Глава 16
– Ваше ангелоподобие! Граждане священного города! К вам обращается посланник королевы Юга, первый кавалер ордена Закона и Порядка, дон Балтазар Риего-и-Ордас! – возвестил во всеуслышание невидимый нам пока команданте. Он говорил, а тем временем его гвардейцы продолжали в спешном порядке окружать толпу. – Вас жестоко обманули! Этот светящийся говорящий ящер – дрессированное животное гнусных мошенников, которые скрываются здесь, среди вас! Они явились сюда затем, чтобы устроить побег от правосудия своему подельнику Гуго де Бодье! Немедленно остановите его, граждане Аркис-Грандбоула! Не дайте преступнику заморочить вам головы и уйти безнаказанным!..
– Загрызи тебя пес! – прорычал взбешенный Сандаварг, вскакивая с колен и суматошно озираясь вместе со мной. Половина услышавших этот призыв зевак поступила так же, поэтому мы не могли выдать себя своим беспокойством. Бургомистр и его приближенные вмиг смекнули, откуда дует ветер, и уже отдавали соответствующие распоряжения жандармам. Прозревший Нуньес также тыкал дрожащим перстом вслед Гуго, намереваясь приказать пастве поймать мошенника. Однако сделать это первосвященнику мешал приступ кашля, что охватил задохнувшуюся от негодования главную жертву нашего наглого обмана. Едва воспрянувший духом Сенатор вздрогнул как от пощечины, после чего застыл будто вкопанный, открыв рот и испуганно хлопая глазами. Во всей этой кутерьме лишь Физз сохранял спокойствие, продолжая шагать к позвавшему его северянину.
– Беги к толстяку, – пихнув меня локтем, наказал Убби, – хватай его под руку и тащи к выходу! За господина Физза не волнуйся – я о нем позабочусь. Но сначала устрою тут маленькое веселье, пока гвардейцы не испортили нам весь праздник!.. Посторонись!
И, подобрав полы балахона, вскочил с короткого разбега на эшафот.
Оставив в подвале особняка Патриции все свое оружие (из трактира нам пришлось съехать во избежание жандармской облавы, что могла развернуться в городе после нашей выходки), Сандаварг прихватил с собой лишь короткий иностальной штырь. Такой, какой можно было носить незаметно в рукаве паломнического одеяния. С этим оружием Убби и предстал перед первосвященником и его паствой, вызвав у первого нешуточный испуг, а у второй – очередной взрыв возбуждения.
При появлении на сцене вооруженного паломника Нуньес аж поперхнулся криком, которым он хотел натравить на Гуго зрителей, и, недолго думая, метнулся за спины клириков. Служа у его ангелоподобия не только помощниками, но и телохранителями, они преградили злоумышленнику путь и, выхватив из-под ряс короткие мечи, накинулись на Сандаварга.
Каждый из экзекуторов отличался завидной крепостью и был на голову выше коренастого наемника. Но у церковных прислужников катастрофически недоставало опыта для схватки с матерым потомственным воином. И даже несмотря на отвагу, с какой они вступились за своего господина, и их более серьезное оружие, победа в этой стычке клирикам не светила. Все, что они могли предпринять, это попытаться задержать врага до тех пор, пока им на подмогу не прибудут уже бегущие к помосту жандармы.
К несчастью для клириков, их враг задерживаться здесь не планировал и в считаные секунды смел их со своего пути, дабы не мешались. И все же им повезло. Сандаварг не считал церковников достойными противниками и не стал их убивать, пускай они и хотели пустить ему кровь. Парировав сразу оба нацеленных в него клинка, северянин ткнул тупым концом штыря под дых одному врагу, затем двинул по лбу другому, после чего пинками сбросил ошеломленных экзекуторов в толпу. Та ахнула: какой немыслимый ужас! Жандармы еще только подбегали к ведущей на помост лестнице, и никто не мог защитить сейчас Нуньеса от распоясавшегося дебошира.
Но Убби влез на сцену не за тем, чтобы развлекать зевак, лупцуя его ангелоподобие и его слуг, и даже не посмотрел на испуганно сжавшегося первосвященника. Северянина интересовал Душечиститель. А конкретно – установленная на нем клеть с нетопырями. Они, как и Нуньес, также были огорчены бескровным финалом нынешней церемонии. Причем, пожалуй, переживали его гораздо сильнее двуногих палачей. Летучих мышей не волновали творящиеся на площади чудеса. Хищных зверьков жестоко обманули: сначала долго морили голодом, затем раздразнили лакомой пищей, и в конце концов вероломно увели ее прямо у них из-под носа! Само собой, им было с чего впасть в неистовство и кидаться на стенки своей клети.
Однако для нетопырей не все еще было потеряно. Их тоже сегодня ожидало чудо, ибо нашелся-таки человек, который исполнил их самое сокровенное на этот час желание.
Сандаварг ухватил клеть за ручку, уронил ее с Душечистителя на помост и распахнул на ней дверцу. Жандармы как раз взбежали на сцену и моментально были атакованы вырвавшейся на волю верещащей и хлопающей крыльями стаей. Вместо того чтобы хватать хулигана, они были вынуждены с криками отбиваться от налетевших на них кровопийц. Которые – вот ведь неблагодарные твари! – накинулись и на своего освободителя. Но Убби не стал бестолково размахивать руками, а быстро соскочил со сцены и, уводя за собой половину нетопырьей стаи, нырнул в толпу…
Каких только потрясений не пережила эта площадь за сегодняшний вечер! Сколько раз зеваки балансировали на грани паники и сколько раз здравомыслие все-таки удерживало их от беспорядков. Но только не сейчас! Когда алчущие крови нетопыри учуяли многочисленных жертв, они рванули во все стороны и начали утолять голод единственным знакомым им способом. Вмиг разлетевшись над первыми рядами зрителей, мелкие хищники вцеплялись им в волосы, впивались в лица жертв когтями и зубами и остервенело их кромсали. И стигмы, что имелись на руках каждого септианина, не останавливали оголтелую стаю. Той капли священной крови, что могла защитить верующего при стандартной проверке на верность Септету, для прохождения этого испытания было явно недостаточно. Слишком уж оголодали эти «проверяющие», чтобы они могли отделять сейчас правоверных от иноверцев.
Люди вопили, отбивались от нетопырей руками и отмахивались сорванной с себя верхней одеждой. Но избавиться от летучих мышей было не так-то легко. Вкусив крови, они еще больше взбесились и готовы были терпеть побои ради того, чтобы не прерывать пиршество. А поскольку мало кто из паникующих септиан догадывался поймать одну из тварей и, оторвав ей голову, окропить себя свежей священной кровью, число пострадавших множилось с каждой секундой.
В разразившейся суматохе мне, честно признаться, тоже не пришла в голову такая мысль. Когда я, следуя наказу Убби, бросился к де Бодье, капюшон моего балахона драл когтями вцепившийся в него нетопырь. Беснующийся кровопийца того и гляди норовил добраться до моего лица, а я лишь лупил паскудника рукой, что его мало беспокоило.
А вот Гуго, в отличие от меня, не растерялся и уже устроил себе «помазанье» сторицей за все те годы, что он не посещал храм, плюс с запасом лет на пять вперед.
– Замрите, мсье шкипер! – крикнул де Бодье, не дав мне и рта раскрыть. После чего сорвал с моего капюшона нетопыря, без тени брезгливости откусил ему голову и, стиснув в кулаке мохнатое трепещущее тельце, выдавил на меня струйку теплой крови. И вовремя. Спикировавшая было мне на голову новая тварь сразу же шарахнулась в сторону, словно лошадь от шипящей змеи, и полетела искать себе другую, более глупую жертву.
– Вы в порядке? Сами идти сможете? – осведомился я у выплюнувшего нетопырью голову Сенатора.
– О да! Еще как могу! Я буду служить вам бесплатно десять лет, мсье шкипер, только вытащите меня отсюда! – пообещал он осипшим от усердных молитв голосом. Губы, подбородок и щеки у него были заляпаны мышиной кровью, которая также темными струйками стекала у Гуго с макушки. Накинь на него сейчас кто-нибудь черный плащ, и де Бодье мог бы запросто сойти за мифического предводителя кружащих над нами кровопийц. Того самого вампира Драка Графулу, о котором дети рассказывают друг другу на ночь страшные сказки.
Между тем окрест нас творился уже сущий ад. От хулиганства Сандаварга пострадали в основном те зеваки, кто находился в непосредственной близости от эшафота. Но их истошные вопли вызвали такую панику, что зрители шарахнулись врассыпную, как будто их атаковали не две сотни нетопырей, а по крайней мере несколько тысяч.
Какую бы западню ни готовил нам дон Балтазар, обезумевшие от страха люди прорвали его оцепление за считаные мгновения. Было слышно, как во мраке ржут и храпят испуганные кони: и те, на которых съехалась сюда городская знать, и гвардейские рапидо, чье характерное ржание нельзя было спутать со ржанием обычных лошадей. И те и другие давили копытами напирающих на них паникеров, которые в свою очередь затаптывали спотыкающихся и падающих собратьев по несчастью. Теперь свет исходил не от помоста, как прежде, а был рассеян над площадью множеством тусклых голубых пятен. Все они беспрерывно метались по воздуху, что лишь усиливало общую неразбериху.
Лишь одно фосфоресцирующее пятно неподалеку от нас почти не двигалось – то, что было самым крупным и светилось у самой брусчатки. К нему я и потянул де Бодье, поскольку Физз двигался с нами одним курсом. Получалось это у него не слишком удачно. За варана часто запинались, и он был вынужден постоянно поджимать лапы, дабы паникеры их не переломали. Жаль, он не мог поджать под себя свой внушительный хвост. И потому ящеру приходилось безостановочно лупить им направо и налево, нанося превентивные удары по ногам тех зевак, которые грозили оттоптать Физзу его звериное достоинство.
Однако не успели мы с Гуго настичь нашего хвостатого друга, как тот вдруг взял и сгинул. В мгновение ока – так, словно ящер и впрямь был чудотворцем и исчез тем же мистическим образом, каким здесь нарисовался.
Впрочем, не успел я растеряться, как загадка эта уже прояснилась. Обещавший позаботиться о хранителе Чистого Пламени Убби сдержал свое слово. И когда он присоединился к нам, Физз находился у него под мышкой, укутанный балахоном, из-под которого торчал только нервно хлещущий по сторонам хвост. Вся наша банда, кроме действующих самостоятельно от нас Долорес и Патриции, была теперь в сборе. Что дальше?
Главные страсти разыгрались сейчас на краях площади. Там же носились по воздуху кровопийцы. А мы стояли среди корчащихся от боли или валяющихся без сознания зевак, озаренных меркнущим светом разбросанных повсюду нетопырьих трупиков. Я не мог видеть, как обстоят дела у наших женщин. Надо полагать, они догадались укрыться в карете и выждать, когда спадет волнение, а не прорывались к выходу вместе с ошалелыми паникерами.
– Не топчемся на месте, двигаемся! – скомандовал Сандаварг, перепоручив мне и Гуго нести на пару Физза, поскольку своим кулакам северянин доверял больше, чем нашим. – Нельзя отставать от толпы! Пока она теснит гвардейцев, надо успеть вырваться с площади! Вперед!..
Пожертвовав балахоном, чтобы укрыть хранителя Чистого Пламени, самому Убби пришлось оголить свой приметный череп, по которому кабальеро также могли высмотреть северянина в толпе. И хотя он почти сразу же нахлобучил на голову оброненную кем-то в суматохе шляпу, нам все равно не повезло прошмыгнуть незамеченными мимо врагов. Оттесненные и припертые живой лавиной к зданиям, всадники на рапидо, однако, упорно не покидали свои посты. Оцепление изобиловало прорехами, но за каждой из них гвардейцы вели пристальное наблюдение.
Возникшие тут и там толчеи мешали людскому потоку беспрепятственно схлынуть на прилегающие к площади улицы. Давки быстро перерастали в заторы, а они почти всегда приводили к потасовкам. Такая же разразилась и на нашем пути. Не желая встревать в нее, мы были вынуждены сначала замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться.
Драка впереди нас напоминала масло в маслобойке: чем дольше дерущиеся мутузили друг друга, тем больше разбухал этот комок орущих и размахивающих руками паникеров. Примерно два десятка нетопырей все еще носилось над ними, но на них, кажется, уже никто не обращал внимания.
Тут-то и приметили нас следящие за этой улочкой гвардейцы. Они палец о палец не ударили, чтобы разогнать дебоширов, но без раздумий направили в толпу коней, когда заподозрили, что в ней скрываемся мы. Нельзя доподлинно сказать, что нас выдало: плохо замаскированная внешность северянина или ноша, которую мы несли. По мне, так наша компания ничем не отличалась от сотен других, покидающих в эту минуту площадь. Многие тащили на себе пострадавших в давке родственников, друзей и просто сограждан. Разве только ни у кого из них не торчал из-под одежды светящийся хвост. Сколько ни прикрывал я полой балахона эту компрометирующую нас улику, она все равно то и дело выбивалась наружу.
Отступать, чтобы попытаться удрать по другой улице, было поздно. На площади почти не осталось уцелевших зевак, и ее уже заполонили жандармы, приступившие к эвакуации раненых. Последних оказалось много, и для доставки их в госпиталь трех медицинских карет, что дежурили здесь с начала церемонии, было явно недостаточно. У блюстителей порядка хватало сейчас работы, но вряд ли они проморгали бы нашу компанию, сплошь состоящую из звезд только что отгремевшего здесь представления.
– Проклятье! – выругался Убби, заметив проталкивающихся в нашу сторону пятерых кабальеро. Вокруг было полным-полно народу, но мы не усомнились в том, что всадники движутся к нам. – Если эти песьи дети поймут, что мы – это мы, они половину народа здесь порубят и потопчут, лишь бы до нас добраться! Не то чтобы я жалел этих городских придурков, но среди них – мои братья, за которых я скорее умру, чем подставлю их под удар… А ну, чудотворцы, давайте-ка за мной и не отставайте! Эх, зарекался я не бить больше сегодня морды! Но что ж поделать, раз иначе никак!
И, энергично работая локтями, двинул в самую гущу идущего перед нами побоища. У нас не оставалось выхода, как последовать за северянином и надеяться на то, что он проложит путь через это скопище озверелых безумцев…
У сцепившихся посреди улицы дебоширов не было оружия – по крайней мере, почти все они воевали голыми руками, – но это не прибавляло мне оптимизма. Можно было бы счесть наше новое приключение познавательным, ведь мне сроду не доводилось попадать в подобное общество человекообразного зверья. Вытаращенные глаза, брызжущая изо ртов пена, разбитые в кровь лица, выдранные клочья волос, а также дикий рев, визг, хрипы и треск рвущейся одежды… Какая, оказывается, тонкая грань пролегает между добропорядочными гражданами и теми же нетопырями, от которых эти дебоширы отличались лишь размерами и анатомией, но не кровожадными повадками.
А впрочем, шло бы оно куда подальше, такое естествоведение! Кабы не безвыходное положение, черта с два я взялся бы когда-нибудь расширять свои знания о людях таким извращенным способом.
Дабы хоть немного уравнять свои и наши шансы выжить, Убби в последний момент передал мне иностальной штырь, сопроводив подарок коротким инструктажем:
– Не размахивай им, а просто тычь ублюдкам в зубы или глаза и сразу отскакивай. Главное, все время держитесь у меня за спиной и почаще смотрите под ноги. Отстанете или упадете – вам конец!
Подбодрил, одним словом. А затем бросил последний взгляд на пробиравшихся через толпу кабальеро и, утробно зарычав, врезался в гущу потасовки…
Следующие несколько минут слились для меня в мешанину из перекошенных лиц, мелькания кулаков и нескончаемой, как тогда казалось, череды вспышек боли во всем теле. Света, что испускали вьющиеся над нами нетопыри, было достаточно, чтобы видеть весь этот дьявольский калейдоскоп, а также маячащую впереди широкую спину Убби. Благодаря ему мы не задерживались на одном месте, раз от разу вступая в короткие стычки с постоянно меняющимися противниками. Это не позволяло нам увязнуть в драке, а нашим врагам – как следует разозлиться на нас и пуститься в погоню. Не выпуская из рук Физза, которого мы с Сенатором по-прежнему несли вдвоем, я и Гуго сталкивались с врагами, обменивались с ними парой-тройкой быстрых ударов и расходились, не успев даже обложить друг друга бранью.
Предупреждение Сандаварга о том, чтобы мы посматривали под ноги, было самым важным из всех его предбоевых советов. И все потому, что идти нам большей частью приходилось не по брусчатке, а по оглушенным противникам северянина. Он оставлял их за собой вповалку чуть ли не на каждом шагу. Жаль, некогда было полюбоваться, как напористый крепыш-коротыш устилает себе путь вражескими телами. И ни один отведавший кулаков Убби забияка даже не попытался схватить меня или де Бодье за ногу. Что ни говори, а подобную работу наш краснокожий товарищ делал всегда с полной гарантией и самоотдачей.
Будучи не склонным к насилию, я травмировал противников лишь тогда, когда они хватали нас с Гуго за одежду и мешали поспевать за проводником. Глаз я вроде бы никому не выбил, но сломал штырем полдюжины предплечий, пару челюстей и вышиб десятка три зубов. Нам тоже крепко досталось, особенно менее проворному толстяку де Бодье. Ему расквасили нос, подбили оба глаза, надавали по ушам и столько раз врезали по корпусу, сколько Сенатор не претерпел ударов, наверное, за всю свою жизнь. Мне ушибли бедро и наотмашь съездили по голове тяжелой ременной пряжкой. Которая, хвала Авось, угодила в темечко плашмя, а не ребром. Поэтому я отделался лишь большой шишкой и рассечением, хотя мог бы легко заполучить и дырку в черепе. Меня также нещадно лупили по лицу, спине и плечам, но это были не те ушибы, на какие в такой буче стоило обращать внимание.
Завернутый в балахон Физз в драке не участвовал, но стойко терпел побои наравне со всеми нами. Правда, в отличие от нас, его это не шибко беспокоило. А те, кто желал причинить ему вред, сами с криками хватались за собственные отбитые кулаки и вывихнутые запястья. И поделом! Покрытое чешуйчатой броней тело ящера было прочнее гвардейской кирасы. Такое не всякий топор разрубит с одного удара, а дубасить варана-броненосца голыми руками – затея вовсе глупая и травмоопасная. Многие наши сегодняшние противники усвоили это, если, конечно, они успели понять, о чьи бока покалечили руки.
И все бы ничего, но чем плотнее окружала нас давка, тем больше мы получали тумаков, выдыхались и теряли прыть. Не пройдя и половины этого адского пути, Сенатор начал опасно пошатываться и спотыкаться. И я ничем не мог ему помочь, поскольку сам едва стоял на ногах, отражая одной рукой удары, а другой неся Физза. С каждым пройденным нами шагом становилось все очевиднее, что Убби переоценил наши возможности. А одного лишь желания спасти свои шкуры было уже недостаточно, чтобы оно наделило нас необходимой для этого силой.
Впрочем, нам все-таки повезло пережить этот кошмар. Как оказалось, в этом бою Убби уповал не только на нашу и свою выдержку, но и на помощь сородичей, которых он обнаружил в толпе еще до того, как гвардейцы нас заметили. Ну а северяне, в свою очередь, не могли не заметить продирающегося к ним с шумом Сандаварга.
Мне и Гуго было уже совсем невмоготу, когда плечом к плечу с наемником встали два таких же крепыша, которые заработали кулаками с не меньшим усердием, чем он. Краснокожие вояки действовали быстро и слаженно. Протоптанный Убби коридор моментально расширился, а шарахнувшиеся от северян в испуге противники к нам больше не приближались. По этой же причине и бесчувственных тел под ногами заметно поубавилось, поскольку желающих бросить вызов сразу трем головорезам находилось гораздо меньше.
Мы вздохнули посвободнее, но расслабляться было еще рано. На нас то и дело нападали сзади, и мне приходилось осаживать этих негодяев штырем, дабы меня и де Бодье ненароком не утянули в толпу. А она после нашего яростного прорыва разбушевалась и вовсе не на шутку. Помимо гвалта я слышал также конское ржание и непрекращающийся свист плеток. Кабальеро тоже пробирались через давку, но, видимо, не были до конца уверены, что гонятся именно за нами. А иначе они без колебаний расшвыряли и затоптали бы рапидо всех, кто стоял у них на пути.
Несколько минут, за которые мы, казалось, пронеслись галопом по всем лабиринтам Небесного Ада… И когда беснующаяся живая масса с проклятьями исторгла из себя нашу потрепанную компанию, я был готов вопить от радости даже несмотря на то, что в полусотне шагов от нас находились пятеро гвардейцев. Но вместо этого мне пришлось стиснуть зубы и бежать, припадая на хромую ногу, за северянами дальше по улице. Она была заполонена пострадавшими в давке людьми, но мы их уже совершенно не интересовали. Они либо ковыляли прочь от побоища, либо, изможденные и помятые, сидели прямо на брусчатке, утирали с лиц кровь, сплевывали выбитые зубы и бранились охрипшими от крика голосами.
Один такой попавшийся нам навстречу избитый бедолага был настолько слаб, что никак не мог отогнать привязавшегося к нему нетопыря. Крылатая тварь чуяла кровь, текущую из рассеченной брови своей жертвы, и с верещанием набрасывалась на нее, невзирая на ее вялое сопротивление и жалобные крики. Пробегавший мимо Сандаварг помог беспомощному горожанину: изловил кровопийцу за крылья, однако не убил священное животное, а прихватил его с собой. Затем подозвал сородичей и, всучив одному из них пойманный живьем трофей, что-то поспешно им наказал. После чего оба они согласно кивнули и, отколовшись от нашей компании, припустили к ближайшему переулку, что-то оживленно обсуждая между собой на бегу. А Убби бросил нам через плечо: «Не отставайте!» – и поспешил к зданию, что располагалось на другой стороне улицы.
Здание это представляло собой двухэтажный особняк, похожий на тот, в котором жила госпожа Зигельмейер, только поскромнее, и наверняка принадлежало какому-нибудь местному купцу или чиновнику средней руки. Я подумал, что наемник знаком с этим человеком и хочет попросить у него убежища. Но, оказалось, Сандаварга интересовал не дом, а лишь живая изгородь перед ним. За ней было трудно спрятаться днем, но в темноте она могла дать нам мало-мальски надежное укрытие.
Этот невысокий – мне по пояс, – облагороженный терновник с мелкими листьями и густыми колючими ветками рос перед многими особняками в центральном районе Аркис-Грандбоула. Продраться напролом сквозь такой кустарник было практически нереально, но перепрыгнуть через него при необходимости – можно. Особенно при такой необходимости, как наша.
Соваться в калитку мы не стали – и так было понятно, что она заперта. Первым колючий барьер преодолел Убби. Он с разбега нырком сиганул поверх кустов, даже не оцарапав живот, приземлился на руки и, кувыркнувшись, сразу очутился на ногах. Следующим за укрытие отправился Физз, чье чешуйчатое брюхо было нечувствительно к терновым колючкам. А вот наши с Гуго шкуры – увы, нет. Мне пришлось встать на четвереньки и подставить Сенатору спину, поскольку с его комплекцией о выкрутасах северянина можно было только мечтать. Де Бодье оттолкнулся от моей спины и попытался перескочить изгородь, но зацепился ногами за ее верхушку и грохнулся прямо на страхующего его с той стороны Сандаварга. Послышалась сдержанная брань вперемежку с многословными извинениями – похоже, и у того, и у другого только что добавилось на теле по нескольку болезненных ушибов.
Последним прыгать через препятствие выпало мне. Решив, что у меня получится повторить трюк Убби, я тоже разбежался, но отбитая в бою нога не позволила мне развить нужную скорость. Времени на повторный разбег не осталось – всадники только что прорвались через давку и их пущенные в галоп рапидо уже цокали копытами по брусчатке. Поэтому вместо нырка я изобразил неуклюжий переворот: упал спиной прямо на подстриженную кромку терновника и, задрав ноги, перекатился через него к товарищам. Как минимум дюжина колючек проткнула мой разодранный в драке балахон и впилась в тело. Я закряхтел от боли, но дело было сделано. Мне удалось смыться с улицы до того, как кабальеро поравнялись с нашим укрытием и проулком, куда побежали сородичи Сандаварга.
Едва я плюхнулся на землю по другую сторону изгороди, как северянин грозным шепотом велел мне затаиться и помалкивать. Хорошо, что не стихающий на улице ор заглушал наши с Гуго шумные одышки, унять которые после такой пробежки было не так-то просто.
Сквозь кусты было почти не видать того, что творится за ними. Но распознать по звуку быстрое приближение нескольких всадников сумел бы и слепой. Я понадеялся, что они проскачут мимо, однако гвардейцы были не дураки. Они понимали, что, выбравшись из давки, мы вряд ли побежим вдоль по улице, где нас можно будет легко настичь. Дружно осадив коней, преследователи остановились и начали громко совещаться, куда им двигаться дальше.
Происходило это всего в десяти шагах от нас. Я был уверен, что вот-вот какой-нибудь кабальеро подъедет к терновнику и осмотрит дворик перед особняком. И пускай Физз был закутан в балахон, не разглядеть в темноте со столь близкого расстояния нашу банду можно было лишь в том случае, если ты не задался целью нас отыскать.
– Эй! – вдруг воскликнул кто-то из всадников. – Гляньте, вон там, в проулке! Вроде бы свет!
Гвардейцы встрепенулись и поспешно развернули коней в указанном направлении.
– Так и есть! – согласился с более зорким приятелем другой кабальеро – очевидно, старший этой группы. – Непохоже на летучую мышь – движется медленно, почти над самой землей. И удаляется! Уверен, это наши bastardos со своей ящерицей! За мной!
И, пришпорив рапидо, пятерка всадников рванула за источником обнаруженного ими света…
– Братья сказали, что отлично знают в этом районе все подворотни, – проговорил Убби, когда гвардейцы скрылись в темноте. Высовываться из укрытия было еще рановато, и мы продолжали лежать за кустами, прислушиваясь к удаляющемуся стуку копыт. – Всадникам придется здорово поплутать, гоняясь за Юханом, Свеном и их нетопырем, ха-ха! Точно вам говорю – сам блудил тут однажды, причем не ночью, а средь белого дня. К тому же ездить по задворкам – это вам не скакать с ветерком по пустоши. Некоторые закоулки настолько узкие, что в них даже лошадь не развернется. Так что пока эти песьи дети не смекнули, что их обдурили, надо уматывать отсюда в наш подвальчик и сидеть там, пока твоя вторая женщина, шкипер, не скажет, что бедлам угомонился. А потом решать, как быть дальше. Раз уж дон Балтазар вернулся в город, значит, загрызи его пес, недолго осталось стоять твоей развалюхе в цеху у Синклера…
Что верно, то верно. Несмотря на царившую вокруг свистопляску, я тоже успел подумать об этом. Однако сейчас, когда мы метались по городу в поисках спасения, мне и в голову не приходило, что все пережитое нами этим вечером – лишь прелюдия к тому ужасу, который обрушится на Аркис-Грандбоул сегодня ночью. И что нам, едва вырвавшимся из одной беды, придется с ходу встревать в другую. Причем куда более опасную, нежели публичное измывательство над первосвященником…
– И жандармы, и гвардейцы, и церковные дружинники – все там рыщут, – известила нас об обстановке снаружи Патриция, спустившись к нам в подвал. – Последних вы особенно разозлили. Прихлебалы церковников носятся по улицам целыми толпами и хором вас без умолку проклинают. Похоже, теперь до утра не угомонятся. Что, в общем-то, и следовало ожидать. С тех пор как полвека назад на новогоднем молебне в храме рухнул потолок и придавил двадцать с лишним паломников, больше, считай, ничего интересного на сборищах ангелопоклонников и не случалось. А от вашего хулиганства шум однозначно громче, чем от той обвалившейся штукатурки. Будьте уверены: если через пару столетий мир еще не разлетится на куски, эта история станет у наших потомков гораздо популярнее, чем все септианские притчи, вместе взятые. Что ни говори, а нынешний религиозный спектакль впервые в жизни доставил мне настоящий, ни с чем не сравнимый восторг…
Прошло три часа, как наша банда собралась дома у госпожи Зигельмейер, а вызванная нами в городе суматоха все не утихала. Через подвальные отдушины до нас все время долетали то конский топот, то жандармские команды, то надрывные причитания, декламирующие строки из Библии – в основном те, где шла речь о неотвратимой каре, уготованной нечестивцам вроде нас.
В Аркис-Грандбоуле выдалась та еще ночка! Наверняка все трактиры, гостиницы и злачные места уже подверглись обыскам, а в кварталах бедноты шли облава за облавой. К Патриции дважды стучались в дверь сначала жандармы, а потом гвардейцы. И те и другие, правда, вели себя вполне пристойно. Поинтересовавшись, все ли у госпожи в порядке и не заметила ли она вблизи своего дома подозрительных людей, сыщики извинялись за причиненное беспокойство и откланивались. Хорошо, что мы убрались с улицы до того, как паника в центральном районе улеглась и наши поиски стали организованными и массовыми. Замешкайся мы хотя бы на полчаса, точно напоролись бы на облаву или патруль. И трудно сказать, кто бы обрадовался встрече с нами больше всех: кабальеро, жандармы или размахивающие палками оскорбленные и негодующие септиане.
– Ты можешь сделать для нас последнее одолжение и разузнать, через сколько дней Кавалькада покинет город? – спросил я у Патриции и поморщился, когда Долорес выдернула у меня из спины очередной терновый шип. Выковыривать их при бледном свете потускневшего Физза Малабоните не доставляло радости. Но откладывать эту процедуру до утра было нельзя – к тому времени ранки могли загноиться. На голове у меня красовался компресс, наложенный поверх шишки, заработанной мной при бегстве с площади. Гуго, коему тоже крепко досталось в той давке, лежал в углу на матрасе, весь облепленный компрессами, и дремал, страдальчески постанывая на каждом выдохе. Убби обработал дезинфицирующим раствором лишь самые крупные свои ссадины да сбитые в драке кулаки. А на синяки и кровоподтеки, которых он тоже не избежал, небрежно махнул рукой. Переводить дорогостоящее лекарство на подобные мелочи северянин принципиально отказывался.
– Разве это одолжение? – снисходительно усмехнулась госпожа Зигельмейер. – Завтра к обеду я так и так проведаю о доне Балтазаре все последние новости. Моя подруга Фатима ублажает его всегда, когда он гостит у нас в городе. И всякий раз после этого прибегает ко мне, чтобы похвастаться каким-нибудь дорогим подарком, который команданте ей привез. Проявите немного терпения, и через двенадцать часов вы, как и я, тоже будете в курсе ближайших планов вашего главного врага.
– Вряд ли сейчас дону Балтазару захочется женской ласки, – резонно заметил Убби. – Он, поди, не только занят охотой на нас, но еще и устал с дороги как собака.
– О, ты плохо знаешь привычки этого любвеобильного южанина! – бросила ему в ответ Патриция. – Он может не пригласить к себе Фатиму в любой другой день или перед своим отъездом, но не сегодня ночью. К тому же не много ли вам чести, чтобы команданте лично носился за вами по темному городу, обнюхивая подвалы и подворотни?
– Теперь дон Балтазар знает, что вингорцы его обманули. И догадывается, что мы неспроста отираемся поблизости от «Гольфстрима», – ответил я. – Он уже дважды воочию убедился, как далеко мы можем зайти, если чего-то захотим. Это заставляет его сильно нервничать и ожидать от нас новой гадости. Не знаю, может, команданте и претит самому гоняться за нами по улицам, но я точно уверен: мой бронекат и груз Макферсона покинут город не сегодня завтра. Команданте потратил слишком много сил и средств на то, чтобы заполучить эти трофеи, и не станет рисковать потерять их снова. А тем более когда Синклер переклепал мой бронекат в истребитель. Вот я и боюсь, что, пока идет облава и мы боимся высунуться на улицу, «Гольфстрим» под шумок выедет из Великой Чаши и мы останемся с носом. Если уже не остались – и такое не исключено. Кто бы знал, чем на самом деле занят сейчас дон Риего-и-Ордас: ублажает свою Фатиму или устраивает нам ответную подлянку, ломая наши планы своим внезапным отбытием.
– Но даже если так, вам не выяснить этого, когда полгорода бегает по улицам и ловит мошенников со светящимся вараном, – пожала плечами госпожа Зигельмейер. – Поэтому пользуйтесь моей добротой: сидите тут, где вас никто никогда не найдет, и не дергайтесь, пока снаружи не утихнет беготня. Сказано же: завтра я выясню все, что смогу. А что не смогу, пойдете узнавать сами. Хотя я настоятельно советовала бы вам смириться с вашей потерей, удирать из города и не показываться здесь следующие три-четыре года. Однако чует мое сердце: плевать вы хотели на мои советы и еще успеете набедокурить в Аркис-Грандбоуле… А это еще что за фокусы?
Патрицию прервал громкий протяжный гул, не похожий ни на один из доносившихся сюда ранее шумов. И был он настолько резок и невыносим, что подскочил даже спящий де Бодье.
Гул проник к нам через отдушины и являл собой волнообразный, то нарастающий, то вновь затихающий вой. Надо думать, он был слышен не только в Великой Чаше, но и за ее пределами. Впрочем, я быстро сообразил, что именно в городе способно издавать такой звук. И не успел я озвучить свою догадку, как за меня это сделала госпожа Зигельмейер. Ей и догадываться ни о чем не потребовалось. Будучи местной горожанкой, она, в отличие от нас, слышала этот шум далеко не впервые.
– Грозовая сирена?! – удивленно молвила она. – Интересно, с какой стати?
Аркис-Грандбоул был единственным городом к востоку от Хребта, где храмовые колокола использовались исключительно по их прямому назначению – созыв септиан на молебны. Роль тревожной сигнализации здесь играли механические ревуны – подвешенные на высоких мачтах ветряные шумогенераторы. Грозы в Атлантике случались нечасто. Рождающиеся несколько раз в год над южным полюсом, холодные воздушные циклоны отправлялись на север, неся с собой помимо желанных ливней ураганные ветры и смертоносные молнии. Не все эти атмосферные фронты достигали священного города. Некоторые из них растрачивали свои силы еще на пути к экватору. Но когда на южном горизонте начинали сгущаться тучи, рокотать громовые раскаты и мерцать черные всполохи, наблюдатели на стенах города сразу бежали к ревунам.
Чтобы запустить их, нужно было лишь дернуть за пусковой трос. Его рывок расправлял на шумогенераторе складные лопасти, которые начинали раскручиваться ветром и приводили в движение механизм шумового устройства. Их было установлено по периметру Чаши всего полдюжины, но вместе они поднимали такой вой, что даже фермеры дальнего пригорода сразу понимали – пора прятаться в ближайшем грозовом бункере. Или, если до него было слишком далеко, – запираться в погребе и молиться, чтобы в случае попадания молнии в него не проник метафламм.
Последний антарктический циклон бушевал над северо-востоком Атлантики не слишком давно. И потому нынешнее включение тревожной сирены вряд ли было связано с надвигающейся грозой. Но если причина не в ней, тогда в чем? Неужто к стенам священного города подступали враги? Чушь! В сравнении с этой догадкой внезапная гроза, и та могла разразиться с куда большей вероятностью. В мире существовала лишь одна сила, способная осмелиться напасть на Аркис-Грандбоул, – армия Владычицы Льдов. Но, во-первых, у нее не было на то ни малейшей причины, а во-вторых, летучий отряд ее армии – Кавалькада – и так находился сейчас внутри Великой Чаши.
Так что же за напасть вынудила дозорных поднять среди ночи тревогу, перепугав и без того всполошенный с вечера город?
– Наверное, из-за облав где-то начались крупные беспорядки, и Рейли решил, что так ему удастся прогнать людей с улиц, – предположила Патриция, как и я тоже усомнившаяся в приближении бури. – Отлично придумано, между прочим. Большинство погромщиков точно по бункерам разбежится, а тех, что не попадутся на уловку бургомистра, жандармы угомонят.
Гипотеза хозяйки выглядела вполне здравой. Ни я, ни остальные не придумали ничего лучше, и потому всем нам оставалось лишь согласиться с Патрицией. Которая решила все же подняться наверх и разобраться, в чем дело. Догадки догадками, но мало ли? А вдруг наша сегодняшняя мистификация и впрямь оскорбила Септет, после чего он в ярости наслал на город гром и молнии. Ангелы – они ведь не такие бесхитростные и дружелюбные, как Авось, у которой и в мыслях нет желания учинять страшные суды и концы света. Эти белокрылые парни со сверкающими мечами давно ищут повод нас уничтожить. Даже их поклонники в этом свято убеждены. Поэтому септиане и молятся по нескольку раз на дню, дабы умилостивить Метатрона и его вспыльчивую компанию.
Однако не успела госпожа Зигельмейер покинуть убежище, как вдруг невозмутимый доселе ящер взъерошил чешую и, яростно зашипев, начал метаться по подвалу. Патриция, которая и не подозревала, что мой «говорящий дракончик» способен на такие дикие выходки, аж подпрыгнула от неожиданности и едва не скатилась с лестницы. Мы тоже вскочили с мест, поскольку поведение варана напугало нас куда сильнее, чем грянувшая среди ночи сирена. Включившие ее дозорные могли ошибиться и подать ложную тревогу. Физз – никогда.
– Фахты! Фахты! – продолжая бегать по полу, прошипел он. Из нас пятерых лишь хозяйка могла подумать, что ящер твердит о каких-то фактах. Мне же и прочим членам моей команды, побывавшей однажды перед лицом такого «факта», все было предельно понятно.
– Вакты! – почти в один голос проговорили Долорес и Убби, доведя до ошарашенной Патриции подлинный смысл предостережения Физза.
– Вакты! – повторил за ними я. – Черт возьми! Неужели те самые твари, которых якобы видели в пригороде?
– Мерсхие супастые тфари! – подтвердил разволновавшийся не на шутку варан. – Сфистать фсех на палупу! Орутия х пою! Херьмо!
– Э-хе-хе, дорогой вы мой мсье Физз, где теперь наша палуба и наши орудия! – горестно вздохнул Гуго, снимая компрессы с распухшего лица и аккуратно ощупывая свой чудом не сломанный нос. После своего чудесного во всех смыслах спасения Сенатор стал обращаться к «мсье Шипучке» гораздо почтительнее. – Сядьте, угомонитесь, а то последний свет на шипенье израсходуете, а до утра еще далеко. Если на город и впрямь напали псы Вседержителей, будем надеяться, здесь они нас не достанут.
– Вы… серьезно думаете… что Физзи… говорит правду? – дрожащим голосом спросила госпожа Зигельмейер, усаживаясь на нижнюю ступеньку лестницы. Идти наверх и высовываться на улицу ей вмиг расхотелось.
– Наш хвостатый друг чертовски сообразителен для варана, но лгать или разыгрывать нас ему совесть не позволяет, – заверил я Патрицию. – И раз Физз сказал, что в городе вакты, значит, так оно и есть. Но разве кого-то еще, кроме тебя, Патриция, это удивляет?
– После того, что мы видели на коралловой «терке», – ничуть, – ответила Долорес, снисходительно посмотрев на хозяйку. Рядом с напуганной госпожой Зигельмейер Малабонита старалась держаться подчеркнуто невозмутимо. Еще бы – ведь сейчас ей выпал шанс поквитаться с Патрицией за то, что она все время называла ее девочкой.
– Вакты неравнодушны к контейнерам Макферсона, – продолжил я. – Нет сомнений в том, что эти твари идут по их следу. Иначе зачем им вдруг ни с того ни с сего соваться в город, да еще целой стаей? Как считаете, псам известно, где сейчас находится наш груз?
– Это легко проверить. Если да, стало быть, с минуты на минуту в мастерской Синклера разразится неслабая драка, – заметила Долорес. – Если же нет, значит, вакты просто сужают круг поисков и доберутся до «Гольфстрима» лишь через какое-то время.
– Женщина, покорившая ветер, говорит мудро, – согласился Убби. – И загрызи меня пес, если я не догадываюсь, к чему ты клонишь, шкипер! Думаешь, как нам воспользоваться этой неразберихой, чтобы попытаться украсть нашу развалюху и ящики?
– Совершенно верно, – кивнул я. – Не забывайте: теперь у нас есть механик. Да не простой механик, а лучший специалист по ДБВ во всей Атлантике! И пускай мсье Гуго пока не в лучшей форме, его присутствие вселяет в меня уверенность, что с управлением истребителя мы как-нибудь справимся. Осталось лишь добраться до того управления и взять его на себя. Как видите, все складывается так, что теперь главным врагом дона Балтазара становимся не мы, а более грозная сила. Трудно сказать, кто победит в этой схватке. У нас получилось прикончить вакта, а значит, теоретически кабальеро на это тоже способны. Другой вопрос, сколько именно монстров перелезло через городскую стену. Если стая – дело дрянь. Одно могу сказать точно: раз мы твердо решили доставить в Гексатурм наследство Макферсона, нам нельзя сидеть в этом подвале, гадая, что творится наверху. Сейчас мы – словно птицы-падальщики, которые кружат над полем боя, надеясь ухватить свою часть добычи. А утащим мы ее в когтях или нет – время покажет. Сначала выясним, каковы вообще наши шансы на удачную охоту. Итак, кто из вас что по этому поводу думает?
– Твой боевой дух, Проныра, заметно окреп с того дня, как вы пытались выкупить у команданте свои жизни в обмен на мою, – довольно осклабился северянин. – Отрадно видеть, как дружба со мной способна изменить человека, а особенно южанина, в лучшую сторону. Теперь не я зову тебя пойти помахать кулаками, а ты оказываешь мне такую честь. Ладно, закрою глаза на то, что ты назвал меня падальщиком, потому что твое предложение мне по душе и отвергать его я не вправе. Так что давай начнем охоту! Мое слово!
– Осточертело ходить пешком и торчать в этой «священной дыре», – призналась Малабонита. – Скорей бы снова на колеса – и в хамаду. И если для этого нужно побегать – что ж, я готова. В первый раз, что ли?
– Мсье де Бодье? – поторопил я с ответом вмиг посуровевшего механика.
– После всего того, что вы для меня сделали, мадам и мсье, с моей стороны было бы верхом неблагодарности бросить вас в эту тяжкую минуту, – угрюмо потупившись, молвил Гуго. – Не обращайте внимания на мой непрезентабельный вид – это все пустяки, временные трудности. Я вполне могу за себя постоять, а вы – всецело на меня рассчитывать. Да и куда еще податься бедному мсье в ополчившемся против него городе? Не век же, право слово, таиться от людских глаз по подвалам и подворотням.
– А как же вакты? – спросила Патриция, взирая удивленными глазами на нашу исполненную решимости компанию. Кажется, госпожа Зигельмейер была уверена, что нас охватило массовое помешательство. – Вас что, совсем не пугают бегающие по городу чудовища?
– Вакты?! Вот еще! – презрительно скривила личико Долорес, продолжая злорадствовать над пугливой хозяйкой. – Тоже мне, проблема! Били мы стражей Полярного Столпа и даже ошкуривали. Пусть дон Риего-и-Ордас боится этих зверюшек, а нам они пока ничем не угрожают. В отличие от людей. Они в Аркис-Грандбоуле куда страшнее любых монстров, уж поверьте, госпожа Зигельмейер, девочке, повидавшей воочию всех чудовищ Атлантики…