Новость о Его кончине неожиданно для С. его опечалила. С. дописывал рукопись, которую давно уже должен был отдать в издательство, но он в любом случае чувствовал бы свою вину, даже если бы закончил её быстрее, а тут ещё и это печальное обстоятельство вынудило его остановить работу. Несмотря на это, С. попытался продолжить писать, сидя за столом, но в конце концов захлопнул крышку ноутбука. Звуки бесконечно разрывающегося от звонков телефона раздражали его слух, и он отключился от сети. На С. нахлынуло необъяснимое чувство. Слова «печаль» или «боль утраты» не могли до конца описать его состояние. У С. было ощущение, будто целая эпоха завершилась с Его кончиной. Да, именно такое чувство. Он стал первым президентом, за которого С. голосовал, достигнув совершеннолетия. Было сложно охватить мысленным взором целую жизнь человека, известного каждому корейцу. На Его долю выпало столько потрясений, что их с лихвой хватило бы на несколько жизней.
Услышав новость о том, что Он покинул сей мир, С. тут же стал вспоминать, что делал в минуту Его смерти. В этот момент С. беседовал за обедом в итальянском ресторане с К. Они сидели у окна в ресторане, перестроенном из корейского традиционного дома, и смотрели на небольшой дворик. Во время их продолжительного обеда они много болтали, так как давно не виделись. К. говорил о том, как был растерян, когда его сын-студент внезапно сообщил, что собирается жить вместе со своей девушкой. Ещё он говорил о столе, который приобрёл спустя тридцать лет мечтаний о нём. Потом они обсуждали, как жить после выхода на пенсию, ведь продолжительность жизни в стране растёт. С. расспросил друга, как тому удалось уладить проблему с сыном, который решил сожительствовать со своей пассией. К. рассказал, что он пообещал сыну подумать, но только в том случае, если родители подруги дадут «добро» на их совместное проживание, и что после этого разговоры про совместное житьё стихли. На это С. поинтересовался, как его друг вообще додумался до такого.
– Сам не понимаю, как-то неожиданно пришла в голову такая удачная мысль.
К. с облегчением выдохнул, вспоминая о той ситуации. Мужчины припомнили, что в пору их студенчества нельзя было и заикнуться старшим о сожительстве с девушкой. Они сетовали на то, как страшно нынче быть родителями, поскольку стоит тебе проявить строгость, как тебя тут же обвинят в закоренелом консерватизме. Пока они размышляли о своём прошлом и тревожились о будущем, видимо, в это время Он и скончался. Свой предсмертный час Он провёл в кругу семьи и друзей, и если вспомнить о Его беспокойной, бурной жизни, то можно сказать, что Он покойно отошёл в мир иной.
Узнав о Его смерти, невзирая на изнуряющую жару, на траурную процессию нескончаемым потоком стекались люди. В новостях рассказывали о личностях, с которыми Он когда-то сталкивался, и о неизвестных эпизодах Его жизни. Оставив выключенным телефон, С. провёл два дня за просмотром новостных выпусков, в которых говорилось о Нём. Мужчине не хотелось ни выходить из дома, ни читать книги, ни просто чем-нибудь занять себя. Даже когда С. ел, его лицо то и дело непроизвольно омрачалось. Вдруг С. широко раскрыл глаза. Его внимание привлёк один из эпизодов церемонии прощания: на главной площади, куда приходили люди отдать последнюю дань усопшему, показали старика, которому на вид было за семьдесят. Этот старик был сыщиком, который в течение двадцати лет следил за Ним, ещё с семидесятых годов, когда того посадили под домашний арест. Мужчина возложил цветы и удалился. На следующий день С. наткнулся в газете на интервью пожилого сыщика. Старик на фотографии выглядел опрятно, он был в берете и очках. В интервью хладнокровно излагалось, как новая власть утроила за Ним слежку, выкупив территорию в окрестностях Его дома. Упоминалось о том, что детективы отслеживали буквально всё, вплоть до того, сколько соевого творога и пророщенной сои покупала Его супруга. Сыщик рассказал, как наблюдал за тем, как Его сын ходил за книгами по поручению отца. Согласно распоряжениям сверху, сыщику было запрещено вступать в разговор с Ним и Его семьёй, поэтому он ни разу за двадцать лет негласного надзора не обмолвился с объектом слежки ни единым словечком. Даже когда Его освободили из-под домашнего ареста, три автомобиля – два с полицейскими и один с сотрудниками службы безопасности – продолжали за Ним ездить.
– Второй сын, покупавший книги, сообщал их авторов и названия, что облегчало мне работу по написанию рапорта, – поведал сыщик. – Время от времени сын вкратце рассказывал, кто приходил в их дом и о чём велись беседы. Он знал, что мне придётся несладко, если я не представлю отчёт.
Следующие слова заставили сердце С. сжаться:
– Мне было запрещено разговаривать с Ним, и, когда мне требовалось что-то сообщить, я заходил в Его резиденцию и передавал записку: «Днём состоится митинг. Ваше участие в нём будет незаконным». Примерно так происходило наше с Ним общение.
На глазах С. невольно навернулись слезы.
Не слишком ли безжалостной была судьба к человеку, который пытался сделать мир свободным настолько, чтобы сын К., будучи студентом, мог заикнуться о совместной жизни с девушкой?
С. почувствовал себя виноватым перед Ним. Словно держа в руках бесценную книгу, мужчина жадно вчитывался в интервью отставного сыщика. По словам старого детектива, в период домашнего ареста Он все дни напролёт читал книги. После того как Его парикмахеру запретили входить к Нему в дом, Он стал самостоятельно стричься перед зеркалом. Когда Ему позволили раз в день выходить во двор, Он взялся за разведение цветов. Полив цветы и деревья, Он играл с собакой, а потом возвращался обратно в дом. Был период, когда всё Его времяпрепровождение сводилось только к этим нехитрым действиям.
С. встал с места, подошёл к шкафу и достал из него приличный чёрный костюм. Мужчина не мог представить, как этот человек, глядя в зеркало, подстригал самому себе волосы и только раз в день выходил во двор. Наконец С. включил телефон, чтобы позвать К., вместе с ним почтить память умершего и сказать Ему на прощание: «Покойся с миром!»