17. Говорим на языке воронов

Да, я разговариваю с воронами. И да, они говорят со мной.

Или, по крайней мере, я подражаю им, а они подражают мне.

Мне далеко до доктора Дулиттла, но, полагаю, что за эти годы я сумел найти способ общения с ними, который неплохо работает. Я всегда говорю им «Доброе утро». А еще «Спокойной ночи». И на всем протяжении дня я общаюсь с ними – на английском языке. Я также научился имитировать несколько вороньих криков и звуков, на которые они, по-моему, реагируют, хотя я не уверен на сто процентов, поскольку пение птиц и общение с птицами – такие сложные вещи, что мне трудно делать вид, будто я полностью их понимаю. Люди тратят всю жизнь на изучение птичьего щебетания. Я всего лишь практик-любитель.

Вот что мне известно. Латинское название ворона Corvus corax происходит от греческого слова korax, что означает «каркун», хотя на самом деле вороны издают более глубокий звук, чем знакомое нам карканье вороны, звучащее как «кар-кар». Ворона также может трещать и щелкать клювом. И это совсем не похоже на те звуки, что издает ворон. Крик ворона кажется хриплым, но прислушавшись повнимательнее, вы поймете, что он довольно звучен и напоминает командирский тон. Он звучит авторитетно, что абсолютно не характерно для карканья обычной вороны. Индейцы племени Белла-Белла, хейлцуки, коренные жители Британской Колумбии, почитали ворона и называли его «тем, чьему голосу следует повиноваться». Повиноваться ему, может, и не стоит, но прислушаться точно придется. В сравнении с вороной, я бы не стал называть крик ворона «карканьем», это совсем другой звук. Я читал на эту тему много исследований, авторы которых воспроизводят крик ворона по-разному: «прак», «крак», «кворк», «каа», «кррк», «нак», «ток», «кр-р-рак», «квулкулкул» и даже почему-то «вонк-вонк». Но ближе всех к истине подошел Диккенс, когда описал голос ворона как звук, «похожий на хлопки восьми или десяти дюжин пробок». Абсолютно точно! Это звук пробок, вытаскиваемых из бутылок. Вероятно, поэтому он мне так нравится. Последние исследования показали, что существует восемьдесят различных криков ворона, с учетом региональных диалектов и вариаций. У наших птиц я распознаю примерно дюжину разных звуков.

Изучение базовых основ языка воронов включает знакомство с высотой звука и продолжительностью криков птиц. Безусловно, каждая птица звучит по-своему, но, к счастью, большая часть общения состоит из совершенно очевидных вещей: например, они часто кричат, защищая свою территорию и сталкиваясь с какой-то проблемой. Вороны известны и тем, что способны подражать другим птицам и имитировать всевозможные звуки – автомобильную сигнализацию или сигналы на дороге. В историях и легендах коренных народов северо-западного побережья Тихого океана – тлингитов, хайда, цимшианов, хейлцуков, мивоков и многих других – ворон нередко изображается трикстером, способным принимать облик людей, животных и неодушевленных предметов, чтобы обмануть других. Ради получения желаемого Мерлина научилась подражать очень странным звукам. В число ее утренних ритуалов входит имитация крика ворон, чтобы они спустились с крыш и деревьев и поиграли с ней. Еще она умеет подражать чайкам, но, насколько я могу судить, исключительно для того, чтобы позлить их.

Если вы изучите рисунки и описания, показывающие птичью анатомию, то увидите, каким образом они издают свои невероятные звуки. У них сложное строение внутреннего уха, а голосовой аппарат, носящий название «сиринкс», расположен глубоко в горле. Он заменяет губы и работает с мышцами, которые регулируют звук, издаваемый вибрирующей тимпанальной мембраной. (Как вы помните, вороны относятся к числу певчих птиц. Такие птицы, как и люди, киты, дельфины и некоторые виды летучих мышей, способны научиться управлять своим голосом.) Другое дело, зачем они издают эти звуки.

Важно помнить, что общение птиц между собой – это не только звуки. Для того чтобы донести свою точку зрения, они, как и мы, используют комбинацию голоса, жестов и позы. Подумайте обо всех мелких сигналах, что мы посылаем друг другу во время общения, даже когда не подозреваем ничего подобного. Если хотите понять звуки, которые издает птица, вы должны научиться читать ее язык тела так же, как вы делаете это с человеком. К примеру, ворон использует клюв, почти как палец – чтобы указать источник пищи своему партнеру или другим воронам, находящимся поблизости. Это немного похоже на изучение специальных армейских сигнальных жестов: развертывание, остановка, продолжение движения. Потратив время на наблюдение и интерпретацию различных знаков и сигналов воронов, я теперь могу распознать гнев, голод, страх, разного рода предупреждения, стресс, тревогу и депрессию. Крик ворона сигнализирует мне обо всех его главных потребностях: накорми меня, держись подальше, иди сюда, помоги мне. В школе мы изучали много стихотворений о птицах и птичьем пении (Шелли писал о жаворонке, Китс и Кольридж – о соловьях, были еще Вордсворт и Томас Харди), но, по правде говоря, мне кажется, что во всех этих стихах значение птичьего пения скрывалось в ушах читателя. Не помню, чтобы мы хоть раз читали стихотворение о смысле песни ворона, не говоря уже о языке его тела.

И меня определенно никогда не учили, что птицы могут наблюдать за вами так же внимательно, как мы за ними. Барри Лопес написал восхитительно странную книгу о воронах под названием «Пустынные заметки: Отражение в глазах ворона» (Desert Notes: Reflections in the Eye Of A Raven), в которой он предлагает следующее: «Если вы хотите больше узнать о вороне, закопайтесь в пустыне с видом на высокие базальтовые скалы, где он обитает. Пусть над землей выступают только ваши глаза. Не моргайте – движение век предупредит ворона, что вы все еще здесь. Помните: вороны следят за вами так же пристально, как вы за ними».

Мерлина запеленговывает меня и начинает звать с другой стороны площади. Мне даже не нужно быть одетым в униформу, чтобы она меня заметила. Я прохожу мимо билетной кассы на Тауэр-Хилл, которая находится за пределами Тауэра, а Мерлина уже приветствует меня криком. У нас есть особый звук «к-нкк к-нкк», которым мы обмениваемся. Она зовет меня: «К-нкк к-нкк». Я отвечаю ей своим «к-нкк к-нкк». Кажется, она находит его успокаивающим. Как будто мы говорим друг другу: «Эй, я здесь, если понадоблюсь». Иногда это приводит к неловким ситуациям, особенно когда я не одет в униформу и издаю свои странные звуки, спускаясь с Тауэр-Хилл, а какой-нибудь посторонний человек меня замечает. Тогда я ловлю на себе озадаченные взгляды.

Наш полный ритуал взаимного приветствия выглядит так. Сначала Мерлина показывает уши на макушке. (Догадываюсь, что вы сейчас подумали: где у птицы уши? Чтобы их увидеть, вам придется присмотреться повнимательнее. Они расположены сбоку от глаз.) Одновременно она взъерошивает перья на голове, что придает ей вид человека, не умеющего нормально управляться с феном. Потом она склоняет голову набок и с тихим бормотанием расправляет плечи, пока ее крылья не скрещиваются на спине. Затем я кланяюсь в ответ, стараясь максимально повторить ее движения, хотя и обхожусь без взъерошивания перьев на голове. Потом я имитирую звук «к-нкк к-нкк», после чего мы, демонстрируя взаимную дружбу, принимаемся повторять его по очереди до тех пор, пока нам это не надоест.

Подобным образом я общаюсь только с Мерлиной, потому что она «очеловечилась» еще до того, как попала к нам. Точно знаю, что с другими воронами я бы не стал поддерживать такие отношения. Людям нравится наше с Мерлиной общение, и я понимаю, почему. Опубликованные мной видео о том, как мы с ней вместе проводим время, восхищают людей. Меня радует такая реакция. Она идет на пользу воронам, ведь я хочу, чтобы мир побольше узнал о них. Но, как я уже говорил раньше, я не верю в попытки превратить воронов в домашних питомцев. Я не собираюсь учить их выполнять какие-то трюки. За исключением Мерлины, я прикасаюсь к птицам от силы дюжину раз в год, когда даю им лекарства, взвешиваю их или подстригаю им крылья. И я всегда наотрез отказываюсь учить их человеческому языку.

Рассказы о говорящих воронах известны со времен императора Октавиана Августа, которого, как утверждает история, в момент возвращения в Рим после победы над Марком Антонием встретил человек с вороном, прокричавшим: «Да здравствует император Август, славный победитель!» (Самое интересное, что этот хитрый человек, судя по всему, заранее подстраховался и также обучил другую птицу фразе: «Да здравствует Антоний, славный победитель!».) Диккенс в своем романе «Барнеби Радж» (1841) описал говорящего ворона, прототипом которого послужил его собственный ручной ворон по кличке Грип, о котором я еще расскажу чуть позже: «Ура! Ура! Я дьявол, я дьявол, я чайник! Никогда не вешай носа! Веселей! Кра, кра, кра!». А в знаменитой сказке Ганса Христиана Андерсена «Снежная королева» ворон помогает маленькой Герде найти ее друга Кая. «– Да вот, послушай! – сказал ворон. – Только мне ужасно трудно говорить на человечьем языке. Кабы ты понимала по-вороньи, я бы тебе куда лучше все рассказал! – Нет, этого не умею, – вздохнула Герда. – Но бабушка, та понимала, она даже знала «тайный» язык. Вот и мне бы научиться!» Ганс Христиан Андерсен, скажу я вам, был весьма неглуп.

Одним из последних воронов, кого в Тауэре научили выкрикивать какие-то фразы на английском, был Тор. В Ордерах Тауэра, в записи за 26 июня 2003 года (этот случай также широко освещался в других источниках), описано, как Тор удивил президента России Владимира Путина во время его визита в Лондонский Тауэр. Ворон дружелюбно поприветствовал гостя словами «Доброе утро», когда тот поднимался по лестнице, ведущей в Белую башню. Это забавно, но вряд ли стоит называть такие вещи правильными. Похоже на то, как вы в детстве ходили в цирк и смотрели на шимпанзе, притворяющихся, что они пьют чай за столом, или на собак, разодетых в пух и прах, или еще на что-нибудь подобное. Птицы – не игрушки, они не бездушные объекты, которыми люди могут манипулировать, как им угодно. Успев поработать с говорящими воронами, болтавшими, как попугаи, могу признаться, что нет ничего более неловкого, чем проводить экскурсию для группы школьников и нарваться на ворона, который вдруг налетит на вас и закричит: «Вали отсюда! Вали отсюда!» Йомены далеко не всегда учили птиц уместным и полезным фразам. А уж сопротивляться искушению научить их бессмертной строке «Никогда» из поэмы Эдгара Аллана По «Ворон» они были просто не в состоянии.