Глава 10
Бригадный политрук Брежнев

К причалу, возведенному на мысе Херсонес, подошел очередной конвой из полупогружных транспортов. На этот раз «Алешкины гробы», вопреки своему прозвищу, преодолели нелегкий путь от Новороссийска к Севастополю благополучно, без потерь. Команды осушили балластные цистерны, открутили тугие винты-«барашки» грузовых трюмов. Лебедками стали вытаскивать тяжелые тюки и ящики с припасами.

А от одного из эсминцев конвоя отвалил моторный вельбот. Распуская белопенные усы, катер стремительно пошел к берегу и ошвартовался у причала. Оттуда выбрались армейские офицеры. Встречавшего их на причале Алексея кольнуло неприятное предчувствие, которое не замедлило воплотиться в реальность. Комиссия политуправления Севастопольского фронта во главе с недавним начальником политотдела 18-й армии полковником Леонидом Ильичом Брежневым прибыла как раз «по его душу»…

Кстати, на взгляд «попаданца» из Донецка 2014 года, «наш дорогой Леонид Ильич» абсолютно не был похож на занудного партийного брюзгу, знакомого старшему поколению по послевоенным выступлениям уже к тому времени Генерального секретаря ЦК КПСС. Напротив, черноволосый, с жгучими карими глазами, с высоким лбом и загорелым скуластым лицом полковник производил впечатление энергичного человека и жизнелюба.

Поговаривали, что у него самого был фронтовой роман с медсестрой. Да и не с ней одной – Леонид Брежнев в молодые годы пользовался исключительным успехом у женщин. Чего греха таить, именно на это и рассчитывал осторожный Алексей, потому как вся эта история с замполитом Будякиным уже изрядно ему надоела. Кроме того, тревогу вызывала и дальнейшая судьба Карины.

Между тем политрук Будякин пытался всячески повлиять и на комиссию, и на ее руководителя – Брежнева. Как только офицеры политуправления прибыли на батарею, Будякин использовал любую возможность, чтобы вылезти вперед, подчеркивая, что именно по его рапорту они и прибыли сюда – «для наведения порядка и приведения морально-психологического состояния на батерее в надлежащую норму», как косноязычно выразился горе-политрук.

– Как же так, товарищ политрук, разве до того морально-психологический уровень на артиллерийской батарее был «не в надлежащей норме»?.. Как же тогда батарея сражается все это время?..

– Да, вот так получается, товарищ полковник – считаю, что командование проявляет излишнюю вольность с подчиненными. – Замполит Будякин грубо нарушил субординацию, позволив себе обратиться к старшему по званию без разрешения своего командира.

Алексей и старший политрук Иванов озадаченно переглянулись: глупый напор в обращении к Брежневу политрука Будякина отнюдь не красил последнего. Виктор Ефимович вознамерился было сделать замечание излишне ретивому подчиненному, но Алексей едва заметно качнул головой. Не нужно мешать противнику совершать ошибки – командир батареи едва заметно, уголками губ обозначил улыбку.

– А куда смотрели вы лично – заместитель командира по военно-политической и партийно-воспитательной работе? Политрук ведь должен воспитывать личным примером, – заметил Брежнев.

Командир батареи прекрасно его понимал: человек – с дороги, только что преодолел несколько сотен миль по морю под вой гитлеровских бомбардирощиков и грохот корабельных зениток. К тому же прибыл не только Леонид Ильич, но с полковником – еще офицеры политуправления. Они ведь тоже были вымотаны тяжелым морским переходом.

Будякин растерялся, но только на секунду, после чего продолжал, что называется, «переть буром».

– Так я это… Как раз и подал рапорт для того, чтобы обратить внимание военно-политического руководства на недопустимость действий начальства… Если вы, товарищ бригадный политрук, дадите соответствующие указания…

– Я думаю, товарищ политрук, что указания будет диктовать вам совесть политработника, – чуть прищурясь, ответил Брежнев.

– Так точно, товарищ бригадный политрук… – вновь растерялся Будякин.

– Вот и хорошо, а что же хозяин батареи?.. – широко улыбнулся Леонид Ильич.

– Здравия желаю, товарищ бригадный политрук! – Алексей уверенно, как и подобает радушному хозяину, выступил вперед. – Баньку примите с дороги, а каюты для вас и офицеров Политуправления уже готовы. После обеда можем начать инспекцию.

Слова командира батареи прервало отрывистое рявканье 85-миллиметровых зениток, ударили малокалиберные «скорострелки». На поверхности ахнуло несколько мощных взрывов. С потолка посыпались сухие, пыльные струйки земли.

– Весело тут у вас, товарищ комбат, – прищурился Брежнев.

– Так точно, товарищ полковник, «фрицы» скучать не дают.

Баня находилась не в самом железобетонном массиве батареи, а рядом. Просторная землянка была хорошо замаскирована, а внутри раполагались парная и предбанник. Начальник войскового хозяйства техник-индендант Бордюк заготовил душистые эвкалиптовые и дубовые веники, так что попарились знатно!

– Спасибо, Яков Павлович, удружил так удружил! – от души поблагодарил техника-интенданта комбат.

Баня с душистыми эвкалиптовыми вениками освежила улыбчивого черноглазого и бровастого бригадного политрука. Пива не было, вместо него из Инкерманских штолен привезли изрядный запас марочного шампанского.

– Ого! Вот это роскошь – вместо пива в бане шампанское подают! – рассмеялся Брежнев. Но тут же посерьезнел: – Чего же хочет этот ваш замполит Будякин?.. Как я погляжу, он… э-э-э… чересчур уж напористый, – заметил Брежнев, пожевав губами.

– Чудак он на букву «м»! – неожиданно зло ответил Виктор Ефимович. Оно и понятно: ведь Будякин круто подставил прежде всего его – начальника партийной организации бронебашенной батареи. А вопросы конъюнктуры в военно-партийных органах СССР всегда стояли особенно остро.

– Так а в чем, собственно, дело? – Брежнев внимательно посмотрел в глаза Алексею.

– Дело в том, что я полюбил девушку из зенитного дивизиона. А этот Будякин решил затеять интригу и выставить командира батареи в нелицеприятном свете.

– Понимаю… Девушка красивая?

– Самая лучшая, и другой не надо!

– Что ж, пиши рапорт, комбат – будем разбирать твой вопрос… – многозначительно ответил Брежнев.

Офицеры задержались у входа в железобетонный массив батареи. Вдали на Северной стороне Севастополя раздавались громовые раскаты – 30-я бронебашенная батарея майора Александера вела огонь по врагу. То тут, то там слышался отдаленный грохот канонады на позиции. В бухте стояли под разгрузкой несколько транспортов, подъемные краны таскали из трюмов объемистые тюки и ящики. Возле Угольной стенки покачивался ошвартованный малый охотник, стволы крупнокалиберных пулеметов «ДШК» были направлены в небо, отслеживая угрозу с воздуха. Над кораблями барражировали два остроносых «Яка»-истребителя – воздушное прикрытие. С гидроаэродрома взлетела тройка «летающих лодок «МБР-2». Морские ближние разведчики с вынесенным вверх двигателем с толкающим винтом над высоко расположенными крыльями использовались как штурмовики. Они наносили удары бомбами и реактивными снарядами, засыпали гитлеровские позиции жидким огнем ампул «КС».

Севастополь продолжал упорно сражаться, отразив уже не три смертоносных удара, а гораздо больше. Однако севастопольцы жили не только войной, но и более значимыми человеческими чувствами.

Время до обеда за обычной служебной суетой пролетело незаметно. Алексей специально не стал выставлять излишне разносолов: на правах командира снял пробу, предложил и Брежневу попробовать из матросского котла. Леонид Ильич повел себя просто и предложение принял.

Офицеры уселись за столы в кают-компании бронебашенной батареи. Леонид Брежнев ел уху и макароны по-флотски с мясной зажаркой и нахваливал. Предложили выпить за встречу «наркомовские» сто граммов. Леонид Ильич не возражал и на правах гостя поднял тост – за Победу! Сам Алексей только пригубил: предстояло еще много дел на батарее. А потом – и построение караула, и заступление ночной вахты артиллеристов.

После обеда командир батальона приказал собрать свободный от вахт личный состав на площадке перед входом на батарею.

Алексей кратко выступил перед личным составом, рассказав, что на батарее работает комиссия Политуправления Севастопольского фронта. Потом его сменил полковник Брежнев, объяснив, что политработники прибыли для плановой инспекции личного состава и постараются без важных на то причин не вмешиваться в повседневную жизнь батареи. Стоящие в строю прекрасно понимали, что со стороны военно-политической комиссии во главе с «целым полковником» это не более чем попытка придерживаться элементарной вежливости. А то вызовут, поставят по стойке «смирно», и попробуй не ответь на каверзные вопросы!

Потом офицеры Политуправления фронта отправились знакомиться с условиями службы на береговой бронебашенной батарее.

Леонид Ильич Брежнев интересовался буквально всем на батарее, но старался делать это как можно более корректно. И все равно, проверяющие в боевом подразделении – не к добру!.. Так думали большинство рядовых матросов, да и офицеры тоже. На батарее пока не объявили боевую тревогу, занимались различными хозяйственными делами, поддерживая огромное и сложнейшее хозяйство «сухопутного линкора». Непосредственно на боевом дежурстве находилась вторая броневая башня, а на первой проводились регламентные работы. Чистили огромные стволы, меняли изношенные детали подающего механизма 12-дюймовых орудий. Руководил работами инженер-механик батареи, воентехник 3 ранга Иванов-Яшин.

Полковник Брежнев с офицерами понаблюдали, как матросы устанавливают массивные детали, каждая из которых весит несколько десятков килограммов, с точностью часовщика или ювелира. Потом офицеры направились на командно-дальномерный пост. Здесь, в бронированной рубке так и недостроенного линкора «Измаил» офицеры Политуправления посмотрели в мощные телескопы, которые использовались для визуальной разведки, на немецкие корабли, которые находились в открытом море на пределе досягаемости орудий береговой бронебашенной батареи.

– Две надводные цели классифицированы как немецкие эсминцы. Находятся на удалении тридцати миль мористее. Докладывает старшина поста дальномерщиков Алексей Волков.

– А не пойдут ли немецкие эсминцы в атаку? – поинтересовался Брежнев.

Старшина дальномерщиков вопросительно посмотрел на Алексея: тот был майором, а Брежнев – полковником, но на своей батарее командир являлся «первым после Бога».

– Докладывайте, старшина, – кивнул Алексей.

– Никак нет, товарищ бригадный политрук, немецкие эсминцы опасаются приближаться к нашим берегам в зоне действия орудий бронебашенной батареи. Но мы, как и положено, наблюдаем за вражескими кораблями.

– Понятно. Товарищ майор, хочу отметить, что служба у вас на батарее поставлена прилично…

– Так точно, товарищ полковник, «фрицы» расслабляться не дают, – чуть улыбнулся Алексей.

Естественно, «наш дорогой Леонид Ильич» заинтересовался и Центральным постом управления артиллерийским огнем. По крутым, узким, гремящим железом трапам спустились на нижний уровень железобетонного массива береговой батареи. Алексей с усилием распахнул перед бригадным политруком массивные бронированные двери со сложной системой затворов, управляемой массивным штурвалом. Под сводчатым потолком неярко горели забранные стальными решетками плафоны, разгоняя полумрак.

Алексей с привычным усилием открыл тяжелую бронированную дверь с массивным штурвалом в центре. Полковник Брежнев поприветствовал боевую вахту офицеров Центрального поста. С интересом осмотрел массивные блоки электромеханической счетно-вычислительной машины, планшеты, карты, большие черно-белые снимки аэрофотосъемки. В защищенном помещении, которое составляло «мозг» бронебашенной батареи, царила привычная сдержанная деловая суета. Офицеры вполголоса диктовали и записывали колонки цифр, сверяли свежие снимки аэрофоторазведки с оперативной ситуацией на топологических картах.

– У вас тут прямо университет! – восхитился Брежнев.

– Как говорится, Леонид Ильич, «умница в артиллерии, а щеголь в кавалерии…» – полушутя ответил единоличный повелитель всего этого мира высшей математики, баллистики и точной механики.

– А что у вас там, товарищ майор? – указал Брежнев на еще одну бронированную дверь в боковое помещение. Возлее нее стоял часовой с автоматом «ППШ».

– Виноват, товраищ бригадный политрук, в этот отсек вход – только по спецдопуску. Вы его не имеете…

– Да как вы смеете, товарищ командир, запрещать главе партийной комиссии куда-то заходить! – снова вырвался вперед замполит Будякин.

– Во-первых, товарищ замполит, не перебивайте старшего по званию и своего командира. Это грубейшее нарушение субординации и воинской дисциплины. Во-вторых, на вверенной мне бронебашенной батарее имеется целый ряд отсеков, доступ в которые ограничен специальными допусками. Если вы об этом забыли, то потрудитесь ознакомиться с Уставом и соответствующими документами внутреннего распорядка в библиотеке батареи. В-третьих, я надеюсь, вам знакомо, товарищ Будякин, понятие военной и государственной тайны?.. Так вот, я как командир батареи поставлен, в том числе, и для того, чтобы обеспечивать режим секретности. – Голос Алексея оставался спокойным и даже несколько отстраненным. Но обычно смуглое лицо побелело от еле сдерживаемой ярости.

Леонид Брежнев, нахмурив черные кустистые брови, молча наблюдал за нелицеприятной перепалкой.

– Виноват, товарищ комбат!.. – буркнул Будякин, но по тону было понятно, что он все равно остался при своем мнении. Что поделать, такой вот он чудак на букву «м»…

После ужина, как водится, состоялось построение личного состава. Оно проходило у главного входа в скальный массив береговой батареи.

– Равняйсь!

– Смир-р-рна!

Строй в матросских робах, в черной офицерской форме замер под величественные звуки Гимна СССР. На флоте традиции всегда были краеугольным камнем службы. Далее последовали доклады командиров подразделений и состоялся традиционный развод на наряды на день, матросы и командиры разошлись по местам боевой службы. Все – буднично и привычно, даже близкая канонада не прерывала строгий флотский порядок.

А на следующий день с утра на батарее появился смуглый щеголеватый старший лейтенант с тонкой щеточкой усов под тонким хрящеватым, с горбинкой, носом. Черная морская форма сидела на нем как влитая, контрастируя со снежной белизной перчаток. Морской кортик подчеркивал благородство морского офицера.

– Товарищи, хочу представить вам нового офицера связи флота. Он прикомандирован с сегодняшнего дня к нашей батарее, – Алексей поднялся со своего места в кают-компании и кивнул молодому офицеру. – Представьтесь, пожалуйста.

– Офицер связи флота старший лейтенант Вано Абакелия.

Напряженно всматривающийся в старшего лейтенанта Михаил Будякин вдруг дернулся, как от жгучей пощечины. Алексею стоило большого труда скрыть торжествующую улыбку. Он переглянулся со старшим политруком Ивановым. Виктору Ефимовичу удалось лучше совладать с собой – сказывалась богатая практика «инженера человеческих душ».

Старший лейтенант Абакелия появился на батарее отнюдь не случайно. Алексей по подсказке старшего политрука Иванова навел справки о периоде службы Будякина на Новороссийской военно-морской базе. Выяснилось, что скандальный политрук и туда перевелся из Батумской базы.

Алексей сразу же насторожился, уловив явное несоответствие: политрук Будякин явно не подходил к общепринятому образу героя, который рвется с относительно спокойной тыловой службы на передовую. Конечно, в жизни всякое бывает, но все же… И командир береговой батареи принялся «копать», кляня Будякина последними словами за то, что вся эта долбаная мышиная возня отвлекает от более важных дел. И «накопал»…

В кают-компанию вошел краснофлотец-телеграфист с красной повязкой вахтенного.

– Товарищ командир – срочно. – Он протянул бланк радиограммы с диагональной красной полосой.

– Боевая тревога! – рявкнул Алексей, едва вчитавшись в текст.