Глава 2. Сны и пламя небес или День, когда творится история
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БОСФОР. БУХТА СТЕНИЯ. КРЕЙСЕР «MIDILLI». 19 августа 1917 года.
Словно в ответ на огонь на берегу вспыхнуло пламя и на воде. Подняв бинокль Хиппель разглядел какое-то судно, на котором бурно разгорался пожар, да так быстро, что команда спешила сесть в шлюпку и поскорее покинуть обреченную посудину.
Немец выругался:
— Вот же идиоты безмозглые!
— Герр фрегаттен-капитан, смотрите!
Бросив взгляд туда, куда указывал вахтенный, Хиппель похолодел от мрачного предчувствия — разгорался третий пожар, и бухта Стения оказалась как раз меж трех огней.
И тут он уловил где-то высоко в небе слабый гул моторов.
— Боевая тревога! Противоаэропланным расчетам смотреть небо!
Огни стали вспыхивать один за одним. Пожары разгорались, ярко освещая бухту и скопление кораблей. Зажигательные бомбы падали с небес одна за одной, находя все новую и новую пищу для жадного пламени.
На берегу звучали панические крики, поднялась суматоха.
Первый мощный взрыв вспух где-то за складами и палуба под ногами вздрогнула. Через несколько мгновений рвануло уже ближе. Еще один взрыв. Еще. Все ближе. И вот, когда казалось, что сейчас дойдет очередь и до них, взрывы вдруг прекратились и лишь ударная волна толкнула в грудь.
Противоаэропланные орудия загремели на «Гебене». Опомнившись, Хиппель приказал своим:
— Огонь!
К коллегам присоединились и канониры «Бреслау» и немецкие артиллеристы на берегу. Но в абсолютно черном небе не было видно никаких силуэтов. Явно бомбардировка велась с большой высоты и отблески пожара на земле не могли подсветить цель.
Новый взрыв потряс округу. Чуть в стороне и ближе. Еще. Еще. Мощные взрывы пошли сплошным огненным потоком.
Едва отгремели эти взрывы, началась череда других. Тяжелые бомбы падали одна за одной, превращая все вокруг в огненный ад. И вот первая бомба упала в бухту непосредственно перед ними, подняв огромный фонтан.
Тут в небе полыхнул огонь и объятый пламенем дирижабль устремился вниз, разваливаясь на части…
* * *
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БОСФОР. БАТАРЕЯ РУМЕЛИ КАВАК. 19 августа 1917 года.
Поймав лезвие ножа на выдохе, часовой не издал ни звука, повалившись бережно придерживаемым кулем на землю.
Знак, и первая группа двинулась, минуя тело незадачливого часового. Двигались быстро, но без лишней суеты, хотя счет и шел на мгновения. Но пока Бог был милостив и им везло. Вот еще один часовой заснул не проснувшись, вот подтянулась и вторая группа, двигаясь по заранее согласованным маршрутам.
Часовых снимали быстро, однако их оказалось на удивление мало, что создавало серьезные проблемы, ведь они могут быть где угодно сейчас — гулять в местных кабаках, дрыхнуть пьяными в канаве, вдыхать обкуренными мозгами аромат луны, но могли и внезапно появиться из-за угла, так некстати подняв тревогу.
Но, вроде обошлось. Выходы из казарм блокированы, на пути к орудиям солдат противника не осталось. Удалось сохранить инкогнито своего визита, а значит пришла пора выйти на сцену третьей группе и местным помощникам.
С 355-миллиметровых орудий системы Круппа и еще одного 240-миллиметрового орудия снимались замки и прицелы, в открытые стволы насыпался песок и забивались камни.
— Время.
Отряд бесшумно покинул позицию и стал быстро отходить от берега Босфора.
Через четверть часа командир отряда приказал:
— Стеклов!
— Я, вашброть!
— Давай-ка свой мешок с мелом, будем мы крест насыпать. Место как раз подходящее, с воздуха хорошо будет видно…
* * *
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БОСФОР. БУХТА СТЕНИЯ. ДИРИЖАБЛЬ «ИМПЕРИЯ». 6 (19) августа 1917 года.
Генерал Кованько стоял на командирском мостике «Империи», глядя на огненное море далеко внизу. Эскадра дирижаблей наконец-то сказала и свое весомое слово в этой войне, перестав на время исполнять работу извозчиков и занявшись своим изначальным делом — бомбежками.
Позади были изнурительные тренировки, когда эскадра училась летать по ночам, училась определять границу воды и суши в ночное время, в особенности во времена новолуния. Училась находить цель, по зажженным внизу кострам.
Позади был долгий перелет над Босфором, когда от точности действий штурмана и рулевого зависел не только успех, но и выживание во время этой операции. Разумеется, они сделали все, что только могли. Был четко расписан план полетов, четко оговорено время взлета, были установлены временной промежуток, высота полета каждого из десяти дирижаблей, их расход в разные стороны после бомбометания и порядок возвращения на болгарский аэродром в Бургасе. Но тренировок было так мало, а еще меньше было опыта ночного бомбометания.
Поэтому на корме каждого дирижабля имелся специальный фонарь, невидимый с земли, но по которому могли ориентироваться идущие вслед воздушные корабли. И, конечно же, сильно помогли ребята из ССО, зажигая костры на рыбацких фелюках на всем пути от входа в Босфор и до самой Стении, огненной цепочкой прочертив траекторию полета. Как турки пропустили такие ночные художества в военное время, для Кованько оставалось загадкой.
Господь Бог был явно за них. И стих ветер, и они умудрились не наткнуться друг на друга в воздухе, чего генерал всерьез опасался, ибо учения учениями, но чаще всего практика говорит совсем обратное. Но, повезло. Несказанно повезло.
Что ж, судя по данным постов наблюдения, бухта Стения все ж таки была накрыта бомбами. Удалось ли потопить хотя бы один немецкий крейсер? Трудно сказать пока, но генерал надеялся на это. Тогда гибель дирижабля «Ястреб» не будет напрасной…
* * *
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БОСФОР. БАТАРЕЯ АНАТОЛИ-ФЕНЕР. 19 августа 1917 года.
Пулемет нещадно ударил по выбегавшим из казарм. Гарнизон батареи поспешил укрыться за стенами, явно пытаясь понять, как так получилось, что все основные посты батареи были заняты противником. Причем, заняты, без единого выстрела.
Спать не надо на посту, вот и весь секрет. Особенно не надо на посту употреблять различные наркотики. Это вредно для жизни.
Впрочем, нет никакой особой миссии у отряда ССО. Надо всего лишь не дать выйти из казарм гарнизону батареи, не дать взорвать орудия, и просто спокойно дождаться подхода десанта морской пехоты Балтийского флота.
Все очень просто, не так ли?
* * *
КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. 6 (19) августа 1917 года.
— Уважаемые пассажиры, имеющие билеты на рейс «Имперских авиалиний» и следующих маршрутом Москва-Царьград. В терминале «А» начинается посадка на «Столичный маршрут». Просим вас пройти на посадку.
— Ну, что, пошли потихоньку?
Маша подмигнула мне и встала с кресла. Я кивнул и тоже поднялся, сжимая в одной руке сумку с багажом, а в другой мой любимый ноутбук. Блин, сколько раз я жалел, что он остался там, в Гатчине, в том самом роковом для меня 2015 году! Ну, сейчас-то я его не выпущу из рук. В нем столько всего, что…
Мы вышли на летное поле и налетевший горячий ветер заставил нашу одежду затрепетать не хуже красного флага на аэродроме. Маша слегка взвизгнула и придержала подол короткого летнего платья.
Впереди нас уже ждал огромный красный дирижабль со Звездой Богородицы на борту. Я невольно залюбовался большой и стремительной машиной.
Маша что-то говорила, но ее голос звучал где-то на заднем плане. Гудели мощные моторы «Империи IV», воздушный корабль проходил последние проверки.
Жена наклонилась к моему уху и мягко произнесла:
— Миша, просыпайся.
— Мм…
— Просыпайся, лю-бии-мый!
Лишь сильнее зажмурился и застонал:
— О, нет! Такой сон!
— К тебе генерал Артемьев.
Я продрал глаза. Под веки словно песка насыпали…
— Что?
— К тебе генерал Артемьев. Принес телеграмму.
— Про вашего мальчика…
— Какого мальчика?
— Неважно. Где Артемьев?
— В приемной.
— Спасибо, солнце.
Нужно ли говорить, что ноутбука не было, а Маша отнюдь не была в коротком летнем платье?
В приемной меня действительно дожидается генерал.
— Ваше Императорское Величество! Шифрограмма от генерала Кованько. В ходе ночного налета эскадры дирижаблей на Стению, сама бухта и вся округа подверглась бомбардировке, в ходе которой было сброшено более сотни пятнадцатипудовых и множество зажигательных бомб. Отмечены попадания надводные цели, находящиеся в акватории. Вся округа в огне, имеются многочисленные разрушения сооружений и портового оборудования военно-морской базы, а также прочих строений Стении. Более точные сведения мы сможем получить лишь утром, после облета бухты разведывательным гидропланом Черноморского флота. К сожалению, во время операции, огнем с земли был сбит дирижабль «Ястреб». По предварительным данным, все восемь членов экипажа погибли, поскольку аппарат взорвался высоко в воздухе. Среди погибших прапорщик баронесса София Николаевна де Боде.
Я медленно выдохнул. Жаль погибших, но война есть война. Если хотя бы четверть из того, о чем отчитался Кованько правда, то соотношение потерь просто несопоставимо.
— Пусть моя Канцелярия подготовит Высочайшее повеление о присвоении всему экипажу дирижабля «Ястреб» звания «Герой России». И наградные листы на всех участников операции. А Суворину передайте… Впрочем, он и сам знает, что с этим надо делать.
— Да, Государь.
— Что Слащев?
— Пока нет известий, Государь.
* * *
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БОСФОР. БУХТА СТЕНИЯ. КРЕЙСЕР «YAVUZ SULTAN SELIM». 19 августа 1917 года.
Липкий смрад пожарища все еще висел в воздухе. Даже поднявшийся утром ветерок не смог развеять удушливость каждого дыхания.
Стения пылала всю ночь. Горели склады и портовые сооружения, горели дома и ангары, горела даже вода в бухте, от разлившегося по ее поверхности топлива.
Да, это был эпохальный разгром. Даже для османского флота это был невиданный разгром, что уж говорить про германский. Глупейший разгром.
Затонули «Бреслау» и турецкий крейсер «Хамидие». Потоплено много кораблей поменьше. Военно-морская база почти полностью выведена из строя, поскольку кроме руин и пепелищ, тут мало что осталось. Да и сам «Гебен» лишился хода и получил прочие повреждения.
Причем, нужно признать, что потери от реальной бомбардировки были куда меньше, но охваченные паникой османы поспешили на рассвете затопить не такие уж и поврежденные корабли, даже не взорвав их, и целыми экипажами отправиться подальше от войны. Более того, именно безумный таран спешно пытавшегося покинуть бухту во время бомбардировки и потерявшего всякое управление крейсера «Хамидие» в борт «Бреслау» и привел к гибели немецкого корабля, впрочем, как и самого турка.
«Гебен» в ходе столкновения двух крейсеров так же был поврежден и лишился хода. И, несмотря на весь немецкий героизм и всю самоотверженность, было совершенно ясно, что починить корабль в условиях бывшей базы Стения не представляется возможным. Это займет месяцы, а русские будут здесь максимум через неделю. Не говоря уж о том, что русские наверняка повторят свои массированные воздушные налеты и постараются добить их. Сегодня над ними уже кружили два их гидроплана, явно оценивая результаты ночной бомбардировки и намечая цели для новой.
По ним даже не пытались стрелять.
Что ж, спасти корабль команда не сможет, но никто им не помешает подготовить крейсер к взрыву, чтобы никто не смог восстановить его.
Четверть часа до построения и поднятия флага. Сегодня он не станет поднимать покрытую позором османскую тряпку. Сегодня на флагштоке вновь будет реять гордый орёл Кайзерлихмарине. Затем они займутся минированием всего, что только возможно, чтобы нанести конструкциям и машинам максимальный ущерб. Потом они покинут корабль, но покинут его с гордо поднятой головой, покинут спев «Heil dir im Siegerkranz». Да, угольщик затонул и им придется добираться уже не надеясь на него. Но, все же, разве это остановит немецких моряков?
Рокот моторов отвлек Аккермана от созерцания пожарища. Вдоль пролива шли три десятка гидропланов.
— Scheiße!
Капитан-цур-зее Рихард Аккерман выругался и в бессилии заскрежетал зубами — бухта, да и сам крейсер, за эту ночь лишились практически всех противоаэропланных орудий и ничем не могли ответить на очередную воздушную атаку русских.
Обернувшись в застывшей команде, капитан твердым голосом отдал приказ:
— Флаг, гюйс и вымпелы поднять! Покажем русским как умирают немецкие моряки!
Флаги быстро и без церемоний взлетели над крейсером.
А русские, меж тем, спокойно перестраивались и уже становилось ясно, что одна из групп — это бомбардировщики, а другая явно несла меж поплавками длинные цилиндры мин Уайтхеда.
И вот первый гидроплан зашел на курс атаки.
— Оружие к бою!
Матросы вскинули карабины, повернули свои стволы два уцелевших ручных пулемета, а Рихард Аккерман поднял свой верный «Маузер К-96». Взял на прицел приближающие гидропланы и запел:
— Heil dir im Siegerkranz,
Herrscher des Vaterlands!
Команда в едином порыве подхватила, выцеливая в воздухе свою приближающуюся смерть.
— Heil, Kaiser, dir!
Fühl in des Thrones Glanz
Die hohe Wonne ganz,
Liebling des Volks zu sein!
Heil Kaiser, dir!
Звучали выстрелы. Моряки пели. Буруны торпед неумолимо приближались к обреченному кораблю, принявшему свой последний бой…
* * *
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БЕРЕГ РЕКИ МАРИЦА. 6 (19) августа 1917 года.
— Ну, что, юзбаши, все, как мы и договаривались?
Малик-бей активно закивал своим тройным подбородком.
— Да-да, все как договаривались, господин капитан. И за нас, и за соседей. Вся сумма.
Капитан Емец с брезгливостью наблюдал, как жирный османский майор липкими пальцами распихивает по карманам золотые монеты и толстые пачки русских рублей. После того, как турок разобрался со своим добром, Капитан Емец шутливо козырнул «коллеге» и добавил на прощание.
— Ну, как говорится, счастливого вам плена, юзбаши. Лично вас ждет прекрасный отдельный домик с садом, и, думается, скорое освобождение, поскольку эта война долго не затянется и Османская империя капитулирует в самые ближайшие дни. Не могу правда обещать, что вам удастся вернуться в свой дом в Константинополе, сами это должны понимать.
Малик-бей похлопал себя по оттопыренным карманам:
— Ничего, господин капитан. С такими-то деньгами я куплю себе прекасное поместье на побережье!
— Вот и прекрасно. Море, поместье, а главное жизнь, полная неги и удовольствий, не так ли, юзбаши?
— Истинная правда, господин капитан.
— Что ж, пора, наверное, прощаться.
— Прощайте, господин капитан! Был рад нашему знакомству!
Русский офицер усмехнулся с иронией.
— Не сомневаюсь.
Но османский офицер был счастлив и на иронию русского ему было плевать. Он козырнул и отправился к своим воякам.
Еще несколько минут капитан Емец смотрел вслед развеселому турецкому батальону, который с песнями и под «охраной» из десятка казаков, радостно и нестройно топал в русский плен, счастливый от того, что остались живы, да еще и денег каких-то заработали на этом.
А навстречу пленным туркам бесконечной колонной катили по мосту броневики Русской Императорской армии.
— Ну, как говорится, за опт вышло не так уж и дорого. Три стратегических моста в обмен на одно приличное имение и, вероятно, пару имений попроще. Сомневаюсь, что он соседям отдаст всю сумму. В любом случае, хорошо иметь дело с циничными и жадными людьми. Приятно работать! А как он понравится коллегам из разведки!
Сказав это, капитан Сил специальных операций Анатолий Емец повернулся и поспешил к ожидавшей его моцитиклетной разведроте. Впереди было много дел, сражение за Проливы только начиналось.
Через несколько минут колонна мотоциклов с колясками, ощетинившись тупыми рылами пулеметов, поехала вглубь территории противника. Впереди их ждал Босфор.
* * *
КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. ИМПЕРАТОРСКИЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ. 6 (19) августа 1917 года.
— Что Слащев?
Генерал Артемьев доложил:
— Помимо операции по наведению эскадры дирижаблей на Стению, в районе Босфора и Черноморского побережья по обе стороны Проливов Силами специальных операций были осуществлены операции по захвату или выводу из строя орудий крупного калибра, которые прикрывали подходы к берегу и вход в Пролив. Успешно проведены операции, по захвату и удержанию ключевых батарей, прикрывающих вход в Босфор. Силами СО были захвачены батареи Фенераки, Румели-Фенер, Анатоли-Фенер и Юм-Бурну, что позволило высадить десант морской пехоты. Как и было намечено планом операции, батальон морпехов Балтфлота высадился на азиатском берегу, а черноморцы на европейском. Все четыре батареи взяты под контроль. Гарнизоны фортов капитулировали, орудия не повреждены. Так же морская пехота атаковала с тыла батареи Рива-Калести и Эльмас. Первую удалось взять в ходе короткого боя, а со второй возникли неожиданные проблемы, османы проявили неожиданное упорство и бой продолжается. До захвата этой батареи Черноморский флот не может начать высадку Черноморской морской дивизии генерала Свечина.
— Держите меня в курсе событий.
— Да, Государь! Так же поступили доклады о результатах ночной спецоперации ССО против внутренних батарей, находящихся непосредственно на берегах Проливов. По имеющимся на данный момент сведениям, полученным в ходе воздушной разведки, условленные кресты были замечены невдалеке от батарей Румели-Кавак, Мавро-Молу, Сари-Таш и Анатоли-Кавак, что свидетельствует о том, что замки и прицелы с орудий этих фортов удалось снять, а сами орудия, согласно задаче, были забиты песком и камнями.
— А по другим батареям?
— К сожалению, Государь, у других батарей Проливов условных крестов обнаружено не было. Можно предположить, что не всем отрядам ССО удалось справиться с поставленной задачей. Впрочем, пока всей картины у нас нет. Согласно плана операции, батареи, не помеченные крестом, были указаны, как приоритетные для нанесения бомбовых ударов.
Усмехаюсь устало:
— Что ж, раз креста не них нет, придется поставить на них крест.
* * *
ЧЕРНОЕ МОРЕ. ГДЕ-ТО ЗАПАДНЕЕ БОСФОРА. 6 (19) августа 1917 года.
Воздушная армада шла высоко над линией берега. Галанчикова бросила взгляд на молчаливую подругу.
— Говорят, что баронесса де Боде погибла?
Княгиня Долгорукова кивнула.
— Да. «Ястреб» сбили ночью над Стенией. Вряд ли кто выжил. Жаль Софу.
— Жаль. Вечная память всем погибшим. Женщины несут тяготы войны наравне с мужчинами.
— Да, только нас пока так мало.
— Ничего, говорят, что в авиашколах сейчас много барышень.
Княгиня криво улыбнулась.
— Еще бы, чуть ли каждый наш вылет во всех газетах смакуется. Увидишь, что они еще из гибели Софы сделают.
— Ну, что делать, подруга. Это война. И войну выигрывают не только на полях сражений. Мы — солдаты и знали куда шли. Лично я согласна послужить Отечеству и после своей гибели, если уж Господь так рассудит. К тому же, вот увидишь, сколько женщин придет в авиацию после сообщений о подвиге Софы. И не только в авиацию. Так что…
Долгорукова вздохнула.
— Согласна.
Они помолчали.
Это был уже их второй вылет за сегодня. С утра их дивизия уже разбомбила османские позиции на подступах к Игнеаде, а теперь они шли вдоль побережья, методично бомбя турецкие форты, прикрывающие подходы к побережью со стороны Черного моря.
Большая часть османских укреплений была рассчитана на бой с морскими целями и либо не имела противоаэропланной защиты или орудий и пулеметов в них было так мало, что они не могли ничего противопоставить полусотне тяжелых бомбардировщиков, которые швыряли им на головы пятнадцатипудовые бомбы. К тому же, многие крупнокалиберные морские орудия турок прикрывались лишь земляным или, в лучшем случае, каменным бруствером, и фактически стояли под открытым небом.
Впрочем, и современные артиллерийские башни часто не выдерживали прямого попадания тяжелой бомбы, а хотя бы одна из десятков бомб да попадала. Так что форты выводились из строя один за одним.
— Вижу цель. Приготовиться к бомбометанию.
— Есть, приготовиться к бомбометанию!
— Товсь! Сброс!
Княгиня Долгорукова потянула рычаг и шесть «подарков» устремились вниз, неся на головы противника по 250 килограмм смерти.
* * *
РОССИЙСКОЕ ТЕЛЕГРАФНОЕ АГЕНТСТВО (РОСТА). 6 (19) августа 1917 года.
ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ повелел начать Босфорскую операцию. В связи с началом генерального сражения, ГОСУДАРЬ ВЫСОЧАЙШЕ ПОВЕЛЕЛ даровать Южному фронту Русской ИМПЕРАТОРСКОЙ армии наименование Царьградский фронт.
Все воины нашей доблестной армии полны решимости овладеть Черноморскими Проливами и исполнить многовековую мечту — вновь водрузить крест над Святой Софией.
* * *
КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. ИМПЕРАТОРСКИЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ. 6 (19) августа 1917 года.
— По полученным средствами объективного контроля данным, результатом ночного бомбового удара стало потопление германского крейсера «Бреслау» и турецкого «Хамидие», а также нескольких кораблей поменьше. Из донесений пока нельзя понять, затонули ли указанные корабли в результате непосредственно самой бомбардировки с дирижаблей или это случилось позднее, однако на момент утреннего облета на плаву оставался лишь крейсер «Гебен», имевший явные повреждения и, вероятно, потерявший ход. Командование операции приняло решение потопить крейсер, дабы не дать возможность немцам его уничтожить взрывом.
Я кивнул. Крейсер с дыркой в борту можно поднять и вернуть в строй, а взорванный годится разве что на металлолом.
Артемьев продолжал доклад:
— Без четверти восемь утра по местному времени сводный отряд гидропланов Черноморского флота нанес повторный удар по бухте Стения, имея приказ потопить «Гебен», не допустив его взрыва и стараясь при этом минимизировать повреждения корабля. Исходя из поставленной задачи командир сводного отряда принял решение о поочередном сбросе мин Уайтхеда, дабы иметь возможность прекратить торпедирование, как только станет очевидно, что крейсер начал погружение. При этом остальными гидропланами по «Гебену» велся интенсивный пулеметный огонь, а также были сброшены легкие осколочные бомбы, начиненные шрапнелью, которые не могли повредить сам корабль, но выбивали живую силу.
— Что немцы?
— Подняли германский военно-морской флаг и стреляли из ручного оружия по нашим аэропланам до самой последней минуты, пока очередная торпеда не пустила корабль на дно бухты. Некоторые пилоты утверждают, что было видно, что немцы что-то хором поют. Слов разобрать в шуме было невозможно.
— Почему-то я думаю, что пели они вовсе не «O du lieber Augustin».
— Я тоже так считаю, Ваше Величество. Очевидно, что пели что-то патриотическое. Возможно, гимн.
— Кто-то выжил из экипажа?
— Насколько можно судить, уцелевшие члены команды покинули тонущий крейсер, а капитан погиб вместе со своим кораблем, привязанный к штурвалу.
— Геройская смерть. Уважаю. После взятия Стении приказываю поднять погибших на «Гебене» и похоронить со всеми воинскими почестями. Они заслужили посмертный почет. Мы уважаем честных солдат и героев, даже если это наши враги. Это будет правильно. Особенно, на фоне той охоты, которую мы развернули и будем вести дальше в отношении виновных в применении химического оружия против мирного населения и тех, кто массово уничтожал людей в Германии, Австро-Венгрии и Османской империи.
— Да, Государь.
— Что еще по этой операции?
— Генерал Кованько представил списки на награждение отличившихся членов экипажей его воздушной дивизии. Так же просил особо отметить чинов Сил специальных операций, обеспечивавших наведение эскадры на цель. Отмечает их блестящую работу.
— Хорошо. Они действительно все славно потрудились. И жду наградные списки от сводного отряда Черноморского Флота.
— Да, Государь!
Принимаю от генерала лист бумаги со списком героев.
* * *
МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ. 6 (19) августа 1917 года.
Генерал Кутепов хмуро отложил сообщение РОСТА о начале битвы за Проливы. Да, там идет настоящая жизнь, там творится история, а он сидит здесь и вынужден ежедневно просматривать сотни бумаг, изучая, контролируя, анализируя, проверяя, складывая два и два, ища случаи, при которых ответом неожиданно становится вовсе не четыре.
Полторы сотни офицеров в Кремле, Марфино, Петровском Путевом дворце, в Севастополе, в Форосе, и в самом Императорском командном пункте «Меллас» обеспечивают сейчас исправную работу Ситуационного центра Императорской Главной Квартиры, который не только снабжает актуальными сведениями Государя, но и держит руку на пульсе всех событий в России и мире.
Цифры промышленности и торговли, ход военных поставок, в том числе и от союзников, отчеты из армий и флотов, решения принимаемые правительством и ключевыми министерствами, и многое, многое другое, на пульсе чего желал держать свою руку Император. И пусть формально они лишь обрабатывали информацию, но фактически ИГК была готова в любой момент ввести в действие один из секретных протоколов, которые предусматривали планы действий государственного аппарата на любой мыслимый кризисный случай, вплоть до гибели Императора.
И однажды один из таких протоколов Кутепову уже пришлось приводить в действие. В тот самый роковой день Кровавой Пасхи, когда на Красной площади от взрыва погибли не только сотни людей, но и почти вся верхушка Империи — глава правительства Нечволодов, Вдовствующая Императрица Мария Федоровна, Военный министр Великий Князь Александр Михайлович, еще несколько министров, главнокомандующие Московским и Петроградским военными округами, ряд Великих Князей, включая второго человека в очереди на Престол Дмитрия Павловича.
Да что там говорить — сам Государь Император лишь чудом уцелел! И такая катастрофа случилась во время войны и в момент, когда революция могла полыхнуть в любой момент! Благо благодаря четко оговоренному порядку действий, Кутепов буквально через несколько минут после взрыва ввел в действие протоколы и государственная машина, хоть и немного забуксовала, но все же вновь заработала практически сразу.
Впрочем, если не дай Бог с Государем что-то случится, то России не помогут никакие протоколы, поскольку никакой альтернативы Михаилу Второму генерал Кутепов пока не видел. Корону, конечно, найдется кому передать, но все это сейчас однозначно путь в никуда. Ни у Павла Александровича, нынешнего Наследника, ни у кого бы то ни было в очереди за ним, нет ни той харизмы, ни той хватки, ни той воли, которая есть у нынешнего Императора, дай Бог ему всяческого здоровья и долголетия!
Слишком хорошо помнил Александр Павлович времена, когда на троне был Николай, и как сам Кутепов приходил просто в отчаяние, видя, как все рушится, а Император выпускает из рук контроль над ситуацией. Так это после двух десятков лет правления, что уж говорить о возможном правлении слабого Павла! Даже представить себе страшно такой ход событий.
Потому так торопился Император с этой свадьбой, так спешит с Наследником, потому что понимает, что если что, то все рухнет и страна немедленно погрузится в пучины революций и гражданской войны.
Причем, насколько остро понимает, что перед отъездом в Крым, даже утвердил на будущее «Особый протокол Омега», в котором на случай гибели Императора уже после ожидаемого рождения Цесаревича, должен быть немедленно созван регентский Совет Правителя при Малолетнем Императоре и в протоколе оговорен его примерный состав. При этом официальным (до совершеннолетия Императора) Правителем Государства и Опекуном Императора должна стать Вдовствующая (не дай бог!) Императрица Мария Викторовна. Впрочем, это-то как раз случится и без всяких «Протоколов Омега», который лишь расписывает выполнение того, что должно быть исполнено согласно законодательства Империи.
Кутепов открыл «Закон о Престолонаследии», нашел этот раздел и перечитал его:
«43. Назначение Правителя и Опекуна, как в одном лице совокупно, так и в двух лицах раздельно, зависит от воли и усмотрения царствующего Императора, которому, для лучшей безопасности, следует учинить выбор сей на случай Его кончины.
44. Когда при жизни Императора такового назначения не последовало, то, по кончине Его, правительство государства и опека над лицом Императора в малолетстве принадлежат отцу или матери; отчим же и мачеха исключаются.
45. Когда нет отца и матери, то правительство и опека принадлежат ближнему к наследию престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора.
47. Правителю государства полагается Совет Правительства; и как Правитель без Совета, так и Совет без Правителя существовать не могут.
48. Совет составляют шесть особ первых двух классов, по выбору Правителя, который назначает и других, при случающихся переменах.
49. Мужеского пола особы Императорской Фамилии могут заседать в сем Совете по выбору Правителя, но не прежде своего совершеннолетия и не в числе шести особ, оный составляющих.
50. В Совет Правительства входят все без изъятия дела, подлежащие решению Самого Императора, и все те, которые, как к Нему, так и в Совет Его вступают; но опеки Совет не касается.
51. Правитель имеет решающий голос.
52. Назначение Совета и выбор членов оного полагается в недостатке другого распоряжения скончавшегося Государя, ибо оному должны быть известны обстоятельства и люди».
Вот на этот-то случай Император и составлял предварительный список возможных членов Совета Правительства. Впрочем, последнее слово в этом случае, согласно «Протокола Омега» все равно будет за Императрицей Марией.
Только вот, ничего этого не может случиться, пока не родится Наследник Цесаревич. То есть, как минимум еще девять месяцев Великому Князю Павлу Александровичу придется с ужасом представлять себе тот черный день, в который корона вдруг свалится ему на голову. Впрочем, скорее всего, он тут сразу же откажется от Престола и корона Империи покатится по головам очереди Наследников. Покатится, пока не свалится с чьей-нибудь головы. Вместе с головой. Ибо в то, что кто-то из них сумеет удержать власть, Кутепов не верил.
М-да.
Генерал хмуро закрыл томик Закона и вновь покосился на новость РОСТА, лежащую на столе.
Эх, а он тогда так обрадовался, когда Государь сообщил ему о своем решении назначить генерала Артемьева на должность Командующего Императорской Главной Квартиры. Настолько обрадовался, что тут же подал на Высочайшее Имя прошение о переводе на фронт.
На что Михаил Второй лишь хохотнул, а затем сказал:
— Побойтесь Бога, Александр Павлович! Какой фронт? Вы мне в Москве нужны!
— Нижайше прошу простить, Ваше Императорское Величество, но я боевой офицер, а не штабист и мое место…
Но Император не дал ему договорить.
— Вот что, генерал Свиты Кутепов. Где ваше место в Империи решать мне. И вы мне нужны в Москве. С сегодняшнего дня вы официальный начальник Ситуационного центра и продолжаете исполнять должность Командующего Императорской Главной Квартирой, пока ваш непосредственный начальник генерал Артемьев будет со мной в Мелласе, а затем, даст Бог, и в Царьграде. Вам все ясно, генерал?
Кутепов вытянулся и четко произнес:
— Так точно, Ваше Императорское Величество! Все ясно. Вопросов не имею.
Михаил Второй смягчился и лишь с горечью сказал:
— Эх, Александр Павлович, Александр Павлович. Я ведь точно такой же боевой офицер, точно так же водил на вражеские пулеметы свою конную дивизию, а затем корпус. Я всю жизнь шарахался от штабной и прочей бумажной работы. И что же? Вместо того, чтобы во главе своей Дикой дивизии первым ворваться в Константинополь, я тоже вынужден сидеть в штабе и лишь бумажки перекладывать. Так что давайте делать свою работу там, где мы нужны Империи и Господу Богу.
— Да, Государь!
— И вот что, Александр Павлович. Вы фактически остаетесь в Москве моими глазами и ушами. В какой-то мере, даже моим Местоблюстителем, пока меня нет в столице. И ваша задача не дать меня свергнуть, вам это ясно?
— Так точно, Ваше Величество! Можете быть уверенным — я не подведу!
— Надеюсь на вас, генерал. Сами знаете, какой непростой у нас август в Первопрестольной, сколь тонко и ювелирно нужно все провести. Выиграйте для меня это сражение в Москве. Это приказ и моя личная просьба.
— Все сделаю, Государь. Не сомневайтесь.
И вот теперь Кутепов вел свое сражение. Сражение, на котором не звучали выстрелы, но от исхода, которого во многом зависела история России. Шла подготовка к Съезду аграриев и к Священному Синоду, на котором должны были избрать Патриарха Московского.
И если к Съезду аграриев был повышенный интерес у всякой левой публики и прочих заинтересованных лиц, то вокруг Синода шли нешуточные бои между различными группами духовенства и мирян самой правой направленности, вплоть до махровых черносотенцев.
И на том, и том событии накалялись страсти и ситуация могла пойти в разнос в любой момент. Но, ни то, ни другое не могло быть отложено и должно было состояться до коронации в Константинополе, на волне эйфории от взятия Проливов.
Ситуация осложнялась остротой вопросов. Земельный передел мог вообще взорвать Империю изнутри и обрушить фронт или ввергнуть державу в несколько лет голода, не говоря уж о потере всего экспорта. А выборы Патриарха, непростые сами по себе, проходили на фоне перспектив получения на государственном уровне сразу нескольких патриархий под скипетром русского Императора. А это, как говорится, уже совсем другой коленкор!
К тому же, Государь поставил Кутепову задачу не только провести эти мероприятия точно и в срок, не допустив эксцессов и выплеска страстей на улицы, но и добиться того, чтобы сами заседающие САМИ же и приняли именно те решения, которые нужны Михаилу Второму. Который, кстати, пообещал Митрополиту Макарию поддержать его кандидатуру на выборах Патриарха. А Кутепов же должен был так провести работу, чтобы Макарий вообще не попал в список из трех кандидатов, из которых Михаил Второй будет выбирать патриарха. А сделать это можно было лишь путем того, что Макарию банально не хватит голосов.
Такая вот стратегическая задачка.
Александр Павлович в очередной раз пожалел, что князь Волконский застрял в Италии. Он бы справился лучше с Синодом, как прежде справился с Госдумой. Но, что тут поделать, каждый воюет на своем участке фронта. Италия стратегически нужна России. Неслучайно Государь присвоил князю Волконскому ранг Имперского Комиссара с практически неограниченными правами.
Что ж, Третий Рим хочет завладеть Вторым Римом и сильно дружить с Римом Первым.
Задача не для слабых духом.
Хорошо хоть группировки вокруг премьер-министра Маниковского притаились, явно желая дождаться развязки вопроса с Проливами. Но, с другой стороны, они могут поспешить нанести удар до того, как эйфория не сделает переворот невозможным.
* * *
КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. ИМПЕРАТОРСКИЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ. 6 (19) августа 1917 года.
— Генерал Каледин докладывает о полном успехе. После бомбового удара по укреплениям противника, 1-я конная армия прорвала османский фронт и развивает наступление, двигаясь вдоль черноморского побережья в направлении на Босфор. По мере продвижения наша конница атакует и берет под свой контроль османские береговые батареи, прикрывающие побережье от подхода наших кораблей. Действия 1-й конной армии поддерживаются авиацией и орудиями черноморской эскадры.
— Сопротивление противника?
— Практически отсутствует. Гарнизоны батарей и небольших городков предпочитает сразу же капитулировать. Крупные очаги сопротивления, которые могут возникнуть, конная армия обходит, не теряя темп.
Да, тем сейчас это самое главное. Очаги мы додушим или они сами сдадутся.
— Хорошо. Что на другой стороне?
— Основные пехотные силы Царьградского фронта начали наступление. В пяти местах силам фронта удалось преодолеть реку Марица и закрепиться на плацдармах. В двух местах река была форсирована силами двух болгарских кавалерийских дивизий, после чего подразделения Императорского Инженерно-строительного корпуса начали сооружение временных мостов для организации переправы.
— А еще в трех местах?
Генерал Артемьев усмехнулся:
— А еще в трех местах орлы Слащева просто купили три моста.
— Купили???
— Да, Государь.
Я заржал и захлопал в ладоши, аплодируя.
— Браво! И кто там такой интересный купец?
— Некто капитан ССО Емец, Ваше Величество. Просто подкупил турецкого майора и пообещал тому, что если он продаст свой мост, то получит жизнь и много денег. И тот на радостях не только не стал взрывать свой мост, но и договорился с командирами соседних мостов. В общем, мосты куплены, а три османских батальона с песнями пошли в наш плен.
— Ай-да, Емец, ай-да сукин сын!
Я был в восторге. Нравится мне подход к жизни у людей Слащева! Каждый раз удивляюсь их выходкам. Где он берет таких? Чутье у него, что ли?
— А много денег — это сколько?
Генерал назвал сумму. Усмехаюсь.
— Хороший купец. Дешево сторговался. В общем так, Василий Васильевич, подготовьте мне бумаги на производство этого Емца в подполковники. Ну, и орден ему, само собой.
* * *
КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. НАБЕРЕЖНАЯ. 6 (19) августа 1917 года.
— Устал?
— Соскучился очень.
Я зарылся носом в ее волосы, вдыхая ставший родным запах.
— Твои волосы пахнут короной.
— Я не сомневаюсь. Думаю, мои прежде локоны пахли лучше. Царские обязанности требуют значимого.
Улыбаюсь.
— Я тебя люблю, мое солнышко.
— И я тебя.
Мы все еще говорили на веселой смеси русских и французских фраз, хотя Маша старательно учила язык и делала все, чтобы скорее войти в полноценную роль Императрицы Всероссийской. Я ее щадил, и когда видел, что она очень устала, говорили исключительно на французском, мы же не на протоколе в конце концов, зачем я буду ее мучить? Хотя она и очень старалась. Я бы так не смог.
Закат бросал свои лучи на водную гладь. Мы стояли, глядя в багряные оттенки. Романтика.
— Как дела на фронте? Я чувствую, что все хорошо.
Усмехаюсь краешком губ.
— С чего такая уверенность?
— Ты не в штабе, а со мной.
Хмыкаю.
— Удивительно, но, действительно, все довольно хорошо. Все бомберы отбомбились, немецкие и прочие крейсера потоплены в Стении, армия Каледина прорвала фронт и движется вдоль черноморского побережья, опрокидывая один форт за другим. Многие форты либо заняты отрядами Слащева, либо выведены из строя. Армии Брусилова просто вспороли оборону 1-й османской армии. Я надеюсь на то, что в ближайшие два-три дня наша армия сможет устранить османскую армию, как серьезную силу в европейской части между нынешней болгарской границей и Босфором. И представь забавный случай, капитан ССО Емец просто купил у турок три моста через Марицу!
— Купил? Серьезно?
Я рассказал эту историю и мы с Машей рассмеялись.
— Миша, этого капитана ведь ты наградишь?
— Разумеется. И награжу, и уже подписал его производство в подполковники.
— Правильно.
Мы некоторое время помолчали, глядя вдаль и слушая плеск волн у наших ног.
— А что тебе снилось сегодня?
— Что?
— Когда я тебя разбудила, ты буквально вскричал: «О, нет. Такой сон!»
— Ах, это…
Я лихорадочно размышлял. Вообще, с этим всем что-то делать было явно надо, ведь я могу думать о чем угодно и шифроваться, как угодно, но я не Штирлиц, а скорее радистка Кэт, и во сне или спросонку могу брякнуть все, что угодно. Как это и произошло сегодня. Да, и, извините, вряд ли умная девочка Маша не замечает каких-то несоответствий или странностей в моих действиях и даже мыслях. Пусть мои генералы и прочие сановники молчат, но… В конце концов они же не спят со мной, а Маша спит.
И, да, кстати, я еще и начал, к тому же, активно ломать сложившиеся стереотипы и правила. Ну, не нравится мне современная женская одежда, и уж, тем более, это жуткое, прости Господи, белье. Да и спать раздельно, как подобает добропорядочным супругам, мне не нравилось. Потому спали мы в одной кроватке и безо всяких там лишних условностей. Да и в постели… А это, в свою очередь, наверняка рождало некоторые вопросы у моей благоверной Маши.
— Мне вроде как снилось будущее. Словно прошло много-много лет, но мы с тобой точно так же молоды, разве что одежда на нас другая. Большой аэродром и здания вокруг него огромные. Все такие из стекла и камня. Мы, вроде как, ждем объявления на посадку, и тут нам ее объявляют. На рейс «Имперских аэролиний» по маршруту Москва-Царьград. Мы выходим из здания и нас ждет красный дирижабль со Звездой Богородицы на борту.
— А в чем я была одета?
Я даже запнулся от такого вопроса. С одной стороны, чисто женский вопрос, а, с другой, как на него ответить? Ты, дорогая, была в легком обтягивающем платье короче некуда?
— Там, во сне, была какая-то другая мода. Люди одеты были очень и очень легко, совсем не так, как сейчас. А многие молодые женщины, видимо, подражали каким-то античным мотивам, во всяком случае на многих были какие-то совершенно короткие туники или что-то похожее. И путешествовали мы совсем не официально, во всяком случае, никаких парадов и прочего там не было. Впрочем, это ведь просто сон, а в них, как ты знаешь, не всегда имеет смысл искать логику.
Маша смотрела на меня странно и, я поспешил добавить:
— Вот только не говори мне сейчас сумасшествии. Я, между прочим, и жив до сих пор, во многом только благодаря таким вот снам. В ночь на 27 февраля сего года приснился мне сон, что брат мой Николай отрекся от Престола, что случилась революция и гражданская война, Россия утонула в крови, а меня самого убили выстрелом в затылок на краю какой-то шахты. И можешь смеяться, но я верю в то, что если бы я не поспешил принять меры, то все бы так и случилось.
— Именно потому ты тогда полетел на аэроплане к брату?
— Да, именно потому. И пришел в отчаяние, когда он отказался мне верить.
Она вздохнула и кивнула.
— А я тебе верю.
— Почему?
— Чувствую, что ты часто видишь подобные сны. Ты совсем не такой, как другие. Словно открыто тебе что-то такое, чего не видят и не знают все остальные. И потом, в истории это уже было.
Я удивленно посмотрел на нее.
— Это когда же?
— Думаю, что много раз. Сколько было пророков и предсказателей, да и многие великие люди видели особые сны, я читала об этом. Правители, ученые, музыканты, поэты. Или вспомни хотя бы библейскую историю о том, как фараону приснились семь тучных коров и семь тощих коров, и то, как тощие коровы съели тучных. Тогда этот сон верно истолковали, что грядут в Египте «семь тучных лет и семь тощих лет». Фараон прислушался к толкованию и подготовился к грядущему голоду. Ты тоже такие сны видишь?
Честно сказать, я не рассматривал вопрос в таком контексте, но этот поворот меня вполне устроил.
— По-разному. Иногда какие-то обрывочные видения, а иногда все очень ярко и четко, как будто я там действительно побывал.
— Именно поэтому ты так готовишься к страшной эпидемии в будущем году?
Вздыхаю.
— Я не знаю, солнце, что тебе и сказать на это. Мне не дано знать будущее, я не пророк и не оракул. Иногда мне приходят сны. Порой прекрасные, но нередко и ужасные. Возможно, это какие-то предупреждения оттуда, — тыкаю пальцем куда-то в вечернее небо, — и я не могу себе позволить пренебречь этим, раз Он призвал меня на царство. Вероятно, у Него были на это свои резоны. Как и на эти сны. Мне несколько раз, как тому фараону, снилось, что грядет мор и эпидемия, что начнется она весной и продлится два года. Но когда именно это произойдет, я не знаю. Могу лишь предположить, что случится это в истощенной Великой войной Европе, как обычно это и бывало в истории. Потому я и готовлюсь, ведь война эта, так или иначе, скоро закончится. Более того, я пытаюсь ее закончить до весны, чтобы солдаты успели вернуться домой, а не развозили заразу по всей Империи. Я каждый день молю Бога, чтобы это был лишь дурной сон, вызванный тяжелым ужином, но…
Маша зябко поежилась.
— Как это ужасно…
Она спрятала лицо у меня на груди. Нежно глажу ее волосы. Блин, вот такая вот у нас романтика, мать ее за ногу…
Жена вдруг всхлипнула.
— Я так боюсь…
Крепко обнимаю и шепчу успокоительные слова:
— Я напугал тебя, Машенька? Не бойся, солнце мое родное, я никому не дам тебя обидеть. Все будет хорошо, и я сумею нас защитить. В конце концов, фараон же спас в итоге Египет, приготовившись заранее к голодным годам. И я смогу, верь мне…
Что я несу? Как можно подготовиться к ТАКОМУ? Не факт, что и через сто лет справились бы со всем тогдашним уровнем науки, техники и медицины, а что я могу сделать в мире, где нет даже антибиотиков, не говоря уж про все остальное?
Разумеется, я готовился. Делал все возможное и невозможное. Министр Спасения принц Ольденбургский подошел к вопросу со всей серьезностью, а я выделял ему все ресурсы, какие только мог. Создавались больницы, готовились карантинные меры, под соусом Служения открывались курсы фельдшеров и сестер милосердия, за рубежом искали специалистов. В той же Франции Мостовский и графы Игнатьевы развернули настоящую охоту за головами, вербуя в разоренной войной и смутой стране не только инженеров, ученых и прочих специалистов, но и врачей всех профилей, заключая с ними контракты на работу в России. Но главное, действительно, войну нужно срочно заканчивать и массу народу вернуть по домам до начала активной фазы пандемии.
— Машенька, мы же с тобой Император и Императрица, верно? Кому, как не нам, сделать все, чтобы страна наша как следует подготовилась, если Он все же не пронесет чашу сию мимо. У нас есть почти год, так что вытри слезки и успокойся.
— Я боюсь за Наследника. Это так ужасно, рождаться в таком мире…
Осторожно приподнимаю ее голову и вопросительно смотрю в наполненные влагой глаза. Маша мой невысказанный вопрос поняла правильно и покачала головой:
— Я… Я не знаю пока. Но я очень надеюсь. Хотя, возможно, я просто этого слишком хочу и выдаю желаемое за действительное.
— Есть признаки?
Она неуверенно кивнула.
— Что говорят доктора?
— Ничего. Пока не о чем говорить, и я им не говорила. Еще рано. И ты не говори, хорошо?
Молча и нежно обнимаю жену. А что тут скажешь? Только одно.
— Я тебя очень люблю, мое солнышко.
— И я тебя…
Мы постояли обнявшись, пока наконец Машенька не подняла голову и не спросила с лукавой улыбкой:
— Так ты не ответил, в чем я была одета в твоем сегодняшнем сне? Судя по твоему рассказу о моде, я была почти голой, так получается?
Качаю головой.
— Нет, голой ты не была. Ты была очень красивой и платье тебе очень шло.
Девушка капризно надула губки и потребовала:
— Ну, расскажи подробнее! Мне же интересно!
По крайней мере эта тема мне нравилась больше, чем разговор о том, что от пандемии испанки в ближайшие два года погибнут сто миллионов человек. И я жестом фокусника достал из кармана кителя блокнот и карандаш.
— Давай я лучше нарисую.
И уверенными движениями стал быстро набрасывать рисунок стройной девушки в коротком летнем платье. Маша смотрела на рождающееся творение расширившимся глазами, в которых отражались и смущение, и жадный интерес, и даже какое-то возбуждение.
— И ты говоришь, что я была не голая??! Да на мне же не было почти ничего! Как можно выйти на люди с открытыми руками, с голыми ногами и в столь коротком обтягивающем платье? Да я бы умерла со стыда!
Улыбаюсь.
— Ну, в моем сне ты чувствовала себя прекрасно! К тому же, когда все вокруг одеты примерно так же, то и воспринимается это иначе. Вот смотри.
И я быстрыми движениями начал набрасывать разнообразно одетых пассажиров, идущих к дирижаблю из здания аэропорта. Но блокнот был небольшим все на одном развороте не поместилось, пришлось переходить на другую страницу.
Императрица заворожено смотрела на рисунок.
— Да, странная мода. Пугающая, но интересная. А ты хорошо рисуешь, я даже узнаю себя в этой барышне.
Заканчивая рисунок, отвечаю несколько рассеянно:
— Еще бы, я, все ж таки, художественную школу закончил.
— Я не знала. А когда и где ты учился?
Блин, Штирлиц выискался. Отвечаю с деланной небрежностью:
— А, тогда, в прошлой жизни. Давай я лучше нарисую твой портрет! Стань вот так, чтобы свет хорошо падал. И не шевелись.
И не давая ей возможность что-то еще спросить, начал быстро делать набросок. Через несколько минут, Маша уже в восторге хлопала в ладошки.
— Ты молодец! Очень похоже! Я тут даже красивее, чем в жизни!
— Нет, в жизни ты еще прекраснее!
Она еще раз перелистнула страницу и вновь принялась изучать мой сон.
— Погоди, но тут нет тебя!
— Понятное дело, я же себя не вижу со стороны.
— Так не честно!!! Нарисуй себя рядом со мной. Я не хочу быть там одна, тем более в таком вот ужасном виде.
— Пожалуйста. Только вид у тебя здесь прекрасный.
Я быстро пририсовал мужскую фигуру рядом с Машей. Ничего экстраординарного. Рубашка да джинсы. Правда ноутбук в руках меня нынешнего смотрелся нелепо. Но жена не обратила внимания на ноут, очевидно приняв его за какую-то книгу, и лишь кивнула удовлетворенно.
— Вот теперь мы вместе.
— Да, любимая.
— Только все равно я тут голая. Странная мода.
— Уж, поверь, солнце, для людей из будущего, наша нынешняя мода выглядит еще более странно.
Девушка придирчиво осмотрела себя, слово видя впервые. Потом посмотрела на «себя» на моем рисунке. Наконец, она спросила:
— А нарисуешь мне еще такие картинки из будущего?
— Обязательно. Все, что вспомню.
И оценив ее блестящие глазки, добавляю:
— И пойдем-ка уже в дом. Думаю, мы найдем чем там заняться.
— А, пойдем! И ты мне там еще порисуешь. Я хочу видеть себя в различных платьях из твоих сновидений. Это так интересно!
— Все, что захочет моя прекрасная любовь!
Смеясь и обмениваясь шуточками, мы стали подниматься по лестнице к дворцу.
Пламя небес угасало позади нас. Над Черным морем опускалась летняя ночь, переворачивая страницу первого дня эпической битвы.
Дня, когда творится история.
