Глава 7,
действие которой разворачивается в безоблачном небе Фархи и немного – на земле

– Значит, сюрприз не удался… – с притворной грустью произнес Огнедел и кивнул на ведьму: – Она рассказала? Можешь не отвечать, знаю, что она… – а в следующий миг резко повернулся к женщине и грубовато спросил: – Побывала в моей голове?

– Да, – честно ответила Тайра, глядя террористу в глаза. – Догадался?

Тот молниеносно отвел взгляд, понимая, с кем имеет дело, и растянул резиновые губы в безжизненной усмешке:

– Не смогла удержаться?

– Мне стало интересно, – призналась Тайра.

– Уверен, тебе понравилось.

– Там довольно гадко…

И вдруг он спросил:

– Смогла бы меня вылечить?

И заставил женщину сбиться. Несколько секунд Тайра изумленно смотрела на довольного Огнедела, после чего недоуменно уточнила:

– Сделать нормальным?

И услышала громкий, обидный смех.

– Неправильный ответ, ведьма, который показывает, что ты не поняла, где побывала, – с издевкой произнес Маурицио. – Меня не нужно лечить, потому что я нормальный, ведьма, я абсолютно нормальный… по своим меркам… Правда, братец?

Помпилио промолчал.

Теперь сбился Огнедел, правда, всего на секунду, но сбился, недовольный тем, что брат не ответил. Впрочем, продолжил он прежним тоном:

– Мы убиваем не потому, что психопаты, а потому, что убивать для нас так же естественно, как жить. Смерть – наша постоянная спутница, мы не стесняемся приглашать ее, когда она нужна: сражаясь за власть или золото, захватывая новые земли или приводя к покорности старые, если нужно убить – мы беспощадны, если нужно наказать смертью – мы не колеблемся… – и снова быстрый взгляд на Помпилио и ехидный вопрос: – Правда, братец?

И снова тишина. Только на этот раз Маурицио знал, что так будет, и не ждал ответа.

– Скажи, ведьма, ты способна излечить меня от сотен поколений предков, для которых убийство было чем-то вроде развлечения?

– Нет.

– Вот и я так думаю, – после чего повернулся к Помпилио и вопросительно поднял брови: – Добавишь что-нибудь?

– Я бы все равно тебя узнал, – почти равнодушно произнес тот, всем своим видом показывая, что отвечает вынужденно, чтобы прицепившийся как репей террорист в конце концов от него отстал.

– Мы оба знаем, что ты врешь, – почти дружелюбно возразил Маурицио. – Мое изображение украшает все планеты Герметикона, ты наверняка держал его в ящике стола, а может – на столе, в рамочке… Я ведь знаю, как сильно умеют ненавидеть адигены… Мое лицо вставало у тебя перед глазами и днем, и ночью, но ты меня не узнал.

– Нет, не хранил, – ровно произнес Помпилио. – И нет – не вставало перед глазами. И ты знаешь, что я не лгу.

– Знаю, – неожиданно согласился террорист. – Но раз ты не видел меня, значит, вспоминая Кардонию, ты представлял Лилиан – так же, как я. – Маурицио никак не мог пробить броню равнодушия, которую выстроил брат, и попытался атаковать самым сильным оружием. – Я часто думал о прелестной Лилиан дер Саандер. Ведь с ее помощью я прославился на весь Герметикон.

– Ты что, скоморох?

Вопрос, заданный размеренным, но отчетливо высокомерным тоном, заставил Огнедела повторно сбиться, только на этот раз – заметно. Помпилио зевнул, прикрыв рот пальцами правой руки. Тайра отвернулась, пряча улыбку.

А Маурицио вцепился руками в подлокотник, закусил губу и молчал примерно полминуты. Затем тихо сказал:

– Знаешь, зачем здесь два телохранителя, братец? Не для тебя – для меня. Они должны сдерживать меня, чтобы ты не умер раньше времени. Я приготовил для тебя нечто особенное и хочу, чтобы ты сполна насладился блюдом моей мести.

– Холодным?

– Увидишь. – Огнедел помолчал еще чуть, окончательно взял себя в руки и почти спокойно заметил: – Кстати, ты тоже прославился, братец, благодаря кардонийской трагедии о тебе узнал весь Герметикон. Ты приобрел широкую известность.

– Для этого мне не пришлось подло убить беззащитную женщину. – Помпилио скривился.

– Подло? Я был на площади – среди телохранителей и полицейских! Я рисковал!

– Я восстановил каждую секунду убийства, каждый твой шаг, каждое движение и знаю, что ты мастерски отвлек внимание охраны. И стрелял в безоружную женщину. – Пауза. – Тебе ничто не угрожало, трус.

И столько презрения прозвучало в голосе Помпилио, что вскочивший на ноги Огнедел едва удержался от пощечины.

– Я изменил ход истории!

– Раньше ты был мерзавцем, а теперь просто спятил.

– Не забывай, что твоя жизнь – в моих руках.

– А твой разум – в моих.

– Ведьма для меня безопасна.

– Разве я сказал, что твой разум в ее руках? – удивился Помпилио. – В моих, брат, в моих.

– Неужели? – прищурился Маурицио.

– Ведь это я сделал тебя таким, какой ты есть…

– Нет!

– Я свел тебя с ума…

– Нет!

– И глядя на огонь, ты всегда видишь горящий Гларден…

– Нет!

– И меня, все эти годы ты видел меня, брат, превзошедшего тебя во всем.

– Ты оставил меня умирать! – завизжал Огнедел.

– Я думал, что ты уже умер, – поправил его Помпилио.

– А если бы знал, что я жив?

– Вернулся бы и добил.

Охранники насторожились, решив, что Огнедел собирается накинуться на пленника, но террорист сдержался. Помолчал, бешено глядя на брата и стоя в шаге от него, после чего вернулся в кресло, глубоко вздохнул и очень медленно продолжил:

– Ведьма, ты знаешь о чувствах, которые мой братец испытывал к той девчонке? Конечно, знаешь, ты ведь наверняка побывала в его голове и поняла, как сильно он любил свой цветок, свою Лилиан… – однако на Тайру Огнедел даже не посмотрел, все его внимание было приковано к Помпилио, который вновь надел на лицо маску холодного равнодушия. – Ты не поверишь, братец, как долго я ждал, когда ты кого-нибудь полюбишь. Я хотел убить тебя сразу, едва оправился от ран, хотел сжечь твой вонючий цеппель и проклятый Даген Тур, но сдерживался. Я понял, что смерть не станет для тебя чем-то страшным, как не стала для меня – мы ведь воины, нас учили, что смерть – это обязательная часть жизни, мы без колебаний принимаем вызов на дуэль, мы умеем рисковать и всегда готовы умереть… Я же хотел сделать тебя несчастным, братец, я хотел, чтобы ты кого-нибудь полюбил, и я дождался… Слышишь, ведьма: я дождался! Братец капризен и чванлив, это большое дитя, проводящее жизнь в праздности и развлечениях. Его опасные приключения, тренировки в Химмельсгартне – это все развлечения, нужные, чтобы не умереть со скуки. Таким уж он уродился… младший… любимчик родителей и Антонио… самовлюбленный урод… Но я дождался: братец в конце концов влюбился. Я долго не мог поверить, что это случилось, долго наблюдал за вами со стороны, пока не убедился, что ты действительно обожаешь Лилиан… Я приготовился к удару, хотел убить ее на Заграте, но эти кретины устроили на планете революцию! – Огнедел развел руками, театрально демонстрируя глубину своего разочарования. А следующую фразу произнес очень серьезно: – Я восхищаюсь совершенным тобой подвигом: отправиться в захваченный бунтовщиками дворец, чтобы спасти девушку, – это дорогого стоит. Прими мое уважение.

Помпилио с достоинством кивнул.

– И ты не представляешь, как сильно я расстроился, когда твой корабль не вышел из межзвездного перехода. Поверь: никто не оплакивал тебя сильнее меня. Никто не надеялся на твое возвращение сильнее меня. Никто тебя не ждал, как я, – даже Лилиан.

– Верю, – подтвердил Помпилио.

И его ответ заставил Огнедела улыбнуться.

– Ты всегда знал, когда я говорю правду, а когда лгу. А значит, ты легко поймешь искренность моей следующей фразы: сегодня я причиню тебе жуткую боль, братец. Я убью двух женщин, которые тебе доверились: эту ведьму и ту малышку, которую с минуты на минуту доставят мои люди. Убью их страшно, подвергну самым диким пыткам, которые придумывал весь последний год, и заставлю тебя смотреть на их мучения, заставлю слышать, как проклинают они тебя, и лишь потом убью…

– Капитан, – позвал Огнедела заглянувший в кают-компанию вестовой.

– Что?! – рявкнул террорист. – Как ты смеешь?!

– Разведчики засекли идущий с юга цеппель, – дрожащим голосом доложил вестовой. – Судя по силуэту – импакто.

Несколько секунд Маурицио молчал, бешено глядя на не вовремя явившегося пирата, а затем перевел взгляд на брата:

– Нет, не импакто, это «Пытливый амуш», исследовательский рейдер Астрологического флота, и я рад, что он сумел меня отыскать. Сегодня, братец, ты потеряешь все: и ведьму, и жену, и самых преданных друзей. Я счастлив.

Он поднялся, сделал шаг к двери, но остановился, услышав негромкий окрик:

– Маурицио!

– Да?

Повернулся, в надежде, что сумел пробить броню младшего, но ошибся.

– Ты слишком много общался с людьми не своего круга, – высокомерно произнес Помпилио. – Обращение «братец» обесценивает пафос твоих обещаний. Мне хочется смеяться.

– Я убью тебя после того, как ты заплачешь, – процедил Огнедел.

И услышал в ответ слова, которые заставили его вздрогнуть:

– Нужно было сделать это на Кардонии.

– Уверен, Огнедел ничего не заподозрил, – пробормотал Туша после того, как радист отключил связь и сделал знак, что можно говорить свободно. – Он почувствовал, что я нервничаю, но история о том, что мы не можем разбудить Киру, рассеяла его сомнения.

– История получилась убедительной, – согласился со здоровяком Уран Дюкри. Полицейский слушал разговор через наушник и пришел к тому же выводу.

– Я старался, – протянул Иона, вытирая пот. – Я очень старался.

– Да.

Здоровяк жалко улыбнулся. Ему было страшно, очень страшно. А самое ужасное заключалось в том, что это поганое чувство не отпускало и не притуплялось.

Туша, Кома, капитан Оресто… как все уголовники мира, в глубине души они знали, что рано или поздно попадутся, продумывали свои действия на этот случай и даже откладывали золото на подкуп служителей закона: чтобы отдать, сбежать, сменить личину и никогда больше не возвращаться к преступному ремеслу. Но даже в кошмарах они не могли представить, что окажутся на крючке у лингийской тайной полиции. Потому что весь Герметикон знал, что эту систему правосудия подкупить невозможно, разве что договориться, предложив взамен нечто действительно ценное. Смертные приговоры лингийские судьи выносили с той же легкостью, с какой на Сюранне собирали орехи, а их каторга была тем же смертным приговором, только растянутым во времени. Лингийцев боялись до колик, а потому стоило Дюкри представиться, он сразу же услышал три искренних предложения о сотрудничестве: от Ионы, Горизонта и капитана Оресто. Уран попросил уголовников набраться терпения, коротко переговорил с Кирой, которая отметила корректное поведение похитителей и сказала, что не имеет ничего против сделки, и вернулся к переговорам, по итогу которых Туша был назначен переговорщиком. Кома был готов подстраховать напарника, капитан дер Хонто взял на себя роль капитана Оресто, команда «Ловкача Уилли» была полностью заменена на цепарей тинигерийского воздушного флота, а вместо груза «купец» взял на борт сдвоенный взвод гренадеров из гвардии дара Шейло. Импакто «Деликатный» шел позади «Ловкача», за пределами прямой видимости, а на его борту дожидались сражения еще два взвода гвардейцев – дар Шейло изрядно рассердился на то, что для своих делишек преступники выбрали его земли, и был полон решимости покарать наглецов.

Что же касается Урана Дюкри, он осуществлял общее руководство, как бывало обычно, оставаясь незаметным и совершенно не мешая дер Хонто командовать операцией.

– Мы будем на месте меньше чем через час, – сообщил молодой капитан.

– А ваш импакто? – вдруг спросил Туша.

– Чуть позже.

– Но ведь «Ловкач» не вооружен.

– На борту есть пулеметы.

Однако это сообщение бандита не успокоило.

– Я ведь говорил, что капитан Мааздук командует легким крейсером, – напомнил Иона, по очереди глядя то на тинигерийца, то на лингийца. – У него на борту артиллерийские орудия и какая-то страшная штуковина, типа «Брандьера», только размером с пушку.

– Будем решать проблемы по мере их поступления, – рассмеялся дер Хонто. – А ты лучше думай, чем еще можешь быть полезен, иначе смерть в бою может показаться тебе легкой и приятной.

Уран Дюкри пожевал губами, но по обыкновению промолчал. И по обыкновению остался невозмутим.

Горы сменились мегатагеновыми лесами, такими же густыми, как на соседнем континенте, но не такими обширными, во всяком случае – в этой части. Мегатагены закончились через час полета, и вот уже тридцать минут «Пытливый амуш» летел над широкими лугами и лесистыми холмами, между которыми извивалась не очень широкая река.

– Хорошая земля, – оценил территорию поднявшийся на мостик Аксель. – Наверняка плодородная… и река весьма кстати – без воды в этом климате плохо.

– В ее устье расположена колония спорки, – ответил Дорофеев.

– Далеко еще?

– Меньше часа.

Но больше тридцати минут – именно за это время капитан пообещал объявить тревогу, отправив команду по местам боевого расписания. Впрочем, экипаж «Амуша» прекрасно знал, что ожидается драка, и почти все цепари находились там, где примут бой.

– Вот уже четверть часа с нами пытаются выйти на радиосвязь, – хладнокровно сообщил Дорофеев.

– А вы?

– Игнорирую.

– Думаете, они будут угрожать жизнью мессера? – поколебавшись, спросил Аксель.

– Скорее всего, – подтвердил капитан.

Выслушивать угрозы пиратов он не собирался.

– Наш план прежний – ввязаться в драку?

– Наш план – навязать противнику сражение. – Дорофеев позволил себе короткую улыбку. – Я более чем уверен, что нас поджидает тот импакто, который мы потрепали по дороге в Гейтсбург. Он мечтает с нами поквитаться, и это оставляет нам шансы…

– На что?

– На победу, разумеется, – отозвался капитан, посмотрев на старшего помощника с легкими удивлением. – Я намерен отправить тот импакто на землю. Теперь – окончательно.

– У него есть орудия.

– Значит, он окажется на земле вместе со своими орудиями, – уверенно закончил Дорофеев.

– Это будет интересное сражение, – пробормотал Аксель.

– Обещаю, – кивнул капитан. И вновь поднес к глазам бинокль.

– Вот и все. – Помпилио расстегнул наручники ведьмы и небрежно бросил их на диван. – Мы свободны.

Ключ от кандалов им любезно отдал загипнотизированный Рубака, причем не просто отдал, а подготовил такой же, очень похожий, но от других наручников, который вручил пиратам Огнедела при передаче пленных. Это был сложный, многоуровневый гипноз, но Тайра, как Помпилио и ожидал, оказалась ведьмой высочайшего класса и заставила Ляха действовать в точном соответствии с планом адигена.

– Я думала, ты набросишься на Огнедела во время разговора, – сказала она, растирая запястья.

– Он тоже этого ждал, – ровно ответил адиген. – Они были готовы к схватке.

– Неужели ты бы не смог справиться с тремя врагами?

– С оружием в руках – без труда, в рукопашной – сомнительно, к тому же Маурицио хорош в ближнем бою.

– Ты убил его именно в ближнем бою, – тихо напомнила Тайра.

– Полагаю, с тех пор он поумнел. – Помпилио выдержал короткую, в несколько мгновений паузу, после которой негромко произнес: – Никогда больше не напоминай мне о той истории.

Сказал негромко, но очень веско. Не глядя на ведьму.

И Тайра поняла. Отказалась от первого пришедшего в голову ответа, абсолютно не соответствующего моменту, и очень серьезно произнесла:

– Извини.

Помпилио кивнул, принимая слова ведьмы, помолчал еще чуть и продолжил:

– Все время держись в шаге позади меня и будь настороже. Если увидишь опасность раньше меня – кричи.

– Раньше тебя? Разве ты умеешь смотреть назад? – улыбнулась ведьма.

– Меня этому учили, – коротко кивнул бамбадао. И женщина поняла: да, умеет. – А пока побудь здесь, мне нужно забрать у охранников оружие.

– За дверью стоят охранники?

– Двое.

– Подожди… – Тайра на мгновение закрыла глаза, сосредоточилась, пытаясь почувствовать окружающих их людей, и через пару секунд тихо спросила: – Как ты узнал, что они там?

– Во-первых, потому что внутри их нет, а Маурицию слишком осторожен, чтобы оставлять меня без присмотра. Во-вторых, они слишком громко дышат, – ответил адиген, разминая кисти рук. – Ты ведь не сможешь загипнотизировать их через стену?

– Нет, не смогу.

– Тогда дай мне пару секунд… – Помпилио вновь повернулся к двери и вновь остановился, услышав вопрос:

– А что дальше? Ты отберешь у них оружие и с его помощью захватишь цеппель?

– Нет, с его помощью мы покинем цеппель, – ответил адиген.

– Покинем? – изумилась ведьма. – А как же Огне-дел?

– Если получится – я его достану, но времени у нас будет мало. – Помпилио продолжил разминать руки. – Я не собираюсь участвовать в воздушном бою на этом цеппеле – это слишком опасно.

– «Орлан» собьют? – еще больше изумилась Тайра.

– Обязательно.

– Но как? Твой ИР почти не вооружен.

– Зато им управляет очень злой Дорофеев.

– Почему ты думаешь, что он злой?

– Что-то мне подсказывает. – Помпилио вздохнул: – Будь добра, перестань болтать.

И вновь повернулся к двери.

Ненависть – вот что испытывал Рубака, глядя на приближающийся «Амуш».

Лютую, сводящую с ума ненависть, помноженную на жгучее желание лично поквитаться с обидчиком. Филарет снискал громкую славу отнюдь не ложью о выдуманных подвигах: его атаки и воздушные дуэли всегда заканчивались победами. Ну… почти всегда, и да – во многом благодаря подлым ударам в спину, нападениям исподтишка, когда противник не ожидает боя и не готов к нему. Но много вы знаете тех, кто воюет благородно? В смысле – живых?

Но победы сыграли с Филаретом злую шутку, заставили поверить не только в фарт, но и в умение вести настоящие воздушные бои с сильными противниками. Лях ощутил себя матерым волком, первое нападение на «Амуш» рассматривал как легкую прогулку, можно сказать – учебную тревогу, начал бой в излюбленной манере – неожиданным ударом, и должен был победить, но… Оказался переигран с такой издевательской легкостью, что до сих пор трясся от бешенства, воспоминая унизительное поражение.

И совершенно не задумывался над тем, что человек, без труда сбивший его на землю, будучи неподготовленным к сражению, теперь целенаправленно искал встречи и сам вел свой цеппель в атаку. Лях не задумывался о такой «мелочи». К тому же он видел, что «Амуш» явно запоздал с набором высоты, а значит, представляет собой превосходную мишень, и распорядился:

– Полный вперед!

– Капитан Мааздук требует, чтобы мы подождали «Орлана» и вступили в бой одновременно, – доложил радист. – Они только что отшвартовались…

– Скажи, что тебя не пустили на мостик! – рявкнул Филарет, не сводя глаз с обидчика. – Орудийным расчетам приготовиться!

Тайра не ожидала, что крепкий, массивного сложения Помпилио окажется настолько ловким и пластичным, умеющим двигаться и быстро, и бесшумно.

Приказав ведьме стоять, а главное – молчать, бамбадао наконец-то добрался до двери, несколько секунд стоял, прислушиваясь к происходящему в коридоре и разглядывая замок, затем отступил на три шага и резко рванул вперед, молниеносно набрав внушительную скорость. Сначала Тайра думала, что Помпилио собирается снести преграду плечом, но ошиблась: адиген ударил ногой – точно в замок, вылетел в распахнувшуюся дверь, успев развернуться так, чтобы врезаться в противоположную стену спиной, оттолкнулся и атаковал стоящего справа охранника. Тайра увидела, что Помпилио исчез в той стороне – послышался короткий вскрик, в ту же секунду адиген переместился налево – раздался шум падающего тела. Ведьма выглянула в коридор и обнаружила Помпилио сидящим у распластавшегося на полу охранника. Из груди пирата торчал нож, который адиген позаимствовал у его напарника. Тот сидел у стены, видимо, сполз по ней на пол, и невидяще смотрел перед собой. После удара он машинально попытался зажать страшную рану в горле, но быстро умер, истек кровью, и теперь его руки были перепачканы красным. Как, впрочем, одежда и пол вокруг.

– Думала, ты умеешь только стрелять, – тихо сказала Тайра, наблюдая за тем, как Помпилио осматривает подсумки пирата. Оружие мертвеца – большой черный пистолет – лежало под правой рукой адигена, и теперь Помпилио искал патроны.

– Хоэкунс – универсальное искусство, нас учат достигать поставленной цели любым подходящим способом, – чуть растерянно, как занятой человек, вынужденный отвлекаться на ерунду, ответил Помпилио.

Убедившись, что забрал все боеприпасы, адиген переместился ко второму трупу и с облегчением увидел, что пистолеты у пиратов были одинаковыми: «Вергоны» галанитского производства.

– Патронов достаточно? – поинтересовалась ведьма, просто не зная, о чем спросить. А молчать не хотелось.

Помпилио поднял голову, посмотрел Тайре в глаза, правильно понял причину, которая заставила ведьму задать вопрос, и улыбнулся:

– Если не хватит – заберем у тех, кого встретим.

А в следующий миг он мягко поднялся, прижал ведьму к стене – левой рукой, – а правой вскинул пистолет и выстрелил, попав появившемуся в коридоре пирату точно в лоб.

– У меня сорок патронов, посмотрим, сколько у Маурицио помощников.

– Ты же говорил, что не собираешься захватывать цеппель, – слабо улыбнулась женщина.

– Возможно, я передумаю.

Огнедел абсолютно точно разобрался в Ауроберте Спесирчике, не ошибившись ни в мотивах, которые двигали галанитом, ни в том, что ему можно поручить, а главное – как это можно ему поручить. Понимал, что просить Спесирчика принять участие в бою бессмысленно – откажется под любым предлогом, – и потому террорист схитрил: сначала предложил галаниту отойти от колонии подальше, успокоив тем, что «Великий Шильдчик» находится в резерве, а затем увлек обратно безобидной просьбой сопроводить безоружного «купца».

И, разумеется, ничего не сказал о приближении «Амуша».

Хитрость удалась: Спесирчик приказал двигаться в район предполагаемого нахождения «Ловкача», обнаружил его и двинулся параллельным курсом, оставаясь на пределе видимости. Он был уверен в себе и слегка возбужден, поскольку Огнедел упомянул о возможности захвата «купца» противником. Но при этом Спесирчик оставался абсолютно спокоен, поскольку видел перед собой слабо вооруженное судно, с которым его «Шильдчик» справится без особого труда.

И не заметил, что далеко позади в безоблачном небе Фархи появилась еще одна черная точка.

В какой-то момент Тайре показалось, что Помпилио и в самом деле собирается захватить цеппель…

Впрочем, по порядку.

Внутреннее строение воздушных судов стандартно, а основные устройства и отделения – рули, баллоны, кузель, астринг – расположены приблизительно одинаково. При этом все «купцы», «пассеры», «камионы» и цеп-пели остальных классов, независимо от места постройки, походили друг на друга во многих деталях, и легкие крейсеры не были исключением. Помпилио знал, что находится на импакто, без труда сориентировался, определил расположение основных служб и поначалу направился к машинному отделению, намереваясь устроить диверсию и лишить «Орлан» хода, однако замысел не удался. Выстрел, которым он снял не вовремя появившегося пирата, был один, но его услышали, и на лестнице, ведущей из гондолы в «сигару», их встретил град пуль. Пираты засели сверху, стреляли активно, создавая такую плотность огня, прорваться сквозь которую Помпилио не могли помочь даже уникальные способности.

Адиген вернулся в коридор гондолы и попытался атаковать капитанский мостик, на котором бесился Маурицио – бесился, но в бой вступать не рисковал, оставаясь за бронированной дверью, надежно отгородившей мостик от коридора. Вскрыть ее адиген не сумел, а взрывать было нечем.

Затем на лестнице послышался шум: осмелевшие пираты начали спускаться, намереваясь захватить или расстрелять беглецов, у которых остался лишь один путь – в самый нижний, десантный отсек гондолы, где стояла «корзина грешника», имелся люк и хранилась часть парашютов.

– Умеешь пользоваться? – спросил Помпилио, бросив Тайре один из них. И одновременно нажал кнопку, открывающую десантный люк.

– До сих пор не доводилось… – пробормотала женщина, машинально отступая от разверзшейся под ногами бездны – с высоты, на которую поднялся «Орлан», холмы и протекающая между ними река выглядели очень красивой… художественной миниатюрой.

– Вставь ноги в нижние лямки! Теперь надень рюкзак… – Отдав парашют, Помпилио занял позицию напротив лестницы и продолжал инструктировать ведьму, стреляя из «Вергона», не позволяя пиратам ворваться в отсек. Галанитский пистолет оказался достаточно точен, впрочем, в руках бамбадао даже палка превращалась в снайперскую винтовку, а пули крупного калибра валили пиратов с одного попадания. Однако ответный огонь становился плотнее, пиратов прибавилось, поскольку разъяренный Огнедел отправил в бой всех, кто находился на капитанском мостике, и положение адигена ухудшалось с каждым мгновением.

– Скоро они будут здесь! – крикнул Помпилио, перезаряжая пистолет. Воспользовавшись этими секундами, двое пиратов скатились по лестнице десантного отсека и укрылись за лебедкой и «корзиной грешника».

– Я стараюсь!

– Старайся быстрее! – Два выстрела, один труп. Но Помпилио стало труднее, поскольку приходилось контролировать и лестницу, и дальний угол отсека. – Справилась?

– Да! – Тайра натянула тяжелый рюкзак и застегнула на груди ремни. – Что дальше?

– А дальше – вот!

И прежде чем ведьма опомнилась, Помпилио схватил ее в охапку, крепко обнял и вытолкнул из цеппеля: времени, чтобы надеть парашют самому, у него не оставалось.

– Что ты делаешь?!

– Спасаюсь!

Поток воздуха мешал адигену правильно оценить расстояние до земли, поэтому за кольцо он дернул наугад, досчитав до двадцати, чтобы «Орлан» успел хотя бы немного отойти в сторону. Дернул, с трудом удержался на ведьме после рывка, дождался, когда она перестанет кричать, и улыбнулся:

– Все в порядке.

– Я так не думаю!

– Поверь! – Пулеметная очередь с «Орлана» прошла далеко слева, и адиген рассмеялся: – Ну, что я говорил?

Дистанция…

Для каждого из нас это слово означает свое: для спортсмена – расстояние до финиша, для ребенка – до крыльца любимой бабушки, для Дорофеева и команды «Амуша» – жизнь или смерть. Потому что орудия «Фартового грешника» повели огонь уже с восьми километров, а Мерса гарантировал прицельный ответ с двух, и от того, как быстро «Амуш» преодолеет шесть «лишних», зависела жизнь всех, кто находился на борту.

Дистанция…

Грохот.

Снаряд взорвался в носовом отсеке, и «Амуш» споткнулся.

– Рулевой! – рявкнул Дорофеев.

– Компенсирую!

Базза умело маневрировал, и, несмотря на предпринимаемые усилия, Ляху до сих пор не удалось зайти сбоку, чтобы атаковать рули и мотогондолы: он все время видел перед собой нос «Амуша» и вынужден был стрелять по нему. Да и стрелять получалось не так часто, как хотелось Филарету: сближаясь, Дорофеев начал набирать высоту, заставляя Ляха повторять маневр, а его артиллеристов – терять угол возвышения и ждать, когда Рубака вернет им сектор обстрела. Но при первой же возможности они открывали огонь и еще ни разу не промахнулись.

Слишком уж большой мишенью был приближающийся «Амуш».

Грохот.

ИР тряхнуло так, что Дорофеев едва удержался на ногах, а скрежет и громкий треск разнеслись по всему кораблю.

– Потеряли несколько шпангоутов.

Носовая часть цеппеля пребывала в ужасном состоянии, пребывала давно, однако на этот раз скрежет не стих, и капитан распорядился:

– Бедокур! Проверить каркас!

– Отправил ремонтную команду!

Первый баллон выдыхал остатки гелия, но газа в остальных пока хватало, чтобы продолжать набирать высоту и делать это быстрее «Грешника».

– Успеем, – спокойно произнес Дорофеев, поправляя фуражку. Он точно знал, что капитан обязан вселять в подчиненных уверенность в благополучном исходе сражения, и четко следовал старинному правилу. – Должны успеть.

Грохот…

– Наблюдаю воздушный бой, – доложил рулевой, несмотря на то, что и дер Хонто, и Дюкри находились на мостике и прекрасно видели идущее на горизонте сражение.

– Это «Пытливый амуш», – произнес Уран, поднося к глазам бинокль. – Я уверен.

– Сто против одного, что это ИР мессера, – поддержал его молодой капитан. – Но ему очень трудно.

Два цеппеля, судя по силуэтам – импакто, маневрировали, поднимаясь все выше. К ним торопился третий, скорее всего, тоже пиратский, и его приближение сделает положение «Амуша» катастрофическим. А помочь…

А помочь невооруженный «Ловкач» не мог.

– Нужно приказать «Деликатному» срочно идти сюда, – решительно произнес дер Хонто. – Плевать на конспирацию!

– Согласен, – кивнул Уран. – Мы, похоже, и так слегка опоздали. – И повернулся к поднявшемуся на мостик радисту: – Что?

– Я перехватил сообщение с одного из вражеских импакто: мессеру Помпилио удалось освободиться и покинуть корабль. В настоящий момент он находится на земле.

– Я видел парашют! – рассмеялся дер Хонто. – Я был уверен, что это он!

– Нужно поддержать мессера, – спокойно произнес Дюкри.

– Разумеется! – Молодой тинигериец был разочарован тем, что во время сражения оказался на борту «Ловкача», а не «Деликатного», но продолжил действовать в высшей степени профессионально: – Рулевой, снижаемся! Курс на – парашют!

– Они сразу догадаются, что мы – друзья мессера, – заметил Уран.

– Плевать! – Капитан прильнул к переговорной трубе: – Гренадерам приготовиться к десанту! – Дер Хонто покосился на лингийца: – Вы не хотите подстраховаться? Мы не вооружены, а у противника есть орудия, вдруг нам не удастся спокойно приземлиться?

– И что тогда?

– Придется прыгать.

Молодому офицеру очень хотелось поддеть молчаливого лингийца, увидеть в его равнодушных глазах если не страх, то хотя бы тревогу, но не получилось. Дюкри выдержал паузу, после которой вежливо произнес:

– Уверен, вы не дадите мне повод разочароваться в ваших способностях, адир дер Хонто.

– Маневрируй, идиот, маневрируй! – прорычал вернувшийся на мостик Огнедел, наблюдая за безуспешными попытками Ляха сменить позицию, в которую его загонял Дорофеев. – Почему ты такой тупой?!

Ну, может, и не тупой, но явно не столь умелый, как Дорофеев, и не располагающий столь же хорошо подготовленной командой.

Несмотря на разрушения в носовой части и потерю минимум одного баллона, «Амуш» выигрывал у «Грешника» в движении и продолжал сближаться с пиратским цеппелем.

Что очень беспокоило Огнедела, поскольку он не понимал смысла маневра.

– Зачем тебе подходить к Рубаке?

Ответа не было, а на размышления не оставалось времени: «Амуш» упрямо шел на выстрелы, не обращая внимания на избивающую его артиллерию, Лях азартно шел навстречу, и Огнеделу оставалось лишь мчаться к месту событий, чтобы поддержать Филарета и гарантированно отправить ИР на землю. Мчаться, несмотря на то что младший брат сбежал, пристрелив не менее десяти пиратов, тщательно разработанный план его унижения трещал по швам, и очень хотелось не помогать туповатому Ляху, а заняться проклятым Помпилио.

Но нельзя.

«Ладно, братец, иногда всем нам приходится чем-то жертвовать…»

– Радист! – рявкнул Маурицио. – Связь с галанитом. Срочно! – и, услышав голос Спесирчика, отрывисто произнес: – Ауроберт! Ты видел парашют?

– Да, – вальяжно подтвердил директор Фактории.

– Это Помпилио, он сбежал с «Орлана» вместе с ведьмой. Расстреляй их.

– Не захватить? – уточнил Спесирчик, не веря своему счастью: ему снова выпал шанс прикончить ненавидимого всей Галаной адигена.

– Нет. Расстреляй!

– С удовольствием.

– И… – ведя разговор, Огнедел внимательно изучал происходящее в небе и теперь нахмурился. – Что делает «Ловкач»? Радист, связь!

– Я пытаюсь, но они молчат.

– Они нас слышат?

– Мы на открытом канале, – подтвердил радист.

– Туша! – заорал Маурицио. – Не смей приземляться, скотина тупая! Отойди на три лиги в море. Ты слышишь?

Не слышал. Или не хотел слышать. «Ловкач» не ответил на вызов и продолжил идти к месту высадки Помпилио, при этом стремительно снижаясь.

– Ричард, мне доложили, что на горизонте показался цеппель! – крикнул Спесирчик. – Судя по силуэту – импакто. Ты был прав: они притащили за собой «хвост».

На горизонте легкий крейсер, «Ловкач» продолжает молча идти на посадку, и Огнедел наконец-то понимает сложившуюся картину:

– Ауроберт! Они не привели «хвост» – «Ловкач» захвачен! На его борту военные! Расстреляй его! Подбей «Ловкача»!

– Зачем? – неожиданно ответил галанит. Неожиданно и по смыслу, и по тону – слишком спокойно для директора Фактории.

Маурицио замолчал, подбирая подходящее ругательство, чтобы заставить Спесирчика подчиниться, но услышав следующую фразу, был вынужден согласиться с его решением.

– Тебе нужны не десантники, а Помпилио, – хладнокровно произнес Ауроберт. – Сейчас я его прикончу, и мы сразу же улетим.

– А как же Кира?

– Убьешь в следующий раз.

Что такое «пулеметный дождь»? Нет, не дождь из пулеметов. И не ливень, хлещущий словно из ведра, хотя в некоторых местах сильный дождь уже начали называть «пулеметным». Не огненным и не свинцовым, а пулеметным – прочие термины не прижились, а этот, придуманный галанитами при беспощадно кровавом подавлении Орстайского восстания, прочно вошел в сленг всех военных Герметикона.

«Пулеметный дождь» – сосредоточенный огонь по выбранной цели из четырех или более бортовых пулеметов. Бешеный удар сверху вниз. Свинцовый поток, непрерывно льющийся с небес и способный распылить даже кирпичный дом, поток, после которого не остается никого живого – вот что устроил приземлившемуся Помпилио распаленный Спесирчик.

При появлении галанитского цеппеля беглецы укрылись в зарослях и замерли, стараясь ничем себя не выдать, наблюдатели не смогли их разглядеть сквозь густую крону, поэтому Ауроберт велел устроить «дождь». Цеппель завис и разродился бесконечными очередями, срезая толстые ветви и вспахивая землю. Причем пулеметный огонь не только крушил все вокруг, но и наводил ужас, наполняя души тех, кто наблюдал рукотворную стихию, безотчетным страхом перед льющейся с неба смертью.

– Я не могу!

Сегодня ведьме довелось пережить слишком много: нападение, плен, гибель колонии, участие в перестрелке, прыжок с парашютом… Каждое из приключений тянуло на полноценное Событие, а вместе они могли довести до срыва даже очень уравновешенного человека. И Тайра не справилась.

– Я не могу! – закричала она, падая на землю. – Не могу! Не могу!! Не могу!!!

– Уходим! – приказал Помпилио, не сразу сообразивший, в каком состоянии пребывает ведьма.

А когда сообразил – выругался.

Потому что цеппель начал двигаться, как назло – в их сторону, «пулеметный дождь» не прекращался, и скоро, очень скоро, он прольется на их головы.

– Я не могу!

– Проклятие! – Помпилио спрятал пистолет, чуть отстранился от бьющейся в истерике женщины, коротким и точным ударом в голову отправил ее в нокаут, рывком подхватил с земли, взвалил на плечи и побежал. Прочь от надвигающегося дождя, от падающего на голову свинца. Не разбирая дороги и точно зная, что его заметили. Надеясь отыскать пещеру, или груду камней, или хоть какое-то укрытие, впрочем… не надеясь ни на что. Помпилио бежал, ведомый инстинктом самосохранения. Видел, как тяжелые пули рубят в щепу толстые деревья. Видел, как вспахивают землю, ложась все ближе, понимал, что не уйти, но продолжал бежать…

А потом споткнулся.

Покатился по земле, не удержав крик ярости. Тут же вскочил, не зная, что делать: то ли бежать дальше, то ли стрелять по цеппелю, потому что и в том и в другом не было никакого смысла, а вскочив – увидел перед собой высокого вооруженного мужчину в аккуратно подогнанном цепарском комбинезоне. Лицо мужчины скрывала плоская, гладко отполированная маска, однако адиген сразу понял, кого видит перед собой, и негромко поздоровался:

– Добрый день, Аксель.

– Добрый день, аллакут, – вежливо отозвался Крачин. Наедине он всегда называл Помпилио именно этим титулом. – Я взял на себя смелость подобрать для вас оружие.

– И принес именно то, что нужно, – кивнул Помпилио. Он отшвырнул «Вергон» и принял у помощника «Улыбчивого Ре» – любимую из ручных бамбад. – Кстати, за мной охотится цеппель.

– Полагаю, аллакут, теперь у вашего преследователя будет достаточно проблем.

И мужчины задрали головы, разглядывая развернувшееся в небе сражение.

Скорость против размера…

Предусмотрительность против порыва души…

Нет, предусмотрительность – всегда. Не позволяй азарту превратиться в безрассудство, иначе потеряешь голову.

Так говорил отец, так учил Помпилио, и потому, собравшись на Тинигерию, Кира приказала капитану Жакомо сопровождать ее на «Дрезе» и, разумеется, не забыть на Линге паровинг. Жакомо вылетел на Тинигерию из Даген Тура, то есть оказался на планете много раньше девушки. Дождался ее на закрытой причальной стоянке Астрологического флота, затем пошел за поездом, во время похищения потерял Киру из виду, но был замечен с «Деликатного», объяснил Урану происходящее и продолжил погоню в его компании.

Перед переходом на Фарху Кира поднялась на борт «Дрезе», а когда перед ними лег местный океан, переместилась в паровинг и теперь с удовольствием демонстрировала врагам боевые возможности любимой машины.

Паровинг не мог нести мощное орудие, и даже тридцатимиллиметровая пушка была для него слишком тяжелой, но большие калибры ему не требовались. И против него большие калибры были бесполезны, поскольку, несмотря на гигантские – для аэроплана – размеры, па-ровинг представлял собой очень быструю мишень. Заметив его, пулеметчики «Шильдчика» перестали поливать землю «дождем» и попытались захватить новую цель, но не преуспели. Кира с легкостью покинула зону поражения, однако тут же развернулась и пошла в прямую атаку, заливая свинцом правый борт «Шильдчика». Шестиствольные «Гаттасы» по очереди сосредотачивались на пулеметах цеппеля, тяжелыми пулями сносили их, пробивая и обшивку, и защиту, а подавив – переносили огонь на следующую точку. Это был тот же «дождь», только не сверху, а сбоку, прицельно хлещущий из быстрой машины, смертоносный и безжалостный.

Появление паровинга стало для галанитов полной неожиданностью, а самое печальное заключалось в том, что они понятия не имели, как от него защищаться. В то время как на Кардонии Киру долго учили атаковать большие корабли. Учили на совесть. Учили те, кому доводилось противостоять крейсерам в настоящем бою, люди, знающие все слабые места цеппелей и разработавшие оптимальные атакующие планы.

К тому же Кира хотела не только спасти оказавшегося в ловушке мужа, но и жестоко покарать тех, кто осмелился поднять на него руку, а значит, «Великий Шильдчик» был обречен.

Чтобы вести прицельный огонь, рыжая атаковала судно галанита в лоб, почти не маневрируя и не уклоняясь, и подобная тактика принесла успех: за два быстрых захода девушка обезоружила правый борт цеппеля, за три следующих – левый, после чего сосредоточилась на рулях и двигателях «Шильдчика», превращая ВТС в бессмысленно болтающийся в воздухе обломок.

И у него получилось.

Дорофеев не просто рисковал, он чудовищно рисковал, сделав ставку на корабль, экипаж, но самое главное – на Мерсу. Дорофеев, подобно Кире, шел на врага в лоб, но получал в ответ намного больше и морщился всякий раз, когда снаряд вонзался в «Амуш». Он знал, как сильно поврежден рейдер, получил доклад о том, что в носовом отсеке началось разрушение несущих конструкций, но не мог ничего поделать: он должен был пройти эти километры под убийственным прямым огнем, чтобы оттянуть на себя врагов и тем помочь Помпилио.

И у него получилось.

«Пытливый амуш» скрипел, дрожал, рыскал по курсу, но упрямо подбирался к плюющемуся орудийным огнем «Грешнику». И когда дальномер наконец-то показал два километра, Дорофеев – сохраняя абсолютное спокойствие! – склонился над переговорной трубой и приказал:

– Мерса, огонь!

– Есть!

Алхимик понимал происходящее так же хорошо, как остальные члены команды, и знал, что сейчас все зависит только от него. Что, если он не отправит «Грешника» на землю, «Грешник» проделает это с «Амушем». А значит, у него должно получиться. Так же, как получилось у Дорофеева. Как получилось у Галилея, который по тревоге занял место алхимика в резервной команде и, задыхаясь, тушил пожар в аккумуляторном отсеке. Как получилось у Бедокура, чьи ребята под пулеметным и артиллерийским огнем латали шпангоуты, пытаясь укрепить разваливающуюся конструкцию цеппеля, принимая пули и осколки. Как получилось у остальных… Парни сделали все, чтобы Мерса смог произвести свой выстрел. И он не имеет права их подвести.

Алхимик в последний раз проверил, должным ли образом установлены направляющие, после чего вздохнул и поджег фитиль первой ракеты.

Стараясь не думать о том, во что она превратит «Грешника».

– Что это было? Снаряд?

– Не похоже… – растерянно отозвался рулевой. – Скорее шутиха.

– Шутиха? – удивился Огнедел. – Сейчас?

Рулевой развел руками, показывая, что тоже ничего не понимает.

Никто не понимал.

Никто из тех, кто увидел, как с «макушки» «Пытливого амуша» вылетела огненная стрела, действительно напоминающая шутиху, прочертила в безоблачном небе заметный след и врезалась в «сигару» «Грешника», уверенно пробив обшивку. Затем последовали еще три выстрела, во время которых Маурицио и рулевой обменялись изумленными вопросами, а затем…

Затем рулевой ошарашенно крикнул:

– Как?!

А Огнедел замер, во все глаза разглядывая величественное, но очень-очень страшное зрелище гибели цеппеля.

«Фартовый грешник» вздрогнул, будто попытавшись подпрыгнуть, затем клюнул носом и стал стремительно забирать вправо. Из дыр в обшивке вырвалось пламя и повалил черный дым. Сначала из тех дыр, что оставили после себя шутихи, а затем – из новых, появляющихся изнутри, выжигаемых бушующим внутри пламенем.

– Что происходит? – пролепетал рулевой.

– Они подожгли цеппель, – отозвался не менее изумленный Маурицио.

– Но как?

– Шутихами! Только это не шутихи! Это… это… это я не знаю, что!

Но чем бы «это» ни было, действовало оно с потрясающей эффективностью. «Шутихи» пробили обшивку «Грешника» и взорвались внутри, залив пораженные отсеки жуткой алхимической смесью, вызывающей стремительное распространение огня. Маурицио примерно представлял, что применил алхимик «Амуша», и мысленно снял перед ним шляпу, признав, что даже он, досконально изучивший все, что имело отношение к огню, не смог бы создать смесь подобного качества. Столь концентрированную и столь мощную.

И столь смертоносную.

Всего в «Фартового грешника» угодило то ли шесть, то ли восемь снарядов, и меньше чем через пять минут корабль охватило алхимическое пламя, бороться с которым пираты оказались не в силах. Горело все, что могло гореть, а что не могло – плавилось. Горели и лопались баллоны с газом, электрические провода и содержимое складов. Горела обшивка, горели запасы. Но быстрее огня по «Грешнику» распространялся удушливый дым, убивающий так же безжалостно, как пламя.

– Больше не нужны пушки, – тихо проронил Огнедел.

– Что? – не расслышал рулевой.

– Это гениально, – по-прежнему тихо продолжил Маурицио. – Великолепная находка! – И громко распорядился: – Лево руля! Мы выходим из боя. – А заметив изумленный взгляд рулевого, объяснил: – Нам нечего ему противопоставить.

– Можно атаковать «Амуш» издалека, – осмелился продолжить рулевой.

– Не успеем, – пробормотал Огнедел, наблюдая за расстреливающим «Шильдчик» паровингом. – Нужно уходить.

А на «Фартовом грешнике» рванули боеприпасы, цеппель разломился на две части, и его пылающие обломки полетели на землю.

– Тайра!

К своему стыду, Помпилио не сразу понял, почему споткнулся…

Бегство от «пулеметного дождя», падение, ожидание неминуемой смерти, внезапное появление Акселя, а затем – чудесное спасение и развернувшийся над их головами бой отвлекли адигена. К тому же он знал, что ведьма должна пребывать без сознания и, может, поэтому не обратил внимания на то, что Тайра осталась лежать на земле. Точнее, обратил внимание, но не сразу, примерно через пару минут. Надел привезенный Крачиным боевой пояс, спрятал «Ре» в кобуру, подошел к женщине, наклонился, чтобы проверить ее состояние, и замер, увидев на одежде кровавое пятно.

– Нет!

И вот тогда, в то самое мгновение понял, почему споткнулся: от удара пули, что вонзилась ведьме в спину. Слева вонзилась, туда, где билось сердце. Тяжелая пуля пробила ребра и вышла из груди, видимо, в тот момент, когда Помпилио уже упал.

Тяжелая пуля…

– Спорки? – негромко спросил Аксель, разглядывая мертвую женщину.

– Долгая история, – ответил Помпилио, закрывая Тайре глаза. Поднялся, холодно посмотрел на «Орлан», и жестко произнес: – Этот цеппель должен обязательно оказаться на земле.

– Скорее всего, так и будет, аллакут, – отозвался Крачин. – Если я правильно оцениваю происходящее, наши не собираются никого отпускать.

– «Амуш» сильно поврежден.

– Со стороны океана приближается импакто.

Помпилио повернулся, несколько секунд разглядывал торопящийся крейсер, после чего осведомился:

– Чей?

– Не знаю, – тут же ответил Аксель. И, забегая вперед, продолжил: – И откуда здесь появилась ваша супруга, мне тоже неизвестно.

– Хорошая жена всегда следует за мужем, – спокойно отозвался Помпилио, вновь поднимая голову и отыскивая взглядом паровинг. – А Кира хорошая жена, очень хорошая.

«Не позволяй азарту превратиться в безрассудство…»

Когда дело касалось интриг, в которых Кира еще не поднаторела, ей приходилось постоянно повторять себе эту истину. А вот в бою обходилась без напоминаний, поскольку была опытным офицером и давным-давно научилась держать эмоции под контролем. В бою. В бою все иначе, поэтому рыжая не позвала с собой подругу: как талисман во время опаснейшего испытания Сувар была незаменима, но вторым пилотом в сражении нужно брать человека с боевым опытом, поэтому рядом с Кирой сидел лейтенант с «Деликатного», принимавший участие в миротворческой операции на Кардонии и научившийся управлять паровингом.

– Будем добивать? – хладнокровно осведомился он, когда Кира заложила очередной вираж, уводя машину от «Шильдчика».

– Думаете, в этом есть необходимость? – поинтересовалась рыжая.

– Думаю, нет.

– Согласна.

Вооруженное судно директора Фактории представляло собой жалкое зрелище: разнесенные рули, разбитые мотогондолы, продырявленные баллоны, вьющийся из-под пробитой обшивки дымок… «Шильдчик» не горел, как «Грешник», не погибал и какое-то время еще продержится в воздухе, но продолжать сражение не мог, и его приземление, скорее всего, вот-вот превратится в падение.

– Теперь займемся «Орланом», – пробормотала девушка, разворачивая паровинг. – Туша сказал, что Огнедел должен быть на его борту.

– Задача? – поинтересовался тинигериец.

– Остановить и лишить возможности сопротивляться.

– А потом?

– Потом с ним будет разбираться капитан Дорофеев…

… которому очень понравился результат применения ракет.

– Мерса, ты молодец! – произнес он после того, как стихли радостные вопли команды. – Бедокур, особая благодарность за идею.

– Рад стараться, капитан, – весело отозвался шиф.

– Спасибо, – промямлил алхимик.

Энди подул на замерзшие на ветру руки, помялся и только собрался с духом спросить, можно ли ему спуститься с осточертевшей «макушки» в теплую и уютную алхимическую лабораторию, как вдруг услышал:

– Мерса, сколько зарядов осталось? – бодро осведомился Дорофеев, внимательно наблюдая за расстрелом, который Кира учинила «Орлану».

Услышал, сделался грустным и, вздохнув, ответил:

– Шесть. – Увы, но возвращение в теплую лабораторию откладывалось.

– Очень хорошо… – протянул довольный капитан. – Следующая цель – импакто, который сейчас обрабатывает супруга мессера. Нужно положить его на землю.

Он хотел завыть, но не смог.

Знал, что еще месяц назад… Да что там месяц? Окажись он в такой ситуации еще вчера, он бы закатил яростную истерику. Орал бы, как сумасшедший, возможно, убил какого-нибудь цепаря, или избил, или устроил пальбу, выплескивая эмоции, но встреча с братом напомнила Маурицио о том, кем он рожден, и заставила вести себя иначе.

Он хотел завыть, но не смог. Спокойно стоял в центре капитанского мостика, наблюдая за самым жестоким своим поражением, и молчал.

Пытался командовать, когда его «Орлан» был атакован стремительным паровингом, требовал от пулеметчиков попаданий, кричал – но то было нормальным поведением для боя. А потом Огнедел замолчал, ибо понял, что бой завершился. Стрельба продолжалась, пули разносили импакто, но бой завершился – отвечать было нечем, потому что быстрый и великолепно вооруженный паровинг уничтожил все огневые точки «Орлана». Орудия заклинило, орудийная прислуга перебита, «Брандьер» выведен из строя, взорвались его припасы, и в отсеке начался пожар. Пулеметы заткнулись, на борту паника. И вот тогда Маурицио замолчал.

Окаменел, глядя на неспешно приближающийся «Амуш».

– Что они хотят с нами сделать? – пролепетал рулевой.

– То же самое, что сделали с «Фартовым грешником», – ответил Огнедел.

– Да поможет нам святой Хеш!

– Нет, – вздохнул террорист. – Не поможет.

И стиснул зубы, наблюдая за взлетевшей с «макушки» ИР «шутихой».

А рулевой машинально приложил ко лбу два пальца, хотя давно позабыл дорогу в церковь. Приложил, потому что мысленно молил святого покровителя цепа-рей о чуде.

Но чуда не произошло.

Попадание артиллерийского снаряда ощущается во всем корабле: от взрыва цеппель вздрагивает и даже, бывает, сходит с курса. А вот «шутихи» вонзились в «Орлан» незаметно, как пулеметные выстрелы: пробили обшивку, а оказавшись внутри – взорвались несильными хлопками, которые услышали лишь находившиеся поблизости пираты.

Но почти сразу в переговорную трубу посыпались истеричные доклады:

– Пожар в шестом отсеке!

– Горит пятый баллон!

– Горит шестой баллон!

– Под угрозой машинное отделение!

Огнедел хорошо вымуштровал экипаж, его цепари не терялись в сложных ситуациях и наверняка справились бы с пожаром, если бы… если бы одновременно не заполыхал почти весь цеппель. Алхимическая смесь оказалась на удивление эффективной, а вызванный ею пожар распространялся с неимоверной скоростью.

Пираты не справлялись.

И Маурицио понял, что должен покинуть корабль.

Младший брат его вновь переиграл.

Вскоре им пришлось разделиться.

– Я – за Огнеделом, – сказал Помпилио, наблюдая за падающим «Орланом». – А ты отыщи Спесирчика.

– Что с ним сделать?

– Он хотел меня повесить, – ответил адиген, без спроса усаживаясь на мотоциклет Акселя. – А потом устроил «пулеметный дождь». Я человек не самый злопамятный, но считаю, что за подобные выходки люди должны нести ответственность.

Крачин молча кивнул и пошел навстречу высадившимся тинигерийцам.

А Помпилио надавил на газ и помчался к месту падения «Орлана», туда, куда приземлились успевшие выпрыгнуть из гибнущего цеппеля пираты. Помпилио ехал быстро, но все равно не успел: когда он добрался до обломков, часть побросавших парашюты пиратов уже разбежалась, надеясь отсидеться в окрестных лесах, остальные подняли руки, показывая, что сдаются, но Помпилио не обращал внимания ни на первых, ни на вторых.

Он искал брата.

И нашел без труда.

Маурицио стоял на краю огромной поляны, равнодушно разглядывая догорающий цеппель. Стоял близко, так, что жар бил в лицо, но стоял неподвижно, глядя на огонь, как глядят на мир. На свой мир.

Помпилио подошел сбоку, и когда он остановился, Маурицио негромко спросил:

– Продолжим дуэль?

Но не отвел взгляд от огня. Поскольку знал, что услышит в ответ.

– На дуэль мог рассчитывать мой брат, но не трусливый подонок.

Помпилио поднял «Улыбчивого Ре» и выстрелил Огнеделу в голову. Подошел, удостоверился, что на этот раз террорист действительно мертв, вернулся к мотоциклету и быстро, но не торопливо поехал к месту, где оставил Тайру.

И так получилось, что все собрались на берегу моря. Но не в разгромленной колонии, а южнее, в дюнах, где хватило места для всех цеппелей и смог приводниться паровинг.

Помпилио подъехал к стихийно образовавшемуся лагерю одновременно с «Амушем», однако наблюдать за приземлением цеппеля не стал. Поднял взгляд, тяжело вздохнул, осмотрев вдребезги разнесенный нос, покачал головой и поехал дальше, к группе военных, от которых ему навстречу вышли Крачин, длинный мужчина в штатском и молодой тинигерийский офицер.

– Капитан дер Хонто, дарство Шейло, – представился тинигериец. – Рад, что с вами все в порядке, мессер.

– Спасибо, капитан, – отозвался Помпилио. И махнул рукой на импакто: – Прекрасный корабль.

– Легкий крейсер «Деликатный».

– Я запомню.

Дер Хонто порозовел от удовольствия: поддержка такого человека, как дер Даген Тур, могла серьезно помочь карьере.

– Добрый день, мессер, – почтительно приветствовал адигена Дюкри. – Хорошо, что все завершилось благополучно.

Уран выделил голосом слово «все», и Помпилио кивнул, подтверждая, что прекрасно понял полицейского. После чего слез с мотоциклета и помог сойти Тайре. Внимательно посмотрел на Акселя, но ничего не спросил, лишь вопросительно поднял брови.

– Он попытался оказать сопротивление, – хладнокровно сообщил Крачин, глядя адигену в глаза.

– Хорошо, – резюмировал Помпилио. – Тайра, позволь тебе представить Акселя Крачина, старшего офицера «Пытливого амуша».

– Очень приятно, – произнесла ведьма, протягивая руку.

– Рад познакомиться, – вежливо отозвался Аксель, удивляясь собственной выдержке. От него не укрылся тот факт, что, несмотря на жару, Тайра надела и до подбородка застегнула куртку Помпилио – ведь ей нужно было скрыть окровавленную одежду. – Выглядите уставшей.

– У нас был трудный день, – усмехнулся Помпилио, абсолютно довольный поведением Крачина. – Будь добр, позаботься о Тайре, мне нужно кое с кем встретиться.

– Конечно, мессер.

– И… – адиген выдержал короткую паузу. – Аксель, я рад, что ты ко мне присоединился.

– Для меня честь служить вам, мессер.

Дер Хонто и Дюкри прослушали диалог молча.

Передав Тайру на попечение помощника, Помпилио неспешно направился к берегу, к уткнувшемуся в него паровингу. К рыжей девушке, которая спрыгнула в воду, не дожидаясь, когда машина остановится, и побежала навстречу адигену. К девушке, которая выглядела очень-очень взволнованной. Или разъяренной.

– Ты! – Кира врезалась в Помпилио и застучала по его груди кулачками. – Как ты мог? Зачем ты так рисковал? Ты… – Поняла, что муж молчит, решила, что ведет себя неправильно, что напрасно раскричалась на людях, теряя лицо, вытерла выступившие на глазах слезы и попыталась отстраниться, но он не позволил. Мягко обнял жену за талию и, глядя ей прямо в глаза, сказал:

– Ты даже представить не можешь, как я рад тебя видеть.

Сказал так, что у Киры перехватило дыхание.