Глава 8
Паучьи сети

Крейсер «Красный Крым» входил в гавань Севастополя в сопровождении эсминца. К громадам боевых кораблей подошли юркие буксиры, которые завели их на внутренний рейд. На бортах крейсера и эсминца – свежие шрамы от осколков немецких авиабомб, стволы орудий – с черным пороховым нагаром от интенсивной стрельбы.

Алексей в ходовой рубке крейсера не отрывал от глаз бинокль, стремясь разглядеть на берегу среди встречающих Карину. Для севастопольцев заход в бухту боевых кораблей – всегда праздник. Несмотря на опасность немецких бомбежек и обстрелов, жители и защитники города-героя старались встретить боевые корабли Черноморского флота. Для них это был символ несокрушимой мощи и надежной защиты. Пока жив Черноморский флот, жив и сам город-герой Севастополь!

Эсминец сопровождения встал на бочки, а крейсер подошел к Угольной стенке и ошвартовался у причала. По сходням в первую очередь переправили на берег носилки с тяжелоранеными, уже потом на берег смогли сойти матросы и офицеры. Алексей разглядел на причале среди встречающих Карину. Командир береговой батареи слетел по трапу, как на крыльях, и сжал в объятиях свою ненаглядную, покрывая заплаканное лицо девушки горячими и страстными поцелуями. Карина ответила с неожиданной страстью и нежностью.

На крейсере включили громкую трансляцию, и над причалом, над Севастопольской бухтой, над израненными гитлеровскими бомбежками и артобстрелами кораблями поплыл голос великого Леонида Утесова:

Алексей чувствовал себя самым счастливым человеком в мире, вернувшись из боя к родным берегам и к самой родной и любимой женщине на всем белом свете. Внезапно буквально затылком командир береговой батареи почувствовал взгляд, полный жгучей ненависти. Немного развернувшись, он краем глаза заметил Михаила Будякина, его отвратительную козлобородую ухмылку и огонек безумия, багровым отблеском плещущийся на дне зрачков. Алексей еще крепче сжал Карину в объятиях: «Не отдам! А тебя, гнида, – уничтожу!»

Собрав совещание офицеров и проверив боевую готовность бронебашенной батареи, Алексей занялся текущими вопросами. За время его пребывания в Евпатории орудия двух массивных башен дважды привлекались к нанесению артиллерийских ударов по гитлеровцам. В обоих случаях комендоры отработали на «отлично», уничтожив до батальона немцев и румын и взорвав полевой немецкий склад с боеприпасами. За это воины 35-й батареи получили благодарность от командования Севастопольского фронта. Троих артиллеристов представили к наградам.

В один из дней к нему заглянул старший политрук батареи Иванов. Он был явно чем-то озабочен.

– Заходите, Виктор Ефимович, я кликну дневального, пусть чаю принесет с камбуза.

– Спасибо, Алексей Яковлевич, как раз сейчас не повредит и чего-нибудь покрепче…

Алексей удивленно воззрился на старшего политрука. Виктор Иванов редко позволял себе выпить рюмку-другую водки или коньяку. Командир батареи молча достал из сейфа початую бутылку коньяка и пару стаканов, плеснул на треть.

– Что стряслось, комиссар? – Алексей требовательно заглянул в глаза старшему политруку батареи.

– Комитет комсомола «завернул» наградные документы всех троих артиллеристов, представленных к медалям.

– Кто завернул?

– Комсорг Сергей Зиневич.

– Это лейтенант из новеньких, он ведь недавно на батарее? – уточнил Алексей. Командир знал каждого матроса, старшину и офицера из команды своего «сухопутного линкора», несмотря на то, что за время героической обороны Севастополя сменилось уже несколько составов.

– Точно так, из нового состава, два месяца у нас служит, и Будякин, похоже, его уже заманил в свои сети…

– Этот может… – недобро усмехнулся Алексей. – Говорить он умеет складно. Беда только в том, что, сея «разумное, доброе, вечное», сам ведет себя как последняя скотина… Да, и вот еще что, Виктор Ефимович, неплохо бы узнать, кто еще кроме лейтенанта Зиневича, так сказать… гм… разделяет взгляды политрука Будякина.

– Вы думаете, Алексей Яковлевич…

– Совсем чуть-чуть зная Будякина и эту породу людей, я в этом уверен, Виктор Ефимович!

– Но ведь это же… – прищурился старший политрук батареи.

– Именно, Виктор Ефимович, именно. «Органы» не посмотрят на наши с вами заслуги, в лучшем случае – отправимся в тайгу валить лес. Но даже этот исход я считал бы исключительно благоприятным…

В каюте командира разлилось тягостное молчание. Оба понимали, что политрук Михаил Будякин с этого момента для них – вне закона. Слишком уж большую подлость он замыслил, может быть, и сам не отдавая себе отчета в том, что творит!.. Вернее, из-за ограниченности мышления, не осознавая всю глубину зловонной ямы, в которую втянул командиров 35-й береговой батареи…

– Виктор Ефимович, я, как командир бронебашенной батареи № 35, санкционирую служебное расследование по партийно-политической линии. – Положив перед собой стопку чистых листов, Алексей принялся составлять соответствующий приказ. – Политуправление Севастопольского фронта уведомим по результатам вышеозначенной служебной проверки морального состояния вверенного нам командного и рядового состава батареи. Основание для служебной проверки: неправомерное решение комсорга Зиневича в отношениии представленных к наградам артиллеристов боевого расчета.

– Я все понял, товарищ командир, – кивнул старший политрук Иванов.

– Скажу откровенно, Виктор Ефимович, даже вы – старший партийный руководитель подразделения – не понимаете, в какую полундру нас втягивает Михаил Будякин! – Тон Алексея был предельно жесткий, не оставляющий никакого пространства для маневра и двоякого толкования всего вышесказанного.

Партийно-служебная проверка, затеянная старшим политруком Ивановым, выявила, как и ожидалось, высочайшее морально-патриотическое состояние рядового, старшинского и офицерского состава 35-й бронебашенной батареи. Цели и задачи, а также политику партии личный состав понимал правильно и всецело стремился к образцовой, отличной службе Родине в борьбе против немецко-фашистских захватчиков.

Но вместе с обычными в таком случае документами на стол командиру батареи легла еще и служебная записка с пометкой «для служебного пользования; в одном экземпляре; лично в руки». Всегда осторожному Виктору Ефимовичу удалось выявить троих прихлебателей Будякина. Молодой лейтенант Сергей Зиневич по неопытности и по молодости поддался уговорам политрука Будякина. Кроме него «на крючке» оказался старшина кладовщиков, прихваченный на мелком хищении, и радиотелеграфист узла связи 35-й батареи. Из всех троих именно он оказался наиболее опасной фигурой. Радиотелеграфист оказался действительно обиженным на советскую власть и в политруке Будякине нашел родственную душу: такого же отверженного и обозленного на весь мир неудачника.

Что касаетсся молодого комсорга, то в доверительной беседе старший парторг Иванов посоветовал лейтенанту не шибко-то развешивать уши. Виктор Ефимович напомнил и об ответственности, лежащей на «инженерах человеческих душ», и о чести советского офицера. Закругляя беседу, пригласил лично советоваться в особенно спорных ситуациях.

Хищение старшины кладовшиков и вообще оказалось пустяковым: служака хотел избавиться от ненужных вещей, обменяв их на некоторые припасы, в которых действительно нуждалась береговая батарея. Да, поступил он не слишком правильно, но вся вина старшины заключалась лишь в том, что правил он службу по собственному разумению. В общем, «хотел, как лучше, а получилось, как всегда». А вот политрук Будякин, что называется, «прихватил на горячем» незадачливого служаку, грозя военным трибуналом.

Алексей лично разъяснил все старшине кладовщиков, взяв с него в присутствии Виктора Ефимовича Иванова подробные объяснения о том, при каких обстоятельствах его пытался склонить на свою сторону политрук Будякин.

Сложнее всего оказалось с радиотелеграфистом из узла связи. В формальной беседе со старшим политруком Ивановым и с самим командиром батареи краснофлотец Иван Степанюк держался вежливо, отвечал о политике партии развернуто (чувствовалась «будякинская» демагогия), но вот от вопросов личного характера уходил. Алексей знал только, что Степанюк из Западной Украины, учился в Харьковском университете, где его и застала война. Пошел добровольцем на фронт, но попал не в сухопутные части, а на флот, так как имел радиотехническую специальность.

Но только вот Алексей – советский офицер-отставник, вынужденный сражаться с бандеровским отребьем на Светлодарской дуге зимой 2015 года, настороженно относился к уроженцам Западной Украины. Как бы то ни было, человек, чудом избежавший смерти под снарядами новых бандеровских фашистов уже в начале XXI и невероятным образом перенесшийся в 1941 год, имел все основания, мягко говоря, не доверять «западенцам»… Алексей хмыкнул, иронично прищурив глаза, – получается, «попаданец» – против «западенца»!.. Что ж, не он сам выбрал такую судьбу. Видимо, есть все же некие высшие силы, которым было угодно швырнуть его сознание сквозь бездну пространства и времени.

– Виктор Ефимович, я пока не буду подключать наших «особистов», последите-ка вы за Степанюком, так сказать, по партийной линии.

– Хорошо, я вас понял, Алексей Яковлевич… – помедлив, ответил старший политрук батареи.

Алексей усмехнулся, казалось бы – армия, прикажи и все будет исполнено. Но приходится действовать через личные контакты, осторожно просчитывая ситуацию. И ведь не для себя старается, а стремится не уронить честь уже прославленной ратными достижениями артиллерийской батареи!

Но и политрук Будякин не сидел сложа руки. Вскоре и сам Алексей, и Виктор Ефимович Иванов оказались огорошены новостью: на Тридцать пятую бронебашенную батарею должна была нагрянуть целая комиссия из Политуправления Севастопольского фронта! Каким-то образом Будякину удалось провести соответствующий рапорт «через голову» своего непосредственного начальника, старшего политрука батареи Виктора Иванова. Ситуация была еще более гадостной оттого, что все эти будякинские интриги происходили накануне важных событий, касающихся непосредственно обороны Севастополя. Совсем скоро должны были начаться бои в Евпатории и эвакуация морем советского гарнизона города.