. На лице играла широкая улыбка, весь вид выражал благодушие:

– Соскучились, Юрий Петрович? Шучу, шучу, я человек маленький, что по мне скучать-то? А я, между прочим, все про вас думал. И вашими делами занимался. Вот, извольте видеть!

Жестом средней руки фокусника, достающего из шляпы кролика, «Костя» извлек из портфеля тоненькую кожаную папку.

– Прошу!

…Бланк с гербом. Большие буквы: «Президиум Верховного Совета СССР». Постановление о помиловании. «…С двадцати пяти до десяти лет без поражения в правах…». Подпись Калинина Юрий узнал сразу – часто приходилось видеть в газетах и на журнальных страницах…

– Вот, – повторил «Костя». – Ну, Юрий Петрович, теперь-то вы мне верите? Так что, поищем заклинание?

Орловский перевел дух. Как было бы просто, знай он этот дурацкий «Ключ»! Одна фраза, никому не нужная и не интересная, – и страшный «четвертак» превратится в «червонец». Тоже не сахар, но все же, все же…

И тут другая мысль, холодная и трезвая, заставила похолодеть. Пусть он мало что понимает в этом нелепом деле, ясно одно: опричникам в малиновых петлицах понадобилось старое заклинание. Они готовы платить. И он, Юрий Орловский, чуть не поддался! Несколько тюремных недель едва не заставили продаться с потрохами! А если через год от него потребуют фамилию Терапевта? Выходит, именно так становятся предателями?

– Мне очень жаль, – голос, к счастью, звучал твердо. – В рукописи заклинания нет. Но у меня есть мысль…

Он открыл нужную страницу и принялся объяснять. «Костя» слушал, не перебивая, затем взял в руки страницу и принялся внимательно рассматривать.

– Вы же сами назвали гражданина Соломатина главным шаманом. Возможно, он решил скрыть «мэви-идхэ»…

«Костя» положил на стол конспект, написанный Орловским, и начал, не торопясь, сличать текст. Юрий охотно подсказывал, с каждой минутой чувствуя, что поступает верно. Хорошо, что старый учитель был так осторожен – хотя бы потому, что сумел разрушить неведомые планы Большого Дома. Прав Терапевта: не верить, не просить, не бояться… Нельзя верить этому улыбчивому, нельзя просить, даже о свободе. И – не бояться, как бы трудно это ни было!

– …Похоже вы правы… – «Костя» отложил бумагу и задумался. – Срезано, видать. Почуял, контра!.. Эх, Юрий Петрович! Вспомнили бы вы этот «Ключ»! Может, случайно слыхали? Вы же с этим Соломатиным, вражиною, столько лет знакомы были. Вспомните, постарайтесь! Ведь важно это. Очень…

Орловский понял, что энкаведист говорит всерьез, и не выдержал:

– Константин, послушайте! Я понимаю свое положение, но человек – существо разумное! Я не могу нормально соображать, если не пойму, зачем это нужно. Вы хотите, чтобы я вспомнил «мэви-идхэ», там объясните, зачем это вам? Все равно делиться мне не с кем…

И в самом деле! Пусть расскажет!

«Костя» заерзал на табурете.

– Ну, Юрий Петрович!.. Зачем вы так?

Орловский молчал. Энкаведист вздохнул, покачал головой и внезапно заговорил другим тоном – спокойно и твердо:

– Я – полковник Главного Управления НКВД. Через несколько дней после вашего ареста, меня вызвали к… очень высокому начальству и дали вашу разработку. То, чего хотели, от вас и от меня, вы уже знаете. Зачем, мне не объяснили, у нас это, как вы догадываетесь, не принято. В средствах не ограничили – ограничили в сроках. Вот и все. Можете верить, можете – нет…

Это походило на правду. «Костя» не ограничен в средствах… Намек? Обратно в подземелье?

– Вот что… Вы, Юрий Петрович, напишите нечто вроде рапорта. Все про эту главу и про листок. А заодно подумайте, повспоминайте. Не может быть, чтобы вы ничего не знаете. Попробуйте!

Полковник «Костя» терпеливо подождал, пока Юрий напишет требуемое, а затем откланялся, обещав зайти через пару дней. Он уже не улыбался. Очевидно, радушие более не требовалось.

Подумать Юрий был не прочь. Почему бы и нет? Значит, заклинание…

Орловский перелистал книгу Родиона Геннадиевича, затем открыл собственную рукопись о дхарском эпосе. Итак, тридцать два боевых заклинания, хранимые настолько бережно, что их перечень «дожил» до ХХ века. Хранимые – но с каких времен? Уже пять веков дхары не вели войн, не надо было защищать города от осады, разрезать строй врага, испепелять его войско. Выходит, заклинания старше? Но почему тогда герои эпоса ни разу не применяли ничего подобного? Орловский вспомнил, что говорилось в «Гэнхэну-цорху» о Фроате и его сыновьях. Их дружины рубили врагов мечами, дхарские богатыри выходили один на дюжину, «чуги»-оборотни рвали «мосхотов» на части, но ничего подобного «Горячему Ветру» или «Куполу Надежды» в эпосе не было. Ранхай, последний гэгхэн, убил князя Сумха заколдованным Черным мечом, но он воспользовался магией Дхори Арха. Верховный дхармэ Рхас ничего не говорил своему владыке о заклинаниях. Значит, уже во времена Фроата и его сыновей они хранились в глубокой тайне? Но почему? Ведь речь шла о спасении дхарской свободы? Или причиной тому – ссора со старым жречеством? Но Ранхай был их другом…

Причина могла быть одна – уже пять веков назад жрецы-дхармэ были уверены, что заклинания бесполезны. Утратили силу? И все-таки их заботливо хранили…

Юрий вновь перелистал рукопись. Итак, высокое Небо разгневалось на дхаров. Они лишились своего прежнего образа и уже не могли «стать светом». Может, тогда утратили силу и древние заклятья? Но все же учитель постарался спрятать «Заклинание-Ключ». Чего он опасался? Суеверие, дань традиции? Или причина куда более земная? Родион Геннадиевич ждет ареста. У него есть несколько дней, и он сжигает письма – у него была огромная переписка – уничтожает лишние бумаги, в последний раз просматривает незаконченную рукопись… Берет ножницы и отрезает нижнюю часть страницы. Получается тонкий длинный листочек с одной-двумя строчками. Остается его сжечь. Он берет спички…

Стоп! Нет, учитель поступил иначе! Он договорился о встрече с Юрием и передал ему папку. Там было самое ценное, и среди прочего…

Небольшой листок бумаги! Строчка, написанная на «фроати»!.. «Они считают нас заговорщиками… В таком случае – это наш пароль…» Ну конечно! Листок как раз по размеру!

Орловский не выдержал и начал быстро ходить по камере, стараясь погасить волнение. «Костя» вновь оказался прав: он все-таки вспомнил. Но тогда получалось нечто определенное и ничуть не связанное со столь нелюбимой в Стране Советов «мистикой». Пароль! А что если у дхаров существовала нелегальная группа? Умные честные ребята, чьих родственников депортировали, загнали в колхозы, в переполненные бараки «строек-гигантов»… Родион Геннадиевич действительно мог быть руководителем, ведь учитель имел подпольный опыт с начала века! И старое заклинание могло быть… могло стать паролем!

А затем – провал, все члены группы под угрозой ареста. Но, возможно, есть «кто-то» на периферии. Этот «кто-то» будет искать связи, Орловский – не член группы, но ему доверяют. Родион Геннадиевич решил рискнуть. Через некоторое время «кто-то» мог приехать в Столицу, найти Орловского и попросить показать бумаги, оставшиеся от учителя. Юрий показывает – тот видит пароль… Может, листок был знаком, что Юрию можно доверять? Вдруг Соломатин догадывался, что его ученик занимается не только дхарским эпосом? Обе группы могли бы наладить сотрудничество!..

Сердце отчаянно билось. Все становилось на свои места. Теперь ясно, почему штукари из Большого Дома стремятся любой ценой узнать «мэви-идхэ»! Дхарское подполье уцелело, и теперь им нужен этот «Ключ». Наверняка Орловский был не первым, кого расспрашивал «дхаровед в штатском», но никто в Столице не мог разобрать «фроати»…

А ведь он чуть не сдался! Будь это заклинание в рукописи, Юрий, пожалуй, сгоряча выписал бы его вместе с другими! Орловскому стало не по себе: все-таки его почти что сломали! Прогулки, библиотека, хорошие папиросы… Так мало нужно, чтобы купить человека!

Теперь «Заклинание-Ключ» далеко, а как далеко, ведает, пожалуй, лишь Терапевт. Это, к лучшему, проще не знать. Но в душе уже проснулся азарт. Они, всеведущие ищейки из Большого Дома, не смогут добраться до «Великого Заклинания»! Не смогут… А он, ЗК Орловский, сможет!

Юрий вновь припомнил листок. Да, там была одна строчка – восемь слов. В свое время он прочел «пароль» несколько раз, но не уловил особого смысла и быстро забыл странную фразу, записанную знаками-муравьями. Но в памяти осталась странная музыка этих внешне бессмысленных слов. Они, казалось, были специально подобраны, чтобы «мэви-идхэ» звучало в необычной тональности. Спокойное строгое начало, резкое повышение тона – и короткий заключительный аккорд. Фразу связывал не смысл, а именно эта музыка. Орловскому внезапно подумалось, что первоначально заклинание вообще не требовало слов, и только позже их подобрали, чтобы закрепить необычное звучание.

Оставалось вспомнить слова. Первое было общим для всех заклинаний: «мвэри» – «небо». Последнее он также помнил. Оно было необычным, не похожим на дхарское – «горг». Значит: «Мвэри… горг», а посреди еще шесть слов, шесть неизвестных. Впрочем, там было и слово «идхэ» – ключ, оно шло третьим… «Мвэри… идхэ… горг…»

Юрий никогда не жаловался на свою память. На далеком уже первом курсе он мог на спор запомнить слышанную единственный раз латинскую оду Горация. Память выручала, когда приходилось учить языки – на доскональное овладение дхарским понадобилось всего два года. Но теперь, когда требовалось вспомнить несколько слов, память, казалось, начала давать сбои. Юрий то ходил из угла в угол, то падал на узкую койку и накрывался с головой пахнущим дезинфекцией одеялом. Тщетно! «Великое Заклинание» не давалось, словно и вправду обладало неведомой магической силой. «Мвэри… идхэ… горг…» «Мвэри… идхэ… горг…».

Орловский заставил себя выйти на прогулку, твердо решив в эти полчаса думать о чем угодно, но не о недоступной строчке. В этот день дождя не было, дул холодный сырой ветер, сквозь низкие тучи то и дело проглядывало блеклое солнце. Внезапно Юрий рассмеялся. Как же он мог забыть? «Эйсо» – «солнце»! Это слово было вторым! Орловский произнес про себя «мвэри эйсо идхэ» и тут же вспомнил предпоследнее слово. «Атурх» – «власть»…

Теперь он понял, что нужно делать. Не следовало напрягать память, слова придут сами, одно за другим. Наверное, каждый, кто читал или слышал Великое Заклинание, должен был запомнить его с одного раза. Фраза построена так, чтобы постепенно, слово за словом, всплывать в сознании…

…Еще два слова вынырнули из глубин памяти вечером. Орловский даже не старался запомнить их – фраза складывалась сама собой, кирпичики слов аккуратно укладывались в ровную кладку. Оставалось одно, последнее, но Юрий уже успокоился. Оно придет…

Он крепко уснул, а утром, едва открыв глаза, негромко произнес заклинание – все целиком. Все восемь кирпичиков стали на место. «Заклинание-Ключ»… Теперь, когда пришлось складывать его, словно мозаику, оно уже не казалось бессмысленным: «Небо, солнце… Ключ запретным звукам дарует власть… Иди!» Кажется, «горг» означало именно «иди» – устаревшая форма повелительного наклонения. «Горг» – и дальше следовало одно из заклинаний. Пароль жрецов-дхармэ, который, похоже, стал настоящим паролем последних дхаров…

Итак, он добился своего! Он переиграл «Костю», и теперь знает то, что неведомо Большому Дому. Даже если древняя фраза не пароль подполья, а лишь очередной «тест» в дьявольской игре, которую ведет с ним этот улыбчивый. Но в любом случае это победа – маленькая, крошечная, не дающая никаких шансов на успех…

Оставалось подумать о собственном будущем. Если Большой Дом и в самом деле нуждался в Орловском как в специалисте по дхарам, то Юрию еще придется обживать здешние стены в соседстве с такими же призраками, как он сам. Если же он им нужен только для поиска «мэви-идхэ», то последствия могут быть куда хуже. Он не выполнил задания, равно как не справился с заданием и его «опекун». Вероятно, «Костю» ждал выговор, а его самого? Конечно, сообщи он сейчас «Великое Заклинание», будущее стало бы куда определеннее, но теперь даже мысль об этом казалась Юрию невозможной. Не верить, не просить, не бояться…

Орловский снова не угадал. Он ждал либо нового визита «Кости» с обычными уговорами и просьбами «вспомнить» или «подумать», либо вызова в канцелярию и отправки куда-нибудь за Байкал, где ему надлежит отбывать оставшиеся двадцать четыре года и одиннадцать месяцев с копейками. О худшем Орловский старался не думать: может, все же повезет. Вышло же нечто совершенно неожиданное.

На пятый день после очередного визита «Кости», ближе к полудню, дверь растворилась, но вместо улыбчивого полковника НКВД на пороге оказался хмурый надзиратель, который молча окинул взором камеру и коротко бросил: «Тут!» Откуда-то появился второй «вертухай», такой же хмурый, и молча поставил на пол большой чемодан. Затем первый на миг исчез, появившись вновь с парой начищенных до блеска сапог. Сапоги заняли место у порога, «вертухаи» переглянулись, и дверь с грохотом закрылась.

Юрий осторожно обошел принесенные вещи, стараясь не приближаться слишком близко. Чемодан, на вид тяжелый, дорогой кожи, почему-то мало заинтересовал. Зато поразили сапоги: яловые, нагло блестящие, они так и просились куда-нибудь на плац. Что это? Местный эквивалент комнатных тапочек? О чемодане не хотелось и думать. С таким полагалось либо ездить в загранкомандировку либо транспортировать в нем самодельную «адскую машину».

– …А, принесли уже! – «Костя» появился со своей обычной улыбкой, словно пополнив за эти дни истраченный запас оптимизма. – Добрый день, Юрий Петрович! Погодка-то. Солнышко!..

Юрий еле нашел в себе силы, чтобы поздороваться, настолько хотелось поинтересоваться смыслом происходящего. Впрочем, энкаведист поспешил пояснить все сам:

– Любуетесь? Да, знатные сапожки! Индивидуальный пошив, только для комсостава Главного Управления…

Мелькнула догадка: «Костя» начал день с того, что заехал в мастерскую за новыми сапогами. Такое, в общем, было не столь уж невозможным. Все мы люди, все человеки, даже полковники Главного Управления.

– Но вы же не все видели!

«Костя» осторожно поставил чемодан прямо на стол и щелкнул замком.

Форма… Новенькая, только что из-под утюга. Дорогое зеленое сукно, малиновые петлицы. Две шпалы – майор…

– Константин, извините, вас что, разжаловали? Почему – майор?

На этот раз «Костя» смеялся не меньше двух минут. Наконец всхлипнул и махнул рукой:

– Ну, Юрий Петрович! Ну, уморили! Это хорошо, что с чувством юмора у вас все в порядке. Пригодится…

Намек? Значит, все-таки с ним что-то решено?

– Ну-ка, примерьте! – энкаведист уже доставал гимнастерку, осторожно придерживая, чтобы не дай бог не замять.

– Простите, я вас, кажется, не понял. Зачем?

– Как зачем? – «Костя», похоже, решил вновь посмеяться, но раздумал:

– Как зачем, Юрий Петрович? Форма-то – ваша!..