Книга: На разломе двух времён. 80-е
Назад: КРОССВОРДЫ (ОСЕНЬ 1988)
Дальше: ВОЕННЫЕ СБОРЫ (ИЮНЬ 1989)

АКАДЕМИК САХАРОВ
(ИЮНЬ 1989)

Заседание Съезда народных депутатов СССР в тот день вел сам Горбачёв.

— Товарищи, я должен проинформировать вас, — обратился он к залу. — Депутат Сахаров Андрей Дмит­риевич настоятельно просит дать ему слово.

Зал зашумел, народные депутаты уже устали от многочисленных выступлений Сахарова, но Горбачёв царственным жестом остановил шум в зале.

— Мы в Президиуме советовались на этот счет, но у нас нет единого мнения, учитывая, что депутат Сахаров выступал несколько раз. Всего, в общем… семь раз, — уточнил Горбачёв, специально заострив внимание публики на этой цифре.

Михаил Сергеевич насупил лоб, как бы показывая залу, что у нас с этой демократией уже даже перебор, и зал, уловив ерничание Горбачёва, продолжил тихо гудеть.

— Но я должен поставить вас в известность, — продолжал Горбачёв, — что такая просьба депутата Сахарова имеется, причем он просит 15 минут!

И зал загудел еще громче от возмущения.

По Горбачёву было видно, что ему нравился этот спектакль. Он сидел на самом верху и как бы руководил этой «демократией». Известному диссиденту он давал выступить уже не раз, зал этим возмущен, и он, «царь», обсуждает со своим «народом», давать или не давать очередное слово опальному академику. Тем временем Сахаров уже встал со своего кресла и пошел к трибуне.

— Давайте так, давайте определимся, будем давать слово? — спросил Горбачёв у зала.

— Нееет, — дружно и гулко ответил Съезд.

Но Андрей Дмитриевич уже был у трибуны, и Горбачёв демократично предложил Съезду дать ему все-таки пять минут. Зал продолжал шуметь, а к Президиуму вышла какая-то женщина в цветастом платье и начала что-то настойчиво объяснять Горбачёву. От такой «демократии» опешил и он.

— Вы мне только мешаете, — стал он ее останавливать. Но женщина упорствовала и тоже вышла на трибуну, где уже стоял Сахаров.

— Здесь вот еще просьба, — решил объяснить Горбачёв, — от общества театральных деятелей (он указал на женщину). Там считают ненормальным, что от их общества, несмотря на настоятельные просьбы, товарищу Лаврову не дали выступить еще ни разу. Вот у нас ситуация такая, — разводя руками, подытожил Горбачёв, обращаясь к залу, — что будем делать?

А «театральная деятельница» продолжала стоять на трибуне вместе с Сахаровым.

— Я не выступал семь раз, — оправдывался перед ней академик.

— Нет, вы выступали, а вот наш Кирилл Юрьевич не выступал, — с улыбкой и плохо скрываемой издевкой укоряла она.

Горбачёву наконец надоел этот бардак у трибуны, и он нажал на звонок:

— Я вношу компромиссное предложение. Кто за то чтобы дать депутату Сахарову пять минут для выступ­ления? Прошу поднять мандаты.

И большинство великодушно подняли свои мандаты. Пусть выступит пять минут.

— Как получится, товарищи, — начал свое выступ­ление Сахаров, сразу предупреждая, что он будет говорить столько, сколько захочет. Зал в ответ возмущенно загудел.

Мы все завороженно сидели у своих телевизоров и смотрели этот невероятный спектакль. Вся страна, как мне кажется, тогда прекратила работать. Остановились фабрики и заводы, НИИ и колхозы, огромная страна прильнула к своим телевизорам и радиоприемникам. Трансляция Съезда шла в прямом эфире центрального телевидения на всю страну с утра и до вечера по первому каналу. Такого «сериала», «спектакля», такого накала страстей еще не видела в прямом эфире огромная страна. Мы привыкли к рутинным картинкам партийных съездов, где все сидели смирно в своих креслах. Докладчики выступали по бумажке, все по регламенту, все по порядку.

А тут — настоящий взрыв эмоций!

Камера телеоператора переходила то на лоснящееся от удовольствия лицо Горбачёва, то на усталое, болезненное лицо престарелого академика, то на зал. А в нем — вся страна в миниатюре: рабочие и ученые, партработники и известные артисты, журналисты и военные. Они все хотели попасть в кадр или выступить на трибуне, живо реагируя на каждое слово и жест.

— Мое положение все-таки несколько исключительное, — продолжил Сахаров. — Я отдаю себе в этом отчет и чувствую ответственность, поэтому и буду говорить, как собирался.

Дальше академик начал свою длинную программную речь, о том, что Съезд не выполнил своей главной задачи — установление ВЛАСТИ! Он стоял на трибуне чуть сбоку, прислонившись к одному ее краю, как бы стесняясь. Сутулый, болезненно уставший, взъерошенный, в больших очках, он монотонно вещал в зал, не обращая внимания на сидящих там депутатов и на возвышающегося над ним сзади Горбачёва. Он говорил со страной.

— Съезд избрал Председателя Верховного Совета СССР в первый же день без широкой политической дискуссии и хотя бы символической альтернативности. По моему мнению, Съезд совершил серьезную ошибку, уменьшив в значительной степени свои возможности влиять на формирование политики страны, оказав тем самым плохую услугу и избранному Председателю, — растолковывал академик свою мысль. — Сосредоточение власти в руках одного человека крайне опасно, даже если этот человек — инициатор перестройки. При этом я отношусь лично к Михаилу Сергеевичу Горбачёву с величайшим почтением. Но это не вопрос личный, это вопрос политический! Когда-нибудь это будет кто-то другой.

Мы пристально следили за каждым его словом. Андрей Дмитриевич Сахаров — легендарная личность. Академик, создатель первой водородной бомбы в СССР, он воспринимался нами, студентами Физтеха, как кумир, человек из плеяды великих. Курчатов, Королев, Туполев — советские ученые-организаторы, научная элита. Но Сахаров был знаменит не только научными достижениями и учеными степенями, он был еще и совестью страны, открыто выступив против афганской ­войны. А защищая советских политзаключенных, вообще стал диссидентом и был сослан в Горький без права выезда. Только перестройка и Горбачёв освободили его из этого «плена». Они же и вывели его в негласные лидеры оппозиции, на самую передовую линию борьбы за демократизацию страны.

У Сахарова был тонкий, чуть визгливый, совсем не ораторский голос, он часто запинался и плохо выговаривал букву «р». Всем своим видом он скорее напоминал чудака-ученого, чем политического лидера, но говорил он про основы политической жизни всей страны.

— Члены Верховного Совета должны оставить свою прежнюю работу, иначе в Верховном Совете оказываются «свадебные генералы». Такой Верховный Совет будет просто ширмой для реальной власти Председателя Верховного Совета и партийно-государственного аппарата… В стране надвигается экономическая катастрофа, трагически обостряются межнациональные отношения. Если мы будем плыть по течению, убаю­кивая себя, общество может взорваться… Нам необходимы политические решения!

Назад: КРОССВОРДЫ (ОСЕНЬ 1988)
Дальше: ВОЕННЫЕ СБОРЫ (ИЮНЬ 1989)