За пару дней до нашего второго собрания я слегла с жаром. Агнес велела мне оставаться в постели, где я тщетно глотала все лекарства, ела всевозможные целебные корни и пила бессчетные чашки маслянистого чая из коры вяза. Все было напрасно – я продолжала пылать, словно звезда, упавшая на землю.

Люк зашел ко мне, перед тем как отправиться на ужин к Лоранам с Лайамом и Журденом. Положив ладонь мне на лоб, он нахмурился:

– Святые угодники, ты горишь, Амадина.

– Я могу пойти, – выдохнула я, слабыми руками пытаясь отбросить одеяла. – Могу пойти на собрание.

Я боялась, что Журден попробует расстроить мой план, – Люк прочел это в моих остекленевших глазах.

– Ты никуда не пойдешь, – решительно заявил он, сидя на кровати и подтыкая мое одеяло. – Не волнуйся, я прослежу, чтобы планы не изменились.

– Журден попытается им помешать, – прохрипела я, и Люк взял чашку теплого чая.

– Да, но он не станет противоречить королеве, – успокоил меня брат, поднося чашку к моим губам. – А ей нравится твоя идея.

Я сделала глоток и упала на подушки. Силы покинули меня.

– Отдыхай, – сказал Люк, поднимаясь на ноги. – Ты должна выздороветь, ведь скоро тебе придется пересечь канал.

Он был прав.

Я даже не помнила, как он ушел, – погрузилась в бездну темных, бредовых снов. Я снова была в Магналии, в садах. Туман стелился по земле, ко мне приближался мужчина. Я хотела, чтобы это был Картье, и едва не бросилась ему навстречу. Радость переполняла мое сердце, пока я не поняла, что это Оран, старший брат Тристана. Он пришел убить меня за воровство воспоминаний. У меня не оказалось оружия, я могла лишь броситься прочь. Многие часы я бежала по бесконечному лабиринту, пока наконец не лишилась сил, не упала на колени, не позволила Орану рассечь меня надвое и свет не забрезжил в моих глазах.

Я очнулась, мокрая от пота, с болью во всем теле, но солнечные лучи, струившиеся в окна, были яркими и чистыми.

– Она проснулась!

Я повернула голову и увидела Агнес, ее пухлые румяные щеки задрожали, когда она вскочила с кресла.

– Мсье, она проснулась!

Я поморщилась от ее возгласов, быстрого скрипа ступеней. Журден застыл у меня на пороге, словно был слишком смущен, чтобы войти.

– Скажите, – попыталась я обратиться к нему, но мой голос сорвался.

– Я принесу воды, – спохватилась Агнес, коснувшись моего лба. – Ах, жар наконец-то спал. Слава небесам!

Она вылетела из комнаты, и Журден смог войти, хотя и с некоторым колебанием.

Наконец он опустился в кресло, оставленное Агнес у моей кровати.

– Что я пропустила? – прохрипела я снова, в горле у меня словно скрежетали угли.

– Ш-ш-ш, просто послушай, – проговорил Журден. Он будто хотел дотронуться до моей руки, но постеснялся. – Все будет, как ты планировала. Приглашения подделаны, у нас есть сумма, которую Аллена берет за участие в охоте. Д’Арамитц пересечет канал на следующей неделе. Он останется в Дамэне под предлогом охоты, но будет тайно собирать и готовить наши войска. Кроме того, я попросил его приглядеть за тобой, быть твоим щитом, поддержкой и союзником, если тебе потребуется помощь.

– Но, отец, – прохрипела я, – я не знаю, как он выглядит.

– Да, мы подготовились к этому. В первый вечер в Дамэне, когда ты отправишься на ужин, вставь это в свою прическу. – Журден достал из кармана изящную серебряную розу, украшенную по краям крохотными рубинами. Он вложил ее мне в ладонь. – Так д’Арамитц узнает тебя, хотя, скорее всего, там окажется совсем немного женщин. На нем будет красный камзол с этим символом на груди. – Журден развернул кусок пергамента. Я моргнула, в глазах у меня еще мутилось от болезни, но я видела, что на рисунке изображен огромный дуб в круге.

– Мы обсуждали это и пришли к заключению, что будет лучше, если, узнав друг друга в первый вечер, вы с д’Арамитцем не станете общаться. Если его поймают, не хочу, чтобы ты тоже пострадала, понимаешь?

Ах, отцовские наставления. Они звучали так грозно, так строго. Но в его глазах снова зажглись искорки беспокойства. Я хотела как-то их погасить.

– Да, – согласилась я.

– Хорошо. Теперь наше следующее решение: когда окажешься в Лионессе, чтобы ходатайствовать перед Ланноном… Если Аллена не будет в тронном зале, не проси о моем возвращении. Придется подождать до следующего четверга. Лайам создал список безопасных домов, где тебя примут… – Журден, нахмурившись, похлопал по карману. – Мы решили так потому, что, если станешь умолять Ланнона без Аллена, скорее всего, окажешься пленницей в королевском замке. Понимаешь? Выходи вперед, только если увидишь Аллена по левую руку от трона, со знакомым тебе гербом на одежде. Ты ведь его помнишь?

Я кивнула, слишком слабая, чтобы говорить, хотя в голове у меня роились бесчисленные вопросы.

– Хорошо. Очень хорошо. – Взгляд моего названого отца смягчился, словно он видел нечто далекое, что мне разглядеть было не под силу. – Ты пересечешь канал в последний день сентября и первого октября окажешься в Лионессе. Это будет четверг. Королевские слушания обычно занимают весь день, но я советую тебе прийти пораньше. От Лионесса до Дамэна шесть часов пути.

– Не волнуйтесь, – прохрипела я. Он наградил меня кривым взглядом.

– Это все равно что сказать, чтобы я не дышал, Амадина. Я буду волноваться каждую минуту твоего отсутствия.

– Теперь я… умею обращаться с мечом.

– Я слышал. И рад этому, ведь… – Из внутреннего кармана камзола он достал маленький кинжал в кожаных ножнах. – Это тебе. В Мэване мы называем его кортик. Его нужно носить на бедре, под платьем, все время. Должен ли я говорить тебе, куда лучше бить?

Он вложил кинжал мне в другую руку. Теперь я держала серебряное украшение и кортик. Это странное противоречие согрело мне сердце.

– Я знаю куда, – попыталась ответить я. Я могла указать все жизненно важные артерии тела. Перережь их – и человек истечет кровью. Но я была слишком слаба.

– Лайам навестит тебя и расскажет о лучших путях в Дамэн и из него, – продолжал Журден. – Тебе придется найти Камень ночью, когда замок спит. Мы думаем, будет лучше, если ты переоденешься служанкой и проскользнешь через комнаты для прислуги.

Я не позволила ему увидеть, как меня пугала сама мысль об этом. Блуждать одной ночью в незнакомом лесу… Возможность попасться при выходе и возвращении в замок. Конечно, должен быть другой путь…

– Еще я слышал, что вчера у тебя был день рождения, – вдруг проговорил Журден. Я вздрогнула.

Сколько же я спала?

– Два дня, – ответил он, словно читая мои мысли. – Сколько тебе? Шестнадцать?

Отец дразнил меня? Я нахмурилась и прохрипела:

– Восемнадцать.

– Я слышал, у нас намечается праздник, скорее всего, завтра, после того как ты отдохнешь.

– Я… не хочу… праздновать.

– Скажи это Люку. – Журден поднялся на ноги, едва Агнес вернулась с чашкой бульона и кувшином розовой воды. – Отдыхай, Амадина. Мы расскажем тебе об остальном, когда поправишься.

Я действительно была очень удивлена, что он открыл мне так много и что согласился с моим планом.

Журден ушел, и Агнес помогла мне помыться, надеть чистое платье и перестелила постель. Я сидела у приоткрытого окна и дышала свежим воздухом, влажные волосы приятно холодили шею.

Я думала обо всем, что рассказал Журден: о Камне Сумерек, Дамэне, о том, что мне нужно будет сказать, стоя перед лицом короля. В нашем плане было так много неизвестного, столько вещей могло пойти не так.

Я смотрела, как первые золотые листья облетали с деревьев один за другим, будто тихие обещания. Моим днем рождения кончилось лето. Начиналась осень. Теплые дни остывали, ночи становились все длиннее, деревья отбрасывали свои сны, и лишь самые стойкие цветы осмеливались тянуться к небу.

Лето кончилось. Значит, Картье уже обнаружил мое загадочное исчезновение.

Я позволила себе вспомнить о нем, чего не разрешала своему сердцу или мыслям с тех пор, как превратилась в Амадину. Он должен быть в Магналии, готовиться к следующему циклу страсти, ожидая, когда прибудут новые десятилетние избранные. Он окажется в библиотеке и увидит на полках половину своих книг, зная, что это я оставила их.

Я закрыла глаза. Какое созвездие он для меня выбрал? Какие звезды сорвал с небес? Какие звезды вышил на прекрасной синей ткани, чтобы они охраняли мою спину?

Я сказала себе в этот миг – в момент перехода между сезонами, заданиями, семнадцатью и восемнадцатью годами, – что буду довольна, даже если никогда не получу плащ. Семь лет в Магналии не прошли даром, ведь они привели меня сюда.

– Кое-кто внизу хочет тебя видеть.

Я открыла глаза и обернулась, увидев в комнате Люка с озорной улыбкой на губах. Его коричные волосы топорщились под разными углами.

На одну секунду я решила, что это Картье, что он как-то меня нашел. Сердце забилось так сильно, что я не могла говорить.

– Что такое? – испугался Люк, шагнув ко мне. Его улыбка поблекла. – Тебе нехорошо?

Я покачала головой, растянула губы в улыбке и смахнула с лица влажные волосы:

– Я в порядке… Просто представила, что случится, если не справлюсь, – соврала я, глядя в окно на деревья и водоворот опадающих листьев. – Я столько всего могу сделать не так.

Люк положил руку мне на колено.

– Амадина, мы не проиграем. Ты не можешь пересечь канал с такими мрачными мыслями. – Он сжал мое колено, и я поймала его взгляд. – Мы все сомневаемся: отец, я, Изольт. У каждого есть страхи. То, что мы собираемся сделать, оставит наши имена в истории. Мы устремимся навстречу испытанию, зная, что уже победили.

Он был полон воодушевления. Мне оставалось только улыбнуться и насладиться уверенностью, которую вселяли его слова.

– Теперь ты пойдешь со мной вниз? – спросил Люк, подавая мне руку.

– Надеюсь, это не праздник, – осторожно предположила я, опираясь на него.

– Кто говорил о празднике? – хмыкнул Люк, ведя меня вниз по лестнице.

Это был настоящий праздник.

Насколько мы могли позволить его себе, живя среди тайн.

Пьер испек огромный, трехэтажный валенийский торт с воздушным кремом и сахарной глазурью. Изольт повесила ленты на люстру в центре столовой. Агнес срезала последние осенние цветы и разбросала их по столу. Все они ждали меня: Журден, Агнес, Жан-Давид, Лайам, Пьер, Гектор Лоран и Изольт.

Было странно видеть, что они собрались ради меня. Еще странней оказалось то, как потеплело у меня на сердце при взгляде на них, столь разных людей, ставших моей семьей.

Люк играл веселую мелодию на скрипке, пока Пьер резал торт. Изольт подарила мне прекрасную шаль из черной, с нитями серебра шерсти, похожую на звездное небо в полночь. Агнес вручила мне коробку разноцветных лент, каждая из которых символизировала страсть. Этого достаточно, думала я. Мне не хотелось других подарков. Затем ко мне подошел Журден, встал у моего плеча и вытянул ладонь. На ней покоилась мерцающая серебряная цепочка, ожидавшая, когда я заберу ее.

– Для твоего кулона, – прошептал он.

Я взяла ее, серебро заструилось у меня меж пальцев. Она была прекрасной и очень крепкой. Эта не порвется, подумала я и встретилась глазами с Журденом.

Он думал о том же.

Девять суток спустя началось мое четырехдневное путешествие в карете в Изотту, самую северную гавань Валении. Журден сопровождал меня и ни минуты не тратил даром. Похоже, он мысленно составил список. Я слушала, как он переходит от одного пункта к другому, пока мы ехали. Его сухой адвокатский тон заставлял меня снова и снова бороться с зевотой.

Он еще раз повторил план действий для каждого участника, с начала до конца. Я внимала его словам, представляя пешки, двигавшиеся по карте, – так я могла понять, кто где находится. Журден отдал мне список безопасных домов, сделанный Лайамом. Я должна была их запомнить, прежде чем он сожжет его.

Пять было в Лионессе: два пекаря, торговец свечами, печатник и серебряных дел мастер; и два йомена – на пути от столицы в Дамэн. Все эти люди однажды служили Дому Журдена, и Лайам клялся, что они хранили верность их поверженному лорду.

Затем Журден рассказал мне о Ланноне и о том, что я могла говорить во время ходатайства, а что – ни в коем случае не стоило. Об Аллена мой отец-покровитель не упоминал.

– Я была права, назвав вас заклятыми врагами? – спросила я, устав слушать его и трястись в карете.

– Гм-м-м.

Я восприняла это как согласие.

Затем Журден удивил меня, сказав:

– Ни при каких обстоятельствах ты не должна говорить ему, что твой отец, твой настоящий отец, служит его Дому, Амадина, и что ты – на самом деле Аллена. Только в смертельной опасности, когда это будет твоим последним шансом спастись. Там ты – истинная дочь Валении. Держись придуманной нами легенды.

Я кивнула и продолжила учить безопасные Дома.

– И вот еще что, – откашлялся Журден. – Неизвестно, что случится, когда я пересеку границу. Аллена может удерживать тебя в Дамэне или привезти тебя ко мне в Лионесс. Если останешься в Дамэне, следует бежать с д’Арамитцем на третью ночь после моего прибытия. Мы встретимся в Миствуде и атакуем замок. Мы будем готовы к битве, но, надеюсь, Ланнон, оставшийся трусом, отречется, увидев наши знамена и людей.

Миствуд. Это название заронило в мое сердце искру удивления.

– Почему Миствуд?

– Это граница наших с Морганом земель, где все еще живут верные нам люди, и это черные врата королевского замка, – объяснил он резким тоном и отвернулся от меня с блеском в глазах.

– Там… – Слова застряли у меня в горле, когда Журден встретился со мной взглядом.

– Да, там нас разбили и предали мечу двадцать пять лет назад. Там убили мою жену.

После этого мы говорили немного и прибыли в Изотту на рассвете последнего сентябрьского дня. Порывы стылого ветра приносили соленый морской запах. Горький дым поднимался из высоких труб, булыжники на мостовой обросли влажным мхом. Я с наслаждением вдыхала последние ароматы Валении, несмотря на то что дрожала от холода.

Мое прощание с Люком и Изольт было полно надежд, скреплено объятиями и неловкими шутками, увенчано улыбками и трепетом сердец. В следующую нашу встречу мы будем штурмовать замок.

Прощание с Журденом стало совершенно иным. Он отказался сопровождать меня в гавань, опасаясь быть узнанным кем-то из мэванских моряков, выгружавших бочки эля и тюки шерсти. Жан-Давид остановил карету в одном из узких переулков, из которого был виден мой корабль.

– Вот твой пропуск на борт, а здесь твои валенийские бумаги, – отрывисто проговорил Журден, вручив мне аккуратно сложенные поддельные документы. – А это твой плащ.

Он протянул мне темно-красный шерстяной плащ.

– Вот еда, которую Пьер для тебя приготовил. Жан-Давид отнесет твой дорожный сундук к кораблю.

Я кивнула, быстро завязав на шее новый плащ, зажав в подмышке дорожные документы, и взяла маленькую торбу с едой.

Мы стояли на дороге, в тени высоких домов, порывы ветра приносили к нам крики с рыбного рынка.

Он наступил – миг, чтобы пересечь канал и наконец увидеть землю отца. Сколько раз я представляла, что увижу, как зеленые берега Мэваны выступают из легендарного тумана? Казалось, снова наступило летнее солнцестояние. Время ускорилось, побежало так быстро, что я не могла перевести дух и понять, что меня ожидает.

Я ощутила, как под высоким воротником моего дорожного платья замер кулон Картье на цепочке Журдена. Я буду думать о Картье, моем господине и моем друге, о том, кто научил меня всему, о том, кто подарил мне страсть. Буду думать о моем отце-покровителе, принявшем меня такой, какая я есть, любившем меня на собственный, грубоватый, манер, отправившем меня в путь, не желая того, о том, кто показал мне, что такое смелость.

Мое сердце колотилось. Я прерывисто вздохнула, словно перед битвой, и посмотрела на Журдена.

– Кортик на тебе? – спросил он.

Я прижала ладонь к правому бедру, чувствуя сталь сквозь ткань юбок.

– Да.

– Обещай мне, что не станешь колебаться и применишь его: если мужчина посмотрит на тебя неподобающим образом, ты не испугаешься и покажешь сталь.

Я кивнула.

– Я говорю это, Амадина, потому, что некоторые мэванцы смотрят на валенийских женщин как на… кокеток. Этим мерзавцам следует показать, что они неправы.

Я снова кивнула. Ужасное чувство поднялось во мне. Я онемела. Что, если это случилось с моей матерью? Она приехала в Мэвану, и ее сочли жеманницей, готовой прыгнуть мэванскому мужчине в постель? И ее изнасиловали?

Внезапно я поняла, почему дед так ненавидел моего отца. Я всегда верила, что была зачата в любви, пусть и запретной. Но, возможно, все было совсем не так и ее принудили.

Мои ноги обратились в свинец.

– Буду ждать твоего письма, – отступая, прошептал Журден.

Я должна была написать ему, когда Ланнон даст разрешение. Письмо перенесет его и Люка через воды, навстречу опасностям при возвращении.

– Да, отец. – Я повернулась, чтобы уйти. Жан-Давид терпеливо ждал, с обычным, суровым, выражением лица, и держал мой сундук.

Я сделала четыре шага, когда Журден окликнул меня:

– Амадина.

Я остановилась и обернулась к нему. Он стоял среди теней и смотрел на меня. Его рот превратился в тонкую линию, шрам на челюсти стал заметней из-за бледности.

– Пожалуйста, будь осторожна, – выдохнул он.

Думаю, он хотел сказать что-то еще, но, полагаю, отцам часто трудно говорить, когда приходит время прощаться.

– Вы тоже, отец. До скорой встречи.

Я села на корабль, вручив бумаги мэванским морякам. Они хмурились, но взяли меня на борт, ведь я заплатила немало денег за место на корабле и границы были открыты. Жан-Давид внес сундук в мою каюту и ушел, не сказав ни слова, хотя я увидела прощание в его глазах, когда он сходил на берег.

Я стояла на носу корабля, чтобы не мешать погрузке винных бочек в трюм, и ждала. Густой туман висел над водой. Мои руки гладили полированные дубовые перила. Я готовилась к встрече с королем.

Где-то в тени на узкой боковой улочке стоял Журден, глядя, как мой корабль покидает гавань, когда солнечный свет разогнал туман.

Я не оглядывалась.