Плюхнувшись на обитое искусственной кожей сиденье, я шумно вздохнула.
– Ее там не было. Я… ничего не понимаю.
– В клинику? – спросил Боб.
– Нет. Давайте вернемся туда, где она вышла, – самым коротким путем. Может, она все еще добирается сюда. Если ее там не будет, мы просто… покатаемся по городу. – Боб скептически хмыкнул. – Знаю, – сказала я. – План так себе, но другого у меня нет. – И я проигнорировала часы у себя в голове, неумолимо отсчитывающие время до трех тридцати.
Мы видели девушку в рваных джинсах, но волосы у нее были самого обыкновенного, какого-то темного цвета.
На обочине стояла полицейская машина с горящими фарами. Полицейский выписывал штраф пешеходу. Я увидела что-то зеленое. Сердце у меня застучало.
Но это был всего-навсего хипстер в бирюзовой вязаной шапочке и с подкрученными вверх усами.
Я зашипела от досады, когда мы остановились на очередном светофоре. Движение в Альбукерке оказалось гораздо более оживленным, чем я того ожидала. Я смотрела по сторонам, но на тротуарах было совсем мало людей, и никто из них даже отдаленно не напоминал Бейли.
– Ну что же это такое? Где она? – Мои сомнения в том, что я найду Бейли, все росли, превращаясь в уверенность. Мы проехали по всему автобусному маршруту в черте города, и нигде ни следа ее. Нам оставалось только беспорядочно ездить по улицам, а при таких условиях найти Бейли – это все равно что обнаружить следы пришельцев на Земле.
Боб показал на «7-Eleven» на другой стороне улицы.
Я широко улыбнулась, потому что ко мне вернулась надежда. Ну конечно. Еда.
– Боб! Вы гений!
Я выбралась из лимузина и побежала ко входу. И сразу направилась к прилавку, держа наготове телефон. На двери звякнул колокольчик, она захлопнулась за мной.
– Вы видели эту девушку? – тяжело дыша, спросила я. Сонный кассир наклонился и стал рассматривать фотографию. Я уловила знакомый слабый запах: травка. Моя надежда на его способность к тому, чтобы замечать что-либо, готова была испариться. Он моргнул, глядя на фотографию. Потом еще раз моргнул. Криво закусил губу.
И кивнул.
– Да? – пискнула я, не осмеливаясь верить в удачу.
– Ага, – подтвердил он.
– Когда? – Я скорее выдохнула, чем произнесла это.
Кассир задумался.
– С полчаса назад? – Мое сердце заколотилось. Наконец хоть что-то. Где бы она сейчас ни была, добираться до нее всего полчаса.
– Она сказала, куда пойдет?
– Нет. Она просто купила «Принглз». И хотела стащить зажигалку. Но потом положила ее на место. – Он улыбнулся, гордый за Бейли.
– Вы… вы видели, куда она пошла?
Кассир отрицательно покачал головой.
– Неа. – Сердце у меня упало. Я понимала, что вероятность того, что он обратил внимание на то, в какую сторону направилась покупательница, ничтожно мала, но надежды не теряла. – Она немного посидела на скамейке у входа, – внезапно добавил он. – Я хотел сказать ей, что автобус здесь больше не останавливается. Но тут из ростера для хот-догов снова повалил дым, а когда я вернулся, она уже ушла.
Я побежала обратно к лимузину.
– Она была здесь! – Распахнув дверцу, я скользнула на сиденье, подалась к Бобу и обняла его. Он крякнул. Я сидела и улыбалась.
– И что с того? – спросил он.
Я запустила руку в волосы.
– Я точно не знаю, где она сейчас. Но она сидела на этой вот скамейке полчаса назад. – Я показала на скамейку, и у меня перехватило дыхание. Я заметила на ее спинке рекламу. Она выглядела выцветшей и ободранной, но все же можно было разобрать изображение мужчины в желтой рубашке-поло, с волосами до плеч, несмотря на немаленькие залысины. У него на губах играла фальшивая улыбка, а под мышкой был садовый гном. – «Товары для дома и сада Безумного Ларри», – прошептала я. – Ну ясен перец!
Мы затормозили перед магазином «Безумного Ларри», также известного как отец Бейли, которого, как подруга клялась, она не желала видеть, что, как мне следовало бы сразу понять, на языке Бейли означало «Я очень, очень хочу повидаться с тобой, папочка, даже больше, чем оказаться в Розуэлле». Потому что, чем меньше она говорила о чем-либо, тем больше это для нее значило.
Магазин находился на углу улицы; территорию рядом, где стояли керамические горшки, окружал чугунный забор. Само здание было выкрашено в нежно-голубой цвет, а его фронтальная стена была расписана танцующими кактусами. На окнах также имелись чугунные решетки, а запыленная входная дверь остро нуждалась в том, чтобы ее помыли. Не знаю, как местные жители, но я не стала бы покупать здесь никаких растений.
– Поставьте лимузин за углом. Не хочу, чтобы она выглянула в окно и увидела нас. – Я вовсе не намеревалась устроить Бейли сюрприз, а просто боялась, что при виде нас она поспешит выбежать из магазина через заднюю дверь. Когда Боб припарковался, я вышла из машины и осторожно направилась ко входу. Окна располагались слишком высоко от земли, и я не могла заглянуть в них, так что мне оставалась только дверь. Я старалась идти как можно тише и привлекать как можно меньше внимания. Дверь была тонированной, и яркий солнечный свет мешал мне разглядеть интерьер магазина. Я отошла в сторону и прислушалась. Ни Бейли, ни ее отца слышно не было. Все, что до меня доносилось, так это ненавязчивые звуки рок-музыки, льющиеся из колонок. Может, Бейли с отцом задушевно разговаривают где-то в глубине здания. Но стоило этой мысли прийти мне в голову, как я сразу же поняла, что это не так.
Бейли была зла на отца. А в таких случаях она всегда громогласна. Если бы они с отцом действительно общались, я бы наверняка услышала это. Ее наверняка услышал бы весь квартал.
И тут некая молодая мамочка в спортивных шортах и кроссовках для бега прошмыгнула мимо меня и вошла внутрь, таща за собой едва научившегося ходить ребенка. Я ничего больше не узнаю, если так и буду стоять у магазина. Набрав в грудь побольше воздуха, я последовала за ней.
В магазине пахло сыростью. Повсюду были складированы большие мешки с землей. От идущего из кондиционера воздуха позвякивали китайские колокольчики. Женщина в шортах разговаривала с мужчиной за прилавком, расспрашивала его об органических семенах, а стоящий рядом ребенок играл ее телефоном. Мужчина повернулся к древнему компьютеру, подсоединенному к кассе, я увидела его лицо и обратила внимание на волосы. Это был отец Бейли, никаких сомнений. Линия волос отступала от его лба еще дальше, чем на рекламе на скамейке, и, тем не менее, это был он. Его улыбка казалась благодушной, глаза – спокойными. По всей видимости, Бейли здесь не появлялась.
Я свернула в первый же проход между мешками, не давая мистеру Батлеру возможности заметить меня. Вряд ли бы он меня узнал – в последний раз мы виделись четыре года назад, – но рисковать не хотелось. Я медленно шла мимо мешков с натуральными пестицидами, чутко прислушиваясь к любому звуку. В магазине было тихо, лишь у прилавка хозяин разговаривал с покупательницей. В душу закралось сомнение. Что, если Бейли и не думала приходить сюда? Что, если она направилась к нему домой? Или же каким-то образом все-таки уехала в Розуэлл? Но прежде чем мои сомнения расцвели пышным цветом, я увидела ее.
Она пряталась среди образцов садового искусства на самых задворках магазина, скорчившись у огромного керамического гуся. И непрерывно таращилась на продавца. Сквозь щель между полками я посмотрела на него. Он как раз заканчивал общаться со спортивной мамашей – вручал ей несколько пакетиков с семенами. Пока она искала кредитную карту, он скорчил глупую рожицу ребенку, и тот захихикал.
Я снова посмотрела на Бейли и чуть было не отвела от нее взгляда. Ее лицо сияло такой неприкрытой тоской, что просто смотреть на нее казалось вторжением во внутренний мир. Я ожидала, что она будет контролировать себя, наденет, как обычно, сварливую, язвительную маску – свою неповторимую фирменную маску, однако, казалось, время повернуло вспять. Ее поза изменилась; обычная ухмылка растворилась в нежной, любящей улыбке. Ей словно снова стало восемь. И она была готова предстать перед своим отцом именно такой – перед сбежавшим папашей, который, насколько я знала, не говорил с ней уже много лет.
– Бейли, – прошептала я, пытаясь привлечь ее внимание. Но она уже вставала. Я перевела взгляд на прилавок. Мама с ребенком уходили – в липкой руке мальчик сжимал лаймовый леденец. Папа Бейли, взяв метелку для обметания пыли, сделанную из перьев, лениво водил ею по заставленным полкам позади прилавка. – Бейли, не надо, – отрывисто прошептала я, стараясь, чтобы она меня услышала. Но даже если мой шепот и достиг ушей Бейли, она и виду не подала. И пошла в переднюю часть магазина, по-прежнему не отрывая взгляда от отца.
Остановить ее не представлялось никакой возможности. Это было бы хуже, чем готовая развернуться передо мной сцена. По крайней мере, я так считала. И я снова спряталась за полки, вдыхая запах пыли, удобрений и еще плесени, и посмотрела в щель как раз тогда, когда Бейли приблизилась к прилавку. Она молчала. Стояла и ждала, отставив ногу в сторону под неудобным углом.
Ее отец оказался спиной к ней, лицом к полкам, но я засекла момент, когда он понял, что рядом кто-то есть, и расправил плечи. Опустил метелку, повернулся и улыбнулся приветливой улыбкой продавца. Эта улыбка быстро угасла, стоило ему увидеть по другую сторону прилавка девушку. Но он тут же улыбнулся снова, почти так же тепло и дружелюбно, как поначалу. Между двумя этими улыбками он успел выказать страх, и вину, и небольшое раздражение, и Бейли, разумеется, тоже заметила все это.
Должно быть, она поздоровалась с ним, но я была слишком далеко, чтобы расслышать, что она сказала, а потом по губам мужчины я поняла – он называет ее по имени. Он явно произнес «Бейли». А затем в магазине стало совершенно тихо.
Наконец Бейли заговорила, оживленно и пылко. И постепенно улыбка исчезала с лица ее отца. Скоро от нее не осталось даже следа, а его взгляд стал испуганным и каким-то затравленным. Но Бейли этого не замечала, потому что продолжала быстро говорить.
Надо было подойти к ним ближе, чтобы разобрать, что она выпаливала на такой невероятной скорости. И необходимо было остановить все это. Прежде чем она выложится без остатка под пустым взглядом отца.
Я стала красться вдоль полок, медленно продвигаясь к прилавку. К счастью, они слишком сосредоточились друг на друге, чтобы услышать мои осторожные шаги. Наконец я подобралась достаточно близко и смогла расслышать маниакальную, бессвязную речь Бейли.
– …и я подумала, что, может, могу зависнуть здесь? – Эта ее последняя фраза имела вопросительную интонацию и была произнесена неуверенно и очень не по-бейлевски.
Ее отец запустил пятерню в то, что осталось от его похожих на проволоку волос. Он выдохнул, казалось, впервые с той минуты, как обернулся и увидел дочь.
– Сейчас не лучшее для того время, Бейли. У меня… разгар сезона. – Солгал он не слишком убедительно: слова буквально сорвались с его губ, неискренние и безжизненные. Я ожидала, что Бейли в своем обычном язвительном обыкновении заявит, что магазин, в общем-то, пуст. Но она лишь разочарованно вздохнула.
– О. Да. Конечно. – Конечно, Бейли? Скажи ему, что гномов здесь больше, чем покупателей; скажи, что сможешь помочь, если вдруг появится ураганный спрос на цветочные горшки в виде кактусов. Скажи ему… – А как насчет пообедать вместе? Я могу приготовить.
Неееееееет! Ты же не такая, Бейли!
Лицо ее отца стало напряженным. Взгляд – колючим. Страх и вина исчезли. Осталось только раздражение.
– Я толком не знаю… Тебе надо было предупредить. – В ее взгляде мелькнула боль, которая тут же сменилась еще более яркой и одновременно горькой улыбкой, чем прежде.
– Понятно. Я ляпнула не подумав. Ты же меня знаешь! – она издала фальшивый смешок, словно они оба предавались дорогим им воспоминаниям. Но отец не разделял ее чувств.
– Ты всегда была слишком импульсивной.
На этот раз боль на лице Бейли никуда не делась.
– Знаю. Прости, папа. – Казалось, сердце ее отца должно было смягчиться. Ведь его дочь словно разбилась на миллион частиц, и ему следовало бы поддержать ее, прежде чем они разлетятся в разные стороны.
Он вздохнул:
– Тебе нужны деньги, чтобы вернуться домой?
На лице Бейли было написано непонимание. И на моем, вероятно, тоже. И это все? Она проделала тысячу миль ради двухминутного разговора и денег на обратную дорогу?
Я ждала. Сейчас начнется. Бейли придет в ярость. Ее кулаки сожмутся. Она закричит. Ощерится. Возможно, швырнет в него грабли. Скажет отцу, куда именно ему следует засунуть своих долбаных гномов.
– Нет. Все в порядке. Я… пойду.
Нет. Нет, Бейли. Я смотрела на ее отца. Облегчение. На его лице было написано облегчение и ничего больше. Его дочь разлеталась вдребезги, а единственное, о чем он думал, так это о каких-то паршивых семенах. А раз она разбилась, раз каждый ее осколок вот-вот упадет на пол, то что от нее останется?
Я шла к ним, не успев понять, что приняла решение.
– Ты что, издеваешься, твою мать?! – Бейли и ее отец, вздрогнув, обернулись на звук моего голоса. Он прозвучал куда громче, чем я хотела. Мистер Батлер выглядел сконфуженным, а Бейли… Я не могла сказать точно. Возможно, она безумно сердилась. Или была заинтригована.
– Вероника! Какого дьявола? – выдохнула она. Определенно, это была ярость.
Брови отца Бейли говорили теперь не о смущении – он, соотнес мое имя с моей внешностью.
– Вероника Кларк? – Он надел на лицо торгашескую улыбку. – Какой сюрприз!
– Она проехала почти тысячу миль, чтобы увидеться с тобой, а ты не можешь даже пообедать с ней? – Я по-прежнему кричала. Это происходило ненамеренно, но говорить нормальным тоном в тот момент было совершенно невозможно. Мистер Батлер отошел на шаг от кассы и, казалось, был не против сбежать еще дальше.
– Вероника, хватит, – прошипела Бейли. Но я и не подумала притормозить. Я не могла. Ведь от Бейли остались одни кусочки. Я продолжала идти к прилавку, сжав кулак. Звонок на прилавке слабо звякнул.
– Думаешь, достаточно раз в год посылать открытку на Хануку?
Отец Бейли издал нечто среднее между жалобным визгом и хрипом. Бейли повисла у меня на руке, пытаясь оттащить в сторону.
– Заткнись, Вероника. Забудь, хорошо? – Выражение ее лица было совершенно незнакомо мне, и я не сразу поняла, что это. Ей было неловко.
Отец Бейли улыбнулся:
– Кажется, вы влезли не в свое дело, юная леди. Почему бы вам не исчезнуть на то время, что я общаюсь с дочерью.
– Нет.
Он моргнул, определенно не ожидав, что семнадцатилетняя девчонка столь откровенно проигнорирует его слова, и стало окончательно ясно, что опыта общения с людьми моего возраста он не имел вовсе.
– Нет? Ну так я втолкую тебе, что это моя собственность и что, если понадобится, я вызову полицию. – Он протянул руку к замызганному телефону, лежащему у кассы. Но вместо того, чтобы податься назад, я рванула вперед, глядя прямо ему в глаза. Его рука замерла на полпути.
– Я подруга Бейли. И я останусь здесь. – Краем глаза я заметила, что Бейли вздрогнула. – Меня не было с ней, когда ты слинял. Но я не оставлю ее сейчас, когда ты снова разбиваешь ей сердце.
Полыхнув гневом, взгляд отца Бейли стал нарочито бесстрастным. Отвернувшись от нас, он невидящим взором уставился на висящий на стене садовый шланг. Наконец он пожал плечами, снова провел рукой по своим редеющим волосам и весь как-то съежился, став маленьким и неуверенным в себе.
– Послушай, когда ты повзрослеешь, то начнешь разбираться в подобных вещах. То есть… Мама Бейли знала, что я не хочу детей. – Он сделал судорожный вдох, осознав, что сказал то, чего не должен был говорить, и – это было видно по его лицу – впал в панику. Паника тут же сменилась облегчением оттого, что правда наконец вышла наружу. Я повернулась к Бейли. Бейли плакала. И не говорила ни слова. Слезы текли по ее лицу, а тело дрожало, хотя она всеми силами старалась скрыть свои чувства.
– Я хочу сказать… ты же очень хорошая девочка, Бейли, – продолжал мистер Батлер. Казалось, он был готов потрепать ее по плечу или сделать что-то в этом же роде. – Но… – Он смотрел мне в глаза, и в его взгляде не было ни малейших угрызений совести – а только полное безразличие. – Некоторые люди не созданы для того, чтобы быть родителями. – Я смотрела на него с приоткрытым от шока ртом. Он снова взял метелку для пыли и вернулся к полкам, а тело его дочери тем временем сотрясалось от причиненной им боли.
Нужно было уходить.
– Бейли?
Мой голос вернул ее к действительности. Она смотрела на меня с безграничной ненавистью.
– Катилась бы ты отсюда к гребаной матери.
Вытерев глаза тыльной стороной ладони и толкнув дверь обеими руками, Бейли выскочила на улицу. В магазин ворвался жаркий воздух Нью-Мексико. Я бросилась за ней.
– Бейли! – Я грубо схватила ее за плечо и развернула к себе.
– Что? Чего ты от меня хочешь, Вероника? – спросила она надтреснутым голосом. Проигнорировав ее вопрос, я сунула руку ей за пояс. – Какого… – начала было она, но я уже быстро шла обратно к магазину, сжимая в руке электрошокер.
Звякнул дверной колокольчик, меня обдало прохладным воздухом. Мистер Батлер повернулся ко мне, опустив свою метелку. Он растерянно смотрел, как я шла прямо на него. Кажется, я сердито кричала. Так кричат каратисты, делая рубящие удары. Я уловила момент, когда он увидел, что у меня в руке.
Я ни секунды не сомневалась. Одним быстрым движением подняла электрошокер и привела его в действие.
Дальнейшее слилось воедино.
Треск электричества.
Гудение электрошокера, согретого теплом моей руки.
Его тело рухнуло на пол.
Провода размотались, описав в воздухе две изящные дуги. Практически невидимое обещание боли.
Его челюсти сжались, на шее выступили жилы.
Электроды прошли через рубашку – два острых быстрых поцелуя.
Электрошокер дернулся у меня в руке.
Мистер Батлер лежал на полу. Его глаза были широко открыты.
А затем все кончилось. В магазине взревела сигнализация, и ее рев заглушил стоны папы Бейли.
Я ждала, что меня охватит сожаление, раскаяние в только что совершенном преступлении. Но ничего такого я не почувствовала.
Я подошла ближе и наклонилась над ним – он трепыхался на полу, словно выброшенная на берег жалкая лысеющая рыба. И выдернула провода из его груди.
– Ты становишься «созданным для того, чтобы быть родителем», когда у тебя рождается ребенок, засранец.
Я вышла на улицу, не чувствуя под собой ног. Адреналин, бушевавший у меня в крови, сошел на нет. Все тело было в липком поту, руки дрожали. Я не понимала, то ли меня сейчас вырвет, то ли я зайдусь от хохота. Согнувшись пополам, я попыталась осуществить и то и другое, но издала лишь какой-то странный приглушенный звук. Когда я наконец выпрямилась, то увидела, что Бейли, слегка испуганная, во все глаза смотрит на меня.
– Тво… ю… мать, – прошептала она. Внезапно смутившись, я отвела взгляд.
– Прости. Сама не знаю, э-э, что на меня нашло…
– Ты шандарахнула током моего папу.
– Ну да.
Я напряглась, готовясь к тому, что Бейли разгневается еще больше. Если ей не понравилось, что я защищала ее перед отцом, то мой безумный поступок вряд ли добавил мне очков. Он был неосмотрительным, идиотским, импульсивным, непрошеным, мог привести к тому, что меня арестуют и, хуже того, вышвырнут из университета, но я так и не могла заставить себя пожалеть о нем.
– И все ради меня. – Она сказала это так тихо, что я едва расслышала – на улице было шумно из-за проезжающих мимо машин.
– Ну да.
Лицо Бейли озарила улыбка.
– Это было… Зашибись!
Я затравленно улыбнулась ей в ответ:
– Ну, он это заслужил. И это меньшее из того, что я могла сделать. – Она фыркнула, а я засмеялась – и смеялась немного дольше, чем следовало.
– Нам, пожалуй, пора. Хотя, сомневаюсь, что он вызовет полицию. Он вечно задерживает алименты и…
– Да. Нам надо… – Мы пошли прочь одновременно, но в разных направлениях. Остановились. Снова захихикали. Я кивнула головой в сторону угла дома. – Наша машина там.
– Подожди. Боб по-прежнему с тобой?
– Да, но это ненадолго. Сегодня вечером у него кинсеаньера.
– Не может быть. Как насчет оплаты?
– Он помогает нам бесплатно.
– Хороший он парень, этот Боб.
– Лучший. – И неожиданно мне стало неудобно. Мы уже почти подошли к лимузину. Из-за тонированных стекол звучала мексиканская поп-музыка. Я вздохнула: – Бейли, что касается моих слов о…
– Я тоже много чего тебе наговорила. Без обид.
– …том, что ты лесбианка…
– Я же сказала, без обид.
– Нет, послушай меня. – Я остановилась. Бейли сделала еще несколько шагов, вздохнула и тоже затормозила. Я ожидала, что она повернется ко мне, но Бейли не сделала этого. – Ну и ладно. Тогда я скажу все это твоей спине. – В ответ она лишь фыркнула и, кроме того, я была уверена, закатила глаза. Но все же не тронулась с места. И не попросила меня заткнуться. И потому я продолжила: – Послушай, я понимаю, что здесь недостаточно просто сказать: «Прости меня». Я действительно очень, очень распсиховалась. И потому не могла как следует соображать. И наговорила такого, чего вовсе не имела в виду… то есть имела, но не то, что сказала. Но дело не в этом. Дело в том, что я была глупой и несправедливой… а теперь вот пытаюсь загладить свои ошибки. Я тебя обидела. Опять. И этого не исправить. Но я… я стану лучше, договорились? Ты, должно быть, по-прежнему страшно сердита на меня. И это правильно. Ну да ладно. Я…
– Дорогуша. Хватит. – Я захлопнула рот. Бейли наконец повернулась ко мне с загадочной легкой улыбкой на губах. – Спасибо. Не думаю, что мне было необходимо выслушать все это, но… я выслушала. И, э-э, теперь ты послушай меня. Я тоже не имела в виду ничего такого. Того, что ты это заслужила, что ты потаскушка… ну и так далее. Я злилась и пыталась сделать тебе больно. Хотя все это неправда. Это было жестоко. И ужасно. И… Прости меня.
Какое-то время мы стояли и молчали.
– Значит, у нас все хорошо?
– Так ты же ударила током моего папу. Мир. У нас… больше, чем мир. – Бейли улыбалась сквозь слезы. И в ответ на это мои глаза тоже увлажнились.
– Больше, чем мир?
Бейли кивнула. Она вытерла нос тыльной стороной ладони. И почесала шею. Ее глаза смотрели на что угодно, только не в лицо мне. Она казалась неловкой, и сердитой, и уязвимой одновременно.
И мне было необходимо спросить, просто для того, чтобы получить подтверждение, чтобы удостовериться в том, что бурный всплеск эмоций не окажется напрасным.
– Больше, чем мир? То есть… мы подруги?
– Больше, чем подруги.
– Лучшие?..
– Может, пока еще не совсем, – быстро поправила она меня.
Я кивнула, у меня перехватило горло, я с трудом проталкивала через него слова.
Мы улыбнулись друг другу и вытерли глаза, неожиданно засмущавшись того, что стоим на углу улицы и обнажаем друг перед другом души. Бейли глубоко вздохнула.
– Класс. Рада, что все уладилось. А теперь могу я получить обратно электрошокер моей мамы?