Как только мы занялись банковским делом, у нас сразу появились деньги.
Маржа в те годы была огромной. Если ты привлекал депозит под 20%, а кредит выдавал под 100%, то уже трудно было уловить разницу, где в этой марже банковское, а где твое? Мы ничего специально не откладывали, но «лишние» деньги появились сразу, и их количество являло собой разительный контраст с тем, как нищало все вокруг.
Подавляющая часть населения стремительно беднела.
В советских учреждениях, на заводах, фабриках и в научных заведениях пытались как-то индексировать и повышать зарплаты, но цены в магазинах росли в десятки раз быстрее советских зарплат. Скорость всеобщего обнищания поражала, но одновременно с такой же скоростью, но в обратном направлении, у нас, молодых банкиров, росли доходы.
Да, мы все время бегали, крутились, что-то придумывали и организовывали.
Но все равно, скорость, с которой мы зарабатывали, — завораживала. Вчера у тебя ничего не было. Ты вместе со всеми стоял в длинных очередях с талоном на колбасу. А сегодня ты просто доставал из «тумбочки» деньги и покупал все, что хотел.
Первой такой покупкой, потрясшей мое воображение, стали четыре автомобиля, которые мы купили на нашу команду. Каждому по «Москвичу-2141». Достали деньги из тумбочки и купили себе по автомобилю.
Доступность цели, о которой еще вчера ты не мог даже подумать, — поразила.
Именно тогда впервые пришло понимание, что такое… настоящие деньги. С ними легко было решить любую самую смелую и немыслимую для советского человека задачу. Окончательное понимание, что можно уже не задумываться о деньгах на жизнь, пришло через год, когда мы с семьей въехали в арендованную совминовскую дачу на Рублевке.
Там жил еще вчера какой-то советский министр, а сейчас туда въезжали мы.
Перед заселением наш банковский завхоз спросил:
— Вам купить в спальные комнаты и столовую телевизоры и какую-то музыкальную технику?
Я ответил:
— Покупайте.
Когда вечером я приехал в этот дом в лесу на Рублевке, в коридоре стопками стояли коробки с телевизорами и аудиоаппаратурой. Их было очень много. За меня расплатились, и я даже толком не задумался, сколько же это стоит. Деньги на подобные расходы стали уже несущественны.
Этот невероятный, головокружительный рост доходов произошел всего за каких-то пару лет, между 91-м и 93-м.
Родители тогда еще жили на Украине, в Горловке. Я периодически звонил им, узнавал, как дела, как и чем они живут. А там, как и везде вокруг, останавливались фабрики и шахты, зарплаты падали. В тот год я предложил маме:
— Давайте я куплю вам квартиру побольше. Сколько сейчас стоят квартиры в нашем доме?
Мамин ответ поверг меня в шок: я вдруг понял, что могу легко купить всю нашу пятиэтажку, в которой прошло мое детство. Вот просто могу достать из тумбочки деньги и купить.
Скорость всеобщего падения невероятным образом контрастировала со скоростью роста наших доходов. И главное, нам не казалось тогда, что мы занимаемся чем-то сверхъестественным. Легкость, с которой зарабатывались деньги, создавала иллюзию, что то же самое могут делать все вокруг.
Просто не сиди на месте. Двигайся. Берись за что-то новое, и у тебя будут деньги. По крайней мере так казалось нам в Москве.
И в этой гонке выигрывали совсем не те, у кого были вчерашние «советские» связи или родственники в больших кабинетах. Нет. Совсем не так. В начале 90-х выигрывали те, кто быстро бегал, кто не сидел на месте и искал.
Это был момент всеобщей эйфории.
С телевизионных экранов и государственных трибун никто не говорил: «Обогащайтесь!».
Но запреты и преграды были сняты, и впервые за многие годы люди ринулись в эту пучину. Зарабатывать деньги! Это было время восторженного подъема у одних и обескураженности от неожиданного падения у других…
Но такая ситуация еще не воспринималась как процесс окончательного расслоения общества. Все смотрели на это как на спортивное состязание, как на очередную таблицу подведения итогов соцсоревнования: кто больше добыл, кто лучше построил. Лидеры новых «капиталистических» гонок воспринимались, скорее, как герои.
Сегодня победил он, а завтра сможешь победить ты!
P.S.
Мы жили в советской стране, где все были равны. И эту гонку мы начали вместе, с одной стартовой черты.