Авентин и немного о любви
К стыду моему, до этого дня я ни разу не была на Авентине…
И мимо Уст Истины в еще закрытой церкви Санта-Мария-ин-Космедин, мимо Храма Весты, перебегая дороги в неположенных местах за руку с пожилыми римлянками: – Ну, не до перехода же идти, он вон как далеко! – мы поднимались все выше, все дальше от хаоса утреннего трафика.
– А-вен-тин, а-вен-тин, – звонят колокола и в апельсиновом саду горят оранжевым пламенем в первых лучах солнца яркие шарики, а базилики спрятались во двориках с садами и фонтанами. Санта-Сабина – главная церковь доминиканцев, Сант-Ансельмо.
Пуста на рассвете базилика Святого Алексия и Святого Вонифатия – Basilica dei Santi Bonifacio e Alessio.
Чуть слышно журчит фонтан, где два профиля святых застыли на барельефе над фигурой Пресвятой Девы. Никого пока нет в храме, лишь лучи утреннего солнца падают через высокие окна.
Прекрасна безлюдная в этот час освещенная солнцем капелла Сант-Алессио, где покоятся мощи Алексия – человека Божьего. Здесь в подвале, накрытом теперь кругом колодца, как гласит надпись, был его «дом».
Неприметное здание на площади Рыцарей, венчающей холм, принадлежит мальтийскому ордену.
Именно здесь, в закрытых воротах иностранного государства на территории Италии (а Мальтийский орден – старейший религиозный орден в мире, имеет статус организации – наблюдателя при ООН, выдает свои паспорта и иногда рассматривается как карликовое государство) находится «санто буко» – святое отверстие.
Это самая фотогеничная замочная скважина в мире. Загляните в нее – в обрамлении кипарисов и железных краев отверстия возникает перед глазами купол собора Святого Петра, словно находится на расстоянии вытянутой руки.
А из апельсинового сада у базилики Санта-Сабина – весь Рим под ногами, кажется, рукой можно дотронуться.
Потом мы спустились пешком вниз, шли куда глаза глядят, и даже Колизей откуда-то вынырнул в переулке – пока не поднялись на крышу «Пишущей машинки» – Алтаря Отечества на пьяцца Венеция, чтобы еще раз, и не последний в этот приезд, посмотреть на Рим сверху. Лифт на крышу, кстати, справа и вглубь, если стоять лицом к зданию, многие не знают о его существовании.
Лучшие виды на Рим с высоты – Холм Джаниколо (Яникул), крыша Витториано – Алтаря Отечества на пьяцца Венеция, апельсиновый сад на Авентине, холм Палатин.
* * *
Люблю Рим ранним утром. Спят туристы, лишь угадывается в утренней дымке силуэт Колизея, вокруг которого еще не сплетаются в кольца бесконечные толпы с гидами во главе, пуст Форум.
Садишься на скамейку, и смотришь, как поднимается солнце над тем местом, что когда-то было Древним Римом. Такая простая современная скамейка… с видом на вечность.
Поэтому и на следующее утро мы встали рано и отдались в руки Риму, хотя и шли с целью – подняться на Испанскую лестницу. Не побеспокоились прочитать заранее, что в это время она на ремонте.
А Рим, как мог, уберегал от разочарования.
Торопиться надо, скоро солнце встанет высоко…
– Но ведь за этим углом пьяцца Навона, – нежно шепчет Рим в ушко. А кто рано встает – тому она пустая… да еще небо над ней синее, с белыми облаками, и вокруг никого. Это вечером тут не протолкнешься, а рано утром – хоть танцуй, ни души, это же нельзя упустить.
– Зачем тебе налево-то? – снова шепчет Рим. – Ты направо, да-да, вот за тот угол, ну молодец, детка, а теперь вот за этот и – ах, ты не догадалась сразу? Так это ж ты к пьяцца Ротонда шла, посмотреть, как играют лучи солнца в струях фонтана у Пантеона.
А что Испанская лестница на ремонте – так и ну ее. После пустой пьяцца Навона это же не обидно совсем, да? Панорамы Рима никуда не делись, их на ремонт не закрыли.
Вот примерно так мы с Римом и общались в этот приезд.
– Я ж так по тебе скучала, я ж тебя люблю, – шептала я Риму в ухо фонтанного чудища.
– Так и я тоже, – отвечал он, открывая не виданную ранее площадь на знакомом месте.
– А вот сюда загляни, смотри, что здесь есть, – и он заводил в двери неаполитанской кондитерской бабушки Виченцы. Попробуй, найди ее сам в паутине переулков, а он отведет и покажет.
Римский форум
Вот и улочка в Гетто, где мы жили однажды, с пластинками на булыжной мостовой, а на пластинках даты. Даты рождения разные, а смерти все 1944 года, из этих подъездов забирали их жителей. Здесь по-прежнему деревенский дух, стоят лавочки по обеим сторонам улочки, и сидят на них старушки, и работают кошерные ресторанчики и кондитерские. И лавочка букиниста на месте, и наш подъезд, откуда так близко, пять минут всего, до Капитолия, где мы когда-то встречали рассветы и прощались с Римом в полночь.
Интересно, жива ли старая дама, курившая сигары в компании не менее старого англичанина под шуршание виниловых пластинок по вечерам? Живет ли здесь по-прежнему та женщина, что, пританцовывая, развешивала белье над колодцем двора под музыку Чарли Паркера?
Но сейчас мы не пойдем на закате на Капитолий, мы пойдем на любимый Мост Сикста или будем пить спритц на виколо деи Либраи, маленькой площади, напоминающей сцену старинного театра. Или просто погуляем по Трастевере…
* * *
В один из приездов в Рим лейтмотивом первой недели была католическая Пасха. Она существовала где-то там, отдельно от нас, но ощущалась все сильнее. Заметно прибавлялось народу, чаще и дольше звонили колокола. Шла Страстная неделя.
После обеда неожиданно в дверь позвонили, это был местный падре, молодой и взъерошенный. Обходил прихожан, клеил на двери подъездов листки с благословением местного прихода, приглашал на крестный ход.
– Я новенький, недавно начал служить, вот меня и послали по домам, – весело объяснил он, извинившись за беспокойство.
На крестный ход мы, естественно, не собирались, в тот вечер я вообще решила лечь спать пораньше, но вдруг в открытое окно ворвалась музыка, издалека доносилось невнятное пение. Звуки приближались, и я свесилась в окошко, чтобы увидеть процессию со свечами в руках. Священники, монахи и толпа прихожан шли крестным ходом на вечернюю мессу.
Пальмовое воскресенье (для нас Вербное) в Риме оказалось оливковым. Оливковые ветви раздавали на площади у каждого храма, их просто дарили прохожим дети на улице.
И тут Рим опять удивил. Возвращаясь домой с очередной прогулки, мы увидели процессию во главе с кардиналом, причем процессию неожиданную, не традиционную. Это старая литургия Пальмового воскресенья, которую уже не служат сейчас: двери храма закрыты, процессия приближается, смолкают гимны и в тишине кардинал трижды стучит основанием креста в закрытую дверь церкви:
«Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь, двери вечные, и войдет Царь славы».
В старой литургии это было символическим образом тайны. Тайны Иисуса Христа, который основанием своего креста, силой своей любви, дарованной нам, постучал со стороны мира в дверь Бога; со стороны мира, которому не удавалось найти вход к Богу. Иисус крестом распахнул дверь между Богом и людьми. Теперь она открыта, в этом смысл старого ритуала.
В этот вечер мы вышли прогуляться по любимым улочкам. Отражались в окнах и на мостовых фонари, спешили по своим делам римляне, пробегая по мостам через Тибр, звенели бокалы, пахло кофе, а над Кампо деи Фьори взошла полная луна. Самое время для городских легенд.
