19. Воронология

Наверное, это прозвучит нелепо, учитывая отсутствие у меня формального образования, но одной из главных своих задач здесь я считаю просвещение общественности. Не то чтобы я совсем невежда – спасибо всем моим учителям в Дувре за их честные попытки изменить это, – но к четырнадцати годам я почти перестал ходить на уроки. Поступив на службу в армию, я продолжал посещать школу дважды в неделю в послеобеденное время, но львиная доля тамошних уроков была посвящена военной науке (например, мы изучали «холодную войну» и историю российской 3-й ударной армии, которая, как нам тогда говорили, могла в любой момент напасть на Запад). Тот период стал единственным в моей жизни, когда я совсем не прогуливал школу.

И все же, несмотря на все это, я умудрился каким-то образом очутиться здесь, в старинном замке в самом центре Лондона, и каждую свободную минуту, когда у меня случается перерыв, рано утром и поздно вечером, я корплю над историческими книгами, путеводителями по Тауэру и изданиями о воронах. Я превратился в самого настоящего книжного червя. Больше всего на свете мне нравится уединяться в маленькой библиотеке в моей квартире в Казематах и размышлять над какой-нибудь задачей или проблемой, связанной с воронами. Почему Мунин так агрессивна? Отчего Харрис проводит столько времени на Тауэр-Грин? Что за новый звук имитирует Мерлина?

Квартиры йоменов в Казематах напоминают тесные берлоги или норы – само слово «казематы» в буквальном переводе означает укрепленную огневую позицию, состоящую из нескольких помещений, расположенных глубоко внутри оборонительной стены. Их обычно используют в качестве кладовых или мест для хранения ценностей и оттуда ведется стрельба из оружия. Теперь из наших квартир не стреляют из пушек, и они не используются для хранения оружия. Сегодня подобные дела не только попортили бы нам здоровье, но и представляли бы угрозу безопасности Тауэра. Впрочем, бывшая огневая точка – самый подходящий дом для старого артиллериста вроде меня. И я счастлив сказать, что наша квартира, прячущаяся в северо-западном углу внешней оборонительной стены, – тихий островок спокойствия в самом сердце лондонского мегаполиса. В одном из углов этого уютного уголка располагаются мой кабинет и библиотека – маленькое гнездышко, которое я называю штаб-квартирой Смотрителя воронов.

Я считаю себя счастливчиком, потому что получаю фотографии и картины с воронами от людей со всего мира. (Мне также присылают всевозможные талисманы, значки, кружки, резьбу по дереву, одежду и календари с изображением воронов, фигурки трехглазого ворона из сериала «Игра престолов» и очень красивые торты и другие кондитерские изделия с вороньей тематикой.) Все присланные картины и изображения я храню у себя дома – все до единого, прямо здесь, в Тауэре. Я мог бы открыть художественную галерею имени ворона. Возможно, когда-нибудь я это сделаю. У меня есть все – от детских рисунков до больших картин маслом, коллажей и скульптур. Есть даже парочка моих портретов с воронами. За последние пару лет художник и скульптор Тим Шоу провел в Тауэре порядочно часов с воронами и, вдохновленный ими, в результате создал несколько удивительных работ. Они вроде как особый вид птиц. Они требуют вашего внимания.

Один из классических образов воронов в искусстве – картина Питера Брейгеля Старшего под названием «Триумф смерти». На ней ворон сидит на крупе принадлежащей Смерти лошади, которая тянет за собой повозку, давящую колесами тела умирающих. Не самый приятный образ. Незадолго до своей смерти знаменитый французский живописец и гравер Гюстав Доре, наиболее известный иллюстрациями к произведениям Данте и Мильтона, выпустил серию гравюр для специального издания поэмы Эдгара Аллана По «Ворон». Они тоже весьма тревожные. А когда Лу Рид выпускал свой концептуальный альбом по творчеству По, то позвал итальянского художника Лоренцо Маттотти поработать над сопровождающим его графическим романом, который тоже получился странноватым, с привкусом потустороннего. На протяжении многих лет я стараюсь внести свой вклад в восстановление баланса восприятия, а потому провожу много времени, фотографируя воронов и выкладывая снимки в Интернет, чтобы показать птиц во всей их многогранности и красоте.

Но если вы хотите увидеть действительно необычные изображения воронов, то из всего, с чем я сталкивался, могу порекомендовать работы японского фотографа Масахисы Фукасэ. Его книга «Одиночество воронов» (The Solitude of Ravens) полностью состоит из черно-белых фотографий. Используя свои невероятные навыки фотографа, Фукасэ создает настолько расплывчатые, мутные и размытые изображения, что они напоминают нарисованные углем эскизы. По-моему, Фукасэ вплотную приблизился к тому, чтобы идеально передать истинное величие и непостижимую тайну этих птиц.

(И да, если вам интересно, у меня есть татуировки с изображением ворона. И нет, я не собираюсь их вам показывать. Я в восторге от работы татуировщиков – от их мастерства, воображения, внимания к деталям. Скажу только, что на одной из моих татуировок ворон изображен в виде трикстера, окруженного черепами казненных на Тауэр-Грин, а на другой ворон в котелке курит трубку, притворяясь английским джентльменом. Раз уж ты решился на татуировку, то зачем мелочиться? Я не сторонник минимализма в тату – какой тогда в этом смысл?)

В общем, когда я не занимаюсь воронами, то сижу дома и читаю о них. Став Смотрителем воронов, я начал собирать легенды и истории о воронах со всего света. У меня есть книги, архивы и подшивки газетных вырезок, посвященных воронам, ксерокопии статей, заметки прошлых Смотрителей воронов, письма от орнитологов, экспертов в области поведения животных и исследователей воронов со всего мира – мои любительские орнитологические изыскания отличаются всеядностью, поскольку я изучаю даже орнитомантию, орнитофилию и вообще все, что относится к птицам. В моей коллекции есть истории и легенды о воронах, происходящие из Северной Америки, Южной Америки, Азии, Европы, Африки. Ворон упоминается в мифах и легендах римлян, греков, кельтов, древних египтян, коренных американцев и скандинавов. Научных книг и статей о том, что я называю «воронологией», в мире существует гораздо больше, чем кто-либо способен прочитать за всю жизнь. Насколько я могу судить, единственное, что объединяет все эти истории, – парадоксальная природа ворона. Парадоксальная в том смысле, какой точно отсутствует, скажем, у тупиков или соловьев. (Вороны Тауэра парадоксальны вдвойне – это птицы, которые живут во дворце, обслуживаемом слугами-людьми. Можете в такое поверить?) Вороны ассоциируются со злом не меньше, чем с добром. Их считают предвестниками гибели, но и созидателями и покровителями. Они двойственны по своей природе. Думаю, именно поэтому столько культур в истории человечества попадали под очарование образа ворона: своей способностью творить добро и сеять зло они напоминают нам нас самих.

Истории и легенды о воронах прекрасны и причудливы. Я часто размышляю о них, когда наблюдаю за Мерлиной и остальными птицами. Воронов нередко изображают посредниками либо посланцами Бога или богов. В Библии вороны приносят пророку Илии хлеб и мясо. В Тибете вороны и воро́ны считаются посланниками высших существ. В мифологии индейцев Хайда, живущих на северо-западном побережье Тихого океана, ворон сотворил мир и создал людей из камней и листьев. В других культурах тихоокеанского северо-запада – у тлингитов – считается, что ношение головного убора, сделанного из воронов и ворон, позволяет его владельцу отправиться в Страну мертвых и вернуться обратно с душой человека. Ной отправил ворона на разведку, то же самое происходило в «Эпосе о Гильгамеше» (гениальная история, в которой Утнапишти и его жена пережили потоп и послали голубя, который вернулся, затем ласточку, которая тоже вернулась, и, наконец, ворона, который исчез, благодаря чему Утнапишти понял, что его семья выживет). В «Саге о Флоки» говорится, что викинги открыли Исландию после того, как Флоки выпустил со своего корабля трех воронов: первый так и не вернулся, второй прилетел на корабль, а третий взял курс на запад, и Флоки отправился за ним. У норвежского бога Одина была пара воронов, одного из которых звали Хугин (от древнескандинавского слова «мыслящий»), а другого – Мунин (от древнескандинавского «помнящий», что очень подходит нашей Мунин, которая никогда не забывает, как сильно я ей не нравлюсь), и каждый день он посылал их посмотреть, что творится в мире, а они возвращались к нему с докладом. Они работали у него чем-то вроде секретной службы.

Все это отличные истории.

Однако из всех легенд о воронах самая близкая мне, само собой, – история о воронах Тауэра. Она пересказывалась и записывалась много раз – хотя, по моему мнению, этого никогда не делал действующий Смотритель воронов. История эта так же диковинна и запутанна, как и любая другая великая легенда о вороне из любого уголка мира.

Далее я привожу собственный пересказ легенды о воронах Тауэра.