Глава 6
Как говаривал некогда известный на всю Атлантику неуловимый грабитель караванов Халил Ибн Рази, если тебя приговорили к смерти, это вовсе не значит, что ты уже мертв. Что он блестяще и доказал на собственном примере. Получив заочные смертные приговоры от властей двадцати городов, Ибн Рази еще добрый десяток лет преспокойно творил свои бесчинства, пока не погиб нелепой смертью, отравившись прокисшим кактусидром.
Нам, конечно, старушка-смерть не собиралась давать такую солидную фору. Едва дон Балтазар решил нашу участь, как капрал Уртадо подал знак трем своим бойцам, и все четверо разом схватились за шпаги, не желая, видимо, стрелять в нас из слишком долго перезаряжающихся пистолетов. После чего привычный мир Еремея Проныры Третьего рухнул до основания и больше никогда не возродился в прежнее состояние…
Именно зловещее «вз-з-зынь!» выхваченных из ножен клинков и блеснувшее на них солнце вывели меня из ступора. А паническая мысль о том, что через три секунды всем нам выпустят кишки, подтолкнула к действиям. Вытаращившись расширенными от ужаса глазами на обнаженные шпаги гвардейцев, я резко вдохнул полной грудью и что есть духу проорал:
– Физз, ко мне!!! Ко мне-е-е-е!!!
И Физз, мой старый друг, которого я совершенно несправедливо заподозрил в измене, бросился на мой отчаянный призыв так быстро, как только смог. Бросился невзирая на то, что был посажен на цепь и наверняка знал – сорваться с нее ему не удастся. А если и удастся, что мог сделать некрупный ящер, даже обладающий толстой чешуей и острыми зубами, против четырех гвардейцев со шпагами?
Я не сомневался: храбрости ему не занимать и, если нужно, он без колебаний пожертвует ради нас своей жизнью. Впрочем, сейчас мне требовалось от варана нечто менее возвышенное и более практичное, чем героическое самопожертвование. А конкретно: всего один сильный рывок. Примерно такой, какой неоднократно проделывал на моих глазах Физз, ловя пастью бабочек и колибри. Ради этого рывка он и был привязан в моторном отсеке, а не где-то еще. И привязан не к чему попало, а за стартовый рычаг Неутомимого Трудяги.
Это и была моя подстраховка на случай, если наша встреча с Кавалькадой обернется провалом. Остановленный на уклоне «Гольфстрим» не мог вызвать у дона Балтазара подозрения. Все без исключения перевозчики предпочитали ставить груженые бронекаты именно так, поскольку это ускоряло последующий старт. Однако ни один наш брат не стал бы трогаться с места сразу на второй передаче без крайней нужды. Конечно, со стороны это смотрелось эффектно, когда стальной монстр бросался вперед, выбрасывая из-под колес фонтаны земли. Но ничего хорошего любовь к подобному куражу не сулила. Велика была вероятность повредить трансмиссию, нарушить укладку груза и просто расшибить себе лоб, не устояв на ногах при таком рывке.
Вот только боялся ли я в настоящий момент всех этих бед? Мы топтались безоружными напротив четырех кабальеро, и жить нам оставались считаные секунды. Однако ни Физз, ни «Гольфстрим» нас не подвели. Варан прекрасно справился со своей задачей, а поставленные заблаговременно на вторую передачу, шестерни коробки скоростей не рассыпались при резком старте, хотя для нашего старичка-буксира такие выкрутасы были давно противопоказаны.
Я не видел отсюда привязанного в моторном отсеке ящера. Но раздавшийся под брюхом бронеката скрежет и удар сцепившихся между собой огромных шестерней подтвердил, что Физз меня расслышал. А все, что последовало вслед за ударом, стало для наших врагов неприятным сюрпризом. Вместо того чтобы пустить нам кровь, гвардейцы попадали с ног и с воплями покатились кубарем по палубе мимо нас, трюмного люка и мачты.
То же самое, по идее, должно было случиться с нами. Но, во-первых, мы были готовы к толчку и успели ухватиться за борт, а во-вторых, годы жизни на шаткой палубе бронеката – это о чем-то да говорит. И опыт наездников, способных сутки напролет проводить в седле галопирующего рапидо, здесь был для кабальеро не помощник. А рванувший с места «Гольфстрим» взметнул из-под колес шквал пыли и камней, щедро обдал ими окруживших нас гвардейцев и помчался вниз по склону, разгоняясь все быстрее и быстрее.
И это было только начало разразившегося затем вокруг нас кровавого хаоса…
Гвардейцы не сомневались, что мы схвачены, и потому без опаски разъезжали перед бронекатом, даже не подозревая, что он может внезапно взять и покатиться с горы. Сколько всадников вместе с лошадьми угодило под колеса, пока кабальеро не сообразили, что стряслось, и не пришпорили рапидо, убираясь с нашего пути? Если судить по испуганному конскому ржанию, жутким воплям и хрустяще-чавкающим звукам, жертв оказалось не меньше десятка. Мне было недосуг пялиться по сторонам, но я не мог не заметить, как колесные шипы моментально окрасились кровью и покрылись ошметками человеческой и конской плоти. Несколько секунд, и по количеству отнятых гвардейских душ я сравнялся, а может, даже превзошел Убби Сандаварга. Какая, право слово, чудовищная гримаса фортуны! Но куда деваться? Выбор невелик: или мы – их, или они – нас.
Носиться по наклонной палубе нам тоже было не впервой. Пока свалившиеся на нос буксира кабальеро подбирали оброненные шпаги и пистолеты, нам предстояло сделать кое-что важное, раз уж мы твердо решили не дать себя прикончить. Склон, по которому катился буксир, не изобиловал поворотами и серьезными препятствиями, поэтому неотлучное мое присутствие у штурвала не требовалось. Крикнув Гуго, чтобы он бежал к себе в отсек – боец из де Бодье был аховый, а вот переключить надсадно воющую коробку скоростей на повышенную передачу сейчас не помешало бы, – мы с Малабонитой метнулись к лебедке. Поднять трап следовало во что бы то ни стало. У кабальеро хватит ловкости вскочить по нему на борт даже верхом на лошадях. Что эти ублюдки и собирались вот-вот предпринять. Из учиненного нами хаоса и толкотни уже выделилось несколько всадников, чьи намерения прорваться на «Гольфстрим» были более чем очевидны.
Подъем сходней занимал примерно полминуты, и за это время один сноровистый гвардеец решил показать нам свое мастерство джигитовки. Когда трап закрылся всего на треть, этот кабальеро подвел под него своего рапидо, затем быстро взобрался на седло с ногами и, балансируя на галопирующем коне, ухватился за лебедочную цепь. После чего повис на ней, а конь помчался дальше без седока.
Ему оставалось лишь прошмыгнуть в сужающуюся щель между трапом и бортом и, выхватив шпагу, атаковать ближайшего противника. То есть меня. Однако не успел прыгун выпустить из пальцев цепь, как ему в лицо со всего маху врезался конец длинной штанги, лежащей доселе поблизости в штабеле запчастей. Вовремя завидев угрозу, Долорес схватила первое подвернувшееся ей под руку оружие и одним ударом вышибла кабальеро половину зубов. Тот сорвался с цепи и, кувыркаясь, полетел наземь. Где удача в последний миг все же улыбнулась акробату, чудом не дав ему угодить под колесо бронеката.
Трап поднялся, отрезав врагам путь на «Гольфстрим» и оставив нас наедине с четырьмя разъяренными гвардейцами. Они уже стояли на ногах и, стараясь удержать равновесие, начали взбираться вверх по наклонной палубе. Дотянуться до нас шпагами они еще не могли, а вот пристрелить из пистолетов – запросто. Так что даже неприцельные выстрелы кабальеро представляли для нас большую угрозу.
– Прячься, дура! – крикнул я Малабоните. Войдя в раж, она метнула в гвардейцев свое импровизированное копье и, ни в кого не попав, кинулась было к штабелю запчастей за новым. Однако я грубо схватил Долорес за руку и потянул в противоположную сторону – к мачте. Только за ней мы могли худо-бедно укрыться от выстрелов.
Я ожидал, что они посыплются на нас дождем, но в мачту ударила всего пара пуль, после чего Уртадо велел своим бойцам прекратить стрельбу.
– Бить только по цели! – криком предупредил он их, пока те не израсходовали впустую оставшиеся пули, коих у них в запасе было не так уж много. – Вперед, compaceros, прикончим этих мерзавцев, как приказал команданте!
– Вот паскудство! – выругался я, осторожно выглядывая из-за укрытия. Гвардейцы, попрятав пока шпаги в ножны и взяв пистолеты на изготовку, осторожно, шаг за шагом, шли в наступление. – Не подстрелят, так зарубят! Не эти, так те!
Я указал на скачущих за «Гольфстримом» всадников. Судя по грозному конскому топоту и вздымающемуся за нами шлейфу пыли, дон Риего-и-Ордас бросил в погоню всю свою армию. Хороший переполох мы учинили, слов нет.
– Надо открыть люк! – предложила Малабонита. – Глупо держать взаперти такое оружие, когда оно нам позарез необходимо.
– Да ты в своем уме, женщина?! – ужаснулся я. – Мы четыре дня заманивали это чудовище в трюм и едва не погибли, запирая его там! Как думаешь, кого оно сожрет первым, когда вырвется наружу: нас – предателей – или вон тех ни в чем не повинных перед ним парней?
– Тогда иди и бейся с гвардейцами сам, голыми руками, как истинный герой! – оскорбилась Долорес. – Раз брезгуешь советами женщины, значит, защищай ее и погибни, чтобы она тобой гордилась!
– Ишь чего удумала! Где ты тут, скажи на милость, нашла героя, а? Не было отродясь среди Проныр таких дураков и не будет!.. Ну ладно-ладно, твоя взяла! – сдался я под напором непреодолимых обстоятельств. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждал! – И, сложив ладони рупором, прокричал: – Сенатор! Как меня слышите?!
– Отлично слышу, мсье шкипер! – откликнулся тот из недосягаемого для стрелков моторного отсека. – Я на месте! Жду дальнейших приказов!
– Дайте схему «Три-четыре-три»! – распорядился я. – И поскорее, прошу вас!
– Будет исполнено, мсье! – заверил меня Гуго. – Схема «Три-четыре-три»! Один момент! Приготовьтесь!
Кабальеро тоже услышали это предупреждение и замерли на месте, пытаясь сообразить, что сейчас произойдет. Болваны! Им бы не торчать посреди палубы, хлопая глазами, а хвататься поскорее за борта, пока не поздно. Вот что значит не иметь опыта путешествий с перевозчиками! Любой, кто прошел с нами по хамадам хотя бы один рейс, накрепко усваивает, что обычно следует за подобными командами.
В данный момент бронекат слишком сильно разогнался на третьей скорости и не мог резко перейти на вторую. Вот почему я приказал механику дать ненадолго четвертую, чтобы последующее кратковременное торможение не повредило трансмиссию. Ну а зачем я решил так поступить, надеюсь, объяснять не надо.
Уртадо и его бойцы еще толком не оправились после первого падения, как Гуго устроил им второе, столь же малоприятное. Стотонный «Гольфстрим» дернулся, и четверка кабальеро, задрав ноги, снова покатилась туда, откуда только что пришла. А мы с Долорес выиграли несколько секунд, в течение которых могли делать свои дела, не опасаясь нарваться на пули.
Времени было крайне мало, и мы предпочли распорядиться им разумно. Поэтому рванули не к люку, а к ящику с запчастями. Долго копаться в нем не потребовалось – спрятанное туда капралом оружие северянина лежало сверху. Подняв щит, тоже весивший не меньше пуда, я закрыл им одновременно и себя и Долорес. Именно ей предстояло освобождать пленника, пока мы с братом Ярнскидом будем оберегать ее от выстрелов. А дабы Сандаваргу не пришлось потом бежать за кистенем, Малабонита прихватила его с собой и, намотав на руку цепь, с грохотом поволокла шипастое ядро по палубе.
Обремененные увесистой ношей, мы дотащились до входа в трюм, когда кабальеро вновь вскинули пистолеты и начали проверять наш щит на прочность. Я не особо переживал на сей счет, поскольку уже знал, что брат Ярнскид непроницаем для пуль. Они загремели по его выпуклой поверхности и отскочили рикошетом куда попало, не оставив на ней ни дыр, ни вмятин. Судя по количеству ударов, кабальеро истратили на нас все заряды и теперь могли полагаться только на свои шпаги. Я глянул в смотровую щель: так и есть. Уртадо со товарищи отбросили разряженные пистолеты и, разделившись по двое, шли в атаку вдоль бортов с явным нежеланием больше падать на палубу.
– Скорее, Моя Радость! – поторопил я Долорес. Она уже освободила люк от цепи и лома и сейчас вращала колесо запорного механизма. У меня в голове мелькнула мысль, что если Убби вдруг надумает помешать нам открыть крышку, мы окажемся в совершенно дурацком положении. А я, чего греха таить, на месте северянина так и поступил бы. Затем, чтобы жестоко наказать гнусных предателей, какими бы благими мотивами они там ни руководствовались.
На нашу удачу, Сандаварг не намеревался отсиживаться в трюме, поскольку давно рвался в драку. Едва замок, щелкнув, открылся, как крышка моментально распахнулась, причем уже без вмешательства Малабониты. Не успев отскочить, она была отброшена в сторону с легкостью, с какой я согнал бы со стола кошку. Я в этот момент следил за гвардейцами и когда, заслышав шум, обернулся, крепыш-коротыш уже стоял передо мной с такой свирепой физиономией, что наложи я при виде нее в штаны, даже для меня это было бы вполне простительно.
К счастью, наша новая встреча с Убби обошлась без подобных конфузов. Его и без того жуткий облик усугубляла свежая ссадина на лбу, которую он получил, вероятно, при резком старте «Гольфстрима». Кровь заливала северянину лицо и попадала в рот, но ему хотелось испить явно не своей крови, а моей. И он наверняка пустил бы ее, продлись наше противостояние чуть дольше. Но я быстро пришел в себя и, пока покинувший темницу узник щурился от яркого солнца, всучил ему в одну руку щит, а в другую – цепь, к которой был привязан брат Ярнклот. А затем бросился к Долорес, чтобы помочь ей подняться.
– Позже потолкуем! – не оборачиваясь, крикнул я Сандаваргу, слегка ошалелому от внезапной встречи со своими иностальными братьями. – А ты пока иди очисти палубу! Да поаккуратней маши гирей – здесь полным-полно сложных механизмов!..
– Хэйл, Эйнар, Бьорн и Родериг! Хэйл, Убби Сандаварг! Стой, где стоишь! Мое слово!..
Вот уж не думал, что обрадуюсь, когда снова заслышу этот безумный боевой клич. И хоть, по большому счету, радоваться нам пока было рано – или, что вероятнее, уже безнадежно поздно, – появление на палубе воюющего за нас профессионального головореза меня воодушевило. Да и появился он весьма своевременно. Спуск, по которому катился «Гольфстрим», заканчивался, и мне нужно было срочно бежать в рубку, к штурвалу. Только в постоянном движении заключалось сейчас наше спасение. Врежься неуправляемый бронекат во что-нибудь и остановись, Кавалькада накинется на нас, как стая гиен на охромевшего рогача.
Кабальеро разрядили наши баллестирады, но тяжелые ящики со снарядами так и остались лежать возле орудий. И теперь им тоже предстояло вступить в дело. Долорес неплохо обращалась и с «Плаксой», и со «Сморкачом», поэтому я мог отправить ее на любую боевую позицию. В настоящий момент место стрелка было на корме. Лишь оттуда, со стороны прицепа, мы продолжали оставаться уязвимыми.
Кавалькада неслась за нами лавой – кажется, так называется кавалерийский порядок, когда всадники пытаются охватить противника с флангов? – но, наученная горьким опытом, не приближалась вплотную к буксиру. Гвардейцы опасались угодить под колеса, если я внезапно крутану штурвал влево или вправо. И хоть у «Гольфстрима» вряд ли это получится – разогнавшаяся стотонная махина попросту не способна на такие виражи, – дон Риего-и-Ордас предпочитал не рисковать жизнями своих compaceros. Он и без того, поди, скрежетал сейчас зубами от ярости. Мыслимое ли дело: какие-то жалкие, трусливые перевозчики умудрились прикончить дюжину матерых солдат, в буквальном смысле перемолов их в фарш!
Высокие борта и огромные колеса надежно защищали нас от попыток вторжения, подобного тому, какое предпринял неудачливый акробат-кабальеро. Впрочем, эти лихие ребята могли запросто взобраться на трейлер прямо на скаку. А с трейлера по сцепке можно было перелезть и на бронекат. Обычно так поступали те глупые и самоуверенные грабители, о которых я недавно упоминал. Это же наверняка планировали сделать и гвардейцы, приблизившиеся к заднему борту прицепа. Однако не верилось, что кабальеро способны угодить впросак, словно неопытные любители легкой наживы. Судя по их уверенности, они знали, как им защититься от наших баллестирад. Я разгадать их хитрость пока не мог, и это меня здорово тревожило.
Нажав на взводную педаль, Малабонита отработанным движением натянула тетиву на кормовой «Плаксе», зарядила ее и разложила еще пару десятков болтов на лотке их автоматической подачи. После чего, нервно поджав губы, стала ждать, когда на крыше трейлера появится первая цель. Расстреливать скачущих по обе стороны буксира всадников было непрактично, пусть они и находились в пределах досягаемости «Плаксы». Тратить снаряды следовало лишь на тех кабальеро, которые представляли для нас явную угрозу и приближались на расстояние прямого выстрела. Конечно, мы не забыли пополнить в Аркис-Сантьяго комплект болтов, но кабы я знал, что спустя неделю за нами будет гнаться Кавалькада, то закупил бы столько боеприпасов, что на бронекате не осталось бы свободного места.
Между тем вновь вдохнувший воздух свободы Убби взялся за очистку «Гольфстрима» от кабальеро со всем присущим ему энтузиазмом. В отличие от Гуго и Долорес, со шкиперского мостика я превосходно видел все, что творится на носу буксира. Склон, по которому мы мчались, становился положе, и палуба начала понемногу выравниваться. И чем больше она выравнивалась, тем все увереннее ощущали себя гвардейцы. Вдобавок к шпагам в свободных руках у них появились кинжалы-даги – трехгранные, с мощной крестовиной и пригодные как для защиты, так и для внезапной контратаки. С помощью даг фехтовальщики увеличивали свои шансы нанести противнику смертельный удар, когда северянин повернется к ним незащищенным боком. В качестве же защиты от кистеня у них имелись их быстрые ноги и отменная реакция. Хватит ли им этого для победы? Что ж, поживем – увидим. Или, вернее, подеремся – оценим.
Я подумал, что Сандаварг вступит в бой так же, как у Нэрского Столпа: накинется на кабальеро и, ошеломив тех своим натиском, начнет гонять их от борта к борту, не позволяя скоординировать атаку. Но на сей раз северянин повел себя не в пример сдержаннее. Он прикрылся щитом и укоротил цепь кистеня так, что теперь он едва доставал до палубы. Вряд ли Убби внял моей просьбе поберечь от брата Ярнклота бортовое оборудование. Скорее всего, крепыш-коротыш избрал для боя в замкнутом пространстве иную, более осторожную и расчетливую тактику. В тесноте количественное превосходство противников было для Сандаварга на порядок опаснее, нежели столкнись он с ними на открытой пустоши.
Впрочем, уже после их первого столкновения численность гвардейцев сократилась наполовину. Я поглядывал на замершего в ожидании северянина и гадал, почему он не раскручивает свое ядро. Ведь для нанесения удара кистенем даже такому мастеру, как Убби, нужно некоторое время. Вот и кабальеро не зевали, решив взять инициативу и напасть на осторожничающего противника. Сначала по одному бойцу из каждой пары выступили на середину палубы, отрезая Сандаваргу пути для маневров. И когда его внимание переключилось на движущихся врагов, Уртадо и оставшийся у противоположного борта гвардеец накинулись на Убби сразу с двух сторон.
Однако не успели они сделать и шагу, как тот тоже сорвался с места и метнулся влево, навстречу капралу. Оба нацеленных в бок северянину клинка Уртадо скользнули по щиту, которым Сандаварг затем толкнул его в плечо и отбросил назад. Удар был сильным, и все же капрал устоял на ногах, но благодаря не собственной ловкости, а борту, в какой он врезался спиной.
Чтобы настичь Сандаварга, второму атакующему его кабальеро пришлось сделать несколько лишних шагов. Он спешил, поскольку теперь вместо вражеского бока видел открытую, прямо-таки подставленную под удар спину. Зациклившись на ней, он упустил из виду кистень, свободно висящий у противника на запястье и вроде бы не представляющий в данный момент угрозы. Но думать так было очень ошибочно. Полуобернувшись, Убби резко дернул за цепь, а потом пихнул подлетевшее в воздух ядро ладонью в направлении бегущего на него гвардейца. Ни дать ни взять большой ребенок, забавляющийся пудовым йо-йо!
Не будь на кабальеро доспехов, стукнувший его шипастый шар точно проломил бы ему грудину. Кираса из шкуры змея-колосса спасла гвардейца от увечья, что было, в общем-то, последним везением в его жизни. Ошарашенный внезапным выпадом Сандаварга, он отшатнулся и хотел было кинуться в повторную атаку. Но опоздал: отскочивший от его панциря кистень без остановки описал в воздухе окружность и, набрав разгон, заехал кабальеро по голове. Усиленная изнутри иностальными вставками, его шляпа могла выдержать рубящий удар саблей, но для защиты от такого оружия прочности ей, увы, недоставало.
Хруп!..
Интересно, сколько раз в жизни Сандаваргу доводилось слышать этот омерзительный звук? Звук проломленных им черепов и свернутых шей…
Прикончивший гвардейца кистень вновь взмыл вверх и, направленный тяжелой дланью Убби, обрушился на капрала. Отброшенный к борту, он уже вновь твердо встал на ноги и, завидев опасность, попытался увернуться. Что ему почти удалось, и кабы не кинувшиеся на подмогу Уртадо compaceros, он наверняка избежал бы встречи с братом Ярнклотом.
Оказать медвежью услугу – так мой покойный папаша называл подобную «помощь», хотя он, как и я, смутно представлял себе вымершего зверя, о котором наши предки сложили эту присказку. Двое еще не ввязавшихся в бой кабальеро ринулись на Сандаварга, едва поняли, что их отвлекающая уловка не сработала. Однако в этот момент уклоняющийся капрал метнулся им навстречу и с ходу натолкнулся на ближайшего соратника. Чтобы уйти из-под удара кистеня, Уртадо оставалось сделать всего шаг. Но этого не произошло, и брат Ярнклот долбанул замешкавшегося гвардейца вскользь по затылку. Учитывая вес ядра и силу, с которой оно летело, даже такого касательного удара хватило, чтобы вышибить из капрала дух…
Многокилометровый уклон наконец-то закончился, и мы вновь очутились в хитросплетении скальных лабиринтов. «Гольфстрим» набрал рискованную скорость, поэтому мне потребовалась максимальная концентрация, чтобы успевать и сверяться с картой, и крутить штурвал. Кавалькада не отставала, разве что из-за узких ущелий всадникам пришлось перестроиться, и теперь они двигались позади нас. Гнаться за нами по параллельным ущельям кабальеро не хотели. Знали, мерзавцы, что я буду из кожи вон лезть, дабы не заехать в тупик, а значит, выбранный мной курс однозначно окажется лучше, нежели любой другой.
– Лезут! – прокричала мне с кормы Долорес. – Святой Фидель Гаванский, да сколько же их там?!
Я обернулся и убедился, что мои худшие прогнозы оправдались. Да, помощь святого Фиделя Гаванского или богини всех перевозчиков Авось нам сейчас и впрямь не помешает. Десятка два соскочивших с коней гвардейцев облепили задний борт прицепа как личинки мух – дохлую змею. Несколько кабальеро с пистолетами и винтовками в руках уже выползали на крышу, опасаясь подниматься в полный рост, поскольку видели нацеленную на них баллестираду.
Что они удумали, хотелось бы знать? Обстрелять нас пулями? Но Долорес надежно укрыта щитком «Плаксы», а попасть в меня из пневматического оружия, находясь на болтающемся из стороны в сторону трейлере, крайне сложно. Скорее Малабонита хорошенько прицелится и перебьет этих горе-стрелков, прежде чем они прикроют своих прорывающихся к сцепке товарищей.
Хотя погодите-ка! Если слухи не лгут, духовое оружие Кавалькады способно стрелять не только пулями, но и адскими дротиками, которые в мире изготовляют от силы два или три умельца. Те самые бесшабашные умельцы, кто еще не лишился рук, рискуя работать с оружейными технологиями Старого Мира…
– Уходи оттуда! – весь исполненный дурных предчувствий, крикнул я припавшей к прицелу «Плаксы» Долорес. – Прыгай в моторный отсек! Быстро! Это приказ!..
Прежде чем жениться на своенравной дочурке алькальда Сесара и впустить ее на борт «Гольфстрима», я провел с ней воспитательную беседу насчет того, чем будут отличаться обычные просьбы ее мужа от его же шкиперских приказов. К моему удивлению, второго, более сурового разговора на эту тему у нас со строптивицей не состоялось. Она раз и навсегда усвоила доселе чуждые для нее принципы субординации. Единственное, что позволяла себе Долорес, получая от меня приказы, это ворчание или язвительный комментарий. Но только не задержку или, того хуже, невыполнение команд своего шкипера.
Вот и сейчас она прокричала мне в ответ какую-то грубость, однако спустя пять секунд уже находилась там, куда я ее отправил, – в моторном отсеке. Да, возможно, я преувеличивал и оружие осаждающих прицеп кабальеро не стреляло метафламмом. Но каждая собака в Атлантике знает: когда есть даже малейшая опасность «би-джи», лучше трижды перестраховаться.
Опасаясь, в свою очередь, угодить под наши снаряды, гвардейцы не стали мешкать и открыли стрельбу сразу, как только выбрались на крышу трейлера. После чего я в который раз за сегодня удостоверился: перешедшая мне по наследству хваленая интуиция Проныр – штука крайне полезная и незаменимая. Одно плохо – она неспособна предугадывать беды далеко наперед. Вот тогда ей действительно цены бы не было, а так…
Пожалуй, впервые в истории «Гольфстрима» по нему стреляли огнем. Я подозревал, что заряженные «би-джи» дротики обладают малым радиусом поражения; кабальеро, безусловно, отважные ребята, но не до такой степени, чтобы превращать себя в потенциальных смертников. Впрочем, беря во внимание, сколько врагов засело на прицепе, даже один их залп мог причинить нам уйму проблем. Поэтому можете себе представить, как екнуло у меня сердце, когда я расслышал хлопки первых выстрелов.
Вначале, как и ожидалось, гвардейцы обстреляли дротиками кормовую баллестираду. И она, и щиток были целиком сделаны из столпового металла, так что разрушить орудие метафламм был не в состоянии. Даже порвать на «Плаксе» тетиву, и ту не мог. Я не скупился, когда речь шла о модернизации палубного вооружения, и потому использовал в качестве тетивы только дорогущие иностальные тросы, а не дешевую ненадежную пеньку. А вот находись сейчас Малабонита на своем боевом посту, боюсь, ей сильно не поздоровилось бы. И это в лучшем случае.
Сразу три или четыре черных всполоха слились в один перед щитком баллестирады и прорвались в смотровую щель тысячами смертоносных нитей метафламма. Они же проникли и в прочие, не столь крупные щели и отверстия, какие еще имелись в зоне их поражения. Пара дротиков перелетела через борт и ударилась о палубу рядом с ведущей на мостик лестницей. Эти снаряды упали вдали друг от друга, что позволило мне оценить, насколько опасны они по отдельности. Два «би-джи» клубка диаметром около метра мгновенно распустились и тут же взялись медленно таять, оставляя после себя в деревянноя настиле палубы усыпанные щепой бреши.
Что ж, теперь все понятно. Начиненного в дротики, воспламеняющегося от удара вещества было всего ничего – ровно столько, чтобы при случайном его взрыве пострадало по возможности меньше солдат. Мне доводилось видеть, как загорается порой в хамаде пересохший на жарком солнце, разный мелкий мусор. Черный всполох от гвардейского дротика был подобен тому, какой образуется вокруг вспыхнувшего клочка бумаги величиной с ноготь. Это было не столь серьезно, как я боялся, но и не настолько безопасно, чтобы сохранять при такой «би-джи»-атаке невозмутимость.
Убедившись, что обстрелянная метафламмом баллестирада молчит, гвардейцы приободрились, поднялись на ноги и, пригнувшись, двинули к сцепке. Предугадать их следующую цель было легко. С переднего края трейлерной крыши они смогут достать своими дротиками до рубки, которая вовсе не имела защиты от «би-джи». Залети парочка таких снарядов в окна, и мне конец. А слиняй я с мостика, конец придет всем нам. Узкие извилистые проходы, по каким мы мчимся, не позволяют отойти от штурвала даже на несколько секунд. И как бы ни дорожил я собственной шкурой, мне требовалось собрать в кулак волю и оставаться на посту.
Уповать на то, что стрелки дружно промахнутся, было бы верхом оптимизма… или, вернее, банального идиотизма. Мне предстояло спасаться самому, и при помощи моего единственного на данный момент оружия – штурвала.
– Хэйл, Иван и оба Еремея! – злорадно процедил я сквозь зубы, подражая ублюдку Убби. Жаль, что мои предки не удосужились выдумать для себя и потомков боевой клич, а иначе мне не пришлось бы обращаться сейчас к творческому наследию клана Сандаваргов. – Хэйл, Проныра Третий! Стой, где стоишь! Мое слово!
И, вывернув штурвал вправо, подвел «Гольфстрим» вплотную к стене ущелья. Веками откалывающиеся от нее куски породы лежали у подножия отвесных склонов окаймляющей их осыпью. Этаким естественным плинтусом, состоящим в основном из раскрошившихся от ветра и солнца камней. Но зачастую здесь попадались и довольно крупные обломки скал, способные выдержать даже удар колеса бронеката. В обычные дни я не наезжал на них и на подобные осыпи, дабы не подвергать буксир излишней встряске и крену. Однако сегодня выдался совершенно особенный день, и уж коли все у нас с утра пошло наперекосяк, значит, придется и дальше идти вразрез с собственными принципами. В том числе с теми, которые раньше казались мне незыблемыми.
В отличие от боевого клича Сандаварга мой приказ гвардейцам стоять там, где они стоят, прозвучал не как угроза, а как издевательство. А вы устояли бы на ногах, когда пол под вами сначала внезапно накренился, а потом подпрыгнул вверх на полметра? Именно это и случилось с трейлером, который я загнал на глыбистую осыпь. Почти все штурмующие прицеп кабальеро уже взобрались на крышу, а особо ретивые подбегали к ее переднему краю с пистолетами на изготовку. Многие гвардейцы смекнули, что вот-вот произойдет, когда я направил «Гольфстрим» к стене ущелья. Однако мало кто из них успел подготовиться к моему контрудару и удержался на трейлере. Остальные же посыпались с него будто шелуха от арахиса, которую каждый вечер стряхивает со своего одеяла Гуго – большой любитель полакомиться перед сном орехами.
Несколько противников все же успели разрядить по мне свое оружие, правда, меткостью при этом никто из них уже не блеснул. Большинство дротиков вообще не попало в бронекат, распылив метафламмом камни на склонах. Остальные выстрелы вновь ударили в задний борт, и лишь один из них угодил в палубу, аккурат между уже пробитыми в настиле брешами. Просто удивительно, как при этом гвардейцы не перестреляли друг друга, чем они, несомненно, доставили бы мне немало радости.
Долго ехать в таком наклонном положении было нельзя. Буксир терял скорость, да и я с трудом управлял им, раскорячившись на накренившейся палубе. И потому после устроенной мной встряски я вывернул штурвал обратно, съехал с осыпи и вернулся на прежний курс. И лишь когда мои ноги вновь уверенно встали на мостик, я оглянулся и оценил нанесенный врагу урон.
Он был не слишком сокрушительным, но проблема «би-джи», к счастью, больше нам не угрожала. Не упавшим с трейлера восьми кабальеро пришлось побросать пистолеты, чтобы срочно ухватиться за низкий поручень, идущий по краю крыши. Насколько повезло гвардейцам, которые этого не сделали, неизвестно. Но падение на камни вниз головой, трейлерные колеса и копыта скачущей следом за нами Кавалькады оставляли мало шансов уцелеть. Пожалуй, даже еще меньше, чем этих же шансов было сейчас у нас…
Наскоро пересчитав зацепившихся за крышу прицепа «везунчиков», я глянул на северянина, все еще бьющегося с группой капрала Уртадо. Глянул и увидел, что своими виражами я круто изменил течение их жаркой схватки. Каким бы проворным ни был Убби, а удержаться на ногах при резком крене бронеката и последующей встряске он не сумел. Как, впрочем, и двое его противников, коим еще не довелось познакомиться с братом Ярнклотом. Приемы, которыми Сандаварг и кабальеро хотели друг друга сразить, закончились тем, что все трое попросту скатились к левому борту. После чего их фехтование переросло в обычную потасовку, в которой уже не было прежней красоты и виртуозности.
Увлекаемый своим тяжелым вооружением, крепыш-коротыш очутился у борта раньше кабальеро. Которые, однако, в отличие от Убби, уже имели кое-какой опыт, поскольку кувыркались по палубе не в первый раз. Это позволило им еще в падении развернуться так, что, когда они подкатились к Сандаваргу, шпага каждого из них была выставлена вперед, словно рог антилопы-единорога.
Убби стукнулся затылком об обшивку, но это не выбило его из равновесия. Он не пролежал у борта ни секунды. Стукнулся и тут же вскочил, стремясь оказаться на ногах раньше врагов и напасть на них первым. Но северянин просчитался. Клинки гвардейцев уже были нацелены на него, а он еще не подобрал щит.
Сандаварг едва успел отразить цепью кистеня один удар и почти увернулся от второго, но нанесший его гвардеец все-таки достал шпагой отшатнувшегося противника. Правда, укол пришелся ему не в бок, куда изначально метился кабальеро, а в то место, на каком ни один уважающий себя воин не желает заполучить шрам. И немудрено: ведь гордиться им придется разве что перед самим собой и втайне ото всех.
Убби, конечно, подфартило. Пропущенный им удар мог угодить выше и запросто его прикончить. Однако крепыш-коротыш все равно не обрадовался своему везению. Его и без того красное лицо побагровело еще больше, когда он ощутил у себя в правой ягодице острие вражьего клинка. Взревев не столько от боли, сколько от обиды, Убби, похоже, напрочь позабыл и о щите и о кистене и набросился на обидчика словно раненый лев. Унизивший его гвардеец выдернул шпагу, но для повторного, более точного удара времени ему уже не хватило. Северянин развернулся к лежащему у борта противнику и, перехватив ему предплечье, сначала заехал кабальеро босой пяткой по лицу, а потом резко вывернул тому руку.
За грохотом колес и конским топотом я не расслышал хруст сломанной кости. Но увидел, как рука гвардейца согнулась под таким углом, под каким человеческие руки не способны сгибаться в принципе. Крик боли, который издал кабальеро, тоже не достиг моих ушей – ему было не под силу перекричать рев разъяренного Сандаварга. А он, обезоружив калеку, не стал сразу добивать его, пусть даже Убби не терпелось с ним расквитаться. Вместо этого северянин предпочел разобраться с более опасным врагом, который, выставив перед собой шпагу и дагу, поспешно поднимался с палубы.
Он успел встать лишь на одно колено, когда Убби, молниеносно скинув с запястья намотанную на него цепь, одним броском захлестнул ею противнику сразу обе руки. Ее звенья тут же зацепились за крестовины шпаги и даги. Гвардеец рванулся, силясь высвободить оружие, но, пока он дергался, Сандаварг крутанул цепь еще дважды и еще крепче опутал ею врага.
Кабальеро угодил впросак и бросился на Убби, стараясь не дать тому укоротить свой «поводок». Но было слишком поздно. Припадающий на раненую ногу северянин уже держал пленника под контролем. И держал столь же надежно, как до этого он контролировал брата Ярнклота, который находился сейчас на противоположном конце цепи.
Чтобы отразить оба клинка, Сандаваргу стоило лишь стегануть цепью вбок и сбить таким образом вражескую атаку. После чего изловить споткнувшегося гвардейца за шею и свернуть ее одним мощным рывком. А напоследок проделать то же самое с последним живым гвардейцем. Которому, правда, пришлось перед этим сломать и вторую руку, потому что зажатая в ней дага мешала краснокожему дотянуться до горла своего обидчика…
Не считая полученного Убби легкого, но досадного ранения, тот вновь показал себя на высоте. Чему он не преминул громогласно порадоваться. Мне же радоваться было еще рановато: восемь удержавшихся на трейлере кабальеро не оставляли решимости перебраться по сцепке на буксир. Поэтому я крикнул прячущейся в моторном отсеке Малабоните, чтобы она вернулась к «Плаксе» и поскорее предотвратила это вторжение.
Когда гвардейцы узрели вновь нацеленную на них баллестираду, отступать им было слишком поздно. Трое из восьми захватчиков уже перебрались на сцепное устройство и теперь пытались устоять на его распорках, дабы не навернуться под колеса. Еще один смельчак спускался к товарищам по передней стенке трейлера. Четверо сидящих на крыше кабальеро первыми заметили возвращение Долорес и тут же предупредительно загалдели. Предупредительно и испуганно: еще бы, ведь они полагали, что наш бортстрелок угодил под «би-джи» и давно мертв!
«Воскресшая» Малабонита вмиг развеяла это их фатальное заблуждение. Дорвавшись до орудия, она выплеснула всю свою накопившуюся за день ярость на этих отважных, но ненавистных нам парней. Первым делом дочь алькальда Сесара выпустила пару болтов по тем врагам, которые еще не покинули прицеп. И когда половина из этой четверки была перебита, а оставшиеся захватчики попадали ниц и отползли от края крыши, Долорес переключилась на тех врагов, которым скрыться от ее гнева было намного сложнее.
В свое время я истратил уйму снарядов, чтобы научить Малабониту стрелять из палубных орудий. И не зря. В том, как она управлялась с баллестирадами, было нечто поэтичное или даже эротичное. Вот она уверенно наводит «Плаксу» на цель, ненадолго припадает к прицелу и плавно отжимает спусковую скобу. Затем, проследив, насколько удачным выдалось попадание, быстро давит на зарядную педаль и проверяет, ровно ли ложится болт под натягивающуюся тетиву. А когда процесс завершен – отсоединяет натяжитель от храповика, чтобы повторить весь этот цикл сначала. Повторить четко, быстро, но без суеты. Ни единого лишнего движения, никаких сомнений…
Глядя в такие моменты на упоенную охотой Долорес, я чувствовал, что попросту начинаю ревновать ее к «Плаксе» или «Сморкачу». Слишком уж много страсти моя малышка отдавала своим смертоносным игрушкам. И пусть мне тоже было грех жаловаться на недостаток ее любви, все равно меня это немного коробило.
Впрочем, сегодня я был далек от подобных мыслей. Лишь отметил, что рука Малабониты не дрогнула и она отлично справилась с нетипичной для себя задачей: расстрелом прислужников Владычицы Льдов.
Пока они не прорвались в мертвую зону кормового орудия, наша Богиня Смерти сначала прикончила того кабальеро, который шел по сцепке первым. Кожаный панцирь не смог защитить его от выпущенного с короткого расстояния метрового болта «Плаксы». Тот пробил гвардейца навылет и угодил в бедро идущему следом compacero, практически оторвав ему ногу. Оба захватчика, обливаясь кровью, тут же упали со своей переправы в просвет между буксиром и трейлером. А Долорес хладнокровно перезарядила баллестираду и без колебаний выстрелила в следующего противника.
Он также не ушел от верной гибели и повис мертвым на одной из распорок. Зато его оставшийся в одиночестве товарищ не стал дожидаться, когда его тоже продырявят насквозь, и сумел-таки отыскать выход из, казалось бы, безнадежного положения.
Последний захватчик не придумал ничего лучше, как сигануть в тот же просвет, куда только что упали два пронзенных одним болтом кабальеро. При хорошей сноровке и наличии везения выжить после такого прыжка было можно. Конечно, не без травм и кучи ушибов, но тем не менее. Дорожный просвет трейлера был большим, как у бронеката. И если гвардеец подожмет в падении ноги и приземлится сразу на корточки, прицеп проедет над ним, не задев его ни днищем, ни мостами. Сам я, правда, таким трюкачеством не занимался и наяву его не наблюдал. Но, судя по шкиперским байкам, кое-кому из получивших отпор бандитов удавалось удрать с буксиров этим рискованным способом.
Спрыгнувший со сцепки кабальеро не догадался поджать ноги. О том, что случилось с ним дальше, думаю, можно не рассказывать…
Двоим уцелевшим под обстрелом гвардейцам пришлось отступить и уползать обратно по крыше несолоно хлебавши. Они покинули трейлер тем же путем, каким на него попали, и вернулись в седла своих рапидо, придержанных скачущими следом compaceros. Вошедшая в азарт Малабонита выпустила по ним оставшиеся на лотке болты, но больше ни в кого не попала. Удравшие кабальеро сразу сбавили скорость и растворились в окутанной пылью массе прочих всадников, благоразумно предпочитающих преследовать нас на расстоянии.
Предпринятая доном Риего-и-Ордасом попытка захватить «Гольфстрим» не увенчалась успехом. Вот только нас это слабо утешало. Возможно, атаковать бронекаты на ходу гончие псы Владычицы и не горазды, зато в многодневной изнурительной травле им в Атлантике равных нет. Скорость, с которой двигался буксир, была для стремительной Кавалькады почти что прогулочной. Это означало одно: пока я, обливаясь потом и изнывая от усталости, маневрирую на предельной скорости в скальных лабиринтах, сидящие у нас на хвосте кабальеро будут позевывать от скуки и даже смогут позволить себе кратковременные передышки. И когда я свалюсь от изнеможения, поскольку заменить меня у штурвала некому, бодрые и полные сил гвардейцы вновь накинутся на нас, словно хищники. И тогда-то они, будьте уверены, уж нипочем не опростоволосятся.
Не хотелось себе в этом признаваться, но наша победа была, увы, не сладостной, а горькой. Мы не спасли свои жизни, а лишь продлили собственную предсмертную агонию, которая грозила растянуться еще как минимум на сутки. И то если мне невероятно повезет провести «Гольфстрим» ночью по отрогам Хребта, в чем я очень и очень сомневался.
Однако все эти беды грозили обрушиться на нас позже. А в данную минуту мне следовало бояться иной напасти. Той самой, которая, помахивая окровавленным кистенем, хромала сейчас к мостику и таращилась на меня откровенно недружелюбным взором. И что хуже всего – эта ненависть была справедливо заслужена мной до последней капли…