Supposez mille hommes faisant

le même voyage: si chacun

était observateur, chacun écrirait

un livre différent sur ce sujet,

et il resterait encore des choses vraies

et interéssantes à dire pour celui

qui viendrait après eux.

— L-S. Mercier

В первый вечер в Джиндже закат был розово-красным. Солнечные лучи, преломляясь в облаках, то кропили небесный пух сладким малиновым сиропом, то поливали густым багровым соком, то разбавляли терпким пурпурным вином. На земле цветастый хоровод дробился в ряби широкой реки, неспешно движущейся вдоль зеленого строя округлых холмов. Поверить в то, что полноводное русло и есть исток, пусть даже великого Нила, было непросто.

Между тем сомневаться не приходилось. На противоположном берегу, в нескольких сотнях метров, в надвигающихся сумерках белела стела. Она была свидетельством того, что именно оттуда английский путешественник Джон Хеннинг Спик первым из европейцев увидел, где берет начало самая длинная река планеты и тем самым разрешил загадку, мучившую просвещенное человечество без малого 2500 лет.

Еще в 460 году до нашей эры Геродот упоминал, что Нил вытекает из глубокого подземного источника, заключенного меж двух высоких скал. Описание точно соответствовало обстоятельствам. Древние греки не смогли проникнуть дальше первого порога, а издали он выглядел так, как рассказывал «отец истории».

Император Нерон послал к таинственным истокам многочисленное войско, но тирану античного мира также не суждено было узнать истину. Римляне вернулись ни с чем, убоявшись трясин Судда, — самого обширного в мире болота, раскинувшегося на территории нынешнего Судана по ходу почти 7000-километрового маршрута Нила.

Успех в освоении этих территорий пришел в XIX веке, когда за дело взялась Британская империя, находившаяся на вершине могущества. Англия снаряжала экспедицию за экспедицией, подгоняемая состязанием с французами и немцами, также жаждавшими первыми разузнать и обрести истоки мистической реки. В 1856 году Королевское географическое общество направило вглубь Черного континента Джона Спика, которого сопровождал искатель приключений и литератор Ричард Бертон. Им удалось увидеть Эньянджа Налубаале — так местные жители называли гигантское озеро, названное английским дуэтом именем королевы Виктории, но Нил по-прежнему оставался непокоренным.

В тот раз болезнь Бертона не позволила двинуться дальше. Несколько лет спустя Спик, убежденный, что Нил вытекает из Виктории, вновь добрался до озера. Исторический момент наступил 7 июля 1862 года, когда англичанин вышел на берег неизвестной ему довольно значительной реки. Открывшийся вид сторицей вознаградил упорного исследователя за труды и лишения.

Вдали простиралась бескрайняя гладь озера Виктория, из которого вытекала река. Перекатываясь через пороги, она с грохотом катила воды мимо Спика. Рядом с порогами из земли бил вливавшийся в поток мощный ключ. Сомнений больше не оставалось. Это и был исток легендарного Нила, долго не подпускавший к себе любопытных и охочих до чужих земель европейцев.

Но лучше предоставить слово очевидцу. «Вид был прекрасен. Ничто не могло превзойти его! — восторженно записал Спик в дневнике. — Я как будто попал в идеально устроенный парк. Великолепный поток шириной от 600 до 700 ярдов, испещренный островками и скалами, занятыми рыбацкими хижинами, птицами и греющимися на солнце крокодилами, протекал между высокими травянистыми берегами с деревьями и банановыми кустами, росшими на некотором отдалении от воды. Теперь экспедиция выполнила свою задачу. Старик Нил, без сомнения, вытекает из Виктории».

Открытую реку Спик назвал Нил-Виктория, пороги — водопадом Риппон, в честь главы Географического общества, а подробности невероятных странствий изложил в книге, составившей два увесистых тома. Сделал он это предельно искренне, не утаив ни экзотических обычаев местных народностей, бесстыдных на взгляд чопорной викторианской Британии, ни собственных греховных мыслей, ни пикантных советов, данных им африканской королеве (относительно ее супружеской жизни) и королю (по поводу размеров его мужского достоинства). Полного издания книга дождалась лишь в следующем, менее щепетильном столетии.

…Малиновый солнечный диск неумолимо уползал за почерневший холм. Каждые несколько секунд свет убывал слабым, но ощутимым рывком, как будто на небе кто-то методично выдергивал из розетки шнур еще одного прожектора или поворачивал ручку выключателя на очередное деление. Скоротечная агония экваториального дня завершалась.

Продолжать прогулку не имело смысла. В сгустившейся темноте глазам не под силу было различить не только ключ, но и пороги. Пришлось вернуться в гостиницу, по пути поминая недобрым словом изрытые рытвинами кенийские дороги и двойную таможенную бюрократию на границе с Угандой. Если бы не они, в угандийский городок Джинджу, стоящий на истоках Нила, из кенийской столицы Найроби можно было бы добраться значительно быстрее.

На следующее утро я отправился к стеле. На противоположный берег дорога вела через солидный бетонный мост, а точнее — плотину крупной гидроэлектростанции «Оуэн Фоллс», снабжающей электричеством не только Уганду, но и западные районы Кении. К самой стеле подъезда не было.

Оставив машину, я пошел в направлении, где, согласно карте, должен был стоять монумент, по пути перешагнув через узкоколейное железнодорожное полотно, показавшееся игрушечным. «Экспресс лунатиков» — вспомнилось вычитанное в книгах название дороги. Англичане строили ее на рубеже XIX и XX веков, с упрямством безумцев протягивая в Уганду ветку от кенийского порта Момбаса через скалы и реки, ущелья и болота. Сумасшедший рывок не смогли остановить ни болезни, ни дикие звери, ни восстания африканских племен. Еще удивительнее, что могучий порыв стал порождением не трезвой экономической целесообразности, обычно присущей жителям Туманного Альбиона, а маниакального стремления во что бы то ни стало добраться до истоков Нила и навсегда закрепить их за собой.

Пятна ржавчины и высокая трава доказывали, что в независимой Африке «Экспресс лунатиков» практически не используется. Догадку подтвердил подошедший парень, который вызвался быть проводником. Как и Спика, его звали Джон, но бывших колонизаторов он не жаловал. Даже названия английских футбольных клубов вызывали у него саркастические реплики, в отличие от ЦСКА, «Зенита» или «Локомотива». Наши клубы он тоже знал по выступлениям в еврокубках и болел за них, когда те играли против англичан.

— Надо сбить с этих британцев спесь, — возбужденно доказывал он, явно оседлав любимого конька. — А то, что получается? Они самые богатые, значит, им все можно, так что ли? Можно всех лучших футболистов скупать, всех обыгрывать, все делить только между собой? Это называется «справедливость»? Да пошли они!

Но вот и стела. Теперь надо только развернуться в сторону озера Виктория и… Вместо клокочущего потока предо мной предстала все та же, виденная накануне, глубокая, неспешная река. Постойте, а где же пороги? Где описанные Спиком скалы? Где, черт возьми, исток?

— Все на месте, — попытался успокоить Джон. — Островки есть: вон там, и там еще. Просто их осталось немного. Скалы и ключ тоже никуда не делись. Только они теперь под водой. Но если взять лодку и подплыть к тому острову, видите, вдалеке, у больших камней, то можно разглядеть бьющие со дна струи. Это и есть исток.

Разочарование было настолько сильным, что ноги машинально двинулись к машине. Нет, я, конечно, знал, что возведенная в начале 1950-х годов плотина «Оуэн Фоллс» повысила уровень Виктории-Нила, но и представить не мог, насколько.

— А что было делать? Электричество тоже нужно, — оправдывался Джон. — А пороги можно посмотреть в другом месте, в Буджагали. Не бойтесь. Рядом. Всего несколько километров ниже по течению.

Буджагали действительно не подкачало: мириады радужных брызг, взмывавших над острыми скалами, стаи разноцветных птиц, птах и пташек, густая зелень по берегам и на островках, и посреди этого тропического великолепия — группа самоубийц. А как еще можно назвать тех, кто, схватив, как спасательный круг, пластиковую емкость из-под растительного масла, за один-два доллара, ради праздного развлечения туристов, кидался в бурлящую стремнину?

— Бывали и смертельные случаи, но ребята продолжают нырять. Работу найти очень трудно, а жить как-то надо, — пожал плечами Джон.

Не исключено, что такая экстремальная форма заработка исчезнет. Правительство Уганды намерено построить в Буджагали гидростанцию, мощность которой будет равна двум третям всей вырабатываемой в стране электроэнергии. Если планы осуществятся, пороги скроются под водой. Остается надежда на то, что начало строительства и дальше будет затягиваться. Первоначально к возведению плотины планировалось приступить в 1994 году, но из-за компенсаций окрестным крестьянам, протестов экологов, скандалов со взятками, проблем с финансированием старт постоянно отодвигался, и конца отсрочкам не видно.

Есть и еще одно важное обстоятельство, которое препятствует строительству на Ниле гидростанций и любых других сооружений. Оно заключается в том, что десять стран, расположенных в бассейне реки, связаны единственным в своем роде договором об использовании ее вод.

Документ подписан в 1929 году, когда большинство его участников были колониями и не имели собственного голоса. За них все сделала Великобритания, составившая договор так, что полный и безоговорочный контроль над использованием нильских вод получил Египет. Без его согласия ни одна страна не имеет права начать ни один проект на собственной территории, если он хоть в малейшей степени затрагивает Нил и его притоки.

Для Египта, который берет из Нила почти всю воду, обмеление реки стало бы страшным, смертельным ударом. В считаные дни урожай бы погиб от засухи, а сами египтяне — от жажды. Но, разрабатывая договор в пользу Каира, Лондон меньше всего думал о защите окружающей среды и, уж конечно, не сильно терзался муками совести, требовавшими обезопасить миллионы египтян от угрозы голодной смерти. Просто в ту пору Египет служил для Англии главным источником получения хлопка, который, как известно, используется не только в качестве безобидного текстильного сырья, но и для изготовления пороха. Допустить перебои с поставками важного стратегического продукта Лондон не мог.

Время шло, и в последние годы страны, расположенные в верховьях Нила, стали поначалу робко, а потом все настойчивее выражать недовольство неравноправным договором. Явочным порядком его нарушила Танзания, объявившая о строительстве водопровода, который будет снабжать водой озера Виктория два города и десятки деревень в засушливых районах. Реально водопровод ничего не изменит. От того, что из Виктории откачают ничтожную толику воды, полноводность озера не пострадает. Важно другое — Танзания решила реализовать проект самостоятельно, не спросив разрешения у Египта.

По стопам соседки пошла Уганда, да еще как решительно! Страна объявила о намерении пересмотреть документ. Парламент рекомендовал правительству аннулировать договор как не отвечающий национальным интересам. Депутаты также посоветовали президенту потребовать от Каира компенсацию за ущерб, нанесенный поднятием уровня воды в угандийских озерах.

Сходные настроения растут в Кении, критические высказывания доносятся из Аддис-Абебы. Последнее беспокоит Египет больше всего. Если из договора выйдет Эфиопия, он утратит значение, так как львиная доля воды поступает в Нил из притоков, берущих начало в эфиопских горах.

В 2013 году лед тронулся. Эфиопия приступила к работам по изменению русла Голубого Нила. В Аддис-Абебе объявили, что это необходимо для завершения строительства высотной плотины «Возрождение». Грандиозное гидротехническое сооружение стоимостью почти пять миллиардов долларов будет использоваться для выработки электроэнергии. Обширное водохранилище, которое возникнет после возведения плотины, сможет накапливать свыше 80 миллионов кубометров воды. Часть драгоценной влаги пойдет на орошение полей и, таким образом, не доберется до Египта.

Эфиопы утверждают, что стройка не ущемляет права других стран, но из Каира сразу же полетели тревожные заявления. Египет, которому и сегодняшняя, непропорционально большая водная квота кажется недостаточной из-за быстрого роста населения, категорически отвергает строительство любых дамб, так как это сказывается на объеме воды в реке.

Когда стало ясно, что проект «Возрождение» вступил в практическую стадию, в Каире срочно созвали совещание ведущих политических партий. Телеканалы транслировали встречу в прямом эфире, но некоторые советники президента об этом не знали и во всеуслышание предложили главе государства разбомбить ненавистную плотину. Разразился скандал. В ответ Эфиопия заявила, что уж теперь-то завершит строительство во что бы то ни стало, невзирая на угрозы египетских политиков.

Спор вокруг водных ресурсов начал попахивать региональным конфликтом, довести который до горячей фазы не позволило свержение египетского лидера. В 2015 году Египет, Эфиопия и Судан провели переговоры и подписали соглашение, снизившее остроту конфликта. В документе закреплено «сохранение за Египтом всех прав на водные ресурсы Нила», но это только декларация. Обсуждение конкретных мер, которые должны обеспечить реальное выполнение договоренности, стороны оставили на потом, запланировав новые встречи.

Каиру при любом руководстве будет нелегко примириться с новой реальностью, ведь до сих пор ему удавалось сохранять статус-кво, то есть обеспечивать отвод себе больше двух третей нильской воды. В «Оуэн Фоллс» и сегодня, полвека спустя после строительства ГЭС, постоянно находится египетский инженер. Он наблюдает за расходом воды Нила-Виктории, хотя, деятельность этой гидростанции на объем воды, достигающей Египет, практически не влияет.

Договором связана даже Бурунди, не имеющая выхода к побережью Виктории. А все потому только, что на ее территории берет начало река Кагера, впадающая в озеро и, следовательно, тоже в какой-то степени снабжающая Нил водой. Кстати, некоторые считают именно Кагеру истинным истоком Нила, хотя большинство продолжает придерживаться версии Спика.

Находясь в Джиндже, со второй точкой зрения трудно не согласиться. Широкая, полноводная, эпически безмятежная — такой и должна быть река, дающая начало великому Нилу, воспетому в песнях и легендах.

…Во второй вечер закат перебирал оттенки серого, желтого и голубого. Облака наливались ядовитым свинцом, светились лазоревым, бирюзовым, сиреневым. Под сизыми тенями взрывались медные всполохи, проступало жемчужное, серебристо-лунное сияние.

Только когда истаяли последние, холодные лучи солнца, бледная палевая дымка загустела и, помрачнев, сменилась бархатом ночи, а с реки резко потянуло сыростью, я, наконец, вспомнил про фотоаппарат.

— Никогда себе не прощу, — просверлила мозг первая возбужденная мысль. — Не снять спектакль, равного которому не довелось видеть ни на Замбези, ни на Конго, ни на Тежу, ни на Оке. Зачем было два дня трястись по разбитым африканским дорогам?

— Затем, — примирительно отозвалось внутреннее эхо, — что есть ощущения, которые все равно не передать на пленке и не поведать в словах, но которые навсегда сохраняются в памяти и в сердце.

Отправить