Глава 20
– Проклятье! Похоже, это теперь надолго затянется, – поморщился я, пронаблюдав, сколько времени тратят табуиты на разгрузку одного контейнера. А их, если вы вдруг запамятовали, на борту «Гольфстрима» наличествовало аж три десятка. – Управились бы до завтра, и то хорошо.
– Херьмо рапота! – согласился со мной греющийся на солнце Физз. – Хрупкий тофар! Берешнее, сухины тети! Берешнее! Не кантофать! Хрус не састрахофан!..
Впрочем, присланная к нам со станции бригада грузчиков не слышала из-за грохота советы хвостатого консультанта. Да они табуитам и не требовались, ибо те знали о грузе куда больше нашего. И кантовали трехтонные ящики при помощи домкратов, не беспокоясь о том, что с их содержимым что-то случится.
Ситуацию осложняло отсутствие на станции разгрузочного оборудования для такого тяжелого и крупногабаритного товара. Вышедший на эту работу, наверное, весь свободный от службы персонал «Инфинито» обходился лишь при помощи подручного инструмента: домкратов, ломов, веревок и обрезков труб. Последние подкладывались под днища ящиков, дабы те легче волочились по палубе, трапу и разгрузочной площадке.
Супремо-селадор Кэрью рассказал нам, что на вчерашнем заседании капитула прозвучала мысль, что если оперативно спрятать наследие Макферсона внутри станции, возможно, это собьет со следа вактов. Каким бы острым чутьем они ни обладали, им будет сложно унюхать контейнеры сквозь герметичные купола и в чужеродной для псов Вседержителей атмосфере. Ведь не находили же они раньше эти ящики, пока одна из тварей случайно не очутилась от них на близком расстоянии?
Так оно на самом деле или нет, можно было проверить лишь одним способом. Но в целом идея выглядела здравой. И потому табуиты спешили сейчас как могли, работая посменно и почти без передышек.
Прежде чем укрыть громоздкий груз в «Инфинито», его следовало протащить через иногазовый затвор, чья пропускная способность также оставляла желать лучшего. Как именно функционировал шлюз, мы не видели. Но, судя по скорости, с какой проходил через него первый контейнер, становилось понятно: затвор и станет главным тормозом в этой работе. Разгрузочная площадка была тесной и тоже не приспособленной для больших партий товара. Она могла вместить в себя лишь четыре наших ящика. Из чего следовало, что мы будем стоять под разгрузкой, пока через шлюз не пройдут двадцать шесть контейнеров. А случится это, если хозяева не найдут способ ускорить ее процесс, где-то за полночь.
Я посмотрел на часы: полдень… Ну что ж, так тому и быть. Мы свою задачу выполнили: прибыли на место, и теперь от нас уже ничего не зависит. Зато у меня и экипажа будет время засвидетельствовать свое почтение гранд-селадору Тамбурини, который, помнится, обещал поприсутствовать на разгрузке и прогуляться вокруг «Инфинито». А то когда еще выпадет шанс взглянуть на чудо и прикоснуться к стенам великой святыни. Причем реальной святыни, имеющей огромное значение для человечества, а не надуманной, вроде храма Семи Ангелов, единственная ценность коего – камни и иностальные балки, из которых он сложен.
Оставив нас наблюдать за разгрузкой, Кэрью удалился на доклад, заметив перед этим, что если у Тамбурини нет сейчас срочных дел, то генерал капитула непременно к нам выйдет. Но минул час, а ни он, ни сам супремо-селадор так и не появились. Дабы не торчать на палубе и не слушать грохот, мы всей командой сошли на землю. И, рассевшись на камнях неподалеку от «Гольфстрима», продолжили разглядывать храм Чистого Пламени, обмениваясь впечатлениями и от всего увиденного, и от недавнего рассказа Кэрью.
Только эти впечатления и не позволяли мне впасть в апатию, что обычно охватывала меня, когда я достигал очередной цели и еще не выбрал себе следующую. Та самая блаженная ленивая апатия, о какой я мечтал как о награде в изнурительных рейсах. И какая начинала нервировать меня уже на третий день бесцельного, а значит, не приносящего мне прибыли времяпрепровождения.
Все мои бывшие «оседлые» жены, у которых я редко задерживался больше чем на неделю, называли меня работоголиком. И поскольку они, живя в разных концах света, не могли сговориться между собой в такой моей оценке, стало быть, это была чистейшая правда. И то, что сегодня я был рад работать даже за полцены, только бы не забиваться в нору и не сидеть без дела (трофейные запасы Кавалькады позволяли мне и Малабоните с чистой совестью отправиться в долгосрочный отпуск), лишний раз подтверждало этот мой диагноз…
– Господа перевозчики! Прошу прощения, господа перевозчики! – неожиданно окликнул нас табуит, что стоял на посту у грузового шлюза. – Супремо-селадор Кэрью просит вас срочно пройти ко второму входу в главный корпус! Этот вход, если вы не в курсе, находится на южной стороне большого купола!
Махнув монаху в знак благодарности, мы оторвали задницы от камней и пошагали в указанном направлении. Физза, правда, пришлось оставить, поскольку его на встречу с Тамбурини явно не приглашали. На что ящер вовсе не оскорбился. Все равно он не любил дневные прогулки, предпочитая им сладкую дрему на ярком солнышке.
У входа в главный купол нас ожидал очередной приятный сюрприз. Гранд-селадор не вышел нам навстречу, а, наоборот, приглашал нас войти внутрь «Инфинито». На что мы, признаться, не возлагали до этого особых надежд, ибо не являлись членами ордена Табуитов. Для нас было честью уже то, что мы въехали в Червоточину и просто осмотрели храм Чистого Пламени снаружи. Мечтать о большем нам не позволяло элементарное здравомыслие. Как оказалось, зря не позволяло. Тамбурини был сегодня настолько добр, что явил нам даже такую милость.
Больше всех радовался, естественно, Сандаварг. Столь одухотворенное лицо, с каким он шагнул вместе с нами в шлюз, раньше на моей памяти бывало у северянина лишь тогда, когда он готовился ввязаться в драку. Под сводами храма, куда мы вступали как гости, никакого мордобоя не намечалось. Но глаза у Убби все равно возбужденно сверкали. Казалось, он вот-вот разразится своим боевым кличем и пойдет колошматить всех, кто подвернется ему под горячую руку, невзирая на чины и звания.
Нет, не пошел. И даже не хлопнул от избытка чувств по плечу мне или Гуго, хотя было заметно, что краснокожего аж распирает от желания стукнуть кого-нибудь на радостях. Но как бы то ни было, Убби сумел проникнуться значимостью момента и обуздал свои низменные порывы. Более того, он даже ни разу не чертыхнулся, что было для этого грубияна и вовсе немыслимо.
Описывать ритуал вхождения в «Инфинито» как некое торжество было бы глупо, поскольку ничем подобным он и не пах. А пах он обычным иногазом – так, как пахнут ветры, дующие со стороны погашенных Вседержителями вулканов. Так же пахло из пасти вакта, который едва не порвал меня на коралловой «терке» и которого затем подстрелила из лука Малабонита. Холодный горьковатый запах, который вкупе с замкнутым пространством шлюза и принудительностью процедуры раздражал меня больше обычного. Папаша еще в детстве настрого наказал мне не приближаться к вулканам и заполняющим их кратера озерам. И потому неудивительно, что пока табуиты подвергали нас иногазовой обработке, мой инстинкт самосохранения настойчиво этому протестовал.
Шлюзовый коридор разделялся герметичными заслонками на три камеры, и в каждой из них нас продержали около пяти минут. Судя по длительности процедуры, на которую наверняка расходовалась драгоценная энергия, обитатели станции не бегали наружу и обратно когда им это в голову взбредет, а выбирались из-под куполов лишь по уважительным причинам. Поскольку нам не выдали дыхательных масок, стало понятно, что концентрация иногаза в камерах безвредна для здоровья. Однако слишком частый контакт с летучим инопланетным веществом вряд ли мог принести человеку пользу, что также вынуждало хозяев «Инфинито» не покидать свою обитель без особой надобности.
Слезящиеся глаза и перхота в горле – вот и все негативные последствия, какие мы ощутили, выйдя из шлюза под главный купол храма. Хотя вряд ли кто-то из нас обращал сейчас внимание на эти мелкие неудобства. Гораздо интереснее было прислушиваться к иным собственным ощущениям. Ранее неизведанным и оттого вызывающим в равной степени и любопытство, и опаску.
Дышалось под куполом иначе, чем снаружи. Изобилие растений, что были рассажены повсюду, даже под сводами, на подвесных карнизах, делало воздух похожим на тот, каким он обычно бывает после дождя – редкого и оттого хорошо запоминающегося нынче явления. Но не только избыток влажности и кислорода отличал атмосферу внешнего мира от атмосферы «Инфинито». Было в ней нечто такое, отчего, несмотря на легкость, какую я здесь ощущал, меня терзал также подсознательный страх. Мне казалось, что с непривычки я вот-вот начну задыхаться. И за те четверть часа, пока меня выведут наружу, успею задохнуться насмерть. Малабонита и Гуго тоже то и дело озирались на оставшийся позади шлюз, а значит, их обуревал аналогичный страх. Из нас четверых лишь Сандаварг не выказал в эту минуту признаков паники, а, поводив ладонью перед собой, словно бы разгоняя невидимую нам пыль, осведомился:
– Вы тоже чуете, что в воздухе чего-то не хватает, или я один так думаю? Все равно что жуешь хлебную пасту без соли. Вроде бы жрать можно и желудок доволен, а приятного мало.
– А по-моему, здесь не только всего хватает, но и присутствует что-то лишнее, – не согласилась с ним Долорес. – По крайней мере, мне именно так кажется. Воздух как будто… живой, что ли? Напоминает стаю мелких прозрачных мошек, которые не кусают, а просто летают без остановки туда-сюда, вверх-вниз… А при каждом вдохе они набиваются мне в легкие и продолжают летать там. Не скажу, что это приятно, но отвращения тоже не вызывает.
– Какой интересный разброс мнений, – заметил де Бодье. – А я вот, кстати, ничего подобного не замечаю. Разве что голова слегка кружится да в ушах позванивает. Но со мной всегда так, когда я захожу в оранжереи. Непривычные запахи, много кислорода и все такое… А вы что скажете, мсье шкипер?
Поделиться своими впечатлениями я не успел, поскольку в этот момент из ближайшей аллеи нам навстречу вышли два табуита. Один из них являлся уже знакомым нам супремо-селадором Кэрью. Второй, судя по более изысканному мундиру и крупным знакам отличия, был не кто иной, как сам гранд-селадор Тамбурини.
Рядом со статным комендантом Гексатурма маленький, полненький, сутуловатый и плешивый генерал капитула выглядел не слишком авторитетно. И кабы не его красноречивая форма, а также скованность, с какой держался рядом с ним супремо-селадор, я бы ни за что не определил, с кем именно идет по аллее Кэрью.
При виде Тамбурини я и прочие гости тоже невольно подобрались и примолкли. Кроме него, Кэрью и дежурящего у шлюза привратника, иных табуитов поблизости не наблюдалось. Единственный долетающий до нас шум был пением птиц, что порхали в ветвях растущих повсюду кустов и деревьев. Поэтому мы без труда расслышали негромкий голос гранд-селадора, когда тот обратился к нам еще на подходе:
– Добро пожаловать, господа, в святая святых не только нашего ордена, но и, без преувеличения сказать, всего человечества! – Глава ордена выразительно кивнул и развел руками, давая понять, что он не только радушный хозяин, но и потомок той темпераментной нации, для сынов которой вести беседу, не подкрепляя ее жестикуляцией, было все равно что пить воду не открывая рта. – Премного обязан вам за отличную работу, господин Проныра! Имею честь наконец-то увидеться с вами лично, господин Сандаварг! Наслышан о вашем невероятном таланте механика, господин де Бодье! Весьма польщен вашей красотой, госпожа Проныра! – пожимая нам по очереди руки, протараторил Тамбурини. Как оказалось, в нем напрочь отсутствовало высокомерие, что должно было бы отличать от других человека его ранга. Кэрью во время приветствия тактично отшагнул назад, дабы нам не мешать. – Вижу, вы впечатлены тем, что открылось здесь вашим глазам. Прекрасно вас понимаю. Всем, кто впервые переступает порог станции, кажется, что они попали в другой мир. Что не так уж далеко от истины, ибо мир, чья крохотная частица заключена под этими куполами, давным-давно не существует. А на легкий дискомфорт, какой вы испытываете, не обращайте внимания. Это нормальная реакция организма, давно утратившего связь со средой, которая вряд ли может теперь считаться для него родной… Однако не будем топтаться у входа. Раз капитул согласился с моей просьбой разрешить вам посетить «Инфинито», значит, было бы крайне невежливо не угостить вас обедом. Прошу вас, пройдемте в столовую. Отведаем райской по вашим понятиям пищи и заодно побеседуем…
Кэрью посмотрел на меня и сдержанно ухмыльнулся. Сообщая мне утром итоги вчерашнего заседания коллегии супремо-селадоров, он ни словом не обмолвился о том, что они рассматривали и одобрили также этот вопрос. Видимо, нас должен был ожидать приятный сюрприз. Хотя причина комендантской недомолвки могла крыться и в обычной мнительности табуитов, остерегшихся разглашать нам раньше времени главный секрет своего ордена.
– Райская пища! – в один голос вымолвили с придыханием Убби и Гуго. Приглашение отобедать с Тамбурини ошарашило их намного сильнее, чем меня и Малабониту. Далекому от науки, а тем паче от науки прошлого северянину посещение храма Чистого Пламени виделось лишь как почетный ритуал, вникать в смысл которого у Сандаварга не было никакой нужды. А для Сенатора – большого любителя плотно и вкусно поесть – знакомство с райской пищей обещало стать главным гастрономическим приключением в его жизни.
Долорес тем временем интересовала не здешняя еда как таковая, а способ, каким она была приготовлена.
– Извините за нескромность, господин гранд-селадор, – набравшись храбрости, обратилась Моя Радость к главе табуитов, – но раз уж мы присутствуем в храме Чистого Пламени, то не могли бы вы дать нам хотя бы одним глазком взглянуть на него? Я, конечно, видела его на старинных картинках, но вы ведь понимаете, что картинки – это одно, а настоящий огонь – совсем другое…
Каждому из нас хотелось попросить Тамбурини о том же самом. Но лишь у Малабониты хватило наглости заговорить об этом с гранд-селадором прямо с порога. Впрочем, оно и к лучшему. Прояви мы – серьезные взрослые люди – подобное нетерпение, это выглядело бы несолидно и невежливо. Но для отметившей лишь свой двадцать пятый день рождения дочки алькальда Сесара подобная дерзость была вполне извинительна.
Ведущий нас в столовую, что располагалась где-то в многоэтажном комплексе зданий, выстроенных в центральной части купола, Тамбурини всплеснул руками и рассмеялся. Чем снова доказал, что являет собой незаурядную по меркам суровых табуитов личность. Вон, Кэрью при виде смеющегося босса позволяет себе разве что скупую ухмылку, и все. В то время как смех главы ордена был достаточно искренен и заразителен. По крайней мере, глядеть на него, сохраняя серьезные лица, у нас не получалось.
– Простите меня великодушно, госпожа Проныра, если вдруг моя реакция вас обидела, – вымолвил Тамбурини, продолжая улыбаться. – Постоянно забываю, какое значение имеет огонь для наших гостей из открытого мира. А особенно тех гостей, которые посещают нас впервые. Все дело в том, что для обитателей станции так называемое Чистое Пламя никогда не являлось предметом культового поклонения. Оно для нас – важный, но вполне обычный инструмент. Такой же, как, например, для господина Проныры – его Атлас или штурвал. И когда со мной начинают говорить об огне в таком торжественном тоне, это кажется мне крайне забавным… Не удивляйтесь: все мы, живущие и работающие под этими куполами, немного сумасшедшие. Между нами – добровольными отшельниками – и реальным миром пролегает гигантская пропасть. И чем дальше, тем она становится все шире и шире. Увы, но такова дань, которую мы платим за жизнь в оазисе Брошенного мира и возможность заниматься своими исследованиями. Сегодня такие, как я и мне подобные – фактически те же инопланетяне, что и Вседержители. Разве только они ее целенаправленно губят, а мы все еще лелеем надежду отыскать лекарство, которое спасет Землю… Впрочем, я отхожу от темы. Говорите, вам не терпится взглянуть на настоящий огонь? Пожалуйста! Нет ничего проще.
Гранд-селадор остановился, сунул руку в боковой карман мундира и вынул оттуда начищенную до блеска плоскую металлическую коробочку.
– Для того чтобы увидеть нашу главную святыню, не нужно совершать скучные молебны и проводить глупые ритуалы, – продолжил он, зажав приборчик в вытянутой нам навстречу руке. – Для этого лишь стоит пошевелить одним-единственным пальцем. Вот так!
Легким движением большого пальца он откинул на коробочке звякнувшую крышечку, после чего тем же пальцем крутанул спрятанное под ней маленькое колесико. Оба этих элементарных действия отняли у гранд-селадора всего секунду, а в следующий миг…
Пропасть, на одном краю которой стояли мы, а на другом – вхожие в «Инфинито» табуиты, – оказалась вовсе не придуманной Тамбурини фигурой речи. Она существовала на самом деле. Генералу капитула даже не пришлось уточнять, что он имел тогда в виду. Смысл его слов дошел до нас сразу, как только в руке у него возникло самое настоящее, незамутненное «би-джи» пламя…
Говоря начистоту, это было даже не пламя, а лишь его дрожащий язычок высотой с палец, что высек его из зажигалки; название этой штуковины мы выяснили чуть погодя от ее же владельца. Но эффект, который произвел на нас трюк Тамбурини, был таков, будто перед нами вспыхнул не маленький оранжевый всполох, а черный. Что и впрямь случилось бы, произойди это за пределами «Инфинито». Причем порожденного таким огоньком метафламма хватило бы для уничтожения всего живого в радиусе десяти шагов.
Но здесь, на заповедном островке древности, зажигалка гранд-селадора даже не опалила ему пальцы. Не говоря о том, чтобы причинить какой-либо вред нам. Правда, поняли мы это не сразу, а после того, как в страхе шарахнулись от табуитов. Так, словно они не зажгли перед нами искру чистого пламени, а дунули на нас ураганным порывом ветра.
Даже воплощение боевой доблести Севера – Убби Сандаварг, – и тот утратил невозмутимость, отпрянув от огонька. Про нас и говорить нечего. И пускай в следующее мгновение всем нам стало чертовски неловко, поздно было делать вид, что мы не испугались, а просто пошутили. И потому нам оставалось лишь признать, что разверзшаяся меж нами и табуитами пропасть действительно существует. И что мы страшимся ее гораздо сильнее, нежели «немного сумасшедшие» Тамбурини и Кэрью.
Я бы не удивился, посмейся гранд-селадор над нашей нервозностью так, как он посмеялся над просьбой Малабониты. Но в этот раз он даже не улыбнулся. Генерал капитула продолжал как ни в чем не бывало держать перед собой зажженную зажигалку и демонстрировать нам это чудо из чудес. А мы, устыдившись своей дикости и взяв себя в руки, вернулись обратно, подступили поближе и уставились на огонь словно завороженные.
Меня все еще трясло от выброса адреналина, и все мои инстинкты вопили о том, чтобы я бежал отсюда прочь сломя голову. Но теперь, когда я одержал над ними верх, следовать их животному позыву было неразумно. Мы и так показали себя с неприглядной стороны, и нам срочно требовалось реабилитироваться в глазах хозяев.
Да, огонь на древних картинках действительно походил на настоящий огонь ровно настолько, насколько портрет человека похож на свой живой оригинал. Настоящий огонь тоже был живым. Он двигался, мерцал и источал тепло. А когда Убби рискнул поднести к нему ладонь, он тут же ужалил чересчур осмелевшего северянина. Тот отдернул руку, но, судя по его реакции, враждебность безобидного на вид огонька не удивила Сандаварга.
– Воистину правы легенды: всяк, кто притронется к Чистому Пламени, будет неминуемо им отмечен, – проговорил крепыш-коротыш, потирая ожог. – Вы гляньте: такое маленькое, а как яростно защищается! Как же, интересно, бороться с ним, если оно вдруг вырастет величиной с этот купол?
– Гораздо проще, чем с метафламмом, – заверил его Тамбурини. – Во-первых, все постройки на станции сооружены из негорючего материала. А во-вторых, у нас есть система пожаротушения, за исправностью которой мы следим не менее строго, чем за прочим оборудованием… Ну что, насмотрелись?
Мы, все еще смущаясь, закивали головами и стали благодарить гранд-селадора за оказанную нам любезность. Он в ответ лишь отмахнулся – мол, да бросьте, сущие пустяки, – вновь звякнул крышечкой зажигалки и, накрыв ею огонек, загнал тот обратно в его карманное хранилище.
– Не переживайте, – подытожил генерал капитула преподанный нам, дикарям, урок. – То, как вы отреагировали на пламя, даже такое маленькое, вполне нормально. Ничего постыдного в таком поведении нет. Оно – это совершенствующийся от поколения к поколению, естественный защитный механизм человека, вынужденного сегодня не дружить с огнем, а спасаться от него, как от злейшего врага. Не удивлюсь, если через сто или двести лет человек и вовсе научится чуять потенциальные источники метафламма там, где они могут возникнуть. Однако пробудь вы на «Инфинито» хотя бы три-четыре месяца, ваши защитные инстинкты сильно бы притупились, а то и вовсе сошли бы на нет. Здесь они причиняли бы вам сплошные неудобства и мешали бы нормально жить и работать в реалиях эпохи Чистого Пламени. Вторжение Вседержителей как никакая другая глобальная катастрофа доказало: мы – люди – окончательно вымрем лишь тогда, когда на планете полностью исчезнут вода и воздух. Прочие же лишения, как учит нас новая история, мы вполне можем пережить…
Отдельного кабинета для главы ордена в столовой предусмотрено не было. Он принимал пищу в том же скромно обставленном помещении, что и прочий персонал станции, включая, очевидно, членов капитула. Разве что сегодня в связи с нашим визитом Тамбурини перенес свой обед на более позднее время. Такое, когда в столовой уже никого не осталось и мы могли беседовать, не обращая на себя внимание и не отвлекаясь на посторонние разговоры.
Обеденный зал наполняли незнакомые, но приятные ароматы. И пусть в моем представлении райская пища должна была пахнуть иначе (как именно, я не знал, но полагал, что от ее запаха человек и вовсе сразу впадал в эйфорию), желание отведать экзотические блюда во мне не исчезло. Даже несмотря на то, что я, как перевозчик, не привык думать о еде до заката солнца, унюхав здешние запахи, я вдруг почувствовал непривычный мне дневной голод. Который при виде уже сервированного для нас стола разыгрался еще больше.
Мы были не настолько важными гостями, на которых гранд-селадор пытался бы произвести впечатление разнообразием деликатесов. Да и откуда вообще взяться деликатесам у экономных и аскетических монахов? Наверняка сотрудники «Инфинито» баловали себя изысканной кулинарией лишь по большим праздникам, а их у табуитов насчитывалось от силы два или три в году.
Меню было скромным, но питательным: салат из вареных яиц и овощей, куриная похлебка, бифштекс с гарниром из жареного картофеля и напиток со странным названием «кофе». Лишь салат подавался холодным, хотя все его компоненты также были приготовлены на огне. Остальные же блюда повара разогрели на нем до такой степени, что от них валил пар. И выглядело это, доложу я вам, просто восхитительно! Куда там до Чистого Пламени лучам полуденного солнца, которое не сделает по-настоящему горячей даже ложку воды, не говоря о целой кастрюле.
А еще на нашем столе лежал хлеб! Да-да, тот самый испеченный на огне хлеб, который легенды называют главной пищей человечества всех времен и народов. Несмотря на то что наша хлебная паста, которую мы густо замешиваем из муки и воды, является по сути тем же хлебом, только недоделанным, разница между этими, казалось бы, близкородственными продуктами была просто огромная. И на вид, и на ощупь, и на аромат, и уж тем более на вкус. Поэтому неудивительно, что едва мы сели за стол и Тамбурини предложил нам отведать его угощение, все гости перво-наперво не сговариваясь потянулись к хлебу.
Испуг при виде огня был простителен для всех нас, кроме Сандаварга. Но вот незнание правил хорошего тона на званом обеде могло, наоборот, быть вполне естественным для Убби, но никак не для нас. Впрочем, надо отдать ему должное, в храме он не стал пренебрегать столовыми приборами, как делал это, путешествуя на «Гольфстриме». И пускай неуклюже, но пользовался ими весь обед, стоически борясь с искушением плюнуть на дурацкие светские манеры, которым его никто отродясь не учил. И лишь из уважения к хозяевам северянин продолжал портить себе удовольствие от поедания райской пищи тоскливой обязанностью соблюдать этикет. Это был первый на нашей памяти случай, когда Убби старательно перенимал у «проклятых южан» опыт и при этом не бранил нас последними словами.
Описывать вкус того или иного блюда человеку, который их ни разу не пробовал, – дело в высшей степени неблагодарное. Я и не буду заниматься этой бестолковой работой. Опишу лишь свои итоговые ощущения, да и то вкратце, ибо они имеют лишь косвенное отношение к нашей истории.
Дабы не обжечь с непривычки горло, мы вняли предостережению гранд-селадора, взявшись поглощать пищу не спеша и понемногу. Отведав хлеба и найдя его во много раз вкуснее, чем паста, которую мы замешивали сегодня себе на завтрак, мы перешли к салату. Который меня, мягко говоря, уже не восхитил. Хотя виду я, естественно, не подал и, как и прочие гости, также отметил любопытный вкус сваренных в кипятке яиц и овощей. После чего, дабы мои слова не расходились с делом, прилежно доел свою порцию, разве что добавки, как Малабонита и Гуго, просить не стал.
К счастью, с мясными блюдами все оказалось не так мрачно. И похлебка, и бифштекс вернули мне едва не испорченное салатом настроение. А также дали дельный совет на будущее: если я попаду-таки когда-нибудь в рай, то сразу же прямиком побегу к тем котлам, где великие повара готовят яства из мяса. И никогда не стану тратить время – даже с учетом того, что впереди у меня будет целая вечность, – посещая те уголки рая, где нашего покойного брата угощают вареными яйцами и подобными салатами.
Обещанный нам Тамбурини обеденный разговор состоялся, когда мы перешли ко второму блюду. В отличие от похлебки – мне с детства не нравилась вяленая курятина, но в такой гастрономической обработке я был готов ее просто боготворить – бифштекс остывал не так быстро. Да и расплескать его было уже нельзя. Так что теперь, когда мы перестали целиком сосредоточиваться на том, как аккуратнее донести горячую пищу до рта, у нас появилась возможность делать это и беседовать одновременно.
– Не стану утверждать, что я пригласил вас сюда только потому, что вы выполнили для нас эту сложную и опасную работу, господин шкипер, – заговорил наконец генерал капитула, не отвлекаясь от разрезания бифштекса. Следящий украдкой за хозяевами Сандаварг явно сомневался в том, что его ручищи сумеют управиться маленьким столовым ножичком с той же быстротой и ловкостью, с какой он орудовал своим боевым ножом. – Буду откровенен: мысль встретиться с вами именно здесь пришла мне на ум после того, как супремо-селадор Кэрью огласил вчера капитулу ваше предложение о сотрудничестве с нашим орденом. Но условия этого сотрудничества мы оговорим чуть позже. А сначала, я считаю, мне необходимо ответить на кое-какие интересующие вас вопросы. И тоже, как вы догадываетесь, не в качестве одной лишь благодарности за ваш труд. Рассматривайте ваш визит в «Инфинито» и мое решение посвятить вас в детали наших дел с покойным господином Макферсоном как кредит доверия, который я выписываю вам накануне заключения нашей сделки. Однако имейте в виду: этот кредит вы получаете не от ордена, а лично от меня. И просьба, с какой я к вам обращусь, также будет по большей части личного характера. Итак, господин шкипер, теперь, когда вам известны в общих чертах мои грядущие намерения, я весь внимание, о чем вы меня спросите…