Глава 26

Натали вошла в квартиру под звук мелодии, которую мама напевала под нос, и почувствовала запах клубники. Стэнли поприветствовал ее, как обычно, и на мгновение она взглянула на эту сцену кажущейся домашней идиллии и осмотрела квартиру. Все выглядело таким знакомым и в то же время было другим.

Папа был одним из Озаренных.

А ее родители не обмолвились ни словечком. Не упоминали об экспериментах Энара, о которых она едва ли знала хоть что-то до недавнего времени. Словно она какой-нибудь безграмотный ребенок из сельской глуши, где люди не умеют читать, а не молодая женщина, живущая в великолепном культурном городе, которой, между прочим, доверили обязанности журналиста.

«Вы думаете, что я дура, что я никогда не узнаю и что вы сможете это скрыть от меня навсегда?»

Она потянулась за землей из катакомб, забыв во второй раз за день, что ее там уже не было.

– Иди сюда скорее, попробуй варенье! – позвала мама из кухни.

Она бросила сумку на диван и подошла к маме, стоявшей с полной ложкой варенья, чтобы скормить ей.

«Как ребенку».

Натали взяла ложку, попробовала и с натянутой улыбкой протянула ложку обратно.

– Разлетится с полок как горячие пирожки.

Взгляд Натали пробежался по выстроенным в ряд банкам варенья.

Очень похожим на банки с кровью. Побольше размером, конечно. И она знала, что плотная темная жидкость, потеки на стекле и даже капля на столе были всего лишь вареньем.

– Об этом я и мечтаю! – Мама повернулась обратно к своей клубнике и стала помешивать.

Весь путь домой Натали думала, что будет говорить, как ей рассказать о своих способностях и о том, что она узнала от месье Патинода. Она так устала играть в игры.

– Мама, я узнала кое-что. О папе. И о себе, кажется.

Мама замерла на секунду, а потом стала мешать еще усерднее.

– Кое-что.

– Тетя Бриджит не единственный член нашей семьи среди пациентов доктора Энара, – сказала Натали твердо и четко. – Папа – тоже. Он целитель. Месье Патинод мне рассказал.

Мама положила деревянную ложку на столешницу и потянулась за лимоном напряженной правой рукой.

– Натали, это чушь. Месье Патинод кормится сплетнями. Подумай сама.

– У него нет причин лгать. Зачем?

– Кто знает, почему люди делают то, что они делают? – сказала мама, нарезая лимон. Она выжала немного в кастрюлю с клубникой и продолжила мешать.

– Мама, мы еще долго будем вокруг этого плясать? Я была права насчет тети Бриджит и права насчет этого. Чего я не понимаю, так это почему ты мне врешь.

– Вру?

– Ты бы это назвала так, если бы я скрывала правду, меняла тему, отвечала вопросами на вопросы и выбрасывала неудобные факты.

Мама грохнула ложку на стол.

– То, что ты зовешь враньем, я называю защитой. – Она резко обернулась, как сокол, почувствовавший добычу. – Я рассказывала тебе, каким позором было то, что тетя Бриджит попала в психиатрическую лечебницу. Стыдно признавать, что ты часть этого.

– Месье Патинод не стыдится быть одним из Озаренных.

Мама шагнула к Натали.

– Никогда не используй это слово. Оно оскорбительно.

– Оно оскорбительно, только если хочешь оскорбиться.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – сказала мама, придвинувшись так близко, что практически касалась ее подбородка. – Тебе неизвестно, как насмехались над тетушкой и как издевались над папой, когда доктор Энар из героя превратился в дурака. Да, я скрыла это от тебя и не жалею об этом.

Лицо Натали разгорелось.

– Может, тебе стоит жалеть: потому что папа передал это мне.

– Что?

– У меня видения, мама. – Натали выплюнула эти слова, как кислое молоко. – В морге. Каждый раз, когда демонстрируют жертву Темного художника, я прикасаюсь к витрине и вижу сцену убийства.

– Врешь. – Мама сделала шаг назад.

– Я вру? Нет. Я вижу раны, которые он наносит их лицам, мама. Вижу, как лезвие вонзается в их плоть, как девушки кричат, пока не умрут, как из них вытекает кровь. Я вижу это все, как будто сама их убиваю, своими руками.

ШЛЕП.

Мама, стремительная как оса, которая в жизни не била ее по лицу, никогда.

Натали отвернулась, рукой закрыв место удара. Горячие слезы полились сквозь пальцы, и она не успела их остановить.

Она убрала руку, слезы перестали литься, и она повернулась лицом к матери.

Ярости, которую она ожидала увидеть, не было. Вместо этого на лице мамы был страх, даже ужас.

Мама отступила назад, спиной к плите.

– Почему ты отходишь?

Мама вздернула подбородок.

– Ты сама на себя непохожа.

– Ты тоже!

Мама схватилась руками за свой фартук.

– С тобой что-то не так. Или ты выдумываешь, или обладаешь магическими способностями, на которые не имеешь права. Вы с Симоной вечно во что-то ввязываетесь. Ее мама упоминала карты Таро, ты… вы что-то задумали? Оккультное?

Натали сузила глаза до щелочек.

– Я не буду опускаться до ответа на такой абсурд.

– Я спрашиваю, потому что это невозможно, – сказала мама скорее себе, чем ей. – Никто никогда еще… Если только ты не сошла с ума.

– И это твой ответ? Дать мне пощечину и стоять у кастрюли с клубникой? – Натали всплеснула руками. – Ты не можешь от этого убежать, мама! Я НЕ сумасшедшая. У меня ЕСТЬ способности. Бояться меня – это самое жестокое, что ты могла сделать в ответ. Merci за понимание. А потом ты удивляешься, что я не все тебе рассказываю.

– Может, это и к лучшему для нас обеих.

Натали повернулась на каблуках и пошла ко входной двери.

– А, да, – сказала она, держа ладонь на дверной ручке, – ты будешь рада узнать, что я никогда больше не собираюсь прикасаться к стеклу в морге. Может, это ослабит твой страх.

– Что ты хочешь этим сказать: никогда больше? Почему?

Натали выбежала из квартиры без ответа. Она прошла по коридору до двери на крышу и пошарила рукой в поисках ключа на притолоке.

«Где он? Кто-то его забрал?»

Она посмотрела обратно в сторону квартиры, ужасаясь мысли, что нужно вернуться туда. Затем заметила ключ на полу, в самом углу, открыла дверь, заперла ее за собой и поднялась по лесенке. Она растянулась на плоской крыше и лежала там, размышляя, плача, и в один момент даже подумала о том, чтобы сброситься вниз. Это не было всерьез – стоило мысленно пробежаться по этому сценарию, как ее воображение затормозило еще на стадии приближения к краю.

Цвет неба сменился с синего на желтовато-голубой у горизонта, а затем на ярко-оранжевый. Темнота стала сгущаться по капле, и вот Натали уже увидела звезды. Наконец она задремала, а потом резко проснулась.

Гром.

Она спустилась вниз, к теплу своей кровати, со Стэнли, лежащим под боком. Началась гроза, громче и сильнее всех за это лето, по крайней мере, казалось именно так.