Через три дня после представления «Отелло» в Бэнкет-Хаусе там же играли «Виндзорских насмешниц». Есть рассказ о посещении спектакля монаршей особой.

Когда король вошел, заиграли трубы и корнеты, числом пятнадцать или двадцать, и когда Его Величество уселся под балдахином… он тем самым заставил послов устроиться ниже, на двух табуретках, тогда как важные королевские чины и судьи сидели на скамьях.

Но зал «высотой, в десять раз превышающей человеческий рост», по общему мнению, был слишком велик, а потому не слишком удобен. Длина его составляла 100 футов, в нем было 292 стеклянных окна. С тех пор как его выстроила Елизавета, прошло двадцать три года; король Яков называл его «старым, прогнившим сараем». Так что для представления следующей пьесы Шекспира «Мера за меру» был подготовлен Большой зал при дворе.

Незадолго до этого у «Слуг короля» появилась еще одна пьеса, которую почти сразу сняли из репертуара. Драма называлась «Гоури» и рассказывала историю «заговора Гоури» против Якова. Пьеса, несомненно, прославляла мужество и добродетели нового короля, однако ее признали неподобающей для публичного исполнения, несмотря на патриотический тон. Некий придворный писал 18 декабря:

Трагедию «Гоури» «Слуги короля» исполняли дважды при большом стечении разнообразной публики; однако то ли сюжет или манеру исполнения сочли негодными, то ли нашли неуместным изображать на сцене царствующую особу, только, как я слышал, некоторые высокие сановники сильно раздосадованы, а потому, думается, пьесу эту запретили.

Пьесу и в самом деле сочли негодной для постановки, и она исчезла, причем навсегда. Придворный угадал. Изображать на сцене правящего монарха сочли безусловным lese-majeste. Это только подтверждало, сколь театрализована была роль монарха. Автор запрещенной пьесы остался неизвестен, но не исключается, что Шекспир приложил к ней руку.

Видно, король недолго гневался на своих актеров: неделю спустя они сыграли перед ним «Меру за меру». В этой пьесе герцог Винченцо, которому «не по вкусу громкие восторги и возгласы», сообщив, что желает лично изучить свои владения, дабы лучше ими управлять, покидает дворец. Герцог оставляет вместо себя сурового пуританина Анджело, но тот не оправдывает доверия своего повелителя. В пьесе мы находим столько намеков на тогдашние события и явления, что хватило бы на несколько томов комментариев; прежде всего бросается в глаза сходство между герцогом и королем Яковом. Все знали, что король не любит толпу и шумные приветствия — совсем как вымышленный правитель Винченцо. Шекспир создал нелестный портрет пуританина Анджело, вероятно, потому, что у этих сектантов начались серьезные разногласия с новым королем. Так, по крайней мере воспринимали пьесу зрители того времени. Незадолго до описываемых событий вожди пуритан подали королю петицию с предложениями по поводу «Символа веры» и церковных обрядов, которые король категорически отверг. В конце пьесы герцог освобождает осужденных: аудитория могла воспринимать тот эпизод как отголосок тогдашних споров о королевских привилегиях. Яков полагал, что парламент целиком зависит от королевской милости, и финал «Меры за меру» можно толковать как поддержку божественного права королей. Заголовок пьесы мог быть взят из трактата самого Якова о божественном праве Basilikon Doron, где он пишет: «Пусть мера вашей любви к ближнему соответствует мере его добродетели». Делом «Слуг короля» было именно служить королю, и их роль в том числе заключалась в прославлении добродетелей их господина. Действие пьесы происходит в католической Вене, главный женский персонаж — монахиня, а сам герцог переодевается в монаха нищенствующего ордена; таким образом, Шекспир выразил возросшую толерантность к старой вере. Пожалуй, не случайно в этой пьесе, как и в «Ромео и Джульетте» и в «Много шума из ничего», именно монах дает мудрый совет пойти на хитрость ради блага героев. Шекспир всегда удивительно чутко улавливал веяния времени. Он обладал чувствительностью точного прибора, регистрирующего малейшие изменения в окружающем мире.

Истории, рассказанные в пьесах «Мера за меру» и «Отелло», взяты Шекспиром из одного источника. По-видимому, драматург неоднократно обращался к книге «Сто сказаний» Чинтио в поисках подходящих сюжетов. Такая антология, как эта, была настоящей золотой жилой для сочинителя пьес. Найдя занимательный сюжет, он ознакомился с его ранней переработкой для театра, пьесой «Промос и Кассандра» Джорджа Ветстона, написанной в 1578 году, желая отыскать в ней интересные сцены и персонажей, чтобы их позаимствовать. Он имел возможность посмотреть и более свежие постановки: тогда в лондонских театрах тема правителя, действующего инкогнито, под чужой личиной, была чрезвычайно популярна. Действие в «Мере за меру» происходит в Вене — и все же перед нами Лондон начала семнадцатого столетия, с его предместьями, вечной сутолокой, сводниками и уличными девками. Это мир Саутуорка и «Глобуса». «Мера за меру» отчасти представляет собой набросок «Короля Лира» и «Бури». Здесь тоже правитель отказывается от своего владения, однако от этой пьесы до «Короля Лира» очень далеко — это расстояние от комедии до трагедии. Стоит упомянуть, что первые сцены пьесы наиболее интересны. Это нередко в шекспировской драматургии: именно в начале работы над произведением Шекспира охватывал дерзновенный порыв вдохновения.

На следующий день после премьеры пьесы «Мера за меру» граф Пембрук представил при дворе музыкальный спектакль-маскарад под названием «Юнона и Гименей». Текст не сохранился, но у нас есть все основания полагать, что ведущий королевский драматург мог оказать помощь в подготовке этой пьесы. На другой день после «Юноны» играли «Комедию ошибок», а затем, 7 января, — «Генриха V»: это было похоже на шекспировский фестиваль. Он продолжился в Лондон-Хаусе графа Саутгемптона: там днем позже показали поставленную специально по этому случаю пьесу «Бесплодные усилия любви». В ней упоминался кое-кто из окружения, или «кружка», Саутгемптона, куда в прошлые годы входили самые рьяные сторонники короля. Сэр Уолтер Коуп, королевский казначей, несколькими днями ранее писал Роберту Сесилу:

Я провел все утро в поисках актеров, трюкачей и тому подобных людей, но найти их трудно; оставлял для них записки, Бербедж пришел и сказал, что нет ни одной новой пьесы, какой бы еще не видела королева, но они восстановили одну старую вещицу, «Бесплодные усилия любви», веселую и остроумную, которая должна ей чрезвычайно понравиться. Эту пьесу назначили играть завтра у моего господина Саутгемптона… Мой гонец Бербедж готов вам служить.

Бербедж — в данном случае это, вероятно, Катберт, а не Ричард. Вряд ли величайший трагик современности стал бы служить «гонцом» у двух государственных чиновников; хотя выражение «трюкачи и тому подобные» говорит о том, что актерская профессия не пользовалась уважением у придворных.

Приводимое нами письмо интересно тем, что в нем говорится о возрождении старых пьес. В течение двух лет Шекспир написал «Отелло» и «Мера за меру», а в следующие девять — еще двенадцать пьес. Предполагают, что это свидетельствует о постепенном спаде творческих способностей драматурга и виной тому возраст или нездоровье. Однако вспомним, что он начал писать пьесы в 1586-м или 1587 году, а значит, его творческий ритм оставался неизменным на протяжении всей жизни. Впереди были «Король Лир», «Макбет» и «Буря», это доказывает, что он не утратил мощи своего таланта.

О представлении «Бесплодных усилий любви» на второй неделе января написал Дадли Карлтон: «Кажется, у нас будет Рождество круглый год, а поэтому я никогда не останусь без дела. В последние вечера празднества проходили у моего господина Кранборнса… а раньше такие же — у моего господина Саутгемптона». В следующем месяце два раза играли «Венецианского купца». Ни одного драматурга того времени так не отличала королевская семья. В том же году вышло четвертое издание в кварто «Ричарда III»; спустя пятнадцать лет после премьеры эта пьеса все еще имела успех.

К этому периоду, по-видимому, можно отнести еще одну пьесу, весьма необычную по композиции и настроению. «Все хорошо, что хорошо кончается» по традиции называют комедией, хотя краски ее унылы и нерадостны. История о несчастной сироте Елене, которую преследует глупый и заносчивый граф Бертрам, не самая поучительная; возможно, это приспособленная для сцены, довольно скучная вариация на тему отношений между любящим и любимым, ярко представленную в сонетах. «Порочный» Бертрам — воплощение «порочного очарования» того, кому адресован сонет. Письмо Елены также приобретает форму сонета. Есть в пьесе и персонаж-избавитель, старая графиня Руссильонская, Бернард Шоу сказал об этом персонаже, что это «самая прекрасная роль старухи из тех, что когда-либо были написаны». Некоторая неровность интонации пьесы навела Колриджа на мысль, что пьеса «была написана в два приема, в различные периоды жизни поэта»; обычно считалось, что это переделка старой пьесы «Вознагражденные усилия любви», также приписываемой Шекспиру. Все же лучше воспринимать эту пьесу как целостное самостоятельное произведение.

Сюжет ее взят драматургом из сборника рассказов Уильяма Пейнтера «Дворец наслаждений», восходит он к «Декамерону» Боккаччо. Из этой книги заимствовал свои сюжеты и Чосер. Шекспир придал действию больший динамизм, одновременно усложнив интригу, из чистой любви к творчеству. Основной и второстепенный сюжеты развиваются параллельно, временами пародируя друг друга. Игра воображения автора причудлива, как кружевные тени на стене. Он придумал хвастуна-вояку Пароля, щедрого на пустые речи, которого сейчас можно уверенно определить как «шекспировский» тип. Шекспир любил персонажей, обитающих в непролазных дебрях многословия.

Это непростая для восприятия пьеса. Шекспир в свойственной ему манере соединил в ней несколько разнородных элементов: народная сказка соседствует здесь с реалистической комедией, басня — с фарсом. Стих зачастую усложнен, причудливый синтаксис и ритм мешают понять смысл. Елена, например, сетует на судьбу рожденных в бедности:

…Жаль, что нам, низкорожденным,

Позволено не больше, чем желать.

О, если бы, облекшись в плоть и кровь,

Помчались пожеланья вслед за другом,

Чтобы ему открыть мечты, которым

Не сбыться никогда!

Стихи эти, требующие от читателя или зрителя внимания и значительных усилий, во многом схожи с поэзией Джона Донна, современника Шекспира. Возможно даже, что в какой-то период усложненный слог был в моде и Шекспир владел им не хуже, чем любой другой формой. Эта сложная, но в то же время и скудная на эмоции пьеса — неудачное упражнение в комедийном жанре. Чтобы объяснить эту неудачу, нет нужды выдумывать некий кризис в творчестве или личной жизни Шекспира, как поступают некоторые биографы. Темная мысль залетает в темную долину, которая при тщательном изучении оказывается бесплодным и скучным местом. Вот и все.

Отправить