Японцы

«Мусаси» острым носом, словно ножом, вспарывал почти девятиметровые волны. Даже на таком гиганте ощущалась килевая качка. Шторм не думал стихать. Высота борта носовой части линкора обеспечивала хорошее рассекание волны, не позволяя узкому носу корабля зарываться в накатывающие валы. Лишь отдельные волны, запрыгивая на высокий бак линкора, перекатывались через палубу, но редкие брызги долетали до верхних ярусов высоко торчащей надстройки.

Дрожь по стальному корпусу от работы двигательных механизмов смешивалась с ударами встречных накатов на форштевень. Видимость зачастую доходила до нулевой, когда на линкор налетали нередкие дождевые шквальные заряды… но в целом горизонт легко просматривался на пару-тройку, даже все пять миль.

За все светлое время суток сигнальщики проели глазами дыры в низких тучах и этом недалеком горизонте, высматривая корабли и самолеты противника. Матросам с биноклями в каждом всплеске волн, бросившем необычную тень, чудились перископы вражеских субмарин. В рубке локаторного поста и пеленгаторам радиоэфира приходилось через треск грозовых разрядов и снежные крупу помех на осциллографах радаров по крупицам собирать сведения об обстановке вокруг корабля, который с самурайским упрямством пробирался сквозь вражескую блокаду.

Вице-адмирал Ибо Такахаси, глядя в небо, естественно, оценивал погоду как гадкую, но в то же время благостно щурился под порывами ветра и стегающих колючих капель дождя – такие метеоусловия единственный шанс скрыться от поисковых радаров, пройти через разыгравшийся шторм и появиться в неожиданном для противника месте.

Старый японец, сохраняя степенность, часто покидал тусклую темноту боевой рубки или лишь ненамного просветленное пространство ходового мостика, наполненные привычными звуками механизмов, приглушенными или отрывистыми командами вахтенных офицеров, тонущими в звуках штормового моря.

Надев непромокаемую одежду, он выходил на открытый мостик поста управлением ПВО.

Там, в продуваемом месте, рядом с поблескивавшим латунью переговорным устройством, всегда стоял старший дивизиона, справа и слева от него матросы-сигнальщики, прижимавшиеся лицами к мощным бинокулярам.

Сверху нависала громадина дальномера, раскинувшего «руки» на пятнадцать метров с головой-башенкой артиллерийского «директора» главного калибра.

Снаружи было очень неприветливо, сыро, однако ему нравилось стоять на ветру, глядя на суровую силу шторма, ощущая, как ветер рвет, треплет грубую непромокаемую ткань штормового плаща.

Ко всему, старого морского волка из-за недосыпа мучила нудная головная боль, а на свежем воздухе ему удавалось привести свое вымученное состояние в норму.

Северная Атлантика в осеннее время года редко баловала морепроходчиков красивыми пейзажами, как и ныне – поверхность океана не желала мерно дышать длинными покатыми волнами, а постоянно взбрыкивала срывающимися хаотичными пенными барашками. Прибавить к этому нависшее свинцовое, бросающее дождевые шквалы небо, преобладание серого цвета… и можно однозначно сказать – надо с этим вырасти и повзрослеть, чтобы найти своеобразную красоту в том, как морская мать-природа беснуется, в гневе или просто в состоянии своей стихийной души.

Такахаси, глядя на трескающееся сверкающими молниями небо, считал, что им сопутствует удача… но он и не подозревал насколько.

Японцам… везло (русское слово, но честней не скажешь)!

Линкор, сменив курс с западного на северо-восточный, оставил с носом как минимум две американские подводные лодки.