Яркий утренний солнечный свет сверкал на скрещённых золотых скипетрах, вышитых на зелёном знамени Церкви Господа Ожидающего. Двухмачтовый курьерский корабль, скользивший под свежим ветерком, на котором развевалось это накрахмаленное ветром знамя, имел длину чуть больше семидесяти футов, и был построен для того, чтобы выжимать максимум скорости, а не обеспечивать прочность… или мореходность и устойчивость. Его экипаж из шестидесяти человек был слишком маленьким для любой галеры, даже такой же миниатюрной, как и он сам, но его стройный, облегчённый корпус был хорошо приспособлен для гребли, а его треугольные латинские паруса гнали его в быстром шквале пены, когда он разрезал блестящую, пронизанную солнцем воду, пенившуюся белыми скакунами, в проходе шириной в тридцать миль между Островом Келли и северо-восточным берегом залива Эрейстор.

Отец Рейсс Савел, командир этого небольшого прыткого кораблика, стоял на его крошечных шканцах, сложив руки позади себя и сосредоточившись на том, чтобы выглядеть уверенно, пока он смотрел на морских птиц и виверн, парящих в небе, синем до болезненности. Поддерживать видимость уверенности (он никогда бы не назвал её высокомерием), присущую шкиперу одного из курьеров Матери-Церкви, было труднее, чем казалось на самом деле, но Савел не очень заботился о причине, по которой он находил это таким.

Курьеры Храма, будь то сухопутные или плавающие, пользовались абсолютным приоритетом и свободой прохода. Они несли послания и распоряжения самого Бога, со всей властью самих архангелов, и ни один смертный не мог бросить вызов их проходу туда, куда Бог или Его Церковь могли бы отправить их. Так было буквально со времён Сотворения, и никто и никогда не осмеливался оспаривать это.

К сожалению, Савел уже не был уверен, что вековая неприкосновенность посланников Матери-Церкви продолжала оставаться таковой.

Эта мысль вызывала более чем… беспокойство. В первую очередь, из-за возможных последствий для его собственной нынешней миссии. В конечном счёте потому, что исчезновение этой неприкосновенности было немыслимо. Открытое неповиновение власти Божьей Церкви могло иметь только одно следствие для душ хулителей, а если бы их пример привёл других к тому же греху…

Савел снова отбросил эту мысль в сторону, сказав себе — уверяя себя — что несмотря на то, что безумие заразило королевство Черис, Бог никогда не позволил бы ему распространиться за черисийские границы. Всесторонняя власть Матери-Церкви были стержнем не только мира, в котором он жил, но и самого Божьего плана спасения Человека. Если бы эта власть была оспорена, если бы она рухнула, последствия были бы немыслимы. Шань-вэй, потерянная и проклятая мать зла, должна облизывать свои клыки при этой возможности в тёмном, промозглом углу Ада, в который архангел Лангхорн отправил её за её грехи. Даже сейчас она должна была проверять решётки, испытывать прочность своих цепей, поскольку она вкусила чрезмерной, греховной гордости тех, кто стремился установить свой собственный, подверженный ошибкам, суд вместо Божьего.

Лангхорн сам запер за ней врата, со всей властью вечности, но Человек имел свободную волю. Даже сейчас, он мог бы повернуть ключ в этом замке, если он этого захочет, и если бы он это сделал…

«Чёрт побери этих черисийцев», — подумал он мрачно. — «Они даже не понимают, какую дверь они открывают? Они не волнуются? Не…»

Его челюсти сжались, и он заставил себя расслабить плечи и сделать глубокий, очищающий вдох. Какой-то особенной помощи это не принесло.

Его указания от епископа-исполнителя Томиса были предельно чёткими. Савел должен был доставить сообщения епископа-исполнителя епископу-исполнителю Уиллису в Эрейстор любой ценой. Эта фраза — «любой ценой» — никогда раньше не была частью приказов Савела. В этом никогда не было необходимости, но теперь была, и…

— Эй, на палубе! — раздался крик из вороньего гнезда. — Эй, на палубе! Три паруса слева по носу!

— Ну-ну, — пробормотал сам себе коммандер Королевского Черисийского Флота Пейтрик Хьюит, всмотревшись через подзорную трубу. — Это должно быть интересно.

Он опустил подзорную трубу и задумчиво нахмурился. На этот раз его приказы были совершенно ясны. Они заставили его более чем немного нервничать, когда он впервые их получил, но они были предельно ясны, и теперь он обнаружил, что он действительно с нетерпением ждёт, чтобы начать их выполнять. Странно. Он даже помыслить не мог, что может случиться что-то подобное.

— Это курьер Церкви, без сомнения, — сказал он немного громче, и Жак Арвин, первый лейтенант КЕВ «Волна», издал отчётливо-несчастный вздох.

— Некоторым людям это может не понравиться, сэр, — мягко сказал Арвин. Хьюит посмотрел в его сторону, потом пожал плечами.

— У меня есть ощущение, что отношение людей может немного вас удивить, Жак, — сухо сказал он. — Они до сих пор вне себя, больше, чем я их когда-либо видел, и они знают, на кого этот курьер действительно работает сегодня утром.

Арвин кивнул, но выглядел он мрачнее, чем когда-либо, и Хьюит мысленно поморщился. Недовольны были не люди, как полагал Арвин, а он сам.

— Переложите руль на три румба на левый борт, будьте любезны, лейтенант, — сказал Хьюит, говоря более формально, чем он хотел. — Давайте ляжем на курс, чтобы перехватить его.

— Так точно, сэр. — Выражение Арвина было встревоженным, но он отдал честь и передал приказ рулевому, пока другие матросы побежали по деревянным палубам, чтобы подтянуть паруса и брасы.

«Волна» сменила курс, разрезая воду и идя в крутой бейдевинд левым гласом, и Хьюит почувствовал знакомый всплеск удовольствия от того, как отреагировало его судно. Утончённая, гладкопалубная двухмачтовая шхуна была чуть более девяноста пяти футов длиной по ватерлинии и несла четырнадцать тридцатифунтовых карронад. В отличие от некоторых из её сестёр, «Волна» была спроектирована и построена от самого киля в качестве лёгкого крейсера для Королевского Черисийского Флота. Её революционное парусное вооружение сделало её более быстрой и более мореходной, чем любой другой корабль, с которым когда-либо сталкивался Хьюит, и гораздо более управляемой, и она уже захватила не менее семи призов — почти половину из тех, что захватила вся блокирующая эскадра — здесь, в водах Изумруда после Битвы в Заливе Даркос. Вот что означали скорость и лёгкость управления, а приятно звучащие призовые деньги, попавшие в их кошельки, помогли преодолеть любые затяжные колебания, которые его команда могла бы лелеять. — «В конце концов, они же черисийцы», — подумал он с отблеском юмора. Многочисленные хулители Черис обычно упоминали королевство как «королевство лавочников и ростовщиков», совсем не одобрительным тоном. Хьюит несколько лет слушал их озлобленную зависть, и он должен был признать, что в стереотипе о черисийце, постоянно рыщущем в поисках способа сделать быструю марку, было по крайней мере немного правды.

«Конечно, в этом мы тоже очень хороши, разве нет?» — он подумал и почувствовал, что улыбается, от того, что курьерское судно с тёмно-зелёным флагом быстро приближается.

Он не был уверен, что другой корабль пришёл из Корисанда, но никакого другого объяснения не просматривалось. Посыльное судно, очевидно, прошло через Дельфиний Плёс, что, несомненно, означало, что оно также пересекло Зебедайское море. Никакие курьеры из Хевена или Ховарда не могли бы прийти с этого направления, и Хьюит очень сомневался, что Шарлиен Чизхольмская была особенно заинтересована в том, чтобы переписываться в настоящий момент с Нарманом Изумрудским. И, судя по тому, как парень выбрал пролив между островом Келли и побережьем Изумруда, он определённо не хотел привлекать внимание блокирующей эскадры.

К несчастью для него, он его уже привлёк, и было очевидно, что его корабль при таких условиях, несмотря на его изящную конструкцию, был чуть медленнее, чем «Волна».

— Приготовиться к бою, — сказал он, наблюдая, как уменьшилось расстояние между кораблями, когда начал стучать барабан.

Рейсс Савел очень сильно старался не богохульствовать, когда черисийская шхуна метнулась по направлению к нему. Очевидно, его информация была ещё более устаревшей, чем он боялся, когда епископ-исполнитель Томис давал ему свои приказания. Он не ожидал увидеть черисийские военные корабли прямо внутри Бухты Эрейстор. Как впрочем, он не ожидал увидеть золотого кракена на чёрном черисийском флаге, развевающегося над тем, что раньше было крепостью Изумруда на острове Келли.

Распространение черисийских военных кораблей стало самым явным свидетельством полноты их победы в битве в заливе Даркос. Истинная степень поражения союзного флота, к моменту, когда Савел покидал Менчир, была не ясна. Очевидно, оно было сокрушительным, но все в Корисанде цеплялись за надежду, что большинство кораблей, которые не вернулись, нашли убежище в Изумруде, где они помогали Нарману защитить его якорные стоянки.

«Очевидно, нет», — кисло подумал Савел.

В этот момент он видел ровно четыре корабля, считая шхуну, атакующую его собственный корабль, и каждый из них нёс черисийский флаг. И они были расставлены далеко друг от друга, чтобы покрыть как можно большую часть бухты, и они бы этого не делали, если бы была какая-то возможность, что кто-то мог бы напасть на них. Это, в сочетании с тем фактом, что все островные укрепления, которые Савел мог видеть со своих шканцев, явно стали черисийскими, а не изумрудскими базами, делало совершенно ясным, что там больше не было «союзного флота», а уж тем более, всё ещё защищающего эти укрепления.

Савел никогда раньше не встречал ни одну из новых черисийских шхун, и он был поражён тем, насколько близко к ветру она могла плыть. А также размерами, и силой её парусов. У его корабля было такое же количество мачт, но у черисийского площадь парусов была, по крайней мере, вдвое больше. Он также имел остойчивость и размер, позволяющие нести больше парусов, и он двигался в гораздо более трудных условиях, чем его собственный корабль мог себе позволить.

Количество пушечных портов, расположенных вдоль его бортов, было, по меньшей мере, таким же впечатляющим, и он почувствовал, как мускулы его живота напряглись, когда из них  показались короткие и толстые дула пушек. — Отче?

Он взглянул на своего старпома. Вопрос из одного слова сделал напряжённость другого священника совершенно ясной, и Савел не мог обвинить его. Не то, чтобы у него был ответ на то, что, как он знал, действительно спрашивал его человек.

— Поживём — увидим, брат Тимити, — сказал он вместо этого. — Курс не менять.

— Он не меняет курс, — сказал Арвин.

«Как обычно говорят многословные утверждения, кто-то получит взбучку», — подумал Хьюит.

— Нет, не меняет, — согласился коммандер с большой сдержанностью, поскольку расстояние неуклонно сокращалось. Оно уже уменьшилось до менее чем трёхсот ярдов и продолжало сокращаться, и он задавался вопросом, как далеко другой шкипер собирается зайти в ответе на то, что он, несомненно, надеялся, было блефом со стороны «Волны». — Передайте приказ командиру канониров, чтобы он был готов выстрелить перед его носом.

Арвин замялся. Это почти не было заметно. Возможно, кто-то другой этого и не заметил бы, но Арвин был первым лейтенантом Хьюита более шести месяцев. На мгновение Хьюит подумал, что ему придётся повторить этот приказ, но затем Арвин медленно развернулся и поднял свой кожаный рупор.

— Будьте готовы стрелять перед его носом, мастер Чарльз! — крикнул он, и главный канонир «Волны» помахал в знак подтверждения.

— Я думаю он…

Брат Тимити так и не закончил свою мысль. Не было необходимости. Ровный, сотрясающий глухой «бум» одного орудия вполне деликатно подчеркнул это, и Савел увидел, как пушечное ядро несётся над волнами, прорезая белую линию на гребнях так же чисто, как и спинной плавник кракена.

— Он выстрелил в нас! — воскликнул Тимити вместо этого. Его голос был пронзительным от возмущения, а его глаза расширились, как будто он был действительно удивлён тем, что даже черисийцы должны были отважиться нанести такое оскорбление Матери-Церкви.

А, возможно, он и был удивлён. Савел, с другой стороны, обнаружил, что он, по правде, удивлён не был.

— Да, он выстрелил, — согласился младший священник гораздо более спокойнее, чем он себя чувствовал.

«Я действительно не верил, что они это сделают», — подумал он. — «Конечно я не верил. Так почему я не удивлён, что они это сделали? Это начало конца света, ради Бога!»

Он снова подумал о сообщениях, которые он перевозил, кому они были адресованы, и почему. Он подумал о пересказываемых шёпотом слухах, о том, что именно князь Гектор и его союзники надеялись на… то, какие награды им были обещаны Церковью.

«Нет, не Церковью», — сказал себе Савел. — «Рыцарями Храмовых Земель. В этом есть разница!»

Но даже когда он твердил это самому себе, он всё прекрасно понимал. Какими бы ни были технические или юридические различия, он всё прекрасно понимал. И именно поэтому, понял он в этот момент, с чем-то вроде отчаяния, он действительно не был удивлён.

Даже сейчас, он не мог выразить это для себя словами, не мог заставить себя посмотреть этому прямо в лицо, но он знал. Что бы ни было правдой перед тем, как началась массированная атака князя Гектора и его союзников на королевство Черис, черисийцы, так же хорошо, как и Савел, знали, кто в действительности стоял за этим. Они знали реальность циничных расчётов, небрежную готовность уничтожить целое государство в крови и огне, и высокомерие, которое побудило и вдохновило их. На этот раз «Группа Четырёх» слишком далеко вышла из тени, и то, что они предполагали, как простое маленькое убийство неудобного королевства, превратилось в нечто совсем другое.

Черис знала, кто был её настоящим врагом, и это точно объясняло, почему эта шхуна была готова стрелять по флагу принадлежащему Божьей Церкви.

Теперь шхуна была ближе, наклоняясь под давлением от её возвышавшихся парусов, её нос был омыт водой и разлетающимися белыми брызгами, которые вспыхивали подобно радужным драгоценным камням под сияющим солнцем. Он мог разглядеть людей вдоль её низкого фальшборта, различить одетого в униформу капитана, стоящего на корме рядом со штурвалом, увидеть расчёт передней пушки по её правом борту, перезаряжающий своё орудие. Он взглянул на свои собственные паруса, а затем на двигающуюся с грацией кракена шхуну и глубоко вздохнул.

— Спустите наш флаг, брат Тимити, — сказал он.

— Отче? — Брат Тимити уставился на него, словно не мог поверить своим ушам.

— Спустите наш флаг! — Савел повторил более твёрдо.

— Но… но епископ-исполнитель…

— Спустите наш флаг! — огрызнулся Савел.

Мгновение он думал, что Тимити может отказаться. В конце концов, Тимити знал их приказы, также хорошо, как и Савел. Но для епископа было намного легче приказать младшему священнику поддерживать полномочия Матери-Церкви «любой ценой», чем для отца Рейсса Савела убить экипаж своего судна как часть упражнения в глупости.

«Если бы была хоть какая-то надежда на то, что мы действительном доставим наши сообщения, я бы не сдался», — сказал он самому себе, и задался вопросом, было ли это правдой. — «Но очевидно, что мы не можем держаться подальше от них, и, если те люди готовы стрелять в нас, как я думаю, они превратят всё это судно в зубочистки с одного бортового залпа. В крайнем случае — с двух. Нет смысла видеть, как мои собственные люди будут безжалостно убиты ни за что, вдобавок мы даже не вооружены.

Флаг, который никогда раньше не приспускался ни перед одной смертной силой, скользнул вниз с клотика мачты курьерского корабля. Савел наблюдал, как он опускается, и леденяще-холодный ветер пробрал его до мозга костей.

Во многих отношениях, это было всего лишь маленькое событие, спуск этого клочка вышитой ткани. Но не так ли начинались все настоящие катастрофы? С маленьких событий, подобных первым камешкам в лавине.

«Возможно, я должен был заставить их стрелять в нас. По крайней мере, тогда не было бы никаких вопросов, какой-либо двусмысленности. И если Черис готова открыто бросить вызов Матери-Церкви, возможно, несколько мёртвых членов экипажа сделали бы это ещё более ясным».

Возможно, они должны были бы, и, возможно, он должен был бы заставить черисийцев сделать это, но он был священником, а не солдатом, и он просто не смог. — «И», — сказал он себе, — «того факта, что Черис стреляла по флагу Святой Матери-Церкви, должно быть более чем достаточно, если это позволяет его людям не быть убитыми, помимо всего прочего».

Без сомнения так было бы, и всё же, как он сам себе сказал, он знал.

Жизни, которые он мог бы спасти сегодня утром, имели такое же значение, как семена горчицы в дыхании урагана по сравнению с ужасающими горами смерти, вырисовывающимися прямо перед порогом завтрашнего дня.