Атлантика

«Илластриес» неумолимо выписывал большую дугу, становясь к волне, долбящей в левый борт. Брызги поднимались выше палубы, на радость пожарным расчетам, заливая незатухающие костры. Оставив на палубе минимальное количество людей для подавления очагов возгорания, офицеры погнали матросов во внутренние отсеки в район кормы, где продолжалась борьба за живучесть корабля.

В тушении пожаров были задействованы все дивизионы, включая техников обеспечения полетов и летчиков.

Флайт-лейтенант Элфи Бенсон, безлошадный пилот, сбитый и удачно подобранный в студеных водах Атлантики, разжал одеревеневшие кисти рук, отпуская толстую кишку пожарного шланга. Пользуясь тем, что число людей, участвовавших в тушении пожара, увеличилось, он смог без угрызений совести покинуть свой участок.

Теперь и без него справятся!

Он видел – мало того, что все самолеты в кормовой части ангара уже не способны взлететь, проблема была в многотонном лифте-подъемнике. Искореженные узлы гидравлического агрегата теперь годились только что на металлолом.

Пилот, не узнавая привычные внутренности корабля, путаясь в переходах, трапах и коридорах, бежал в носовую часть, где должны были оставаться целехонькие, спасительные самолеты.

И что важно, работал подъемник.

Лейтенант не верил, что удастся спасти терпящий бедствие авианосец. Еще вчера его высокие борта и устойчивый ход внушали уверенность и спокойствие. Теперь же бортовая качка заставляла всю команду приноравливаться к экстремальному способу перемещения. Казалось, что все основательно перебрали и не могут разбрестись по каютам. Чумазые, в копоти, мокрые, в дыму и полутьме, словно не находя успокоения в дурной хмелюге, шарахались, удерживаясь за стены коридоров, перекрикивая грохот и взрывы, непонятные звуки, не поддающиеся классификации шорохи и скрипы.

Корабль вдруг дернулся так, что рифленый пол трапа ушел в сторону, сбивая с ног. Прилипнув плашмя к переборке, он удержался и, восстановив равновесие, грохоча ботинками, помчался дальше.

Ему нужен был как минимум костюм пилота со всеми прибамбасами, аварийно-спасательный комплект и ремни парашютной системы. Свои частично были утеряны, часть осталась на издырявленной корме.

Влетев в помещение для дежурных экипажей, сам словно снаряд… быстро оценив обстановку (три летчика уже облачились в антиперегрузочные костюмы, навешивали остальное снаряжение, два пилота были уже почти готовы, даже водрузив на голову шлемы), Бенсон выпалил:

– Так, головы чугунные, всем строиться!

– Чего?

Лейтенант лихорадочно соображал, что же сказать дальше:

– Всем приказано явиться на мостик, а потом за инструкциями в оперативную секцию.

– Черт побери, Бенсон, мы только что оттуда, – один из пилотов стащил шлем, недовольно взирая на коллегу, – а на мостик за каким чертом?

– Мне почем знать, – лейтенант чувствовал – время уходит, – адмирал требует. Что-то связанное с уходом на запасные аэродромы.

– Мы обсудили уже все с командиром, – летчиков не прельщало тащиться в полетных костюмах по узким трапам, однако у них не было повода не верить сослуживцу. Прихватив остатки снаряжения, они быстро пошли на выход.

Бенсон, едва дождавшись, когда они удалятся, нервничая, слишком резко дернул, загромыхав железом, шкафчик с резервным полетным снаряжением. Напяливая на себя буквально на ходу все, что необходимо, он уже бежал вниз в ангар.

В «гараже» после темного коридора было заметно светлее. Деловая суета техников напоминала муравьиную и почти штатную, но опытный взгляд лейтенанта сразу обратил внимание на какое-то отчаяние в лицах обслуги, некоторый беспорядок и даже валявшуюся в стороне ракету со сломанным стабилизатором. При иных обстоятельствах такая потенциальная угроза была бы срочно локализована, но сейчас, видимо, времени было в обрез, а все и так вкалывали как черти.

К стоящему на площадке подъемника самолету уже подцепили ракеты – пустую тележку катили назад. Бенсон удовлетворенно оценил толстые округлости подвесных баков и, засучив ногами по лесенке, взобрался в кабину.

Контр-адмирал Вильям Джеймс, словно машущий палочкой дирижер свихнувшегося оркестра, с продуваемого ветром ходового мостика управлял планомерно прогрессирующей катастрофой. Состояние, в котором он находился, можно было обозначить двумя словами: «нечего терять». Он давно уже просчитал шансы и вероятности авианосца уцелеть и выйти из боя, только пока помалкивал – не стоит сеять панику среди команды.

Оперативный офицер постоянно докладывал пеленг и дистанцию до линкора – она неумолимо сокращалась. Только что офицер-связист огорошил новостью, что «Сент-Альбанс» подает сигнал бедствия!

– Вот там! Он должен быть сейчас где-то там, – бормотал адмирал, пытаясь сквозь задуваемый с кормы дым и дождевые выбросы разглядеть вражеский корабль. Он стоял как влитой, широко расставив ноги, умудряясь при неслабой качке держать двумя руками бинокль.

– Лейтенант, пусть постоянно ставят дымовую завесу. Надо выпустить на волю наших последних «птичек». Передайте приказ в пост управления авиацией.

– Сэр! Получено сообщение от командования, нам приказано прекратить глушить радиодиапазон частот немецкого корабля. Вас требует на связь штаб.

– Давай, – Джеймс опустил бинокль, схватил трубку. Выслушав, он буркнул «слушаюсь» и почти гадливо положил ее на место.

– Выполняйте приказ. Эти деятели в Лондоне надеются решить вопрос мирно, как будто в бронированной тевтонской железяке сидят потерянные овечки. У нас один самолет в воздухе? Передайте на командно-диспетчерский пост, чтобы повременили с атакой, пока эти умники пытаются достучаться до «бошей» по радио. Выдайте пилоту квадрат и последнюю пеленгацию фрегата «Сент-Альбанс», пусть снизится и посмотрит, что там. Мы можем выйти на немецкую частоту? Интересно послушать, что они будут сливать в нацистские уши? И кто-нибудь, свяжитесь с главным инженером или кто там разбирается с рулевым управлением – удалось что-нибудь сделать?

Буквально через минуту офицер связи доложил, что канал налажен, но разобрать что-либо невозможно.

– Видимо, они для достоверности вышли на немцев, используя их шифровальную систему.

– Шустрые ребята. Один бы черт мы ничего не поняли, немецкий язык кто-нибудь знает? Я последний раз практиковался пять лет назад, уже все позабыл.

– Сэр, – встрял командир корабля, – штурман владеет языком, и еще два офицера из дивизиона связи.

– Да? Похвально, – криво и зло усмехнулся Джеймс, снова берясь за бинокль.

– Сэр! Сообщение с диспетчерского поста! Самолет с бортовым номером «ноль пятнадцать» не отвечает на запросы.

– Ну вот. Я и не надеялся, что мрачные тевтонцы поверят той ерунде, что будут им пытаться донести с материка, а теперь, когда наш парень свалит на них пару тонн взрывчатки, они и подавно… Вот он! – Контр-адмирал весь подался вперед. Возможно, он бы не увидел серое пятно линкора, если бы тот не произвел залп. Вспышка пробила нулевую видимость, выдала черты корабля, и серая хмарь снова скрыла исполина с глаз.

– Сейчас жахнет! – завороженно произнес командир корабля, тоже увидевший вспышку и понимавший, что предпринять что-либо за 30, максимум 40 секунд полета снарядов почти нереально, однако отдал команду на уклонение.

– Правее пять градусов, – подсказал кто-то из наблюдавших в бинокль офицеров, – он не по нам ударил.

– «Норфолк»! – догадался командир.

– Да, – сдавленно произнес контр-адмирал, – добил.

Пожар пожирал тонущий фрегат.

Вокруг горящего корабля в водяной взвеси образовался красный ореол, высвечивая, подкрашивая низкое небо и темные волны. Сквозь дым угадывались углы надстроек и антенны.

Коль скоро пламя погасло, можно было судить что «Норфолк» ушел на дно.