Входит Михаил, и оба сразу с грустью говорят, что ветер и мороз такие, что завтра служить будет невозможно, значит, и просфоры печь не нужно. «День на день не приходится, – говорю я. – Господь-то по милости Своей завтра может послать и погодку; просфоры нужно испечь непременно!» Теперь мы опять обзавелись собственной печью: Галкин в землянке сложил. Подошел я к ней, заглянул: сидит Нечаев, топит печь, а Ксенофонт, согнувшись, натирает тесто, так и зовем его теперь «Ксенофонт-просфорник».

Надвигается ночь, ветер воет по-прежнему, мороз крепчает. На всякий случай готовлюсь служить литургию. Великая княгиня в ответ на мою поздравительную с днем рождения прислала следующую телеграмму: «Сердечно благодарю Вас за молитвы и благословение. Очень часто вспоминаю о моих дорогих черниговцах и от всей души радуюсь, что Ваше присутствие в полку в такое время и молитвы утешают и облегчают исполнение трудного и славного их долга. Елисавета».

Михаил Архангельский

Ратные подвиги православных священнослужителей в Русскояпонскую войну 1904–1905 гг

Вера и верность ваша возвещается в Отечестве…

27 января (ст. ст.) 1904 года японская эскадра из семи броненосцев и восьми эскадренных миноносцев неожиданно появилось у корейского порта Чемульпо, где на рейде стояли два русских боевых корабля: крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Японский адмирал Уриу предъявил командирам русских кораблей ультиматум о сдаче.

– Сдачи не будет! – отвечали им русские, решив принять неравный бой с превосходящими силами противника.

Не желая подвергать опасности экипажи других иностранных судов, стоящих на рейде в том же порту, русские корабли вышли в открытое море.

В четырех километрах от порта разразилось жестокое сражение. Буря ударов обрушилась на «Варяг» и «Корейца». Непрерывный огонь продолжался более сорока минут. На борта, палубу, мостик «Варяга» выстрелы сыпались, как град. Было подбито несколько орудий, сбиты обе рубки, снесена одна из дымовых труб; в нескольких местах на крейсере вспыхнул пожар.

Бесстрашные русские моряки показали в этом бою необычайный героизм, поразивший весь мир. Японской эскадре были нанесены чувствительные поражения. Один из японских миноносцев затонул. Флагманский броненосец «Асама» получил повреждения; между его трубами показался огонь, и судно сильно накренилось. Был поврежден и японский крейсер «Чиодо».

«Русские сражались, – писал один из английских корреспондентов, – с храбростью, которую недостаточно назвать храбростью, – это было неистовство, а не храбрость».

Подвиг великого самопожертвования и отваги в бою у Чемульпо проявил священник крейсера «Варяг» о. Михаил Руднев.

Когда капитан объявил, что предстоит бой, о. Михаил тотчас же подошел к аналою, взял судовой образ святого Александра Невского и вышел благословить команду. Все выстроились на палубе. Воцарилась благоговейная тишина. О. Михаил торжественно и горячо читал молитву. Богослужение на «Варяге» было недолгим. По окончании молитвы, набожно крестясь, команда прикладывалась к образу. Приняв благословение пастыря, матросы спешно расходились по местам. Взяв образ в руки, о. Михаил стал на видном для всех месте, чтобы каждый из членов экипажа, взглянув на образ, мог вспомнить о том, что в тяжелую минуту жизни он становится под защиту Божию.

Через несколько минут, подняв боевые флаги, «Варяг» и «Кореец» спокойно и гордо вышли навстречу врагу. Завязался неравный бой.

Отец Михаил не покидал сражающихся. Он помогал переносить и перевязывать раненых, вместе со всеми тушил пожары, утешал страждущих, давал последние напутствования умирающим.

Более 4000 снарядов выпустили японцы по нашим судам. Палуба «Варяга» была залита кровью, усеяна обломками дерева и железа; красавец-корабль почернел от дыма.

Убедившись в невозможности прорваться к своим, русские взорвали канонерскую лодку «Кореец» и затопили крейсер «Варяг».

19 марта 1904 года в Одесском порту была устроена торжественная встреча героев Чемульпо.

Под громовый салют орудий командир порта вручил оставшимся в живых морякам «Варяга» присланные из Петербурга Георгиевские кресты. Священнику о. Михаилу Рудневу «За отличное мужество и самоотверженное поведение, проявленное в бою 27 января», был вручен золотой наперсный крест на георгиевской ленте.

18 апреля 1904 года на Ялу произошло другое историческое сражение русских с японцами, так называемый Тюренченский бой.

В правительственной телеграмме командующего русской армией генерал-адъютанта Куропаткина от 20 апреля того же года мы читаем: «Обойденные противником с обоих флангов и с тыла, батальоны 11-го Сибирского стрелкового полка, чтобы пробиться, несколько раз с музыкой бросались в штыки. Японцы не принимали штыкового удара и отходили назад. Впереди полка шел полковой священник с крестом, раненный двумя пулями. Только штыковой атакой 11-му полку представилась возможность продержаться до прихода батальонов 10-го Сибирского стрелкового полка, под прикрытием которого все наши части отошли».

Герой-священник, упомянутый в этой телеграмме, был о. Стефан Щербаковский.

Вот как описывают подвиг о. Щербаковского участники Тюренченского боя: «Двум батальонам 11-го полка была дана задача прикрыть отступление частей от надвигавшихся трех японских дивизий. Вступив в бой и затем обходя японский левый фланг, 11-й полк занял позицию на два фронта, задерживая густо надвигавшиеся японские войска, и, хотя полк со всех сторон был окружен неприятелем, он два часа задерживал врага, не отступая, пока не прикрыл отхода наших частей, после чего полк пробился в штыки и соединился со своими.

Перед последней атакой полковой священник о. Стефан Щербаковский вышел на пригорок, стал на колени и три раза осенил бойцов крестом со словами: „Христос воскресе!“ Затем, высоко подняв крест, со словами: „Вперед, за святое дело, за Отечество! Победим!“ – устремился впереди знамени, увлекая за собой солдат.

Трещали японские пулеметы и немолчно свистели пули, земля содрогалась от грома орудий, все потонуло в дыму и грохоте разрывающихся снарядов. Кругом колонны японцев – с тыла, с флангов. Впереди – гора, за ней тоже японцы.

– Вперед! Прорваться или умереть – сдачи не будет!

Под музыку, с пением „Спаси, Господи, люди Твоя“ – шли на врага русские чудо-богатыри. Через пять минут из тридцати пяти музыкантов осталось четыре, но они все же играли атаку. Убило командира. О. Стефан получил рану в руку, выронил крест, но мгновенно поднял его и понес опять в левой, раненной, руке. Вторая пуля ударила о. Стефана в грудь, – он упал, потеряв сознание. Заметив это, причетник подбежал к священнику, перевязал его и вынес из-под огня.

О. Стефан вместе с другими ранеными был эвакуирован в Ляоян. Когда его везли в санитарном поезде, один из тяжело раненных солдат скончался в пути. Обыкновенно в таких случаях умершего выносят из вагона на ближайшей остановке. О. Стефан, узнав, что солдата могут похоронить без церковного отпевания, очень заволновался.

– Как же так? Зарыть православного человека без христианского напутствия? Нет, нет, это невозможно!

И, превозмогая боль, о. Стефан встал, надел епитрахиль, взял святой крест и Евангелие и, при участии причетника, совершил погребальный обряд.

Находясь на излечении в госпитале, о. Стефан все время думал о возвращении к своей пастве и немедленно по выздоровлении снова выехал на фронт.

За подвиг, запечатленный кровью, о. Стефан был награжден золотым Георгиевским крестом».

Немало героизма и самопожертвования проявили православные священнослужители и в осажденном Порт-Артуре.

Специально построенная церковь в Порт-Артуре была одна – так называемая Отрядная церковь. Во время бомбардировок храм этот был разбит снарядами, и службы в нем не было с сентября 1904 года. Кроме Отрядной церкви, было еще пять полевых церквей, устроенных в казармах, и несколько госпитальных. Богослужение в них совершалось по воскресным и праздничным дням во все время осады. Всегда находились и богомольцы. Ими были преимущественно солдаты как из резервных частей, так и с позиций. Для последних отдаленность церквей не служила препятствием. Не пугались богомольцы и бомбардировок города, часто случавшихся во время службы, когда снаряды могли попасть в храм.

Свои трудные обязанности священнослужители несли с полным самоотвержением. Особенно тяжело было провожать умерших воинов на кладбище, которое находилось под Ляотешанем, в двенадцати верстах от Порт-Артура. В зной и пыль, в холод и ветер, в дождь и снег священники шли пешком на кладбище впереди печального кортежа, состоявшего из 20–30 двуколок, на которых лежали зашитые в черный коленкор покойники.

Для воинов в их жизни на позициях большим утешением было посещение пастыря.

Обычно, отслужив молебен, священник со святым крестом и святой водою обходил окопы и благословлял защитников.

Молебны приходилось совершать или на площадке, укрытой от наблюдений неприятеля, или в блиндаже. В одном конце блиндажа ставился аналой – простой деревянный столик, на него возлагалась икона и святое Евангелие. Молящиеся стояли как в блиндаже, так и вне его.

Приходилось служить и непосредственно в окопах. Для этой цели выбиралось место, где сходились под углом два окопа или два хода сообщений. В углу ставили маленький столик для священника. Начиналась служба. Солдаты стояли по окопам по ту и другую сторону. По окончании молебствия, с трудом расходясь в узком проходе, они подходили к Святому Кресту и получали благословение.

Подобные службы совершались в двадцати-тридцати шагах от неприятеля, который, слыша церковное пение, иной раз открывал по молящимся ожесточенный огонь из пулеметов и артиллерийских орудий.

За проявленную доблесть и самоотверженность многие из порт-артурских священников были награждены боевыми орденами. Так, «За отличия при отбитии штурмов с 7 по 13 ноября» священник Ал. Холмогоров получил орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом; священник Алексий Симов – орден св. Анны 2-й степени с мечами, а священник о. Федор Скальский «за отличие в делах против японцев» был награжден орденом св. Анны 3-й степени с мечами.

Некоторым из священнослужителей суждено было Всевышним положить жизнь свою на поле брани и заслужить тем самым «венцы нетления».

Должно упомянуть об отце Александре Любомудрове, священнике 122-го Тамбовского полка. Перед выступлением полка из Харькова в середине мая 1904 года отец Александр после совершения молебствия о даровании победы русскому оружию и сохранении жизни воинам обратился с напутственным словом к уходившим на фронт. Вдохновение, с которым говорил священник, произвело потрясающее впечатление на слушателей. Когда же он призывал достойно выполнить свой долг перед Родиной, один из солдат, не будучи в силах сдержать своих чувств, закричал: «Постараемся, батюшка!».

Через два месяца после этого Тамбовский полк участвовал в сражении на Ющулинском перевале и выдержал тяжелый бой с противником, во много раз превосходившим его своими силами. В течение шестнадцати часов полк оставался на позициях, отбив атаки японцев на всех пунктах. В этом бою отец Александр безотлучно находился с доблестными воинами, воодушевляя их своим проникновенным словом и напутствуя умирающих. Сражение окончилось. Стали подсчитывать потери. В числе выбывших из строя чинов полка записали: «Священник Александр Любомудров умер от ран».

В воспоминаниях Вл. Семенова о Цусимском бое говорится о священнике о. Назарии, находившемся на броненосце «Суворов».

«Первый снаряд, попавший в броненосец, угодил как раз во временный перевязочный пункт, устроенный доктором, казалось бы, в самом укромном месте – в верхней батарее, у судового образа, между средними шестидюймовыми башнями. Много народу было перебито, доктор как-то уцелел, но судовой священник, иеромонах о. Назарий, был тяжело ранен…»

«О. Назарий, монах не только по платью, но и по духу, – вспоминает Вл. Семенов, – находился на перевязочном пункте в епитрахили, с крестом и запасными Святыми Дарами. Когда к нему, сраженному целым градом осколков, бросились доктор и санитары, чтобы уложить на носилки и отправить вниз, в операционную, находившуюся под броневой палубой, о. Назарий отстранил их, приподнялся и твердым голосом произнес: „Силою и властию…“ – но захлебнулся подступившей к горлу кровью. Однако, пересилив себя, торопливо закончил: „…отпускаются прегрешения… во брани убиенным…“, благословил окружающих Святым Крестом, который не выпускал из рук, и упал без сознания».

Чувство долга и обязанностей перед Родиной, которым было проникнуто духовенство в годы Русско-японской войны, с достаточной полнотой и убедительностью выражает письмо одного из священников, написанное им с фронта домой, к своим близким: «Когда действия начнутся, мой полк первым двинется на неприятеля, а с полком и я. Я уверен, что если только жизнь моя нужна для других, Господь сохранит меня. Если же лягу костьми на бранном поле, не оставьте меня в своих молитвах. Знайте тогда, что шел я на смерть, не страшась ее, с одним желанием – своими трудами, а если можно – и жизнью, внести маленькую лепту в ту громадную жертву, которую приносит теперь русское воинство за свою Родину».

Бессмертная слава и вечная память пастырям-героям, которые весь короткий земной путь свой жили одной правдой, тянулись к истине и служили ей, как только могли, не на словах, а на деле, свято исполняя величайшую заповедь закона Божия: «Положить души свои за други своя».