Чиф ждал, что первым заговорит любитель чая с коньяком, но товарищ Чижиков не спешил. На столе появились папиросы «Казбек», толстая рука ловко превратила бумажный мундштук в гармошку, затем вспыхнула спичка…

Чиф еле сдержался чтобы не поморщиться. На Тускуле не курили. Молодежь знала о табаке лишь из книг и кинофильмов, а старшее поколение просто отвыкло. По слухам, папиросы можно было найти лишь у Железного Генри, которому, опять-таки, по слухам, сам Дядя Сэм подкидывал ежегодно десяток пачек ко дню рождения. Чиф действительно несколько раз видел отца курящим, но уже давно. В последние годы Степан Иванович, несмотря на «металлическое» прозвище, начал прихварывать и окончательно бросил давнюю привычку.

Итак, приходилось терпеть. Товарищ Чижиков курил со вкусом. Остальные молчали – вероятно, курение «Казбека» входило в неведомый гостю ритуал. Чиф решил, что придется ждать последней затяжки, но тут заговорил Тарек:

– Итак, товарищ Косухин, мы вас слушаем.

Тон оказался соответствующий: товарищ Тарек, хотя и был в этой компании младшим, явно имел когда-то и кабинет, и пост, и все, что к этому посту полагалось.

– «Кто это – „мы"»? – подмывало спросить у гнома, но Чиф решил не обострять.

– Мне поручили поговорить с руководством подполья.

– Здесь нет подполья, – Иваныч невесело улыбнулся, – есть Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков и ее Политбюро. И есть бандиты, временно захватившие власть.

– Хорошо, – согласился Чиф. – Мне нужно поговорить с членами Политбюро.

– Вы присутствуете на комиссии Политбюро, – голос Чижикова прозвучал негромко, но веско. – Эта комиссия создана специально для решения вашего вопроса.

– Моего персонального дела?

От отца он знал, что для истинного большевика нет ничего страшнее этого самого «персонального».

Реплика произвела неожиданный эффект. Тарек хихикнул, Иваныч вновь улыбнулся, на этот раз весело, а товарищ Чижиков глубокомысленно хмыкнул:

– Я вижу, товарищ Косухин хорошо знаком со спецификой внутрипартийной жизни ВКП(б). Это хорошо. А вот то, что товарищ Косухин любит подшучивать над старшими – это плохо…

Странная манера разговора сбивала с толку. Где-то Чиф это уже слышал. Мерная неторопливая речь, большие паузы между словами… Да и лицо казалось знакомым.

– Но не будем усугублять. Итак, вы, товарищ Косухин, прибыли сюда как представитель социалистической партии Российской Трудовой Общины Тускулы. Так сказать, тускульских меньшевиков…

– Бесо… – предостерегающе проговорил Иваныч, но жест широкой ладони не дал закончить фразу.

– Тускульские меньшевики предлагают нам, большевикам, политическое убежище. Так сказать, из соображений слюнявого гуманизма…

В тоне того, кого, оказывается, называли также «Бесо», звучало густое презрение. Такого тона Чиф не ожидал. Стало обидно, и он вспомнил рассуждения Бена об «аборигенах».

– Скажите, товарищ Косухин, как относится к вашей идее буржуазное руководство Тускулы? – поинтересовался Тарек.

– Проект согласован с Президентом, – сухо ответил Чиф, все еще переваривая обиду.

– Семена Богораза? – уточнил Иваныч. – Он, кажется, кадет?

– Да, – без особой охоты пояснил Чиф. – На последних выборах было три кандидата. За Дядю Сэма, то есть за Семена Аскольдовича, проголосовали шестьдесят процентов. Монархисты собрали десять…

– А почему так много? – товарищ Чижиков, он же Бесо, тоже соизволил заинтересоваться политическими зигзагами тускульской жизни.

– Монархисты не собрали бы и трех, но они выдвинули лорда Бара, то есть, извините, князя Барятинского. Его все любят…

– Барятинский? – удивился, Чижиков. – Первый испытатель проекта «Мономах»? Вот он, значит, где!

Чиф удивился – и весьма. Еще недавно он был уверен, что главной трудностью будет убедить собеседников в самом существовании земной колонии на Тускуле.

– Скажите, а кто придумал название «Тускула»? – на этот раз тон Чижикова был почти что светским. Чиф пожал плечами:

– В учебнике истории написано, что Алексей Николаевич Толстой. К нему обратился академик Глазенап перед высадкой первой экспедиции в 1916-м. Это название земли древних этрусков…

– «Тускуланские беседы» Цицерона, – кивнул Иваныч. – Товарищ Косухин, вы, как я понял, член соцпартии?

– Я член центрального комитета. Ответственный за работу с «Генерацией». То есть, с молодежью.

«Комиссия Политбюро» переглянулась. Товарищ Чижиков неторопливо затушил папиросу в большой бронзовой пепельнице:

– Вы, я вижу, тускуланский Косарев? Хорошо… Кажется, вы обиделись, товарищ Косухин, а настоящие политики не имеют права обижаться…

Чиф вновь заставил себя промолчать. Его учили – как какого-то мальчишку.

– Мы понимаем вас, товарищ Косухин. Сейчас вы принимаете нас за выживших из ума бюрократов, играющих в Политбюро. Вы думаете, что мы тут ударяемся в интеллигентские амбиции, а тысячи людей гибнут в результате необоснованных репрессий. Но вы не правы. В нашем положении, товарищ Косухин, разумная осторожность необходима как никогда. Предложение тускуланской соцпартии поможет спасти многих ни в чем не повинных коммунистов и беспартийных. Но мы не можем отправлять людей в неизвестность…

И тут Чиф наконец сообразил, кого так напоминает товарищ Чижиков. Только на широком сильном лице отсутствовали привычные усы, да и волосы были не черные, а рыжеватые. Ему стало не по себе. Кто эти трое? Человек, к которому он приходил утром, был другом отца и не мог направить в ловушку…

– Хорошо, – подытожил товарищ Чижиков. – Политбюро обсудит предложения руководства соцпартии Тускулы. Мы выражаем благодарность ее руководству за проявленный им пролетарский интернационализм…

Он умолк, бросив быстрый взгляд на сидевшего слева Тарека, и Чиф сообразил, что весь разговор продуман заранее.

– Товарищ Косухин, вы не откажетесь ответить на несколько личных вопросов? – иностранный акцент гнома вновь стал заметен.

Чиф кивнул, пытаясь понять, что еще нужно этим троим. Узнать, женат ли он?

– Почему вы решили направиться именно в СССР? – вопрос пришел от Иваныча, и Чиф вспомнил, что это называется «перекрестным допросом».

– Ну… Мы думали начать с Германии. Но потом решили, что здесь ситуация хуже.

– Германия? – Тарек даже привстал. – Это правильно! Я мог бы помочь…

– Не спешите, товарищ Тарек, – насмешливый голос Чижикова заставил карлика умолкнуть.

– Вы родились на Тускуле? – продолжал Иваныч. – Когда?

– Конечно! – удивился Чиф. – На Тускуле. По земному счету в… 1923 году…

– Сколько же вам лет? – в голосе Тарека прозвучало искренне удивление, и Чиф сообразил, что этого они могут и не знать.

– Мне двадцать два года. Между Тускулой и Землей существует разница во времени, приблизительно в полтора раза. Это открыл еще профессор Семирадский…

– Итак, вы родились на Тускуле в 1923 году, – подхватил товарищ Чижиков. – Продолжайте, товарищ Косухин.

– Ну… – несколько растерялся Чиф. – Мой отец – Косухин Степан Иванович, участник революционного движения в России, член вашей партии 17 года. Мама – Наталья Федоровна Берг, физик-прикладник, ученица Кюри…

– Жила в Париже. Исчезла в сентябре 1921 года, – негромко добавил Тарек.

Чифу стало не по себе. Они знали! Тогда к чему этот допрос?

– Не обращайте внимания, товарищ Косухин, – голос Чижикова прозвучал подозрительно мягко. – Мы все знаем семью физиков Бергов. Расскажите о своем отце. Это ведь он сейчас возглавляет соцпартию…

– Да…

Рассказывать не хотелось, но обрывать разговор тоже не стоило. В конце концов, этим странным людям могло быть просто интересно.

– Отец до революции был слесарем. Участник боев в Столице в октябре 17-го. Воевал. У него два ваших ордена, их вручал отцу лично товарищ Троцкий.

– Иудушка Троцкий, – с удовольствием поправил Чижиков.

– Лев Революции товарищ Троцкий, – сцепив зубы, повторил Чиф. – Отец был на подпольной работе в Сибири, штурмовал Кронштадт, был ранен. Потом уехал на Тускулу…

– Это он? – в руках Иваныча появилась небольшая фотография. Чиф с интересом взял снимок в руки. Старых отцовских фотографий он ни разу не видел.

Первым делом он обратил внимание на высокий шлем со звездой, вспомнив, что отец называл такие шлемы «богатырками», а другие – «буденовками». Отцу на этой фотографии должно быть чуть за двадцать…

– Это он. Во всяком случае, очень похож…

– Вы на него тоже похожи, товарищ Косухин, – усмехнулся Иваныч. – Увидев вас, я даже испугался. Как будто сам Степан вошел в комнату.

«Испугался»! Чифу вспомнился его утренний собеседник. Что же их так пугает?

– У Степана Косухина была любимая присказка, – продолжал Иваныч. – Он часто повторял…

– Чердынь-калуга, – кивнул Чиф. – Он и сейчас это повторяет. Его даже называли вначале «товарищ Калуга», а потом прозвали «Железный Генри» – в честь Генри Форда. Это когда он стал выпускать первые электромобили…

– Значит, вы сын бывшего представитель Сиббюро и командира полка имени Парижской Коммуны товарища Косухина Степана Ивановича?

Тон, которым Чижиков задавал вопрос, был почему-то ироничным и даже злым.

– Да, конечно, – Чиф тоже начал понемногу злиться. – А может, займемся подробностями биографии кого-нибудь из присутствующих?

Товарищ Чижиков неторопливо встал и направился к белевшей в полумраке двери. Не дойдя двух шагов, он остановился и негромко произнес, даже не обернувшись:

– Подробности биографий здесь присутствующих, товарищ Косухин, нам известны. А вот ваша биография вызывает определенный интерес. До свидания!

Дверь хлопнула. Чиф растерянно поглядел на Тарека и Иваныча. Все шло не так…

– Понимаете, товарищ Косухин, – мягко проговорил Иваныч, – у нас есть основания считать, что вы вводите нас в заблуждение…

– Я?! – Чиф обиделся всерьез.

– Вы не можете быть сыном того Косухина, – покачал головой Тарек. – Степан Иванович Косухин погиб в апреле 1921 года.

На мгновение стало холодно, но Чиф быстро пришел в себя. Ну и бред!

– Он как раз вернулся из Кронштадта, – продолжал Иваныч. – Его убили в ночь на третье апреля…

– На четвертое, – поправил Тарек.

– Да. Извините, всегда плохо путаю числа. Организатором убийства был белогвардейский полковник Арцеулов…

– Арцеулов? Ростислав Александрович?

Чиф не верил своим ушам. О Ростиславе Арцеулове, давнем отцовском приятеле, он знал с детстве. Они даже переписывались…

– Степана похоронили на Донском кладбище. И я, и товарищ Тарек были на похоронах. Товарищ Тарек, кажется, выступал…

– Там многие были. Даже товарищ… – Тарек замялся. – То есть, Иудушка Троцкий. Гибель товарища Косухина наделала много шума. Поэтому ваше появление вызывает, как бы это помягче… некоторые вопросы.

– Поймите нас правильно, – подхватил Иваныч. – Мы, руководство ВКП(б), должны проявлять максимум осторожности. Ведь рискуем не только мы, рискуют все, кто согласится переселиться на Тускулу…

– В чем вы сомневаетесь? – безнадежно вздохнул Чиф. – В том, что я – Иван Косухин? Почему вы уверены, что тогда, в 21-м, Степан Косухин, которого вы знали, погиб? Мало ли…

Иваныч покачал головой:

– Я тоже люблю детективы. Но это не было инсценировкой. О гибели Степана Косухина докладывал на Политбюро сам товарищ Дзержинский, но не главное… Извините за такие подробности, товарищ Косухин, но я присутствовал на опознании тела…

Ответить было нечего, разве что спросить у отца, что означает вся эта чушь. Может, он – не Степан Косухин? Но ведь мама, лорд Бар, сам Президент Сэм познакомились с отцом еще на Земле!

– Товарищ Косухин, – Тарек заговорил негромко, причем его акцент куда-то пропал. – Я в подполье с пятнадцати лет. Поймите меня… нас правильно…

Чиф прикинул, не стоит ли показать этим двоим кое-что из того, чем так гордится Бен. Например, приподнять над столом тяжелую пепельницу, не дотрагиваясь до нее руками…

– Именем Косухина могли воспользоваться, те, кто его хорошо знал, – так же негромко добавил Иваныч. – Хотя бы… Венцлав.

Имя показалось знакомым. Отец рассказывал Чифу о каком-то Венцлаве. Кажется, они вместе воевали в Сибири…

– Впрочем, если бы вы пришли от Венцлава, мы бы тут уже не сидели. Но в любом случае, нам надо подумать и кое-что проверить. Сюда больше не приходите, позвоните известному вам человеку. Недели через две, не раньше…

Чиф понял, что сейчас встреча закончится, и заторопился.

– Погодите! Где похоронен… Степан Косухин?

Он чуть было не произнес «отец», но вовремя сдержался. Его собеседники переглянулись.

– Вы напрасно нам не верите, – вздохнул Иваныч. – Степан похоронен на Донском кладбище, по-моему, слева от главной аллеи.

– Я… Я объясню, – с каким-то неуместным энтузиазмом заторопился Тарек. – Я знаю! Там, рядом, похоронена Лариса, моя супруга. Каждый раз, когда бываю, прохожу мимо. Вот… Коля, где у нас бумага?

Иваныч, которого, оказывается, звали Колей, достал из лежавшей на углу стола черной папки листок, и гном начал быстро набрасывать план.

– Это главная аллея… Первая поперечная, вторая… Вот – четвертая, теперь налево… Где-то пятнадцатая или шестнадцатая могила. Там ограда и небольшой каменный памятник с фотографией…

Чиф несколько секунд рассматривал план, запоминая, затем вернул его Тареку. Через секунду бумага уже весело горела в пепельнице.

На прощанье Чифу пожимали руки и даже улыбались. Кажется, оба немолодых функционера сочувствовали парню, попавшему в совершенно дикий и необъяснимый переплет. Сочувствовали – но не верили.

– Товарищ Косухин, позволю себе дать вам совет, – Иваныч задержал ладонь в руке Чифа, – если вы действительно с Тускулы…

– Ну как вам доказать? – перебил Чиф. – Небо там синее, а не голубое, тучи бывают очень редко. Песок черный, листва синяя, почти фиолетовая…

– Я не об этом. Не ходите на Донское! Если ваш отец жив, чего я ему от всей души желаю, та могила вас не касается. Зато… Зато там может быть небезопасно.

– Тогда объясните!

– Сам не знаю… – Иваныч, он же Коля, замялся. – Может, просто чутье? Не только товарищ Тарек в подполье с пятнадцати лет. На вашем месте я бы немедленно вернулся на Тускулу и все доложил вашему руководству. Ну, желаю удачи!..

Тарек проводил его через темную прихожую до самых дверей. Щелкнул замок, и Чиф остался один на лестничной площадке. Без всякой мысли, просто по привычке он бросил взгляд на экран наручных часов. Без пятнадцати шесть. Они беседовали всего сорок минут…

Надо было возвращаться на базу и… И что? Передавать руководство Бену, отправляться домой, доложить обо всем руководителю программы Сергею Казим-беку, поговорить с отцом? А если все это действительно бред? Как любят говорить здесь, на Старой Земле, «провокация»?

Чиф медленно шел по темной ледяной набережной, не обращая внимание на пронзительный ветер. Надо было что-то решить, что-то придумать…

Может, тогда, в апреле 21-го, отец был тяжело ранен, и его сочли мертвым? Но об этом Чиф знал бы! Или нет? Кажется, в семье хранилась фотография, снятая в день прибытия Косухина-старшего на Тускулу. На ней отец сфотографирован рядом с дядей Семеном, тогда еще безбородым и тоже совсем молодым… Выходит, Иваныч лгал – или его самого обманули?

Имелась единственная возможность проверить – съездить на Донское и воспользоваться планом, нарисованным гномом-Тареком. Потом поднять старые газеты за апрель 21-го, выяснить, что тогда в действительности произошло. Конечно, правильнее всего доложить обо всем на Тускулу, временно передать руководство группой Бену… Значит, на этом и кончится героическая миссия Джона Косухина на исторической родине? Он провалит задание, не выполнит разработанный не им, а людьми куда более умными, план?

Время было не позднее, и Чиф вполне успевал вернуться до того, как Лу и Бен начнут волноваться. Правда, уже стемнело, и Донское кладбище становилось не самым веселым местом в Столице, но привидений Чиф не боялся. А все остальное просто: главные ворота, аллея, затем налево…

У высоких чугунных ворот было темно и пусто, лишь на столбе слева горела небольшая лампочка. Сзади доносился перезвон трамваев, но впереди, за чугунными воротами, было тихо, как и положено на ночном кладбище. Слева от входа Чиф заметил небольшое каменное здание, очевидно сторожку, а дальше стояла тьма, сквозь которую с трудом можно было разглядеть кроны высоких деревьев. Створки ворот оказались перехвачены толстой цепью, запиравшейся огромным замком, зато калитка была приоткрытой. Чиф осторожно коснулся рукой металла и несильно нажал. Тихий скрежет – калитка отворилась…

Чиф еще никогда не бывал на земных кладбищах. Особого любопытства он не испытывал, разве что вызывал удивление странный обычай окружать могилы нелепыми железными прутьями. Чиф спешил, то и дело поглядывая по сторонам. Долгий ряд оград, каменных памятников. Вот первая поперечная аллея… Здесь, среди утонувших во тьме могил, история, услышанная в Доме на Набережной окончательно показалась бредом. Кажется, с ним сыграли жестокую шутку – как раз во вкусе того, кто каким-то образом умудрялся одновременно красоваться на сотнях портретов, одаряя граждан улыбкой под тараканьими усами, и, уже без усов и без улыбки, руководить подпольным Политбюро…

Наконец, показалась нужная аллея. Чиф свернул и теперь пошел медленнее. Первый памятник, третий. Гном Тарек говорил, что могила должна быть пятнадцатой или шестнадцатой…

Пятнадцатая могила была окружена высокой оградой, за которой белел огромный мраморный крест. Чиф почувствовал невероятное облегчение: такое никак не могло стоять на могиле красного командира. Он подергал замок, а затем легко перелез через ограду. Щелкнула зажигалка, огонек высветил позолоченную надпись: «Шлыков Ипполит Парамонович, купец первой гильдии»… Чиф усмехнулся и через секунду был уже на аллее. Вот и все! Эти одуревшие от страха и интриг крысы просто решили испортить ему настроение. Жаль, что он так спешил! Надо было спокойно вернуться на базу, рассказать, с должной долей иронии, об услышанном и направить сюда Бена, после чего можно с полным основанием составлять донесение Казим-беку. Впрочем, что сделано – то сделано.

Он еще раз взглянул на мраморный обелиск над прахом купца первой гильдии и уже собрался отбывать восвояси, как в памяти всплыли слова Тарека: «Пятнадцатая… или шестнадцатая…». Чиф пожал плечами и, скорее для очистки совести, чем чего-либо опасаясь, сделал пару шагов влево.

…Оградка, пониже соседней, старая, давно уже некрашеная. Невысокий серый памятник… Перелазить через ограду на этот раз было еще легче. Чиф щелкнул зажигалкой, поднес огонек к фотографии на потемневшей эмали. Внезапно огонек погас. Стало отчего-то страшно, он мысленно чертыхнулся, вновь щелкнул зажигалкой…

…Пятиконечная звезда на высоком суконном шлеме. Шинель с «разговорами», орден на бархатке. Все еще не веря, надеясь на какое-то невероятное совпадение, Чиф поднес огонек поближе. Пламя обожгло руку, но Чиф даже не почувствовал боли…

«Погиб за дело мирового пролетариата»… Чифу внезапно показалось, что он смотрится в маленькое овальное зеркальце. Только здесь, на темной кладбищенской аллее, он понял, насколько похож на молодого красного командира, погибшего в далеком 21-м.

Чиф так и не сообразил, сколько времени простоял рядом с серым надгробным камнем. В висках стучала кровь, мысли исчезли, и только нелепая надпись, сделанная осыпавшейся бронзовкой, стояла перед глазами. «…за дело мирового пролетариата…» Странно, неужели они это писали всерьез? Надо будет спросить у отца… Чиф вспомнил Косухина-старшего, провожавшего его перед отправлением на Старую Землю, и ему стало легче. Что бы ни случилось шестнадцать лет назад, отец жив! Ничего страшного, просто надо будет разобраться. Может, объяснение настолько элементарно, что Железный Генри просто не счел необходимым рассказать сыну о подобной мелочи… Чиф мельком взглянул на часы и понял, что его уже ждут. Плохо ли, хорошо ли, но он сделал на сегодня все возможное…

Обратно перелазить не пришлось – калитка оказалась незапертой. Чиф медленно вышел на аллею и остановился, не в силах отойти от страшной ограды. Он понял, что надо постоять еще минуту-другую, прийти в себя. В конце концов, он, Джон Косухин, исследователь. На Старой Земле таких называют разведчиками…

Джон заставил себя улыбнуться, еще раз вспомнив веселого сильного человека в неизменной серой кепке – своего отца, и уже готов был оторвать руки от ограды, как вдруг откуда-то ударила волна холода. Еще ничего не понимая, он замер, но сознание уже дало ответ: на темной аллее Чиф не один. Кто-то высокий, широкоплечий, в длиннополой шинели стоял в нескольких шагах, загораживая выход.

Можно было попытаться перепрыгнуть через ограду, можно просто упасть на землю, но оружия у Чифа не было, а значит, и геройствовать не имело смысла. В конце концов он не сделал ничего плохого. Кладбищенская калитка была открыта, он зашел сюда и просто задержался. Правда, такое наивное объяснение удовлетворило бы кладбищенского сторожа, незнакомец же в шинели явно служил в другом ведомстве…

Чиф повернулся и не спеша распрямил плечи, на всякий случай проверяя готовность каждого мускула. Но незнакомец ничем не угрожал, а просто стоял, недвижный, словно сошедший со своего места надгробный памятник. И вновь повеяло холодом, будто темная фигура была высечена из черного льда.

– Вы все-таки пришли, Косухин…

В голосе не было ни злости, ни испуга – неизвестный лишь констатировал факт. Из этого факта можно было сделать какие угодно выводы. Самый простой, что кто-то из подпольной тройки сообщил о разговоре в ведомство товарища Ежова. Хотя бы суетливый гном Тарек, или сам безусый товарищ Чижиков…

– Я почему-то знал, что вы приедете сюда именно сегодня. Странно, правда? Помните, Степан Иванович, мы с вами говорили о возможностях науки? Интересно, как это можно объяснить?

Чиф удивленно моргнул. Они никогда и ни о чем не беседовали с этим типом! И почему он назвал его не Иваном Степановичем, а…

– Я решил не ждать, пока вы меня найдете, и встретить вас здесь. По-моему, тут самое подходящее место для подобного разговора.

Секунды шли, и Чиф постепенно приходил в себя. Кажется, в темноте его спутали с отцом! Выходит, здесь ждали не его, а Косухина-старшего? Значит, вся эта выдумка с могилой была попросту засадой, только охотники спутали дичь?..

– Степан Иванович, я уважаю силу и не собираюсь враждовать с теми, кто прислал вас сюда. Нам надо договориться. Я не хочу вновь увидеть Кровавый Рубин…

Чиф осторожно повел головой – положение оказалось хуже, чем он думал. За спиной у высокого еле заметно проступали темные силуэты – один, другой, третий… Незнакомец, похоже, понял.

– Я предпочел принять меры безопасности. Вы ведь помните моих ребят из 305-го? Можете не оглядываться, за вашей спиной тоже трое. Смерти вы не боитесь, но уйти вам не дадут.

Слова были не понятны, но, пока неизвестный говорил, можно было что-то придумать. Джон впервые пожалел, что правила строго запрещали участникам экспедиции брать оружие без особого разрешения. Да и сам Чиф не любил носить револьвер, не говоря уже о более сложных системах, которые были так по душе Бену. К тому же бесполезно. Ему дали бы выстрелить всего один раз, максимум – два…

– Что ж, поговорим, Степан Иванович?

Почему бы, собственно, и нет. Это еще минута-другая, а значит еще не все потеряно…

– Что вам надо?

Человек в шинели замер, затем сделал неуверенный шаг вперед. Что-то его удивило, даже обескуражило…

– Вы…

– Чиф! Глаза!

Знакомый голос произнес это где-то совсем рядом, причем на знакомом с детства английском. Еще ничего не соображая, действуя по привычке, полученной на тренировках, Чиф зажмурился. Вовремя! Невыносимо яркая вспышка разорвала ночную тьму. Глазам стало больно даже сквозь прикрытые веки. Оптическая граната, простое и жестокое изобретение, разорвалась прямо под ногами того, кто задавал вопросы. Не закрой Чиф глаза, вспышка ослепила бы его как минимум на сутки. Даже если окружившие его успели отвернуться, прицельно стрелять им не придется довольно долго…

…Все это Чиф соображал уже на ходу. Чья-то рука тянула его в сторону и он, не открывая глаз, послушно бежал следом. Кажется, они протиснулись сквозь узкий промежуток между оградами, затем повернули направо… Наконец он решил, что глаза можно открыть. Ничего неожиданного Джон не увидел – пустынная аллея, очевидно параллельная только что покинутой, холодная чавкающая грязь под ногами, на запястье – рука в перчатке тонкой кожи.

– Бен! Пусти, я сам…

Теперь они бежали рядом. Чифу приходилось напрягать все силы, чтобы угнаться за длинноногим приятелем. Тот всегда брал призовые места по бегу, и сейчас ему не мешало ничего, ни грязь, ни тяжелые ботинки, ни болтавшийся на ремне пистолет-пулемет системы Вязьмитинова в десантном варианте, в просторечии именуемый «скрайбером»…

– Ах черт! – они уже были неподалеку от главной аллеи, когда Бен первым заметил темные силуэты, спешившие навстречу. Они нырнули в проход между могилами, но там был тупик. Довелось перелезать через ограду. К счастью, за ней оказалась дорожка.

Теперь они не пытались выбраться на аллею, держась узких закоулков и тревожа холодных мраморных ангелов. Поворот, еще поворот… Впереди была еще одна аллея, но уже не прямая, а дугообразная. Бен нерешительно остановился.

– Где мы?

Чиф оглянулся. Вначале показалось, что они пересекли кладбище и добрались до противоположного конца, но он быстро понял, что ошибся. Дугообразная аллея вела к двухэтажному серому зданию.

– Черт его знает, Бен! Где-то в самой середке.

– Передохнем…

Они присели прямо на старую, пожухлую траву. Скрайбер Бена лежал у него на коленях – в полной готовности.

– По-моему, нам прямо, – Бен подсветил маленький компас, вмонтированный в наручные часы. – Выйдем к тыльной стене… Джонни, хоть бы предупредил, я бы тут все разведал!..

Чиф уже отдышался, пришел в себя и почувствовал стыд. Храбрый и предусмотрительный Бен спасает недотепу начальника! Хорош же он, руководитель!..

– Давно за мной идешь?

– А ты как думаешь?

Похоже, Бен улыбался, и Чиф ощутил новое чувство – обиду. Приятно чувствовать себя живым, но Бен не имел права появляться здесь, тем более с оружием…

– Значит, приказы нарушаем? – поинтересовался он уже по-русски.

– Никак нет! – Бен повернул голову, и Чиф убедился, что тот действительно улыбается, причем самым наглым образом. – Разрешите доложить: после вашего ухода связался с Казим-беком и попросил разрешения нарушить ваш приказ, причем взять с собой оружие. Санкция получена…

Чиф рассудил, что Бен поступил не только правильно, но и в полном соответствии с субординацией.

– Я сказал Казим-беку, что после твоего ухода обнаружились, так сказать, новые обстоятельства, о которых ты не мог знать…

– Они что, действительно обнаружились? – вздохнул Чиф.

– Ага. Вспомнил, что ты изрядный гвок.

«Гвок» было непереводимым детским ругательством, чем-то средним между «дураком» и «простофилей».

– Я действительно гвок. Пора в отставку! Я завалил задание…

– Подумаешь! – невозмутимо парировал Бен.

– Влип в дурацкую историю…

– За тем и приехали…

Оптимизм Бена явно не знал границ. Чиф и сам был не прочь проявить жизнерадостность, если бы не надпись на сером могильном камне.

– Есть еще кое-что похуже…

– Ты что, ранен?

Бен привстал и начал быстро ощупывать приятеля, словно тот валялся перед ним в луже крови.

– Пусти, щекотно! Да не ранен я…

Чиф встал и скривился: левую ногу он все-таки умудрился слегка подвернуть.

– Если не ранен, поговорим дома. Все, пора уходить!

– Не спешите!

…Высокий силуэт возник словно ниоткуда. Тот, кто так и не получил ответы на свои странные вопросы, словно соткался из затопившей кладбище черной мглы.

– Ах ты!

Скрайбер Бена дернулся, но незнакомец легко взмахнул рукой. Бен вскрикнул, рванулся – и растерянно замер.

– Джон! Не могу двинуться… Скрайбер!..

Чиф сорвал с шеи приятеля оружие и щелкнул предохранителем. Послышался негромкий смех.

– Я не буду стрелять. Опустите вашу игрушку!

Резкий жест – и Бен облегченно повел плечами.

– Это и называется, товарищи, «Непускающая Стена». Ею можно отгородиться, а можно и замуровать человека. Но я должен был догадаться, что один из вас – не человек…

Рассуждать над странными словами было некогда. Чиф оглянулся – на пустынной аллее больше никого не было.

– Мои люди окружили кладбище, но сюда я пришел один, – понял неизвестный. – Лишний шум ни к чему, вы и так устроили иллюминацию.

– Понравилось? – осведомился Бен.

– Недурно! А теперь у вас есть выбор. Либо мы поговорим и разойдемся, либо мои ребята устроят облаву – и тогда вам придется говорить совсем в другом месте. И не со мной.

– Слушайте, что вам надо? – не выдержал Чиф. – Мы что, нарушили закон?

– Голос вас выдает, – неизвестный вновь негромко рассмеялся. – А так – и не отличить. Кто вы?

Приятели переглянулись. Похоже, от странного типа не отвязаться.

– Я просто пришел на могилу… – неуверенно начал Чиф.

– …Степана Ивановича Косухина, – нетерпеливо перебил неизвестный. – Кем он вам приходится?

– Я его сын.

– Ах вот оно что!..

Человек в шинели, шагнув ближе, внимательно вгляделся в лицо Косухина-младшего.

– Да, немудрено! Стало быть, вы Косухин…

– Иван Степанович, – неохотно отрекомендовался Чиф.

Бен промолчал. Его личностью, кажется, не интересовались.

– В таком случае позвольте представиться: Всеслав Игоревич Волков. Ваш отец знал меня как Венцлава. Мы с ним… можно сказать, однополчане. Наверное, он вам обо мне рассказывал?

– Да…

Снова смех:

– Значит, Степан все-таки жив! Или, по крайней мере, был жив, если успел вам кое-что поведать. Впрочем, извините, я употребил неправильное слово. К нему, к вам, да и ко мне, этот глагол не имеет отношения…

– То есть? – совсем растерялся Чиф.

Тот, кто назвал себя Всеславом Волковым, не ответил. Отвернувшись, он глядел в сторону, словно надеясь что-то увидеть в густом мраке. Затем, внезапно повернувшись, бросил:

– Отвечайте быстро и без вранья. Первое: что рассказывал вам отец обо мне?

Чиф пожал плечами:

– В годы Смуты… революции вы работали в большевистской разведке и, кажется, были с моим отцом… не в самых лучших отношениях…

Волков кивнул:

– Не по моей вине, Иван Степанович. Это все, что вы знаете?

– Джон? – шепнул Бен, красноречиво кивая на «скрайбер».

Волков никак не реагировал, казалось, вновь погрузившись в раздумье. Наконец, он поднял голову:

– Значит, вы прибыли сюда не из-за меня? Вы и этот мелкий колдун просто шпионы Семена Богораза?

Чиф вытер со лба внезапно выступивший пота. Кажется, об их миссии знала уже вся Столица! Зато его приятель не медлил:

– Господин большевистский офицер! По поводу «мелкого колдуна» могу сообщить, что меня зовут Бен, я хорошего дворянского рода и полностью к вашим услугам. Свою фамилию я сообщу вам у барьера. Если, конечно, вы не предпочтете написать на меня донос – говорят, здесь это заменяет дуэли!

– Бен! – шепнул Косухин-младший, но Волков лишь рассмеялся:

– Я не могу принять вашего вызова, господин Бен, поскольку мы не в равных условиях. Не будем нарушать дуэльный кодекс!.. И не вздумайте в меня стрелять – вам же хуже будет. Кстати, передайте Богоразу, что я помню пулю в церкви Святого Ильи!..

– Передам, – вежливо кивнул Бен. – А насчет равных условий… Я могу подождать, пока вы сходите за оружием, если забыли его дома.

Волков легко дернул рукой. Бена шатнуло и бросило назад, спиной на прутья ограды.

– Мы в неравных условиях, господин Бен, – повторил Волков. – С вашим товарищем – дело другое. Но не хочу… Господин Косухин! В присутствии господина Бена прошу засвидетельствовать перед вашим отцом: я не хочу враждовать с ним и с теми, кто ему помогает. Сегодня я спас ваши жизни, господа. Надеюсь, этим я покрыл свой долг Степану Косухину, передайте ему это! И еще: скажите Богоразу, чтобы не вмешивался в наши дела. В каждом аду свои порядки. Пусть устраивает свой ад по собственному усмотрению, а нам предоставит такое же право!..

– Господин Волков! – Чиф пришел в себя и несколько осмелел. – Вы сказали слишком много или слишком мало…

– Я сказал достаточно. Ваше дело – выслушать и передать. Эта история не касается вас прямо, Иван Степанович…

– Кроме одного. Вы намекнули, что я не человек. Это у вас здесь заменяет традиционные оскорбления?

Волков усмехнулся – смех был злым и обидным:

– Неужели отец оставил вас в счастливом неведении? Забавно!.. Один человек падает на брусчатку с переломанными костями и проломленным черепом, затем получает две разрывные пули в голову и сердце, его закапывают на глазах у всего города. А потом он объявляется как ни в чем не бывало на вашей паршивой планетке! Ну и другой… тоже человек… не боится Непускающей Стены, которая действует даже на чугов, вместо крови имеет черт знает что… Продолжать?

– Будьте любезны, – как можно спокойнее предложил Чиф.

– Ладно. Господин Бен, помогите нам. Вон высокий памятник с крестом. Что вы видите?

Длинная рука указала куда-то влево. Бен пожал плечами, долго всматривался, а затем недоуменно заметил:

– Памятник и вижу. Оградка…

– Благодарю вас. Иван Степанович, взгляните.

Чиф послушался. Вначале ничего нельзя было разглядеть кроме смутного силуэта памятника. Он уже хотел потребовать объяснений, как вдруг темнота над могилой сгустилась, затем как будто лопнул черный занавес. Из мглы медленно проступили три белые фигуры…

– Там девушка, старик… И какая-то женщина, – растерянно проговорил он. – Они… какие-то белые!..

– Вот именно, – буркнул Волков. – Можете с ними пообщаться, ежели желаете. Если не верите своим глазам, просто обратитесь к хорошему врачу, чтоб сделал вам анализ крови… Прощайте, господа! Идите прямо по аллее, там будет калитка. Вас пропустят.

Чиф наконец оторвал взгляд от белых силуэтов, хотел переспросить, но понял, что спрашивать некого. Темная аллея была пуста. Тот, кто называл себя Волковым, исчез, словно сам был призраком, вышедшим из могилы в эту ненастную ночь.