Нетрудно понять, почему военное сословие во главе страны зачастую оказывается гораздо успешнее абстрактного чиновничества. Успешный военный — это, в первую очередь, боец. Человек, который готов пойти на риск и конкурировать с противником, в этос которого не входят не то, что «правила делового этикета», но и потребность сохранения жизни: врага или же своей собственной. «Война есть продолжение политики крайними средствами», — в определении Карла фон Клаузевица.

Как следствие такой разности в подходах, классическое чиновничество как, например, в средневековом Китае, пыталось всячески «закуклить» развитие страны, максимально используя существующие ресурсы. Результатом такой политики обычно является стабильность и устойчивость общества, страны и государства. Однако обратной стороной этой медали является то, что такой социум очень слабо воспринимает любые изменения и инновации, попадая в бесконечную череду циклических кризисов, которые он, как правило, не может решить за счёт внутренних ресурсов. Для Поднебесной таким печальным концом стала эпоха «опиумных войн», когда Китай — несмотря на то, что был самым населённым и богатым государством мира, — попал в полуколониальную зависимость от западных хищников.

При этом позиция самих западных стран представляет собой полную противоположность китайской политике изоляции. Фирменной карточкой Запада на протяжении вот же доброй тысячи лет является практика пространственной экспансии, лишь облекаемой в различные формы, но всегда — подкреплённой грубой военной силой. При этом весьма богатые традиции «совместительства» армии с основными производящими классами на Западе обусловили и специфику средиземноморского, европейского, а потом и американского военного сословия. В идеальном варианте это называется «вооружённым народом», но в реальной жизни породило и массу негативных феноменов: наёмничество, пиратство, колониальные корпорации и даже геноцид населения обеих Америк, который вёлся с необыкновенной жестокостью не только правительствами европейских стран, но и самими колонистами.

И, наконец, российское военное сословие постоянно воспитывалось в условиях скрытой или явной мобилизации, которая была неизбежна на открытых, выстуженных северных просторах. Конечно, эти малонаселённые территории можно было условно оградить острогами и засечными чертами, но никак не получалось обнести капитальной «русской стеной». В такой ситуации от русских требовалось не уничтожение окраин, но наоборот — постепенная их ассимиляция и включение в единое цивилизационное пространство. Результатом такой географической и исторической судьбы стал совершенно особый подход ко взаимодействию с внешним миром, который можно назвать «разумной автаркией», находящейся где-то посередине между полюсами полной изоляции, характерной для исторического Китая и столь же полной открытости, проповедуемой западными странами «на экспорт», но в реальности представляющей собой ничем не прикрытую экспансию и порабощение иных человеческих сообществ.