Глава 12
Суд офицерской чести
Суд чести над командиром 35-й бронебашенной батареи происходил в кают-компании в обстановке строгой секретности. Для всего остального экипажа это выглядело как заседание военно-партийной комиссии и подведение итогов проверки. Протокол вел один из прибывших с бригадным политруком Леонидом Брежневым капитан. Уже одно это весьма красноречиво свидетельствовало о серьезности и значимости мероприятия.
* * *
Бригадный политрук Брежнев вызвал к себе Михаила Будякина, разговор происходил в присутствии командира 35-й батареи и старшего политрука. Атмосфера в кают-компании была такой, что казалось, на стенах выступит иней.
– Ну, давайте не откладывать. На повестке дня у нас серьезный вопрос: товарищ политрук, почему вы настояли на том, чтобы дать ход рапорту «О недостаточном уровне дициплины и моральном разложении личного состава»? Тем более сделали это «через голову» непосредственного начальника – старшего политрука 35-й батареи. А ведь это – серьезое нарушение субординации.
Будякин кинулся, как в омут с головой! Выпятив заметное под ремнем брюшко и выдвинув нижнюю челюсть, отчего стал еще более походить на козла, он сразу же «пошел в атаку».
– Товарищ бригадный политрук, я считаю, что в моральном разложении личного состава виноват сам командир! После того как к нам перевели зенитный дивизион, укомплектованный военнослужащими-женщинами, моральный уровень сильно упал!..
– Почему же «упал» моральный уровень? – с хорошо скрытой за вежливым тоном иронией поинтересовался Брежнев.
– Ну, так это… матросы на батарее думают о женщинах!
Алексей и старший политрук Иванов переглянулись.
– О чем же должны думать молодые и здоровые парни, как не о девчатах! – возразил Леонид Ильич, щуря глаза под кустистыми черными бровями.
– Но как же… Ведь сам командир батареи завел себе… фаворитку среди зенитчиц! – выпалил Будякин.
Старший политрук Иванов вцепился в запястье Алексея, не давая ему вырвать «наган» из кобуры.
– А у нас тут что, дворец какого-нибудь Людовика XIV с фаворитками?! – неожиданно жестко спросил Брежнев. – Вы, как политруководитель, почему допускаете вообще такие суждения в адрес наших советских девушек, фронтовых подруг?
В помещении кают-компании повисла ледяная пауза.
– Старший политрук Иванов!
– Я!
– Вы можете подтвердить сказанное политруком Будякиным?
– Никак нет, товарищ полковник. Как уполномоченное лицо я со всей ответственностью заявляю: с того момента, как на нашей батарее появились девушки из зенитного артиллерийского дивизиона, никаких эксцессов и дисциплинарных проступков, порочащих честь матроса и командира Рабоче-крестьянского Красного флота, не выявлено.
– Разрешите, товарищ бригадный политрук? – решительно вступил в разговор Алексей. Он наконец-то взял себя в руки и убрал ладонь с кобуры на поясе. – Предлагаю ознакомиться с журналами боевой работы…
– Потом ознакомитесь!.. – небрежно прервал старшего по званию политрук Будякин. Сегодня он явно был в ударе и решил идти ва-банк.
– Что ж, послушаем политработника, товарищи?.. – предложил бригадный политрук Брежнев.
Михаил Будякин буквально воссиял – так его окрылила поддержка старшего по званию коллеги. И он немедленно начал.
– Товарищи офицеры и политработники! Сегодня мы собрались по моему рапорту, который я был вынужден вопреки своей скромности и сдержанности направить вышестоящему начальству. – Дешевого опереточного пафоса политруку Будякину было не занимать. – Дело в том, что скомпрометирована честь прославленного боевого подразделения – нашей 35-й береговой бронебашенной батареи.
– Однако! – еще больше удивился Брежнев.
– Ситуация с моральным обликом в подразделении стала угрожающей после того, как сюда был переведен женский зенитный дивизион. Девушки-зенитчицы внесли сумятицу и моральное разложение в коллектив прославленных артиллеристов! Хуже того: сам командир – майор береговой службы Лещенко потворствует моральному разложению личного состава, подавая пример безнравственности и сожительствуя с мичманом Кариной Левицкой! – Обличительный перст политрука Будякина уперся в грудь Алексея. – Командир тем самым подает дурной пример морального разложения своим подчиненным. Более того, старший политрук батареи Иванов всячески потворствует шашням командира, а ведь он, как представитель военно-политического руководства, должен наставлять и воспитывать командира…
– Какие ваши доказательства неподобающих действий командира батареи Лещенко и старшего политрука Иванова? – По тону бригадного политрука Брежнева можно было понять, что с него хватит выслушивать бредовые и безосновательные обвинения Михаила Будякина.
Тут бы ему насторожиться… Но Будякин был слишком ослеплен тщеславием и ложным чувством собственной значимости.
– У меня есть свидетели! А кроме того, именно из-за низкого морального облика 35-я береговая батарея в целом не справилась с поставленной командованием задачей огневого прикрытия героических защитников Евпатории – в итоге мы потеряли город!
От этих слов покоробило уже всех присутствующих офицеров – они понимали, каких титанических усилий и каких жертв стоила Евпаторийская операция. Фактически городом пожертвовали, чтобы дать хоть небольшую передышку защитникам Севастополя.
В этом контексте слова политрука Будякина прозвучали особенно цинично.
– Товарищ командир батареи, заявление политрука Будякина соответствует истине? – обратился Брежнев к Алексею.
– Никак нет, товарищ бригадный политрук. Напротив – буквально накануне пришла радиограмма из штаба Севастопольского фронта, в которой командование выражает благодарность личному составу 35-й береговой батареи за отличное выполнение боевой задачи. Огонь батареи нанес гитлеровцам под Евпаторией серьезные потери и вместе с обстрелами с крейсеров «Красный Крым» и «Красный Кавказ» обеспечил отход и эвакуацию защитников города. Более того, теперь это уже можно рассказать, разумеется – при наличии у всех присутствующих надлежащих допусков секретности: Евпаторию и не планировалось защищать до конца.
Алексей говорил негромко и четко, словно гвозди вбивал. И с каждым его словом Михаил Будякин словно бы сьеживался. Что ему было возразить? Тем не менее горе-политрук решил бросить свои последние козыри.
– Мои слова и рапорт о низком моральном состоянии на батарее могут письменно, заметьте, подтвердить свидетели!..
– Свидетели?.. – Алексей с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться прямо в лицо этому самовлюблённому и напыщенному дураку. – Свидетель – это старшина кладовщиков, которого вы, Михаил Юрьевич, поймали на попытке обмена войскового имущества? Или молодой комсорг лейтенант Зиневич, который под вашим давлением «завернул» рапорты на награждение? На этих документах и ваша, Михаил, виза имеется – так что отпираться бессмысленно.
– Разрешите, товарищ комбат?.. – негромко прервал Алексея бригадный политрук Брежнев. – В отношении третьего «свидетеля» будет проведена партийно-служебная проверка. Есть вполне обоснованные подозрения, что радиотелеграфист узла связи Иван Степанюк – не тот, за кого себя выдает. Степанюк может быть связан с бандитским националистическим подпольем ОУН-УПА, а через него – с Абвером.
На Будякина было страшно смотреть: он мелко дрожал, рот раскрылся, из уголка рта стекала слюна. Глаза глядели на собеседников абсолютно тупо и бессмысленно.
– Ты понимаешь, придурок, как круто ты влип?! – рявкнул, уже не сдерживаясь, Алексей. И, словно бы этого было мало, снял массивную телефонную трубку внутренней связи. – Дежурный офицер? Комбат говорит. Пригласите в кают-компанию капитан-лейтенанта Абакелия.
Услышав эту фамилию, Будякин дернулся, как от удара током.
Вошедший щеголеватый капитан-лейтенант пронзил Будякина ненавидящим взглядом.
– Скажите, капитан-лейтенант, вам знаком этот офицер?
– Так точно. Он обесчестил и предал мою сестру!
– Вы готовы повторить сказанное под протокол?
– Да… Так точно. – Ладонь в белой перчатке крепко сжала рукоять кортика.
* * *
Алексей самолично «раскопал» эту отвратительную историю. Она случилась на военно-морской базе Батуми. Служба в тыловом порту Черноморского флота тоже была сложной, но все же поспокойнее, чем на передовой. Политрук Будякин служил себе ни шатко ни валко. Но на свою беду приметил красавицу Лалу Абакелия, у которой на этой же базе служил родной брат. Михаил Будякин сумел очаровать девушку, все же он не был лишен определенного мужского шарма, да и язык у политрука был подвешен как надо. Он красиво ухаживал за девушкой, дарил цветы, читал стихи и даже подарил ей томик Есенина. Особого шарма подарку придавало то, что поэт в те годы считался почти опальным. Лала работала учителем в местной школе, и подарок ей очень понравился.
На свою беду Лала хотела от Будякина большего, в ее понимании военно-морской офицер просто не был способен на подлость.
А вот Будякин стал тяготиться отношениями с Лалой и решил ее подставить. Причем в своей низости и непроходимой тупости решил использовать для этого собственный подарок.
Дело в том, что еще в 1927 году в партийной газете «Правда» вышла статья Бухарина «Злые заметки». В ней о Есенине было сказано, что он «представляет самые отрицательные черты русской деревни». Автор «Злых заметок» призывал дать по «классово чуждой есенинщине» – «хорошенький залп». После чего вокруг имени поэта развернулась широкая кампания травли. В результате длительное время книги Есенина не издавались. Так, например, еще до появления «Злых заметок» в издательстве «Круг» объявили о срочном издании сборника, посвященного памяти Сергея Есенина. А вот уже после выхода этой разгромной статьи издательство от своих планов относительно выпуска сборника Есенина отказалось…
Теперь же злополучный томик Есенина фигурировал в анонимке: якобы Лала хранит у себя дома запрещенную литературу… Органы НКВД долго ждать с обыском не пришлось. За девушку вступился родной брат – морской офицер, и Лалу оправдали. Но из школы ей пришлось уйти, а потом и вовсе – переехать из Батуми в Цхалтубо. В доверительной беседе следователь обмолвился брату, что к ним поступил «сигнал» – анонимка. Абакелия сам начал собственное расследование и вскоре без труда вышел на глуповатого и заносчивого политрука Будякина. Тот вначале отпирался и давил собственным авторитетом, но потом, вероятно, кто-то объяснил козломордому политруку обычаи горской кровной мести…
Морской офицер Абакелия в буквальном смысле слова жаждал крови подлеца Будякина. Молодой грузин поклялся страшной клятвой, что достанет подлого обидчика своей сестры.
Потому-то и задолбал Михаил Будякин своими рапортами о переводе ближе к линии фронта. Дескать, хочу непосредственным примером вдохновлять личный состав на подвиг. Так попал Михаил Будякин сначала в Новороссийск, а потом и в Севастополь. Военно-морское командование и партийное руководство не препятствовало «героическому» политруку и направило его на самый ответственный пост – на прославленную 35-ю бронебашенную батарею береговой обороны. И все катилось бы своим чередом, да вот только перевели на батарею служить девушек-зенитчиц. Могучие дальнобойные орудия нуждались в усиленном зенитном прикрытии от налетов бомбардировщиков Люфтваффе. Об этом, собственно, Алексей и беспокоился с самого начала героической обороны города-крепости.
Кстати, уже находясь на службе в Новороссийске, «морально-устойчивый» политрук Будякин умудрился снова вляпаться в скандальную историю с противоположным полом. Пытался Миша ухаживать за военврачом, но вот только Катерина оказалась «неотразимому» политруку не по зубам – лишь смеялась над его неуклюжими попытками завоевать внимание. Военно-полевой хирург – она навидалась с сорок первого года всякого и относилась к Будякину с тем изощренным цинизмом, на который способны только медики, особенно – военные.
Когда же потерявший голову от буйства гормонов Будякин пошел на приступ силой, то получил ногтями по физиономии и коленом – прямо по тестикулам – это по-латыни…
Так что к моменту появления на 35-й береговой батарее политрук Будякин был уже и морально, и физически травмирован, оказавшись на поверку слабее слабого пола… И вот тут его женоненавистническая ублюдочная натура развернулась во всю ширь!
* * *
Цель у Михаила Будякина была, в общем-то, низменная. Он рассчитывал своими происками через Катерину надавить на самого Алексея и получить повышение по службе – и не только.
В принципе, большинство офицеров «сухопутного линкора» знали, что Алексей дружен с молодым инженером-электронщиком Серго Берия, да и сам товарищ Сталин бывал на 35-й бронебашенной батарее и остался очень доволен успехами молодого и энергичного командира. Видные советские ученые – гений математики и будущий президент Академии наук СССР Мстислав Келдыш, выдающийся физик Игорь Курчатов, молодой, амбициозный и упрямый конструктор-ракетчик Сергей Королев – также бывали на лидерной в освоении новейшей боевой техники 35-й бронебашенной батарее.
Вот Михаил Будякин, всегда считавший себя несправедливо обойденным, и затеял интригу, чтобы приблизиться к высшему руководству СССР. Узнав об этом, Алексей только разочарованно рассмеялся: в своей непроходимой тупости и скудоумии Будякин всерьез рассчитывал, что подобная ублюдочная выходка позволит ему возвыситься. Тем более такой бесстыдной подлостью по отношению к девушке!..
* * *
Капитан-лейтенант Абакелия с большим трудом отказался от мысли о кровной мести за сестру. Политрук Михаил Будякин был с позором и с «волчьим билетом» изгнан с береговой батареи и списан в какую-то часть – подальше и от моря, и от фронта.
– Товарищ бригадный политрук, разрешите обратиться по личному вопросу?.. – спросил Алексей.
– Конечно, – ответил Брежнев.
– Чтобы, так сказать, избавиться раз и навсегда от кривотолков, разрешите!.. – Командир бронебашенной батареи протянул Леониду Ильичу два рапорта: свой и Карины.
Девушка при этом зарделась и смущенно улыбнулась.
– «Прошу считать нас мужем и женой…» – прочел Брежнев вслух. – Здорово это ты придумал, майор! А я, что ли, – вроде как посаженый отец?.. Благословить вас должен?.. – Леонид Ильич чуть нахмурил черные брови и насмешливо прищурился.
– Вышестоящий командир, тем более представитель военно-политического руководства имеет право, – пожав плечами, улыбнулся Алексей.
– Ладно, поставлю резолюцию: «Считать мужем и женой»! Можете поцеловаться! – широко и белозубо улыбнулся будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС, глава огромной страны и покоритель целинных земель.
Кстати, свое первое звание Героя Советского Союза Леонид Брежнев получит вполне заслуженно. Ведь он был председателем Государственной комиссии по проектированию и созданию первого в мире космодрома Байконур. Но это, как говорится, совсем другая история…
* * *
Свадьбу Алексей и Карина справили в лучших фронтовых традициях, «гуляла» вся батарея – разумеется, в разумных пределах для сохранения боеспособности.
Карину перевели из зенитного дивизиона в штат 35-й батареи на должность радиотелеграфиста. У девушки оказалась вторая – смежная, воинская специальность. Во время войны такая практика была очень распространенной: многие осваивали две, а то и три воинские специальности, чтобы можно было заменить выбывших из строя боевых товарищей. Теперь это оказалось весьма кстати.
После того как советские войска уже окончательно оставили Евпаторию и фон Манштейн резко притормозил боевые действия. Хотя в Берлин понеслись победные реляции об очередном «достижении» Вермахта, претендент на фельдмаршальский жезл прекрасно понимал, что стал всего лишь гауляйтером развалин на побережье Каламитской бухты.
Поэтому за последние дни бронебашенные береговые батареи лишь несколько раз открывали огонь по немецким позициям вокруг Севастополя. В основном на фронте царило затишье.
Жениха и невесту поздравил не только бригадный политрук Брежнев. Из штаба прибыл заместитель командующего Черноморским флотом по сухопутным войскам Петр Моргунов. По «мудрому» решению военно-политического руководства из свадьбы командира 35-й береговой батареи было решено сделать пропагандистское мероприятие. Алексея и Карину совсем замучили репортеры, фотографы и кинодокументалисты. На выручку пришел бригадный политрук Брежнев, который попросил все же проявить такт по отношению к орденоносному жениху и его прекрасной невесте.
Но была в этом и неожиданно приятная сторона: невеста на свадьбе была одета в настоящее белое подвенечное платье. Глубоко символично и то, что наряд был сшит из трофейного немецкого парашютного шелка – все же Карина служила в зенитном дивизионе. Орден Красной Звезды, врученный Петром Моргуновым, отлично смотрелся на белом подвенечном платье с глубоким декольте и открытыми плечами.