Став постоянным драматургом при труппе лорд-камергера, Шекспир избежал печальной участи тех драматургов, кто, будучи вольным художником, зависел от своего обветшавшего остроумия. Их было не так много, и все они знали друг друга. При таких обстоятельствах ставший респектабельным и «знатным» Шекспир мог быть объектом как скрытой зависти, так и издевательства и насмешек на сборищах в тавернах. Писателей нанимали либо актеры, либо управляющий театра; писали в одиночку либо группами, в зависимости от необходимости. В дневниках Филипа Хенслоу из «Лебедя» имеется запись, которая свидетельствует о том, что из восьмидесяти девяти пьес, которые он выпустил, тридцать четыре были написаны сочинителями в одиночку, а пятьдесят пять в соавторстве. Создать пьесу в соавторстве с кем-то было проще всего. Именно по этой причине мы не встретим слов «автор» или «драматург» ни в одной пьесе, созданной до 1598 года. В ранний период актеры сочиняли пьесы сами, и текст был куда менее значим, чем само зрелище. В «Биче актера» (Histriomastix) актеры приезжают в город, объявляют о спектакле, и их спрашивают: «Как называются ваши пьесы? И чьи вы слуги?» Имя автора никого не интересует.

Писатель или писатели могли предложить свой замысел, или замысел мог быть подсказан актерами или управляющим театром; тогда они садились работать над «сюжетом» или планом, из которого в случае успеха задуманного получалась сама пьеса. Они старались писать пьесу частями, получая деньги за каждую готовую сцену. «Я получил пять листов пьесы, — писал Хенслоу кто-то из труппы лорд-адмирала, — и я не сомневаюсь, что это будет очень хорошая пьеса». Но там же драматург признавался, что они «не все так хорошо написаны, как хотелось бы».

В величайшей степени важно отметить, что эти люди были пионерами в своем деле. Никаких правил не существовало. Профессио­нальных писателей раньше не было — имеются в виду писатели, зависящие от коммерческого успеха своей продукции. Четтл, Нэш и Шекспир, сознавали они это или нет, были первыми ласточками новой литературной эпохи.

Драматурги быстро завершали работу над «листами». Это был эквивалент серийного производства в словесности, и, когда Джонсон признался, что работает над пьесой пять недель, над ним смеялись. Писателям также поручали расширять и переделывать уже существующие пьесы и приспосабливать их к разным актерам и обстоятельствам. Нужда в новых пьесах была постоянной, но не менее необходимы были и новые жанры. В недавно созданном мире драматургии и театра мгновенно возникали новые выдумки и манеры письма. Целое десяти­летие в моде были исторические пьесы, трагедии мести и пасторальные комедии. Потом их сменили комедии положений и городские комедии; в городских комедиях стали все больше и больше обыгрывать сексуальные отношения, выдвинулась на первый план и сатира. Затем пришла мода на пьесы из римской жизни. Были популярны пьесы об изгнанных правителях. Одно время было принято скрывать персонажей под масками. Шекспир тоже не избежал влияния эпохи, и мы увидим, как его пьесы почти неуловимо приспосабливаются к требованиям времени.

Вот почему создание пьес оказалось более выгодным занятием, чем сочинительство любого другого рода. Драматург получал за пьесу в среднем 6 фунтов, и можно прикинуть, что у самых успешных и популярных драматургов выходило по меньшей мере пять пьес в год. Таким образом, их годовой доход больше чем вдвое превышал заработок школьного учителя. Были, впрочем, и другие, не столь удачливые, кто опускался до поденной литературной работы ради нескольких шиллингов и бутылки вина. То был динамичный, бурлящий, хмельной и порой жестокий мир, естественным образом пропитавший все связанные с театром профессии.

О выдающейся «карьере» вне театральных стен не могло быть и речи; эти люди не были прославленными поэтами, как Сэмюел Дэниел и Эдмунд Спенсер, находившиеся под покровительством двора и получавшие у знати финансовую поддержку. Они странствовали и трудились. Вопрос о том, причислял ли себя к ним Шекспир, остается без ответа. То, что он добивался дворянского титула, заставляет видеть в нем большие амбиции, но в своем театральном деле он, несомненно, был столь же практичным тружеником, как любой из его современников.

Однако публикация шекспировских пьес принесла большие перемены. 10 марта 1598 года вышла «Забавная и остроумная комедия, называемая Бесплодные усилия любви», «исправленная и дополненная» «У. Шакспером». Это была первая из пьес Шекспира, изданная под его именем, что указывало на возрастающую роль авторства для продаж.

Шекспиру удалось преодолеть анонимность профессии драматурга и стать «узнаваемым автором». В том же году новые издания «Ричарда II» и «Ричарда III» провозглашали, в отличие от своих анонимных предшественников, что их единолично сочинил «Уильям Шейк-спир». В следующем году была опубликована подделка под названием «Страстный пилигрим», на которой стояло имя Шекспира, — явно для привлечения читающей публики. Высказывались предположения, что «Слуги лорд-камергера» продали эти пьесы издателям, полагая с помощью ловкого хода добыть недостающие деньги. Предположение весьма сомнительное: продажа пьес ни в коем случае не составляла основную часть дохода книгоиздателей, и за них нельзя было запросить очень высокую цену. Скорее можно допустить, что публикация пьес, совпадавшая с их исполнением на сцене, служила им хорошей рекламой.

Таким образом, выход в свет «Бесплодных усилий любви» представляется весьма значительным событием для создания современной концепции писательского труда. Не в последнюю очередь благодаря Шекспиру повысились (или, можно сказать, сформировались) статус и репутация автора, зарабатывающего литературным трудом. После весны 1598 года количество чужих пьес, вышедших под его именем, умножилось. Историки театра отмечали, что начиная с этого времени драматурги стали более «решительно» отстаивать свое место и среди актеров, и среди издателей. Автора узнавали скорее по книге, чем по театральной постановке, и пренебречь им было уже нельзя.

Осенью того же года появился первый хвалебный отзыв о Шекспире, скорее как о драматурге, а не как о поэте, и мы можем предположить, что это не было случайным совпадением. В «Сокровищнице ума» Фрэнсис Мерез отметил, что «как Плавт и Сенека считались лучшими мастерами комедии и трагедии у римлян, так Шекспир в обоих этих жанрах превосходит всех среди англичан». Среди шекспировских комедий он упоминает «Сон в летнюю ночь» и «Венецианского купца», а среди трагедий — «Короля Иоанна» и «Ромео и Джульетту». В довершение похвалы сказано: «Кажется, музы говорили бы отточенными шекспировскими фразами, умей они говорить по-английски». И далее он упоминает имя Шекспира в пяти местах. Эта высокая оценка, лишь в малой степени преувеличенная общим приподнятым настроем панегириков Мереза, означает, что Шекспир был выдающимся мастером в своей области и как автор мог занять место рядом с упомянутыми в книге «Филипом Сидни, Спенсером, Дэниелом, Дрейтоном». Шекс­пир сделал профессию драматурга уважаемой в культурных слоях общества, что трудно было вообразить двадцать лет назад.

Незадолго до этого Мерез напечатал проповедь, озаглавленную «Божественная арифметика», и в том же году, что и «Сокровищницу», выпустил религиозную книгу под названием «Молитва Гранады»; позднее он стал ректором в Рэтленде. Итак, Шекспир теперь привлекал внимание не только зрителей «второго сорта», населяющих партер, но и людей благочестивых. Мерез был строг к Марло, Пилю и Грину, ведущим распутную жизнь, но Шекспира ставил на более высокую ступень, рядом с Сидни, Дэниелом и Спенсером. Публикация «Сокровищницы» знаменовала также очень важный этап в литературной репутации Шекспира; с этого момента критики начали серьезно комментировать его пьесы.

К похвальному отзыву Мереза имеется любопытное дополнение. Среди упоминаемых им комедий Шекспира одна называется «Вознагражденные усилия любви». Это название также фигурирует позднее в издательском каталоге. Такой пьесы не сохранилось. Предполагалось, что это альтернативный заголовок к какой-то из известных пьес, например к «Много шума из ничего», но вполне возможно, что это одно из тех шекспировских произведений, что, подобно таинственной пьесе «Карденио», канули в пучину времени.

Вскоре после публикации отзыва Мереза ученый и близкий друг Эдмунда Спенсера Габриель Харви сделал пометку в только что купленном экземпляре издания Чосера. Он писал, что «молодежь восторгается “Венерой и Адонисом” Шекспира; но его “Лукреция” и трагедия о “Гамлете, принце датском” услаждают умудренных жизнью». Он включает Шекспира в ряд «процветающих стихотворцев» вместе с Сэмюелом Дэниелом и своим другом Эдмундом Спенсером. Оставляя в стороне относительно раннее упоминание Гамлета и то, что Харви, похоже, судит по пьесе в ее печатном варианте, это также важная оценка со стороны представителя, если можно так сказать, елизаветинской высокой поэзии. Харви уже давал оценку жизни и трудам пишущих для театра авторов того времени, в особенности Томаса Нэша и Роберта Грина, но в этой пометке для себя он помещает Шекспира в гораздо более возвышенное общество, объединяя со своим любимым Спенсером.

Имеется еще один текст, подтверждающий отношение «молодежи» к Шекспиру. В это время какие-то студенты из колледжа Сент-Джонс в Кембридже задумали трилогию, состоящую из трех пьес, пародирующих модные литературные стили. Они известны как «Парнасские пьесы», или трилогия «Парнас», и вторая из них представляет существенный интерес для изучающих Шекспира. В этой пьесе есть безвольный персонаж по имени Галлио, который, как можно предположить, пародируя Саутгемптона, поет дифирамбы Шекспиру, к удивлению более осторожного Инжениозо. «Ну, сейчас-то мы слышим настоящего Шекспира, — говорит Инжениозо, выслушивая излияния Галлио, — и обрывки поэзии, которые он подобрал в театрах». Выслушав Галлио, он ядовито восклицает: «Сладкозвучный Шекспир!» и «Прямо Ромео и Джульетта! Что за безобразный плагиат!». Далее Галлио просит: «Дай мне послушать что-нибудь в стиле мистера Шекспира» — откуда видно, что «стиль Шекспира» был достаточно хорошо известен, чтобы им восхищались, подражали ему и подчас развенчивали. «Пусть одураченный мир почитает Спенсера и Чосера, — продолжает Галлио. — Я буду поклоняться сладостному мистеру Шекспиру и в честь него положу “Венеру и Адониса” под подушку». Не приходится сомневаться, что Шекспир был «в моде». Другой герой трилогии «Парнас», Студиозо, похоже, задумывался как пародия на самого драматурга. Он одновременно драматург и школьный учитель и разговаривает в шекспировской манере со множеством понятных аналогий и звучных метафор. Узнаваемый шекспировский стиль можно было пародировать перед аудиторией, которая точно знала, кто или что имеется в виду.

В 1599 году студент Куинз-колледжа, еще одного кембриджского колледжа, написал панегирик «медоречивому» Шекспиру, восхваляя «Ромео и Джульетту», а также две длинные поэмы — «Венеру и Адониса» и «Обесчещенную Лукрецию». «Ромео и Джульетта» упоминается и во «Второй части возвращения с Парнаса», что свидетельствует о несомненной ее популярности среди молодых ученых университета. Шекспир славился «сладкозвучием», но в следующей части трилогии «Парнас» говорится также о «Ричарде III». То, что Габриель Харви назвал в числе главных произведений «Гамлета», дает основание думать, что драматурга стали воспринимать всерьез в самых разных кругах. В том же году Джон Марстон высмеивает современника, который «только и говорит, что о “Джульетте и Ромео”». Шекспир в конечном итоге стал уникальным явлением.

Отправить