Глава 18
ТЕОРИЯ ХАОСА
Стив Грегори многое не понимал в этой жизни. Он не понимал, почему Америка сдает одну позицию за другой, не понимал, как можно платить пособие по безработице собственным бездельникам в несколько раз больше, чем нормальная зарплата китайского рабочего, не понимал, почему, украв тысячу баксов, можно сесть в тюрьму, а украв миллиард, попасть в Конгресс. Он не понимал, почему информационное освещение мировых событий имеет мало общего с реально происшедшими событиями и почему всех американцев родное правительство однозначно считает быдлом, неспособным делать самостоятельные выводы.
Но больше всего он не мог понять, как Бог до сих пор терпит такую несправедливость – в то время как 73-е авиакрыло перебрасывают в Бруней вместе с морской пехотой защищать нефтяные скважины и наводить порядок в этой стране, его Отдельная Особая Разведывательная эскадрилья остается на Луссоне. Особенно обидно от осознания того факта, что маневры у русских завершились, не успев начаться. Из-за этой паршивой эпидемии даже северным медведям стало не до учений. Большая часть флота вернулась в Японское море. Только соединение из крейсера «Рюрик» и трех эсминцев полным ходом проследовало в Хайфон. Да еще несколько противолодочных крейсеров болтались в южных морях, и у берегов Америки патрулировал плавучий разведывательный центр «Урал».
По всему выходит – Стив Грегори в ближайшее время останется не у дел. Нет, он не горел желанием воевать или «умиротворять» кого-либо, просто перспектива безделья и надоевшей всей эскадрилье работы по «дезинфекции» вымерших деревень заставляла волком выть. Так было тошно. Надоело все это, и пропитавший воздух запах гари надоел. Хотелось уехать в нормальный регион, где нет малайцев, японцев, китайцев и прочих, где не валяются по дорогам тела, где нет необходимости поливать мертвые города напалмом, где идет нормальная мирная жизнь. Кроме того, приезжий моряк сегодня выложил шокирующую, повергающую в аут информацию. Стиву хотелось выговориться, поделиться новостями, но это потом. Сначала надо собрать всех ребят.
– Стив! – навстречу спешил Пол Шарапоф. – Что нового?
Изнывающий от безделья Пол ждал, пока закончится совещание, чтобы первым узнать новости.
– Новость одна, – лицо Стива скривилось в саркастической усмешке, – мы остаемся. Продолжим патрулирование окрестных развалин и уничтожение запасов пива в баре.
– Понятно, – тусклым голосом протянул Пол, – а зачем приезжал этот моряк?
– Пошли в общежитие, – махнул рукой Стив и, сунув руки в карманы, зашагал прямо посередине проезжей части.
По дороге он в двух словах объяснил своему заместителю обстановку. Тот стоически перенес известие о переброске 73-го авиакрыла в Бруней и коротко пожелал им всем заболеть Шилдманом и сдохнуть вместе со всеми большими шишками из штабов. Стив на это только загадочно улыбался, он сомневался, что горячее пожелание Пола имеет шансы на реализацию. Точнее, он не сомневался, а знал, что лихорадка им не грозит. Но об этом позже. Не будем ломать себе кайф.
Вот и общежитие летчиков. Вымазанное зеленой краской трехэтажное здание притулилось аккурат между автобазой и казармой танкистов. Махнув часовому рукой, Стив ворвался в холл, поздоровался со встречными ребятами из штурмовой эскадрильи и взбежал по лестнице на третий этаж, перепрыгивая через ступеньку. Пол не отставал, видимо, он твердо решил одним из первых выяснить, в чем причина столь буйного поведения командира.
На третьем этаже Стив завернул в коридорчик блока, занимаемого летчиками разведывательной эскадрильи, и пинком открыл дверь в комнату отдыха.
Так и есть – все на месте. Джордж и Дэн играют в шахматы. Молчаливый и абсолютно лысый потомок скандинавских переселенцев. Рок качает бицепсы. Длинный Лемюэль листает старый журнал, остальные смотрят телевизор.
– Что за шум, командир? Неужто обычный путь тебе заказан? Путь, достойный человека, – первым отреагировал на появление Стива Лемюэль.
– Так, парни, у меня две новости. Начну с первой. Мы остаемся на этой вонючей базе и ждем, пока русские либо индусы не соизволят провести парад прямо в виду нашего берега. Либо пока китайцы не высадятся на Формозе. Тогда как 73-е крыло в полном составе перебрасывается в Бруней.
– Это не новость. Так и должно было произойти, мне сегодня Президент снился, – глубокомысленно заявил Билл.
– Мы же элитное подразделение, нас берегут, – рассмеялся Марк, – а туда посылают менее ценных.
– А Бруней это, если не ошибаюсь, южнее находится? На Борнео?
– Там, где водятся пингвины, – проявил свою осведомленность вошедший вслед за Стивом Пол.
– Нет, пингвины водятся на полюсе, а в Брунее водится нефть.
– Сколько платят «Шелл» и «Стандарт Ойл» за охрану скважин? – поинтересовался Джордж, отрываясь от игры.
– Платит Дядя Сэм, а нефтяники платят Дяде Сэму, – невозмутимо заявил Дэн, – тебе шах.
– Это все ерунда. Не стоит выеденного яйца. – Стив выдернул шнур питания телевизора из розетки. – Слушай сюда!
– Ну, опять нам аборигенов кремировать. Самая лучшая работа для элитной части, – съязвил Марк, – надоело.
Остальные ребята полностью поддерживали Марка.
– Это все ерунда, – повторил Стив, облокачиваясь на телевизор. – Сейчас нам в штабе Большая Пентагоновская Шишка популярно объяснил, что лихорадка Шилдмана ни для кого из нас не опасна.
– Восхитительно! Тогда с какой стати Рона в госпиталь увезли? Из-за насморка?!
– Рон заболел и умрет от Шилдмана, – тихо, но доходчиво произнес Стив, – умрет потому, что он черный.
На мгновение в комнате наступила мертвая тишина. Затем люди вскочили с мест, каждый хотел что-то сказать, спросить, внести ясность.
– Тихо всем! – Стив ударил кулаком по многострадальному телеящику, восстанавливая дисциплину.
– Вот так лучше, – добавил он, когда все успокоились. – Яйцеголовыми установлено, что лихорадка опасна только для китайцев, малайцев, японцев, монголов, негров и прочих нанайцев. Болеют только узкоглазые и черные, это научный факт. Для всех остальных вирус безвреден. Не спрашивайте, почему, я сам ничего не понял. Просто таковы факты.
– Майор, а что говорят об индейцах? – поинтересовался Билл. Для него, чистокровного ирокеза, это был вопрос жизни и смерти.
– Индейцам вирус не опасен. Я, может, не знаю всех тонкостей, но коренным американцам Шилдман не грозит.
– Интересно, почему? По идее, все люди – это один вид. Не может быть так, чтобы одна раса умирала от вируса, а другая и насморк не подхватит. И почему об избирательности Шилдмана стало известно только сейчас?
– Черт его знает, Пол! Мне так сказали, и я этому верю. Ты заметил, что сегодня с базы вывозили всех черных?
– Точно, командир, я еще удивился, – столько негров вижу вместе.
– Больше ты их не увидишь, – цинично прокомментировал Сэм, – а Рони жалко. Хороший был парень, хоть и ленив, как негр. Никогда койку не прибирал.
– А Химура? Что будет с ним?
В ответ Стив молча провел ладонью у горла. На душе было муторно. Даже выговорившись, он не чувствовал удовлетворения. Словно сделал что-то не то, а что не так, непонятно. Это несправедливо, когда люди вокруг умирают, а ты не можешь ничего сделать. Остается только, как бессмертный Бог, идти мимо и сверху вниз смотреть на чужую агонию. Все равно это несправедливо.
На следующее утро Стива опять вызвали в штаб. Оказывается, есть на свете справедливость! Разведка сообщает, что сегодня ночью Цусимским проливом прошли целых двенадцать русских десантных экранопланов. Видимо, идут в Хайфон, других баз у русских в этом регионе нет. Выдается хорошая возможность как следует рассмотреть эти машины в открытом море. Постараться определить их технические и ходовые параметры.
Майор Стив Грегори получил приказ держать эскадрилью в полной боевой готовности. Как только русские окажутся в радиусе действия самолетов с Луссона, следует взять их под плотное наблюдение. Заснять радиофон, магнитные поля, локационные портреты, постараться сфотографировать с близкого расстояния. Нормальная работа разведчиков.
По возвращении Стива в общежитие ребята встретили новость с воодушевлением. Наконец-то привалило настоящее дело! Даже всегда молчаливый Рок издал боевой клич своих воинственных предков викингов и попытался удушить Марка в объятиях. В общем, все были рады. Хотя воодушевление длилось недолго, Стив выгнал всех на аэродром проверять и готовить к вылету машины.
– И чтоб все блестело! У кого завтра утром найду неисправность, будут до конца контракта взлетную полосу зубной щеткой полировать!
Ох, утро добрым не бывает! Как раскалывается башка! И в животе холодная змея выход ищет. Вроде и выпили вчера всего ничего, а состояние жуткое. Ну, кому, в чью тупую башку пришла мысль, начав с виски, продолжать сейшн пивом?! Да еще таким мерзким? Айзек, собравшись с силами, еле продрал глаза. Кажется, он лежит на своей койке, даже кроссовки догадался вчера снять. На противоположной стене на гвозде болтается оранжевая куртка Гонщика, рядом красное пятно кетчупа. Хорошо вчера погуляли. Даже вспомнить страшно.
Айзек со стоном спустился с кровати. Перед глазами плыли веселенькие зеленые круги, одновременно хотелось блевать и жрать, а больше всего хотелось пить. Он дополз до санузла и засунул голову под кран. От холодной воды стало немного легче. Протерев глаза мокрыми руками, он припал ртом к крану. Вода прямиком потекла в желудок. Наслаждение-то какое, господи!
Утолив жажду, Айзек принялся вспоминать вчерашний день. Вроде бы началось все неплохо и, судя по тому, что проснулся он дома, а не в полицейском обезьяннике или в мусорном баке, закончилось тоже хорошо. Сначала он, Гонщик и Зип раскумарили косяк на троих. Затем кто-то вспомнил, что вечером будет тусовка в Гнилом Тупике. Кривой Мэтью обещает отбацать настоящий уличный рэп для всех черных братьев. Чтобы идти на сейшн, нужны бабки – бухла купить, пару косячков, и Мэтью обижается, когда зрители бросают мало-мало гринов музыкантам.
Пришлось искать наличку. В поисках, чем бы разжиться, они пошатались по улицам, пока навстречу не попался какой-то «снежок». Наверное, заблудился в центре Гарлема. Втроем они быстро убедили белого вывернуть карманы, даже бить не пришлось. Забрав бумажник и навесив лопуху пендель на прощанье, повеселевшая троица отправилась гулять дальше. Зип предложил бухнуть, что они и сделали прямо на крыльце магазинчика Мамаши Сизи, выхлебав купленную у нее бутылку дешевого виски.
А что было дальше? Дальнейшие события намертво выпали из памяти. В голове всплывали отрывки уличного концерта. Как Кривой Мэтью в своей зеленой бандане читал рэп под хрипящую старенькую стереосистему. Круто было! Айзек хлебал виски прямо из горлышка. Бабло у него было. В бумажнике того белого чуха нашлись полторы штуки баксов. Как раз по 500 гринов на брата. Вспомнился Гоблин, протягивающий банку пива. Кажется, они тусовались до самого конца, отвалили бабок Мэтью – уж больно хорошо он пел про рыцарей черных кварталов. Прям слезы по щекам текли, когда тот под финал затянул блюз. Зип потерялся еще в самом начале – поперся за герычем и исчез. Гонщик снял какую-то подругу. Настроение было кайфовым, хотелось пить, ширять, трахать и любить весь мир. Айзек притянул к себе бабенку, укусил за ушко и предложил пойти к ним домой.
А где Гонщик, интересно? Словно в ответ на этот невысказанный вопрос, до ушей Айзека донесся храп. Айзек выглянул на кухню – а вот и сладкая парочка. Дрыхнут прямо на полу полуголые. При этом на лице Гонщика застыла маска неземного блаженства. При виде открывшейся ему чудной картины Айзек скабрезно улыбнулся и поцокал языком – а попка у сучки ничего! Стоило потискать. Жаль, я вчера перебрал лишнего. А Гонщик молодец – своего не упустил. Видно, что отграхал шмару во все дыры.
– Эй, Гонщик, подъем! – Айзек легонько пошевелил ногой приятеля. – Давай поднимайся, черная обезьяна!
– Пошел в… – Гонщик приподнялся на локте и уставился на Айзека заспанными буркалами.
– Буди подружку и одевайся, – хмыкнул Айзек и повернулся в сторону сортира.
– Возвращайся быстрее, засранец! – крикнул вдогонку Гонщик. – Эта киска вчера обещала заставить проблеваться твой тощий черный член.
Айзек только усмехнулся и закрыл за собой дверь санузла. Судя по всему, подружке сейчас не до секса, пусть сначала похмелится, а потом можно будет подумать о продолжении вчерашнего. Вдруг с кухни донесся дикий вопль, буквально сорвавший Айзека с унитаза.
– А-а-а-а! Она дохлая! Мать твою! В натуре, дохлая сучка! Твою задницу!
Выскочив на кухню, Айзек узрел трясущегося приятеля, прыгавшего на одной ноге, а вторую пытавшегося засунуть в штанину. При этом Гонщик отчаянно ругался, выпучив глаза на лоб:
– Ты смотри, брат, она дохлая, дохлая, совсем дохлая. Я спал рядом с дохлой сучкой.
– Ну и что? Ты же ее трахал. Не мог понять, живая или мертвая? – поинтересовался Айзек, затем подошел к лежащей на полу подруге и коснулся ее руки. Холодная. Вялая. Точно, дохлая. Глаза закрыты, язык вывалился изо рта. Из-под голой задницы на пол набежала желтая лужица.
– Тухлое дело, – изрек Айзек, поднимая глаза на Гонщика, – фуфло вышло. Ты ее загнал.
– Да она живая была. Она подмахивала. Еще сказала, что ей понравилось. Такая горячая была.
– Здорово, братва! Иду, смотрю, дверь открыта, – раздался голос из прихожей. Айзек и Гонщик от неожиданности подпрыгнули на месте и оба бросились в комнату.
– Братва, есть что выпить? – навстречу им двигался, улыбаясь всеми своими двадцатью двумя зубами, Кардан.
– Ну, ты и напугал нас! Мать твою за ногу! – выдохнул Айзек. – Стучаться надо.
– Так есть чем подлечиться? А то у меня после вчерашнего ни цента, а во рту, как скунс нагадил, и башка трещит.
– Слушай, Кардан, у нас тут лажа вышла. Сам посмотри, – Айзек махнул в сторону кухни. Лучше было сразу рассказать, в чем проблема. Все равно надо что-то делать.
– Ого! – Кардан скептически обозрел распростертое на полу тело, затем перевел взгляд на застегивавшего ширинку Гонщика. – Как эта шмара здесь оказалась?
– Тут такое дело, черный брат, – Айзек и Гонщик принялись сбивчиво рассказывать. Кардан был в их квартале авторитетом и вообще свойским парнем, он мог помочь избавиться от трупа.
– Хреново дело, – с этим вердиктом на устах гость смахнул с холодильника грязные трусики, открыл дверцу и извлек на свет бутылку без этикетки, но зато с мутноватой жидкостью. Больше в холодильнике ничего не было, только толстый слой грязи на некогда белых стенках.
– Ого! Виски! – прикрыв один глаз, Кардан понюхал содержимое бутылки и, запрокинув голову, одним глотком выцедил почти половину содержимого – кайф!
– Ну, ты, чё скажешь? – толкнул его в бок Гонщик. – Дай-ка хлебнуть.
На троих они моментально оприходовали заначку. После опохмелки настроение у всех повысилось, и жизнь стала налаживаться.
– Значит, типа она сама с вами пошла? А хороша была жопка. Упругая, как грудь моей старушки. – Кардан присел на корточки рядом с трупом и принялся обследовать карманы куртки. Его добычей была связка ключей и 17 баксов мелочью, вот и все, ни документов, ни кредитной карточки. Да и откуда им взяться у обитательницы трущоб? После дефолта 99-го года Америка практически забыла о существовании своих малообеспеченных граждан. Денег не было ни у кого.
– Сама, сама, – энергично кивал головой Гонщик, – все добровольно и по согласию.
– В натуре, это желтый мор! – неожиданно сделал вывод Айзек. Глоток виски произвел благотворное воздействие на его мозги. – Она уже вчера была больной. Помнишь, как глаза блестели?
– Так я думал, это от травки. Мать твою! Мы сдохнем! Мы все сдохнем! Сука, зараза, она нас убила! Мы все сдохнем! – визжал Гонщик. Его руки тряслись, глаза вылезли на лоб, по подбородку текла струйка слюны. Смотреть страшно.
– Никшни, поц! – рыкнул на него Кардан. – Она на сейшне вчера тусовалась?
– Ну, дык. Там и сняли.
– Выпить есть? – голос Кардана звучал тускло и безжизненно. Он полез в холодильник, но больше ничего там не обнаружил.
– Нет, это была последняя, – вздохнул Айзек.
Только что поднявшееся настроение упало ниже плинтуса. Стало ясно, что жизнь как была паршивой, так паршиво и заканчивается. Еще три-четыре недели, и его позовет к себе Большой Брат Иисус давать отчет о прожитых годах. А что он скажет Иисусу? Что пил, курил травку, снимал доступных бабенок, иногда грабил и приворовывал? Правда, в банду его не взяли, но от этого не легче.
Гонщик в это время тихо скулил в углу, сжимая башку ладонями. До него тоже дошло, что наступает конец. Желтый мор, так в американских трущобах называли лихорадку Шилдмана, шансов не дает, косит всех без разбору. Умрут все, кто находился рядом с больным или просто прикоснулся к нему на улице.
– Пошли, братва, – первым нарушил тягостное молчание Кардан, – будем гулять.
– А эта? – скосил глаза на труп Айзек.
– Пусть лежит, Бог забрал ее душу в райскую обитель. Нам сейчас нужны белые страстные цыпочки, крэк, герыч, хорошее виски, – оскалился Кардан, – или ты собираешься замаливать грехи в камере?
– Пошли! Будем гулять на собственных поминках, – с этими словами Айзек запустил руку под стол. Туда, где к столешнице был приклеен скотчем настоящий армейский нож.
– Эй, хватит ныть, черный брат! – Кардан опустился на пол рядом с Гонщиком и обнял его за плечи. – Мы все умрем. Такова наша скорбная доля. Но сначала насладимся вкусом жизни, не будем зарывать талант свой в землю, а пойдем и возьмем у «снежков» все, что они нам задолжали с тех самых пор, как Моисей водил народ свой по пустыне скорби. Воспрянь, черный брат, ибо последние будут первыми, а богатым не попасть в Царствие Небесное. Воспрянь, и пойдем с нами.
Когда нужно было, Кардан умел говорить красиво – его папаша был пастором.
Айзек вышел на улицу последним, хотел было запереть дверь, но одумался и плюнул на это дело. Все равно, это бесплатная муниципальная конура в древнем, обшарпанном, разваливающемся доме. Квартплату они с Гонщиком постоянно забывали платить, да и мэрия особо не настаивала. Можно было поджечь эту надоевшую хату, да бензина нет. Все равно сегодня он будет ночевать в чистой постели на пуховой перине в одном из особнячков на окраине Нью-Йорка.
– Йохо! – Айзек испустил дикий вопль, скатываясь вниз по ржавой перекосившейся железной лестнице. Гулять, так гулять! И пусть всем чертям будет тошно!
Первым делом они пошли на Дерьмовую улицу (аборигены Гарлема давно переименовали все улицы района на свой вкус и пользовались исключительно этой, не имевшей ничего общего с официальным генпланом топонимикой), там они встретили Джима, Большого Гоблина и Тухлого Майка. Кардан быстро объяснил братве, в чем дело. После громкого эмоционального обсуждения было решено собирать толпу и идти грабить магазины в дорогих районах.
Джим под одобрительные возгласы братвы перевернул мусорный бак и запустил пустую бутылку в чье-то окно. Раздался звон разбитого стекла, из окна высунулась толстая баба и заорала на парней. Айзек, не теряя времени, приспустил штаны и показал ей задницу. Сверху посыпались пустые бутылки и содержимое мусорных мешков. Уже через минуту вся улица гудела, как растревоженный улей. Опасаясь летящих из окон тяжелых предметов, хохочущие и кривляющиеся парни шмыгнули за угол.
– Во, блин, давно так не веселился. Я еще вернусь, уроды! – полуобернувшись, Гоблин погрозил кулаком.
– Вон Сморчок чапает! – Айзек ткнул пальцем в сторону пинавшего пустую банку на том конце улицы человека в ярко-красной бандане и футболке с портретом Клинтона.
– У него всегда есть шмаль!
– А у меня бабла нет.
– Дурак, сейчас последние Судные дни. Армагеддон наступает. Значит, все люди братья, и Сморчок обязан поделиться с нами травкой, как брат с братьями, – философствовал Кардан. – Побежали за ним.
Но Сморчок, к сожалению, задницей почувствовал, что денег ему не дадут, и шмыгнул в ближайший переулок. Гнаться было бесполезно.
– Ничё, пошли дальше. Он еще сам к нам придет.
Вскоре к толпе присоединилось еще несколько человек, затем еще и еще. Слух о том, что в Гарлеме свирепствует желтый мор, облетел квартал со скоростью звука, а то и быстрее. Через два часа весь центр Нью-Йорка бурлил и кипел, словно огромный вулкан. Начались погромы. Вооруженные битами, ножами, обрезками арматуры стаи чернокожих подростков грабили магазины, переворачивали и поджигали автомобили, перегораживали улицы баррикадами, убивали попадавшихся им в руки белых и латиноамериканцев. Улицы города превратились в настоящий ад.
– Пришел отмщенья час! Черные братья и сестры, они тысячи лет угнетали нас, они презирали и унижали нас! Взамен давали только жалкие объедки со стола пира жизни. Это белые распяли маленького Христа! Это они изгнали Избранный народ из Земли Обетованной! Это белые свиньи обратили в рабство и плен вавилонский наших прадедов! Смерть им! Уничтожим вавилонскую блудницу, усевшуюся на семи тронах!
Наше время пришло! Восстаньте, братья и сестры! Пойдите и возьмите себе их земли, их виноградники, их рабов, и скот их, и их женщин! Как Иисус Навин привел свой народ в Землю Обетованную, так и мы пойдем и возьмем себе все сокровища эксплуататоров. Грабь награбленное! – надрываясь, орал Кардан с импровизированной трибуны, мусорного бака, водруженного на крышу пикапа. Пусть его не слушают, пусть идут мимо, пусть, но он был счастлив.
– Настал свободы час! К оружию, братья, к оружию! Свергнем и растопчем «снежков»! – Размахивая ломом, он спрыгнул с трибуны и побежал за угол, туда, откуда доносились вопли какой-то сучки, попавшейся черным мстителям из банды «Пьяное дерево».
К чести полицейского управления города, вспыхнувшие в центре беспорядки вскоре были блокированы. По тревоге мобилизованы все силы полиции. Подтянуты полицейские отряды быстрого реагирования. В Нью-Йорк срочно перебрасывалась Национальная гвардия. К вечеру в город вошли два танковых полка. Вырвавшиеся за пределы трущоб банды погромщиков сначала практически не встречали сопротивления. Только в нескольких местах у них на пути встали полицейские или просто решительные граждане, готовые постоять за себя.
К очагам восстания перебрасывались все новые отряды полиции, с ходу разворачиваясь цепями, они перекрывали возможные маршруты погромщиков, наводили порядок, арестовывали попавшихся мятежников. Части национальной гвардии проследовали к наиболее опасным районам и встали, обеспечивая периметр безопасности. Попытки отрядов черных братьев из трущоб прорвать кольцо жестко пресекались. Полицейские и солдаты получили приказ открывать огонь на поражение.
Ночь прошла относительно спокойно. Кольцо оцепления усилили свежими частями. Полиция эвакуировала граждан из опасных районов. Заодно организовывались объездные маршруты для транспорта. Несколько банд, просочившихся за периметр в начале бунта, были блокированы и уничтожены.
Утром на рассвете начался штурм. На сооруженные за ночь баррикады черных пошли танки и бульдозеры, следом бежали, прикрываясь щитами, полицейские. В небе повисли вертолеты. Солдаты Национальной гвардии шли на штурм под прикрытием водометов. Мятежный центр встретил федералов огнем. Из окон верхних этажей летели бутылки с бензином, с баррикад вели частый ружейный и пистолетный огонь. Изредка солдат встречал огонь пулеметов и гранатометы. Ночью были разграблены все оружейные магазины и несколько полицейских участков в центре.
Понеся первые потери, солдаты без колебаний открывали огонь. Они шли вперед, выметая свинцовым ливнем все живое. Но и мятежники не спешили поднимать руки или разбегаться. Черным нечего было терять, они знали, что в любом случае обречены. Город горел. На затянутых дымом улицах вспыхивали ожесточенные схватки. Там, где солдатам удавалось прорвать баррикады и вклиниться хотя бы на полквартала, на их фланги набрасывались толпы вооруженных негров. Иногда солдатам удавалось быстро перестроиться и отбить натиск, смести нападающих огнем, иногда нет. И тогда в рукопашной схлестывались лом и автомат, монтировка и солдатский нож или полицейская дубинка.
Кругом гремели взрывы, стрекотали автоматы и пулеметы, раздавались гулкие выстрелы танковых орудий. Под ноги солдат летели ручные гранаты и бутылки с зажигательной смесью, с баррикад и из окон в лицо били заряды крупной дроби. Армия давно не сталкивалась с таким яростным сопротивлением. Но силы были неравны. Техническое превосходство, автоматическое оружие, жесткая дисциплина, хорошая выучка и воздушная поддержка сыграли свою роль. Пусть с боем, пусть по колено в крови, но армия шаг за шагом продвигалась вперед.
Последние очаги сопротивления были подавлены только на пятый день с начала бунта. В уличных боях Национальная гвардия и полиция потеряли 374 человека убитыми и 829 ранеными. Были сожжены семь танков и четыре бронемашины. Удачным выстрелом из гранатомета мятежники сбили вертолет «Апач». Потери бунтовщиков никто не считал. Все сходились только в одном: очень много. Центр города, мятежные трущобы были буквально завалены трупами. Кроме того, в начале бунта погромщики убили более трех тысяч мирных граждан. Материальные потери также не поддавались подсчету. Центр Большого Яблока был полностью разрушен. Только страховые выплаты составили более ста миллиардов долларов.
