Глава 27
«Как славно, что я могу удалиться от обыденности в мой мир! Сюда никому нет хода, даже маман не может понять моих творений, хотя она так близка мне!
Маша! Маша должна понять, почувствовать, как я, увидеть мир моими газами, я знаю, что она придет ко мне! И тогда наступит полное блаженство! Оно уже приближается, я чувствую, я вижу это! Но я не хочу торопить события. Все должно произойти само собой. В один прекрасный день она поймет, что только я – цель и смысл ее жизни. Только я могу наполнить ее невиданным чувством. Я трепещу от ожидания! И это тоже есть в моих картинах. В них вся моя жизнь, мой внутренний мир. Тут мое мучительное детство, когда я еще не мог осознать, что я иной, чем окружающие. Тут моя верная мать, мой истинный друг. Тут он, недоступный, как горная вершина, мой отец. Я ведь так любил вас, папенька! Я боготворил вас, я страдал, а вы не замечали меня. Вернее, видели жалкую блоху, маленького убогого дурачка! А дурачок-то, ха-ха, посильней да похитрей вас оказался! Эка чего удумал! Запереть меня, меня, единственного своего сына, в доме для умалишенных! Словно я и вправду идиот! Затем отослать маман с глаз долой и вместо нее взять в дом эту деревенскую бабу. Смешно! Мне смешно теперь. Мои небожители на картинах смеются над тобой, старый и недалекий сатир. Каково теперь тебе там? Страшно ли тебе? Или ты по-прежнему презираешь меня, полагая, что я жалкий недотепа, неспособный защитить свои интересы? Жаль, что ты никогда уже не сможешь поделиться со мной своими последними впечатлениями от этого бренного мира. Впрочем, я могу себе это очень ярко представить, вот они предо мной, в моих творениях. Жутковато даже мне, надеюсь, что и тебе было очень страшно. Страшно и больно, как и мне, когда я надеялся на твою помощь и поддержку, но ты отталкивал меня. И вот оно, возмездие!
Но что это, что за мгла подкрадывается, наползает на мои картины? Точно туча! Что за непонятная тревога, ощущение неведомой беды, опасности? Разве мне еще что-либо угрожает? Почему меня что-то гложет изнутри, чего я мечусь по дому, как затравленный зверь? Где она, где моя жена? Почему ее нет? Да нет же, она есть, она тут, рядом! Но ведь что-то происходит? Меня не проведешь, я же чувствую, как животное. Я чувствую, что с ней что-то случилось! Она больше не со мной, она чужая, я не ощущаю ее, как прежде! Пустая оболочка, глаза смотрят на меня, но не видят! Мари! Где ты? Куда ты уходишь? Нет, ты не уйдешь, ты навеки будешь моей, я не отдам тебя никому, ты моя жизнь, мой светильник в ночи! Погибну без тебя! Вот тогда я точно лишусь рассудка!
Нет, надо успокоиться и рассуждать здраво. Писем она не получает. Если и получает, маман все читает. Никуда не выезжает, только гуляет по округе. Может ли так статься, что в поместье проник посторонний? Надо снова заставить Лайена сопровождать ее, или пусть Юха следит вместо собаки».
– Мари, ты опять собралась пойти одна? Я полагаю, что после истории с волком это неразумно!
– Полно, Генрих! Я недалеко, просто немного пройдусь вдоль берега.
– Возьми с собой Лайена, он уже поправился!
– Нет, что ты, бедный пес еще так слаб, он хромает и скулит по ночам, я слышу!
– Пусть Юха идет следом, он тебе не помешает.
– Ах, боже ты мой! Это уже совсем невыносимо! Хорошо, раз ты настаиваешь, пусть уж тогда идет Лайен!
– Странно, а мне казалось, что ты подружилась с Юхой и он не вызывает у тебя неприязни. Отчего ты не хочешь, чтобы он тебя сопровождал?
– Генрих, прошу тебя. Дело не в Юхе. Я не хочу гулять под присмотром, и оставим этот разговор. Или идем со мной? Возьми ружье, и пойдем.
– Нет, ты же знаешь, я не любитель пеших прогулок.
– Конечно, знаю, что ты с большим удовольствием проводишь время среди своих чудовищ! Так пусть же каждый предается своим маленьким радостям!
«Я мог бы пойти с нею, но совершенно очевидно, что она предложила мне сопровождать ее в надежде, что я откажусь. И я оправдал ее надежды. Но как странно вспыхнули глаза жены! Почему она так спешит, неужели на встречу с заснеженным морем?»
