Глава 17
Распрощавшись с Патрицией, я наказал ей не выходить из подвала как минимум сутки. Ей, как и нам, следовало опасаться не живых вактов, а мертвых; я до сих пор с содроганием вспоминал тот черный всполох, от которого мы едва спаслись на коралловой «терке». Переправленные из трактира Бригитты, наши лошади дожидались нас в конюшне госпожи Зигельмейер вместе с тележкой Физза. И спустя полчаса после того, как взревела грозовая сирена, мы уже находились в седлах и пробирались темными улицами к мастерским Вика Синклера.
Ревуны продолжали надрываться, оглашая город своей режущей слух нескончаемой песнью. Но нам она была только на руку. Разогнав по домам почти всех церковных дружинников, тревога также оторвала от наших поисков жандармов и гвардейцев. Облавы прекратились, и теперь блюстители закона сновали по улицам, криками призывая горожан не покидать домов, пока не утихнет сирена.
Глашатаев было немного, а патрульных в тех местах, где мы проезжали, – по одному на квартал. Большая часть их собратьев подчинялась тревожному распорядку и усиливала охрану всех ключевых объектов города. Я отметил, что жандармы не сгоняют людей в бункеры, что происходило бы повсеместно, надвигайся на Аркис-Грандбоул гроза. Значит, его власти были в курсе, с какой опасностью они на самом деле столкнулись.
Кабальеро, надо полагать, тоже. Однако эти типы все как один куда-то запропастились, оставив жандармов поддерживать в городе порядок собственными силами. Я почти не сомневался, что мы обнаружим гвардейцев у Синклера, – где еще им сейчас быть? Наверняка туда была стянута вся Кавалькада, поскольку дону Балтазару не могли не доложить, что послужило причиной ночной тревоги.
Вероятно, команданте не знал, зачем псы Вседержителей проникли в Великую Чашу. Но у него вполне хватит ума заподозрить, что между инопланетными ящиками и вторжением вактов есть связь. Тем более что на крайнем контейнере и заднем борту нашего трейлера сохранились следы огромных когтей и клыков. Если гвардейцы, которые осматривали «Гольфстрим» при первой нашей встрече с Кавалькадой и после его захвата, были внимательны, они обнаружили, что подобные отметины появились на бронекате и грузе в период между этими двумя событиями. И вряд ли кабальеро приняли бы отпечаток челюстей вакта за чей-либо еще. Слишком нехарактерными для зубов земных хищников были оставленные на иностали те глубокие частые борозды.
Кое-как угомонив Физза, мы посадили его в тележку, где уже лежало оружие Убби, и накрыли ее тентом. А сами переоделись из паломнических балахонов в мешковатую крестьянскую одежду, которой предусмотрительно запаслись еще позавчера. После чего, оседлав коней, стали походить на семейку пригородных фермеров, что привезла на рынок немного товара и заплутала среди городских улочек. Чересчур приметному Сенатору пришлось наклеить накладные усы и густую бороду, взятые из богатого шпионского реквизита Патриции. Оттуда же был позаимствован парик для северянина, опознать лицо которого под лохматой гривой нечесаных волос я не сумел бы даже днем, не то что ночью.
Объясняться при встрече с патрулями разрешалось лишь мне и Долорес. Остальные члены нашей «семьи» из-за их специфической манеры речи были не способны подражать простоватому говору местных земледельцев.
Впрочем, все наши разговоры с жандармами сводились лишь к обмену двумя-тремя фразами, да и то издалека. Завидев нас, глашатаи и патрульные орали нам, чтобы мы, тупые деревенщины, живо проваливали с улицы в ближайшую гостиницу или трактир. Я заверял их, что, поскольку нас не выпустили из городских ворот, мы и возвращаемся назад, в нашу гостиницу «Под Зеленым Змеем». И если бы нас не останавливал каждый встречный жандарм, мы уже давно туда добрались бы. Быстро припомнив, где располагается названное нами заведение (а находилось оно, разумеется, в двух шагах от мастерских Синклера), блюститель порядка понимал, что мы едем правильным курсом. И, не желая больше отвлекаться на всяких идиотов, махал рукой, отпуская нас восвояси.
Первого вакта мы заметили примерно на полпути между домом Патриции и нашей целью. Страж Полярного Столпа перебежал нам дорогу на очередном перекрестке и скрылся во мраке, умчавшись в направлении храма Семи Ангелов. Я, как глава «семейства», ехал впереди, поэтому и испугался сильнее остальных. Шаги монстра были не слышны из-за воя сирены, и когда он черной, утыканной шипами горой пронесся всего в дюжине шагов от меня, я отшатнулся назад и, натянув поводья, поставил коня на дыбы.
Вряд ли эта высокотехнологичная иностальная машина нас не увидела. А раз увидела и не напала, значит, пока наши догадки подтверждались: вакты не атаковали людей первыми. Даже тех, кто не так давно прикончил их собрата; до сего момента мы опасались, что умирающий пес успел переслать о нас информацию другим стражам.
Также подтвердилось, что вторгшиеся в Аркис-Грандбоул ищейки Вседержителей еще не разнюхали, где лежат контейнеры Макферсона. Со стороны мастерских Вика не доносилось отзвуков боя, хотя начнись он там, я уверен, ревуны его уже не заглушили бы. А вот шум, что должны были издавать съехавшиеся туда всадники, был за сиреной не слышен. И сколько я ни напрягал слух, пытаясь разобрать в истошном вое шумогенераторов лошадиное ржание и топот копыт, все было тщетно.
Беспокоясь, как бы сирена вновь не сыграла с нами злую шутку, только на сей раз столкнув нас не с вактом, а с кабальеро, мы посовещались и решили не рисковать. Лучше всего было остановиться в квартале от мастерских, спрятаться в подворотне и послать Убби, дабы он разведал, что творится возле артели Синклера.
Идея всем понравилась, и вскоре мы уже спешивались в каком-то загроможденном строительным хламом переулке рядом с гостиницей «Под Зеленым Змеем». Сандаварг, недолго думая, скинул жмущие ему «маскировочные» башмаки и растворился в темноте. А мы привязали лошадей и расселись вдоль стен дожидаться его возвращения.
До рассвета оставалось еще два часа. Я не сомневался в том, что вакты рано или поздно доберутся до наших контейнеров и в мастерских Вика разразится битва. Я сомневался, представится ли нам тогда хотя бы маленькая возможность попасть на борт истребителя. С тех пор как мы прибыли в Аркис-Грандбоул, я впервые очутился в такой близости от моего отнятого бронеката. Однако это меня вовсе не воодушевило, а, напротив, повергло в уныние. Нас отделял от цели всего шаг, но на этом коротком пути между мной и «Гольфстримом» стоял неприступный барьер высотой со Срединный хребет. И как нам его разрушить, чтобы самим при этом не погибнуть под его обломками, я не имел ни малейшего понятия…
Убби вернулся довольно скоро – примерно через четверть часа. Сделал он это очень своевременно. Я как раз балансировал на грани отчаяния и всерьез подумывал отговорить товарищей от самоубийственной авантюры, когда появился северянин и подбодрил нас хорошими новостями. В смысле настолько хорошими, насколько приговоренного к повешению может обрадовать известие о том, что перед казнью его веревку смажут жиром.
– Все как мы и предвидели: Кавалькада окружила мастерские и готова к бою, – начал Сандаварг, как и положено, не с самой обнадеживающей новости. – В цехах горит свет. Причем такой яркий, что туда, похоже, переехала вся храмовая ферма по разведению нетопырей. Изнутри слышится шум – работа там явно идет полным ходом. Что именно за работа, разглядеть нельзя, но клепальщики и резчики сегодня остались не у дел. Молоты не грохочут, пилы не визжат. Может, это еще ни о чем не говорит, но, по-моему, нашу развалюху действительно снаряжают к отъезду.
– Вы были там совсем недолго, мсье Сандаварг, – заметил Гуго. – Возможно, у клепальщиков и резчиков в это время выдался перерыв, который скоро закончится, и они возобновят работу.
– Да псу под хвост этих тупых молотобойцев! – отмахнулся Убби. – Я вам о другом спешил рассказать, поэтому так быстро вернулся. Эта новость вам понравится куда больше, ручаюсь. Рядом с мастерскими стоят два одинаковых дома. Высокие, по три этажа каждый…
– Знаю, – перебил я северянина. – Это общежития. Они тоже принадлежат Синклеру. В них живут семьи тех артельщиков, которых он приглашает к себе на работу из других городов.
– Неважно, кто там живет, Проныра, – ответил Сандаварг. – Важно то, что сейчас двери этих зданий заперты на висячие замки, а значит, оба дома пустуют.
– Наверное, это из-за тревоги, – предположила Долорес. – Тут неподалеку на соседней улице есть грозовой бункер. Вот жены артельщиков и решили от греха подальше увести туда детей.
– Я тоже так подумал, – кивнул Убби. – И пока жильцы тех домов не вернулись, нам надо проникнуть в ближайшее к мастерским общежитие и с его крыши перепрыгнуть на крышу крайнего цеха. Цеха выстроены впритык друг к другу, а значит, в случае удачи мы окажемся прямо над «Гольфстримом». И, чем пес не шутит, может быть, даже сумеем проникнуть на него… Если, конечно, пока меня не было, вы не передумали и не решили вернуться в подвальчик к той храброй и гостеприимной женщине.
– К той хитрой и заносчивой старухе?! – взвилась Малабонита. – Да ни за что! По мне, лучше и впрямь по крышам на виду у Кавалькады прыгать!
– В том-то и дело, что не на виду, – поправил ее северянин. – Иначе бы я и не предлагал. Окна в цехах расположены высоко, а бьющий из них свет, как я сказал, довольно ярок. Торчащим внизу гвардейцам будет трудно заметить нас, даже выйди мы на край крыши, поскольку они находятся на свету, а мы – в тени. К тому же сейчас им некогда таращиться в небо. Вакты, которых они ждут, слишком тяжелы, чтобы прыгать по крышам, и передвигаются по земле.
– Прошу прощения, мсье Убби, – вновь подал голос Сенатор, – но среди нас есть и те, кто в силу ряда обстоятельств не способен к подобным акробатическим экзерсисам.
– Вижу, мой башковитый друг, ты окончательно пришел в себя, раз опять начал говорить со мной на своем мудреном языке, – огрызнулся северянин. Но без злобы, а скорее по привычке. – Скажи проще: ты слишком толст и неуклюж для таких прыжков. И боишься, что можешь шмякнуться прямо на голову дона Балтазара, так?
– Вы абсолютно правы: именно эту мысль я пытался до вас донести, – поспешил согласиться Гуго. – И, заметьте, я имел в виду не только себя. Мсье шкипер все еще сильно хромает, а тело мсье Физза вообще не приспособлено природой для прыжков через пропасти. Да и при всем моем почтении к мадам Проныре вряд ли она сможет тягаться с вами на равных в этой атлетической дисциплине.
– Не буду отрицать – все так и есть, – развела руками Долорес, не найдя, чем возразить де Бодье. – Как видишь, северянин, в твоем гениальном плане обнаружилась серьезная прореха. Но в целом он был неплох и, возможно, мог бы даже сработать…
– Стойте, загрызи вас пес! – разозлился Убби. – Заткнитесь, болтливые южане, хватит сбивать меня с толку! С чего вы вообще взяли, что я заставляю вас, слабаков, прыгать по крышам?
– Ты сам только что это сказал, – ответил я. Прочие «слабаки» мне хором поддакнули. Все еще сидящий в тележке Физз промолчал, хотя слышал все, о чем мы толковали.
– Неужели? – удивился Убби, но оспаривать наше единодушное утверждение не стал. – Что ж, видимо, просто неточно выразился. Прыгать с крыши общежития на мастерскую придется мне. А вас, рожденных ползать, я проведу по другому пути. И не вздумайте заявить, что вам даже это простенькое упражнение окажется не под силу!..
Бросив лошадей и пустую тележку в переулке, мы крадучись двинулись за Сандаваргом к черному ходу в соседнее с мастерскими общежитие. Истративший к этому часу всю свою световую энергию, Физз больше не нуждался в светомаскировке и потому плелся за нами своим ходом. Каждый из нас оставил в том переулке не только лошадь, но и все терзающие его сомнения. И смирился с тем, что, как только мы переберемся на крышу мастерских, все пути к отступлению будут для нас отрезаны.
Мы сильно рисковали, поддержав план Убби, однако иного, менее опасного выхода не было. Для нас – наглецов, вознамерившихся вновь бросить вызов Кавалькаде, – наступил переломный момент. Теперь успех нашей авантюры целиком и полностью зависел от того, отважимся мы на смертельный риск или нет. Все, включая, возможно, и Физза, осознавали: вряд ли дальнейшее выжидание приведет к чему-то хорошему. Скорее всего, мы не только не получим шанс на победу, но и растеряем все предпосылки на получение такого шанса.
Стратегия Сандаварга попахивала откровенным самоубийством. Но она была единственной более-менее законченной стратегией, которая у нас сейчас имелась. Что и объясняло решимость, с которой я и мои товарищи отправились на это сражение. Второе наше судьбоносное сражение за последние двенадцать часов…
Убби сшиб кистенем замок, и мы проникли в пустующее общежитие словно обычная шайка воров, и близко не похожих на борцов за свободу и справедливость, коими все мы по праву себя считали. Нигде не задерживаясь, мы взбежали на третий этаж, отыскали в потолке верхней лестничной площадки лаз и выбрались через него на крышу.
Будучи плоской, подобно крышам большинства зданий в городе, она была приспособлена жильцами общежития для всяческих бытовых нужд. Мы рассчитывали, что среди разбросанного тут хлама найдется что-нибудь подходящее для сооружения переправы и это облегчит задачу не только нам, но и Сандаваргу. К сожалению, не нашлось. Пришлось оставить в силе первоначальный план. И уповать на то, что северянин трезво оценил свои силы, поскольку прыгать ему предстояло довольно далеко.
При пропасти, которая разделяет общежитие и крайний цех, а также на собравшихся внизу кабальеро моя нервозность усилилась. Озаренные светом окон, всадники мелкими и крупными группами рассредоточились у главных ворот, готовые взять в клещи и уничтожить любого появившегося из темноты врага. Пространство между зданиями, над которым нам предстояло перебираться, было перекрыто со стороны улицы высоким забором и, являясь территорией мастерских, использовалось для складирования металлолома. Это было и хорошо, и плохо. Всадники там не ездили, но если кто-то из нас сорвется и упадет, он напорется на арматуру и прочий хлам не хуже, чем на гвардейские клинки.
Дабы свести риск к минимуму, Сандаварг прыгал налегке, без своих иностальных братьев. Из оружия он прихватил с собой только тесак, который сейчас был нужен ему не для самообороны, а как инструмент для сооружения переправы. Материал для нее северянин намеревался раздобыть на месте и был уверен, что придуманный им мост позволит-таки нам пересечь пропасть.
Прикинув на глаз расстояние до цели, Убби отошел на другой край крыши общежития, чтобы оттуда получше разогнаться. После чего сделал несколько разминочных приседаний, встряхнул руками и, проверив напоследок, не выпадет ли из-за ремня нож, рванул к пропасти. Промчавшись скачками через всю крышу, он оттолкнулся ногой от невысокого парапета и взмыл в воздух с удивительной для своей коренастой, коротконогой фигуры легкостью.
Затаив дыхание и боясь даже моргнуть, мы следили за тем, как прыгун взмывает над пропастью, а потом устремляется вниз. Причем последнее происходит гораздо раньше, нежели я ожидаю. Сандаварг не дотянет до крыши цеха, а врежется в стену и упадет – это становится очевидно уже в следующую секунду. Все мы успеваем одновременно ужаснуться и выругаться, прежде чем…
…Прежде чем северянин достигает стены и хватается за парапет, подобный тому, что ограждает крышу общежития.
Повезло наемнику? Похоже, что нет и он изначально все именно так задумывал. Убби нарочно не стал приземляться на ноги, поскольку это вызвало бы грохот, который могли расслышать и кабальеро, и работающие в цеху артельщики.
Крыши мастерских были перекрыты не каменными плитами, а иностальной жестью. В ней тут и там зияли большие круглые отверстия-световоды. Под ними, у самого цехового потолка, были установлены огромные вращающиеся зеркала из начищенной до блеска иностали. Посредством их рабочие Синклера направляли солнечные лучи в тот или иной ответственный участок цеха – туда, где даже днем требовалось усиленное освещение. Ночью, естественно, зеркальная иллюминация бездействовала, и на световодах были установлены заслонки. Я не видел их, но догадался об этом, ведь иначе отверстия, как и окна, тоже выдавали бы себя проникающим в них светом.
Подтянувшись, Убби перебрался через парапет и прислушался, не вызвало ли его вторжение переполох. Убедившись, что нет, северянин махнул нам рукой – дескать, все в порядке, ждите – и крадучись направился к торчащему в центре крыши громоотводу.
Грозовой метафламм был не в состоянии пробить иностальную жесть, но его напор мог просто-напросто проломить и обрушить кровлю. Дабы свести вероятность этого к минимуму, Синклер возвел над каждым цехом высокие громоотводы из обычной стали. Именно из такой длинной трубы Сандаварг и собирался соорудить для нас мост.
Отцепив идущий к ней кабель заземления и выдрав громоотвод из гнезда, наемник открутил одну из проволочных растяжек и при поддержке двух других аккуратно повалил тяжелую трубу на кровлю. Затем избавился еще от одной растяжки, а последнюю открепил только от крыши. Подтащив будущую переправу к парапету, Убби сначала перебросил нам только проволоку. И когда мы, уцепившись за нее втроем, взялись страховать трубу от падения, наш «инженер» принялся осторожно, мало-помалу толкать ее с цеха на общежитие.
Не сказать, что эта работа была изнурительной. Но поскольку во избежание лишнего шума мы делали ее нарочито медленно, то и умаялись намного больше, чем она того требовала. Зато мост получился превосходный. Можно было не опасаться, что труба сорвется вниз – ее края лежали на парапетах с хорошим запасом. Вдобавок бывшая растяжка была привязана мной к торчащему неподалеку столбу для бельевых веревок, что послужило для нашей переправы дополнительным креплением.
Первой по ней отправилась Долорес. Натерев ладони пылью, она уцепилась за громоотвод и без особых усилий перелезла к северянину, который, ухватив ее за руку, перетянул верхолазку через парапет. Испытание прошло успешно, разве что поначалу труба с ползущей по ней Малабонитой взялась предательски вибрировать и дребезжать. Но стоило той немного сбавить скорость, как тряска сразу утихла и больше не возникала.
Тихоходу Гуго она была и подавно не страшна. Ему угрожали опасности иного рода, но мы могли предугадать их еще до того, как он приступил к своим «акробатическим экзерсисам». Ныне измученный и избитый Сенатор и по земле-то передвигался с трудом, а мы заставили его еще и верхолазанием заниматься. Само собой, что без страховки он не продержался бы на шаткой переправе и полминуты. Пришлось Сандаваргу перекинуть ему свой длинный кожаный пояс-пращу. Им я помог де Бодье привязаться за талию к трубе, после чего он, неловко суча руками и ногами, отправился покорять препятствие.
Дело у Гуго шло не так споро, как у его предшественницы. Но все-таки шло, и то хорошо. Втащив кое-как запыхавшегося и обессиленного механика на крышу, товарищи сразу навострили уши. И, вновь не услыхав ничего подозрительного, перебросили страховочный пояс мне.
Я мог бы обойтись и без него, кабы не ноющее от многочисленных ушибов тело. Однако крепкая страховка и не такой большой, как у Сенатора, упадок сил позволили мне прихватить с собой дополнительный груз – брата Ярнклота. Обмотав цепь вокруг пояса, я подсунул шипастое ядро под ремень, заранее ослабив его побольше, и, стараясь не глядеть вниз, пересек пропасть. Получилось это у меня не так быстро, как у Малабониты, но и не так медленно, как у де Бодье, даже несмотря на то, что мне пришлось ползти с пудовым отягощением.
Изящнее всех переправу преодолел Физз. Не желая оставаться в одиночестве, он дождался, пока меня снимут с трубы и ее шатание прекратится, а потом просто-напросто перебежал по ней к нам. Потратил он на это от силы пять секунд, чем красноречиво убедил Убби, что к хранителю Чистого Пламени определение «слабак» совершенно не применимо.
Оставив нас переводить дыхание, Сандаварг вернулся по мосту на крышу общежития и перенес оттуда на спине брата Ярнскида. И когда вся наша компания опять воссоединилась, первое, что мы обсудили, это дальнейшую участь переправы.
Оставлять ее здесь было неразумно. Могло статься, что к рассвету мы еще не проберемся на «Гольфстрим», а переброшенная между зданиями труба будет отлично видна на фоне светлеющего неба и переполошит кабальеро. Но убрать ее с глаз долой, не уронив, было нельзя. Как и аккуратно опустить громоотвод на кучу сваленного внизу металлолома. В этом случае железяке пришлось бы маячить на фоне освещенных окон, а это было для нас еще более рискованно.
Пришлось скрепя сердце оставить трубу лежать на парапетах в ожидании, когда на нее обратят внимание гвардейцы. Мы не разрушили за собой этот последний мост, но он уже не давал нам надежды на отступление, поскольку являлся пропуском в один конец. Шатким и труднопроходимым, как и весь наш путь, на который мы ступили два месяца назад в Аркис-Сантьяго. И с которого, что поразительно, до сих пор не сошли…
Достигнув нужной крыши, мы решили не отдирать от обрешетки жесть, а поступили проще – приоткрыли один из световодов. Убби сдвинул ножом заслонку настолько, чтобы можно было рассмотреть, что творится внизу, и мы разлеглись вокруг отверстия, чья ширина позволяла нам смотреть в него всем сразу. Расположенное под ним зеркало немного загораживало обзор, но это были мелочи. Все, что нам требовалось увидеть, мы увидели.
Поскольку других бронекатов в главном цеху не было, отыскать в нем «Гольфстрим» оказалось несложно. Он занимал собой четверть просторного помещения и стоял именно там, где его обнаружил Мизгирь. И если бы Савва не описал, как выглядит сегодня мой бывший буксир, я точно замешкался бы с его опознанием. Неизменными на нем остались лишь колеса (скрытый в моторном отсеке Неутомимый Трудяга был отсюда не виден). Их законченная, примитивная конструкция не нуждалась ни в каких переделках. Все остальное – от носа до кормы и от корпусного днища до марсовой площадки – претерпело радикальные изменения.
Имени у новорожденного истребителя тоже пока не было. И я знал почему. По рассказам перевозчиков-гербоносцев, Владычица Льдов обожала лично придумывать названия своим бронекатам. Этому новичку, надо полагать, в скором времени будет оказана такая же честь. Что стало с украшавшей нос «Гольфстрима» табличкой с его именем, неизвестно, но крепления под новую Вик уже предусмотрительно навесил. Что ж, поглядим, для кого он так старался: для меня или для королевы Юга.
Смотреть на безымянного иностального монстра без боли было нельзя. Надо все-таки отдать Синклеру должное: несмотря на спешку, он придал очередному своему творению мало-мальски эстетический вид. Но оснащенный носовым тараном и кормовой сепиллой, а также увеличенный в размерах, двупалубный корпус был не чета прежнему корпусу буксира.
Разнились они примерно так же, как потертая, но все еще элегантная туфля и усиленный иностальными накладками солдатский ботинок – пусть новый, но вряд ли достойный считаться произведением обувного искусства. И ни расширенное полезное пространство трюма и палуб, ни более просторная рубка, ни грозное бортовое вооружение не умаляли отталкивающее впечатление, которое начало складываться у меня о новом «Гольфстриме» еще после рассказа Мизгиря. Теперь же, когда я узрел этого мутанта воочию, оно не развеялось, а, наоборот, лишь укрепилось.
Клети со взятыми у церковников напрокат нетопырями были развешаны вокруг истребителя, но шуму эти кровососы почти не создавали. Их главной задачей было давать как можно больше света, ради чего для них не жалели пищи. А сытый нетопырь не только сверкает ярче, но и ведет себя не в пример спокойнее оголодавшего собрата.
Убби догадался верно: клепальщики и резчики уже оставили истребитель в покое. Звуки, которые доносились в эту ночь из главного цеха, были шумом погрузки, экстренно начатой, судя по всему, сразу после объявления грозовой тревоги.
При взгляде на погрузочные работы становилось понятно: Кавалькаде предстоял долгий путь на Юг. По трапу туда-сюда сновали грузчики, таскающие в трюм бронеката коробки с продуктами, ящики с боеприпасами и запчасти. К горловине главного резервуара был подсоединен шланг. По нему из городского водопровода велась закачка воды. Какое ее максимальное количество мог взять на борт истребитель, я точно не знал. Но поскольку раньше на «Гольфстриме» стоял водяной бак повышенной емкости, вряд ли спешащий Вик тратил время на его модернизацию. Вместо этого артельщики Синклера предпочли нарастить бронекату боевую мощь, в чем они и по сей день оставались непревзойденными мастерами.
Контейнеры Макферсона уже находились на борту, сложенные в устойчивую четырехъярусную пирамиду между шкиперским мостиком и марсовой мачтой. Очевидно, дон Балтазар приказал погрузить драгоценные ящики в первую очередь. Прицепить к истребителю трейлер было нельзя – мешала кормовая сепилла, – поэтому новый шкипер и разместил крупногабаритный груз прямо на верхней палубе. Да и не было больше у «Гольфстрима» трейлера. Его изрезали на части, а их пустили на переделку буксира. Все, кроме колес. Они лежали в стороне и либо входили в полученный Виком гонорар за работу, либо ему предстояло соорудить на их базе для Владычицы еще один транспорт.
У меня было время свыкнуться с мыслью о том, что прежнего «Гольфстрима» больше нет. И потому я воспринял открывшуюся мне сейчас горькую правду со стоическим спокойствием. Подумал лишь о том, что ежели вскоре провалюсь в рай, мои предки не станут хлебать со мной из одного котла, а утопят меня в нем в отместку за все мои фатальные ошибки. Утопят и даже не выслушают мои оправдания в том, что я погиб, отстаивая наше попранное фамильное достоинство и ценности…
– Взгляни-ка на это дерьмо, Проныра, – попросил Убби, ткнув меня локтем в бок и указав на сооруженную под потолком цеха систему зеркальной иллюминации. – Что скажешь? Готов рисковать дальше или у тебя есть другое предложение?
Полтора десятка вращающихся на специальных кронштейнах зеркал соединялись между собой узкими мостиками, подвешенными к стропилам на иностальные штанги. Эти переходы были сделаны для того, чтобы осветитель мог, не спускаясь, обойти и отрегулировать за раз все зеркала или перекрыть заслонки на световодах. Сеть эстакад протянулась практически через весь потолочный ярус цеха. А одна из них пролегала настолько близко от мачты истребителя, что даже де Бодье перепрыгнул бы с этого мостика на марсовую площадку.
Ближайший к нам переход располагался аккурат под зеркалом, нацеленным на наш световод. Свесившись в отверстие, Сандаварг осторожно, дабы его не заметили снизу, повернул кронштейн и, сдвинув отражатель вбок, освободил для нас путь. Иного, более удачного плана никто из нас так и не родил, а значит, пришлось вновь поддерживать инициативу северянина и вторгаться в цех этим путем.
Перил на метровой ширины мостиках не было. Их роль играли штанги, за которые те были прицеплены к стропилам. Убби придержал меня и остальных за шиворот, пока мы слезали на эстакаду, после чего передал нам Физза, свое оружие и спустился внутрь сам.
Отныне медлить было нельзя. Нас могли обнаружить в любую секунду, и чем позже это случится, тем лучше. Мы переживали последние спокойные мгновения, хотя какое, к чертовой матери, это было спокойствие? Лишь Сандаварг и Физз не дрожали от нервного напряжения. Меня же и прочих колотило так, что, казалось, еще немного, и мостик под нами начнет дребезжать и ходить ходуном.
– Как только окажешься на «Гольфстриме», первым делом поднимай трап, – отдал я северянину последний наказ. – Справа от него увидишь на борту большой красный штырь – это то, что тебе нужно. Дергай его что есть силы. Там стоит регулятор скорости, поэтому чем ниже ты опустишь рычаг, тем быстрее заработает подъемник. А дальше поступай как знаешь. Не нам тебя учить, кого убивать, а кому даровать пощаду…
Красться по высотным переходам было необязательно. Теперь нас мог запросто заметить всяк, кто задерет голову к потолку. Держась за штанги, мы поспешили к нужной эстакаде за идущим впереди северянином. По пути Малабонита сняла со спины лук, готовясь прикрыть Сандаварга с марсовой площадки, если у того вдруг возникнут затруднения.
В цеху ошивалось около дюжины гвардейцев, но погрузку контролировали всего двое. Один из них с важным видом прохаживался по палубе, второй топтался внизу у трапа и пересчитывал вносимые по нему ящики. Таскающие их артельщики также представляли для Убби угрозу. Обычно не воинственные, в присутствии кабальеро они могли исполниться героизма и наброситься на злоумышленника скопом. Равно как и члены нынешнего экипажа «Гольфстрима», которые, занятые своими делами, не принимали участия в погрузке. Узнанный мной издалека знаменитый шкипер-гербоносец Чеслав Бобровски находился в рубке и, склонившись над раструбом коммуникатора, вел с кем-то переговоры; это на буксире шкипер мог запросто докричаться до механика или бортстрелка, а на двухпалубном бронекате им приходилось общаться друг с другом через специальные переговорные трубы – коммуникаторы.
Марсовая площадка истребителя тоже стала попросторнее, поскольку предназначалась для двух человек – на случай, если шкипер пожелает лично удостовериться в том, о чем доложил ему впередсмотрящий. Она находилась тремя метрами ниже эстакады, и Убби перескочил на нее, даже не выпустив из рук щит и кистень.
В этот момент нас и заметил какой-то артельщик, сразу же поднявший крик, немедля подхваченный другими взволнованными голосами. Мы были давно к этому готовы, но все равно поневоле вздрогнули. Одно дело бояться, когда враг тебя не видит, и совсем другое, когда ты обнаружен им и осознаешь, что, ступив на землю, сию же минуту окажешься трупом.
Расхаживающий по палубе гвардеец обладал хорошей реакцией. Еще не сообразив толком, что стряслось, он выхватил шпагу и только потом, заметив, как обеспокоенные рабочие тычут пальцами в потолок, задрал голову. Однако разглядеть нас надзиратель не успел. В следующий же миг его накрыло нечто большое, тяжелое и твердое.
Глянь кабальеро вверх чуть раньше, он мог бы узнать падающий на него громадный щит, метко сброшенный Убби с мачты сразу, как только в цеху раздались крики. Но даже успей первая жертва северянина вовремя увидеть опасность, это ее уже не спасло бы. Сегодняшней ночью брату Ярнскиду было суждено открыть кровавый счет раньше своего шарообразного родственничка.
Насмотревшись ранее, как ловко спускается с мачты Малабонита, Сандаварг решил последовать ее примеру. Он тоже не стал пользоваться ступеньками, а съехал по вертикальной лестнице как заправский перевозчик: уперся стопами во внешние стороны круглых стоек и, придерживаясь за них же руками, заскользил вниз. Чем отыграл у противника несколько лишних секунд. Грохот от упавшего на голову гвардейцу щита еще не утих, а Убби уже стоял на палубе, готовый раскроить череп следующему врагу, который преградит ему путь.
О моем наказе Сандаварг, разумеется, не забыл. Сшибив с ног попавшихся ему на пути двух артельщиков, он подскочил к рычагу подъемника и, как учили, рванул тот вниз до упора. Поднимавшиеся по трапу грузчики бросились врассыпную, видимо решив, что возникший откуда ни возьмись головорез с кистенем обрушит тот на их головы. Навстречу возмутителю спокойствия бежал только гвардеец-счетовод. Отбросив карандаш и бумагу, он выхватил шпагу, как и его пришибленный наемничьим щитом соратник, и решил противостоять Убби в одиночку.
Кабальеро был отважен, но слишком безрассуден, и это его погубило. Останься он снаружи, вряд ли кто-то из товарищей обвинил бы его потом в трусости. Даже когда трап поднялся, многие окружившие бронекат гвардейцы все еще не понимали, что творится в цеху. Просчитавшийся счетовод – простите за невольный каламбур – не устоял на поднимающейся платформе и скатился прямо к ногам северянина. Который хоть и относил себя к благородным воинам, был не в той ситуации, чтобы дать споткнувшемуся врагу подняться и снова взяться за оружие…
Крики и грохот поднятого без предупреждения трапа выгнали на верхнюю палубу всех грузчиков и членов команды, какие остались на «Гольфстриме». Их оказалось не меньше двух десятков, и многие догадались прихватить с собой способные послужить оружием инструменты и запчасти. Парней явно известили о том, что нынешней ночью их мастерские могут подвергнуться налету, но стоящий у мачты Сандаварг (противники гурьбой высыпали перед ним, когда он подбирал щит) явился для людей Синклера и Бобровски неожиданностью. Судя по всему, они намеревались застать здесь мифическое чудовище, а не агрессивно настроенного северянина. Который, ко всему прочему, встречал их пусть и с оружием на изготовку, но в гордом одиночестве.
Воспользовавшись замешательством врага, Убби решил не дать тому опомниться и, шарахнув со всего маху кистенем по палубе, рявкнул:
– Стой, где стоишь! Я – Убби Сандаварг, сын Эйнара, Бьорна и Родерига Сандаваргов. Я – воин и дерусь только с воинами! Но если вы – чумазые молотобойцы – не оставите мне выбора, клянусь, я перебью вас всех до единого! Мое слово! А теперь проваливайте отсюда к песьей матери, пока я не размазал о палубу ваши мозги! Живо!
– Чего встали?! А ну взять пирата! – раздался с мостика громкий, но не слишком уверенный окрик. – Немедленно выполнять приказ шкипера!
Артельщики и перевозчики переглянулись, но тут же дружно отпрянули назад, испугавшись стрелы, что внезапно вонзилась между ними и Убби. Следующий выстрел Малабониты предназначался торчащему на мостике Бобровски, которого она также не собиралась убивать, а просто хотела припугнуть. Стрела влетела в окно рубки и воткнулась в пол рядом с ногой Чеслава – я видел это, поскольку уже перелез на марсовую площадку и стоял рядом с Долорес. Шкипер-гербоносец шарахнулся в сторону и испуганно уставился вверх. Он только теперь заметил, что ворвавшийся на палубу истребителя пират явился не один, а с приятелями.
– Бобровски! – зычным голосом прокричал я, внося свою лепту в запугивание противников, деморализовать которых было не в пример легче, чем кабальеро. – С тобой говорю я – настоящий шкипер этого бронеката Еремей Проныра Третий! Не знаю, что наплел тебе дон Балтазар, но я до сих пор жив и пришел предъявить ему свои права на «Гольфстрим»! И, как видишь, мы с моей командой настроены идти до конца! Это не твоя война, Чеслав! Так что не советую тебе вставать между мной и команданте! Раз ты дорожишь жизнями своих людей, делай так, как говорит северянин, потому что если он начнет драку, мне его уже не остановить! А вам и подавно – он передавит вас как щенков! Сейчас я сойду на палубу, Чеслав! И когда это случится, ты дашь нам свой окончательный ответ! Время пошло!
Ступив на лестницу, я начал спускаться с мачты. Бравировать, скатываясь вниз подобно Убби, не стал. Просто хотел подарить гербоносцу время на раздумья, да и не в той я был форме, чтобы проделывать такие трюки.
Мое дерзкое заявление и два мертвых гвардейца у подножия мачты являлись красноречивыми аргументами в пользу того, что мы не блефуем. Бобровски был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы не встревать в этот конфликт. Тем более что в утрате истребителя все равно обвинят не его, а Кавалькаду, которая обеспечивала безопасность бронеката и перевозимого им груза.
Как и ожидалось, Чеслав меня не подвел. Не успел я ступить на палубные доски, как он прокричал:
– Ладно, Проныра, твоя взяла! Владычица прислала меня сюда не затем, чтобы драться с тобой и твоей чокнутой бандой! Для этого здесь гвардейцев полно! Вот с ними и разбирайтесь! А мы, так уж и быть, проваливаем… – И обратился к явно обрадованным его ответом грузчикам и перевозчикам: – Слышали, парни, что сказано? Это не наша война, так что бросайте свои железяки, и пошли отсюда!.. Опускай трап, Проныра! Мы уходим!
– Ишь чего захотел: трап ему подавай! – рассердился я. – Обойдешься! Мы его не для того подняли, чтобы открывать его по вашему первому требованию! Если решили бежать, значит, чешите на нос, перелазьте через борт и скатывайтесь по броне на землю. Или вас что, даже таким элементарным вещам учить надо?
– А как же! – угрюмо проронил Чеслав, присоединяясь к сложившим оружие «молотобойцам». – Меня, к твоему сведению, еще никогда с моего бронеката не изгоняли, поэтому откуда мне знать, как с него убегать?
– Да пошевеливайтесь! – напутствовал я двинувших на носовую палубу капитулянтов. – Не успеете удрать до того, как истребитель тронется, пеняйте на себя!
И, наскоро осмотревшись, с превеликим удовольствием вернулся к исполнению своих шкиперских обязанностей…