Вера и Люба

9 ноября

Москва. Медицинский центр «Гармония».

Отделение стоматологии

– И где же тебя носило? Проходи, присаживайся. Господи, а похудела-то как! Даже глаза ввалились.

– В больнице лежала.

– Что случилось?

– Не прижился плод. Живот тянуло, открылось кровотечение. Хорошо, Кирилл дома был, «скорую» вызвал. Срок небольшой, сохранять-то было нечего…

– Сочувствую… Так что, муж обо всем узнал?

– Хм, муж… Сейчас мы его поджелудочную лечим, с алкашкой пришлось завязать. Раньше одними рюмками жил, а теперь одними таблетками. Закинется – и в сеть, как в омут, с утра до ночи, с головой. Ничего вокруг не замечает. Сказала, киста была. Хорошо, что мужики ни хрена в женском организме не понимают.

– Люба, я понимаю, как это должно быть тяжело, но ведь уже возраст… Ты, кстати, тяжести не поднимала? Зная тебя, не удивлюсь.

– Тяжести не поднимала. Был бурный секс.

– Тьфу ты! От ведь бабы! Ты даже меня поражать умудряешься. Стесняюсь спросить, с кем? Хотя – разве теперь это важно…

– Как раз важно. С ним я была, с Вовкой. Пока ждала, когда он вернется, все, дура, дату определенную притянуть к предстоящему разговору пыталась, типа второе число лучше первого, а четверг добрее среды. До онлайн гаданий, идиотка, докатилась – «о чем он думает и как на самом деле ко мне относится?». Вовка как приземлился, сразу эсэмэску прислал. На следующий день, только из дома вышел – тут же звонит, а я его холодом, холодом, а у самой-то руки дрожат, то монетку подбрасываю, то в первую попавшуюся книгу за ответом лезу.

– О тебе такого никогда не подумаешь.

– Хм… Да уж, конечно. Вот ходят некоторые с пакетами из магазинов, честно понимая, что никогда не смогут в таких магазинах одеваться, но чтобы кто-то не слишком искушенный думал иначе… Так и я в своем блоге лохушкам транслирую. В теории я часто согласна с тем, о чем пишу. А вот ткнули, нежданно, как оказалось, в еще живое, я снова школьницей беззащитной себя почувствовала. Кручусь-верчусь, почти и не спала последний месяц… Валокордин, афобазол – ничего не помогало. Вовку представлю – и сердце по новой колотится, так и вижу, как его, будто подстреленного, эта тяжесть пронзает. А что бы он мог сделать? Безоговорочно признать ребенка? Когда-то в будущем провести унизительную для всех экспертизу? Разорвало бы его на две части… А там жена такая – сразу бы все почувствовала и никогда бы не простила. Не ушла бы, ей и некуда – зато с полной рукой козырей оказалась…

– Много ты о других думаешь.

– Одним словом, встретились, он отдохнувший, загорелый, и глаза такой радостью светятся! Любушка, говорит, как же я по тебе соскучился! Я весь отдых счастью своему не верил. Каждый час о тебе думал, и жена рядом ходит довольная, ведь от одной только мысли о тебе я готов был весь мир расцеловать. Вот у меня, Вера, все слова и растерялись… Ты подумай, он же пять лет меня добивался! Не смея надеяться, просто был рядом, пока я все так же продолжала бежать подальше от своей хрущевки, от матери горластой, отца проспиртованного, а потом уже и от Кирилла. И, как недавно поняла, все это время я просто упрямо продиралась к подслащенной пустоте. К кичливому пустому пакету из запредельно дорогого магазина. У меня было, наверное, минуты две от его «здравствуй» до нашего поцелуя, за которые в голове пронеслось: скоты мы, конечно, оба, отступники, но он, всегда такой неловкий, неправильный, совсем обычный, сейчас до краев переполнен жизнью, а то, что принесла в себе я – там одна сплошная безнадега. Так стоит ли ему с ходу крылья обрывать? И кто ж наверняка знает, что завтра с нами будет? Раньше все атомной войны боялись, а теперь есть ИГИЛ и зобми-апокалипсис. Вер, у меня такая физика была когда-то только с Кириллом… Все остальное – ради куража. Разговоров больше, чем дела.

– Зачем?

– Да вот чтобы такие, как ты, завидовали… И было-то, если честно, всего пару раз за годы брака, без чувств, без опоры на что-то настоящее. Взяла бы да зачеркнула.

– Спасибо за откровенность, но можешь быть спокойна – я тебе не завидую. Зато с утра в инете как раз к твоему случаю подсмотрела. Вот, послушай: «Настоящая проблема вовсе не в том, что мы как культура недостаточно считаемся с мужской биологией. Нет, настоящая проблема в том, что это единственная биологическая реальность, с которой мы считаемся».

– Ты думаешь, что я сдалась ему из-за слабости… Нет, Вера, я была очень сильна в тот момент. Как изголодавшаяся по ласке собака, я кусать передумала и просто позволила себе его чувствовать. Да, Вер, я не думала больше ни о чем, я просто это проживала! А ты мне опять фразы. Фразы я и сама умею. Мои посты похожи на скульптурирование лица – подогнанный под современный стандарт кусочек фальшивой правильности. А с Вовкой было настоящее.

– Настоящее заключается в том, что ты до сих пор в шоке, и еще – с твоим ослабленным иммунитетом тебе сегодня здесь нечего делать. Держи, пропьешь на всякий случай вот это и придешь ко мне не раньше, чем через неделю.

– Есть новости от сына?

– Есть. Человек по его просьбе приходил, сказал, что жив-здоров.

– Отлично! Ладно, побегу я. Давай, до встречи…

– От сучка безмозглая… Господи, прости ее… Погрязшую в грехе, не ведающую, что творит. Всемилостивый Боже, прости меня! Прости нас всех!

Вера и Надя

13 ноября

Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»

– Был сон. Я в доме одна, но знаю: скоро Ромка из школы вернется. Предметы вокруг: мебель, книги, чашки, табуретки – вроде привычные, всамделишные, но тревожно как-то… За окном смеркается, а Ромки все нет. Позвонить ему или его друзьям мне что-то мешает. Вспомнила! Во сне это было время, когда и в помине не было мобильных. Ты сама-то хоть еще помнишь, что такое «домашний» телефон? Ладно, думаю, часок еще выжду, и придется классной руководительнице звонить. А тетка была неприятная, та, которая с третьего по пятый класс. Будто в мешок сермяжный по шею упакована, и только глаза за стеклами очков усталой злостью поблескивают. На каждом собрании мне под парту спрятаться хотелось, когда она на личности переходила, только, думаю, моего бы стороной обошла…

Потемнело совсем за окном, ни людей во дворе, ни собак, ни птиц, деревья голые, и только снег грязный лежит и мне в лицо усмехается… Такая вокруг тишина – удавиться хочется. И во сне я понимаю: если в доме задержусь – до утра не до живу.

И вот я уже вроде одеваюсь, хочу найти место, где есть музыка и свет, только ради того, чтобы предстоящую ночь пережить, но тут раздается звонок в дверь. Я почему-то точно знаю, что это не Ромка. В глазок смотрю – стоит высокий красивый парень. «Открывайте, – говорит, – Вера Андреевна, я от вашего Ромки».

На мне уже платье нарядное, а сапожки выходные, из шкафа выуженные, лежат в коробке посреди коридора. Неловко мне стало, что он увидит и подумает, будто я такая легкомысленная мать.

Парень снова звонит.

Я дверь приоткрыла и через щелку спрашиваю, мол, кто он такой и где мой сын. Вдруг вижу, что на пареньке этом форма военная, а еще будто автомат за спину закинут. «Я, – говорит, – друг вашего сына, все, мол, с ним хорошо, кушает нормально, не болеет. Просил вам поклон передать». Я отвечаю: «Мой мальчик не может с таким дружить, он у меня маленький, у него завтра контрольная по алгебре, и ему ингаляцию пора делать – кашель еще не прошел».

А парень мне в щелку просовывает рисунок. Беру его в руки и вижу – Ромкин. Будто две елочки, одна повыше, другая пониже – мама и сын – идут на прогулку и шары воздушные, цветными карандашами размалеванные, в руках держат. Глаза поднимаю – а парень исчез…

– Вер, не плачь, пожалуйста.

– Угу… Да, и вам добрый вечер. Нет, пока не определились. А мы не просили нам ничего советовать, советы свои можете нуждающимся раздавать. Почему грубо?! А давайте мы вашего менеджера позовем и решим, кто тут кому грубит.