К политической катастрофе, как правило, приводит безукоризненная цепочка логически выверенных и беспристрастно просчитанных шагов безупречно компетентных людей. Доминирующими тенденциями в интерпретации нового курса Кремля стали психологизм и мистицизм. В той или иной форме большинство критически настроенных граждан склоняется к гипотезе о войне как об «иррациональном выборе» Кремля — не обусловленном никакими объективными причинами волюнтаристском решении, объяснение которого находится скорее в области психоанализа, чем анализа экономического или политического. Расхождения возникают лишь в вопросе о том, как много человек «сошло с ума» — один, целая группа или вся страна.

Однако у войны с Западом есть не только субъективные (о чем много говорят), но и объективные причины. Она возникла из клубка экономических и политических противоречий в отношениях России и Запада, которые накапливались десятилетиями, не находя своего разрешения, и которые Путин, прижатый давлением Запада к кремлевской стенке, решил разрубить «новороссийским мечом», как гордиев узел.

Спасать Россию — все равно что лечить лихорадку Эбола в Центральной Африке: не так страшен вирус, как невежество. Отношение к украинской войне раскололо общество. Публичные дебаты все больше напоминают кафкианскую дискуссию у постели ракового больного: «прогрессивные» доктора предлагают немедленно убить пациента, чтобы уничтожить опухоль, а деревенские родственники не пускают их к постели умирающего, говоря, что гордятся «самой лучшей на свете опухолью», потому что русскому хорошо все то, что немцу — смерть. Россия тем временем лежит, распростертая между либералами и националистами, как больной на полотнах Гойи.

Хорошей новостью для русских националистов является то, что Россия вовсе не сошла с ума, как это кажется многим порядочным людям, а пытается таким весьма спорным и диким образом защитить свои национальные интересы. И в этом, а не только и не столько в эффекте от деятельности контролируемых властью средств массовой информации, кроется разгадка тайны пресловутых «86 процентов», голосующих за войну, за власть и «за все хорошее против всего плохого». Списывать послекрымские общественные настроения исключительно на пропаганду — значит заниматься успокоительным и бесполезным либеральным самообманом. Плохая новость для националистов, однако, состоит в том, что затеянная ради национальных интересов война в Украине — это самый неудачный и практически самоубийственный способ их защиты.

Негативное отношение к существующему в России политическому режиму (разумеется, у тех, кто к нему относится негативно) не должно заслонять видение того, что Россия, как и любое другое государство в мире, имеет определенные экономические, геополитические (в том числе военные) интересы, которые не совпадают с интересами других государств, и, соответственно, имеет право предпринимать активные усилия по их защите.

Представления о том, в чем в данный конкретный момент времени состоят национальные интересы России, о возможных и допустимых способах их защиты, а также об их сравнительной эффективности могут существенно различаться. Но это не значит, что сами по себе национальные интересы России могут быть проигнорированы в рамках общественной дискуссии, как нечто второстепенное и несущественное. А именно это сегодня происходит. Чтобы дискуссия была продуктивной, надо начинать разговор с вопроса о национальных интересах России, а не заканчивать им. Только в этом случае у «докторов» и «родственников» появится шанс услышать друг друга.

Просматривая книги на стенде крупнейшего лондонского магазина Waterstone (мое любимое занятие, когда есть свободное время), я наткнулся на интересную брошюрку по истории Великобритании. Автор перечислял события, которые стали краеугольным камнем формирования национального самосознания современных британцев — кстати, этих событий оказалось не так много, как мы могли бы себе вообразить. Разумеется, все начиналось с Билля о правах. Но было там и создание национальной системы здравоохранения после Второй мировой войны (большевики создали ее в России за несколько десятилетий до этого). Последним пунктом значилась победа в войне с Аргентиной за удержание под британским контролем далеких Фолклендских островов. Это было для меня несколько неожиданно.

Украина являлась крайне чувствительной, можно сказать, — критически важной зоной сосредоточения российских экономических, политических и военных интересов, и имперский синдром, хотя и присутствует в поведении Кремля, отнюдь не является единственным и даже доминирующим мотивом его поведения. Украина так же важна для России, как Ближний Восток для США, и куда важнее, чем уже упомянутые выше Фолклендские острова для Британии. Можно сколько угодно не любить Путина, но трудно оспорить тот факт, что любое, даже самое либеральное и демократическое русское правительство, будучи поставлено перед фактом присоединения Украины к экономической системе Европейского союза, оказалось бы в весьма затруднительном положении.

Россия и Украина во многом продолжают оставаться частью единой экономической системы (хотя формально их экономики независимы). Дело в том, что разделение советских экономических «сиамских близнецов» на практике так окончательно и не состоялось. Поэтому все, что происходит с экономикой Украины, способно было очень болезненно сказаться на состоянии экономики России — и наоборот, кстати, тоже. Подключение Украины, пусть даже только частичное, к экономике Евросоюза действительно создавало головную боль для России. Это была реальная проблема, а не «отмазка». Нет ничего удивительного в том, что Кремль в этих условиях поделился «своей болью» с другими.

Конечно, вызывает возмущение, что Москва использовала это обстоятельство как предлог для военной агрессии и произвела под этим предлогом аннексию спорных территорий — Крымского полуострова. Но это не значит, что само по себе это обстоятельство теперь должно замалчиваться. Как не должно замалчиваться и то, что потенциальная угроза размещения военных баз НАТО на территории Украины ни одним политическим руководством России (кто бы им ни был) проигнорирована быть не может. НАТО перестанет быть проблемой для России только в одном случае — если Россия в НАТО вступит. Но об этом речи пока не идет.

Украина — это не просто зона повышенного внимания со стороны России. Это солнечное сплетение российских национальных интересов. Так или иначе, но в нынешнем формате Россия без Украины существовать не может. Было серьезным упущением со стороны США и Евросоюза (и тем более самой Украины) предположить, что Россия отреагирует на смену Украиной своей политической ориентации в том же ключе, как она отреагировала на действия Запада на Балканах или на Ближнем Востоке. В принципе реакцию России можно было просчитать, но этого сделано не было, потому что на Западе сложилось весьма стереотипное представление о России как о заурядной автократии.

На протяжении всех двадцати пяти лет посткоммунизма Запад медленно, но последовательно «отжимал» Россию от участия в решении крупных международных проблем, в том числе тех, где Россия имела свой собственный существенный интерес. Ни на Балканах, ни в Ираке, ни в Ливии, ни в Сирии российская точка зрения не была принята во внимание. Я не затрагиваю здесь вопрос о том, была ли эта точка зрения правильной или даже просто адекватной, — я лишь констатирую неоспоримый факт, что ею пренебрегли.

Выяснилось, что гораздо легче сломать «железный занавес», чем научиться жить без него. Россия оказалась неконкурентоспособной по отношению к Западу в условиях свободного рынка. Существует точка зрения, и она не лишена оснований, что война России с Украиной есть реакция на украинскую революцию. Это и так, и не так одновременно. Революция была лишь поводом к войне. Украинский блицкриг Запада стал последней каплей, упавшей в море русских обид, после которой оно вышло из берегов. Настоящей причиной войны является хронический конфликт России и Запада, суть которого сводится к тому, что Россия, экономически и политически давно пересевшая из первых рядов партера в амфитеатр мировой политики, считает, что находится не на своем месте, а Запад не видит уважительных причин, по которым он должен продолжать держать в партере государство, неспособное оплатить полную стоимость билета.

Война началась не столько от избытка сил, сколько от их недостатка. Это отчаянный демарш слабого против сильного, В формате открытой экономики Россия просто не в состоянии эффективно защитить свои экономические и политические интересы в Украине. Если Украина действительно станет свободной экономической площадкой, Россия, скорее всего, в течение нескольких лет будет из Украины вытеснена. При определенных условиях Украина может даже превратиться в плацдарм экономической экспансии ЕС на внутренний российский рынок, о чем политическое руководство России не устает повторять. Кроме того, России станет гораздо труднее вести с Украиной традиционный спор о ценах на энергоносители. Украина и раньше пыталась использовать свое уникальное положение страны-транзитера для того, чтобы получить газ с дисконтом. В одной связке с ЕС она, безусловно, будет делать это эффективнее, чем прежде.

Украинская революция лишила Путина комфортной возможности и дальше ничего не предпринимать. Перед ним возникла дилемма: либо сделать Россию действительно сильной, то есть конкурентоспособной, проведя глубокие экономические и политические реформы, либо, ничего не меняя внутри страны, отбросить Запад от русских границ при помощи военной силы и спрятаться за «китайской стеной». Кремлевские войны — это имитация ответа на исторический вызов, способ уйти от решения насущных вопросов внутренней политики. Ирония истории состоит в том, что Путину оказалось намного проще начать третью мировую войну, чем войну с кооперативом «Озеро».

Цель, которую преследует Кремль, подняв восстание против Запада, понятна, но избранный им метод в принципе не может привести к ее достижению. Путин допустил классическую «военно-политическую» ошибку, не обеспечив свои амбиции соответствующей амуницией. Русская экспансия архаична как по своей сути, так и по форме. После прихода Путина к власти действительным приоритетом внешней политики России стало обеспечение максимально благоприятных условий для «Газпрома», а после создания его нефтяного «близнеца» — и для «Роснефти». Вертикаль власти в России — это лишь проекция нефтегазовой монополии в политической плоскости. «Газпром» и «Роснефть» — это не столько экономика, сколько политика. В свое время Макс Вебер утверждал, что современное буржуазное государство с его бюрократией есть лишь калька с современного капиталистического предприятия с его менеджментом. Соответственно современное путинское государство выстроено по образу и подобию «Газпрома».

Долгое время Кремль повторял как мантру: «Дайте нам несколько лет без потрясений, и мы создадим для вас великую Россию». Годы шли, и теперь выясняется, что вместо великой России они создали великий «газовый пузырь», готовый лопнуть в любой момент. Технический прогресс неизбежно, десятилетием раньше или десятилетием позже, проколет этот пузырь новыми технологиями, и тогда вместе с газом из него вытечет вся власть. Власть Путина опирается на тех, кто готов любить ее за хлеб и зрелища, которые им дарит «Газпром». Они же и снесут ее, оставшись без хлеба и зрелищ, которые «Газпром» больше не сможет им дать. На самом деле нет ничего дешевле власти, которую можно обменять на хлеб и зрелища от «Газпрома».

Владимир Путин реально овладел властью, лишь овладев «Газпромом». «Газпром», а позднее и «Роснефть», были и остаются основным ресурсом путинских элит. Это фундамент, на котором возвышается их политическая вертикаль. Выдерните их из-под этой власти — и она повиснет в воздухе. И пока все ждут появления трещин на поверхности вертикали власти, может неожиданно треснуть само ее основание. Оно уязвимо сегодня гораздо сильнее, чем это многим кажется. Именно поэтому защита интересов «Газпрома» и «Роснефти» является главным внешнеполитическим приоритетом Кремля.

Но и здесь все «не слава Богу». Настоящие революции подкрадываются незаметно. И пока Кремль отчаянно боролся с призраком иллюзорной «оранжевой революции», вплотную к Спасским воротам подобралась вполне себе реальная «сланцевая революция». В том числе проблемы с Украиной — это в значительной степени всего лишь часть большой «нефтегазовой войны». Не было бы интересов «Газпрома» и «Роснефти», и ситуацию с первой и второй украинскими революциями Россия «разруливала» бы совершенно иначе.

Россия просмотрела «сланцевую революцию» так же, как она в свое время просмотрела кибернетику и генетику. Эта была одна из тех стратегических ошибок, которая решила исход соревнования «двух систем». Сегодня история повторяется. В то время как весь мир перегруппировывался, перекладывая ресурсы в новые технологии, из Москвы доносились лишь издевательские комментарии о полной неконкурентоспособности новых технологий в энергетике. Видимо, в целом был неправильно оценен мировой технологический тренд на несколько десятилетий вперед. Ожидалось, что в течение длительного времени, до того как появятся альтернативные источники энергии, нефть и газ, добываемые традиционным способом, будут становиться все более дефицитными ресурсами, доступ к которым будет ограниченным и борьба за который будет только возрастать. Оказалось, однако, что между «нефтяной» и «постнефтяной» эрами лежит промежуточная «сланцевая» стадия, на которой, возможно, временно возникнет не дефицит, а переизбыток углеводородов. Причем не из-за сокращения потребности в них, а из-за резкого увеличения их предложения.

Цена этой стратегической ошибки, если такая гипотеза подтвердится, может оказаться для России очень высокой. Другое дело, что подобного рода ошибки не являются случайностью, а становятся необходимым следствием функционирования жестких авторитарных политических систем. Монополия, экономическая и политическая, какой бы грандиозной она ни была, обречена рано или поздно совершить роковую ошибку. В XV веке Китай принял решение уничтожить самый большой в мире флот в составе 3500 кораблей, потому что китайская бюрократия пришла к выводу о его ненужности. Омраченные спесью чиновники, ведомые своими корыстными и клановыми интересами, посчитали, что на Земле не осталось уже ничего такого, что не было бы известно в Поднебесной и что оправдывало бы содержание за счет казны такой эскадры (которой ни по техническому оснащению, ни по количественному составу не было равных в мире даже несколько столетий спустя). Это была ошибка, стоившая Китаю нескольких веков истории.

Для России такой поворот будет означать полное фиаско концепции «нефтегазовой империи», которая неофициально является основной политической доктриной Кремля. Более того, он обесценит огромные инвестиции, которые Россия сделала в развитие альтернативных схем транспортировки нефти и газа. Гордость России, — тысячекилометровые шланги нефтепроводов и газопроводов — станут удавкой на шее российской экономики. Сотни миллиардов, вложенных в них, окажутся бесславно похороненными. Пользы от этих трубопроводов будет не больше чем пользы от десятков тысяч советских танков, миллионов «Калашниковых» и другого военного ширпотреба, в который были бездарно вколочены ресурсы истекавшей кровью страны и которые ржавеют сегодня под открытым небом на самовзрывающихся складах.

В то время когда основную угрозу в Кремле видят в падении цен на энергоносители вследствие финансового кризиса и сокращения спроса на них, коллапс может произойти на фоне вполне благоприятных цен, но вследствие резкого увеличения предложения нефти и газа. Конкуренция производителей возрастет, и российские поставщики просто не смогут протолкнуться со своим товаром в первые ряды. Торговля нефтью и газом будет оставаться весьма привлекательным делом, но Россия существенно сократит на этом рынке свою долю.

Во-первых, потому, что географически Россия очень неудачно расположена, будучи удаленной от основных центров сбыта своих стратегических товаров. Если нефть и газ действительно начнут за приемлемые цены добывать буквально под ногами европейцев (Америка уже не нуждается в наших энергоносителях и в ближайшее время перейдет полностью на самообеспечение), то логично предположить, что они будут охотнее брать то, что лежит рядом.

Во-вторых, европейцы (и не только они) будут отказываться покупать нефть и газ у России по политическим соображениям. Путин и его команда думают, что авторитарный профиль страны — это не экономическая категория. Им придется убедиться в обратном. Русский газ и русскую нефть при наличии выбора не будут покупать даже тогда, когда они будут стоить дешевле. Никто не захочет, чтобы ими помыкали, помахивая энергетической плеткой, то открывая, то закрывая кран по своему усмотрению.

Чтобы что-то продать, России придется откровенно демпинговать со всеми вытекающими из этого последствиями. Надежды на Китай тоже, скорее всего, не оправдаются. Монополия потребителя страшнее монополии производителя. Если Китай останется единственным стратегическим покупателем, он опустит цены так, как «Газпрому» и не снилось.

Экономический кризис в России в этом случае может произойти буквально на пустом месте, вне связи с мировым экономическим кризисом, при относительно высоких ценах на нефть и газ на мировом рынке, и поразит он в первую очередь главную экономическую цитадель России — «Газпром». Однажды станет совершенно ясным, что «Газпром» и «Роснефть» безбожно устарели, что они элементарно не справляются с конкуренцией, что они не умеют торговать в новых условиях, что их вытесняют со всех «насиженных» мест, что их доля на рынке неуклонно сокращается. Русское экономическое чудо на поверку окажется экономическим чудовищем.

Проблема в том, что России сегодня в равной степени угрожают как международный экономический кризис, так и успешное его преодоление мировой экономикой. Комфортной для России может быть только кратковременная текущая ситуация, когда мировая экономика находится в «раскорячке», не зная, куда качнуться. Движение мировой экономики в любую сторону для России губительно. Сегодняшняя Россия может процветать только посреди «болота». Россия ведет сегодня неравную борьбу с Западом за то, чтобы болото было вечным и пузырилось русским газом.

Не надо иметь много ума, чтобы объявить Путина сумасшедшим. Гораздо больше усилий требуется, чтобы вникнуть в порочную логику его действий. Он понял и принял исторический вызов Запада, но дал на него неправильный ответ. Вместо того чтобы осуществить глубокую модернизацию России и повысить ее реальную конкурентоспособность, он решил остановить историческое время и отгородиться от Запада «вежливыми людьми». Россия стала похожа на рыбу-черта — в целом довольно мелкого и не очень опасного хищника, — которая легла на дно и устрашающе раздулась. Она отчаянно жжет авиационный керосин, посылая к далеким берегам свои бомбардировщики, чтобы отпугнуть «стервятников» от своих границ. Но никто не пугается. Воевать с Россией и так никто не будет — будут ждать, пока кончится керосин.

Путину снится, что он — Сталин. Но войны, которые вел Сталин, были частью его жестокой программы модернизации России, а войны, которые ведет Путин, являются их заменой. У Путина пока нет ни сталинского замаха, ни сталинской одержимости, ни сталинской идеологической и психологической базы. Путин не великий инквизитор, а великий имитатор, который создает иллюзию исторической жизни в зацветшем болоте. Он проводит спиритические сеансы, взывая к духам умерших эпох (причем всех сразу — Московии, Империи и СССР), в надежде получить помощь из загробного исторического мира. Но духи прошлого не умеют делать микрочипы, они просто не знают, что это такое.

Война может вывести Россию на непродолжительное время на плато стабильности. Но в долгосрочной перспективе шансов удержаться на этом плато без технологического рывка у России нет. А технологический рывок без эффективно работающих государственных институтов невозможен. Конечно, чисто теоретически Путин мог бы стать «великим инквизитором», но для этого он должен вслед за Ли Куан Ю посадить за решетку всех своих ближайших друзей. Причем, поскольку Россия — не Сингапур, то их вряд ли будет всего двадцать шесть. Если это случится, то это будет уже совсем другая история. Но пока это выглядит маловероятным.

Путин выбрал вариант ответа на вызов, выгодный не столько России, сколько правящему режиму. При этом он сумел убедить большинство населения в том, что интересы России и интересы режима полностью совпадают, обеспечив себе таким образом беспрецедентную общественную поддержку. Как это ни парадоксально звучит, но сделать это ему не составило никакого труда. И причина вовсе не в гениальности Путина, а в недальновидности, эгоистичности и догматичности либеральной оппозиции, продолжающей дискутировать на тему об отношении к русскому национализму вместо того, чтобы встать во главе национального движения.

Либеральная оппозиция настолько увлеклась борьбой с Путиным, что в пылу борьбы вообще выпустила из поля зрения тему национальных интересов России, оставив их защиту «ненавистному режиму». Она не просто отрицает выбранный Путиным вариант ответа на вызов (в чем с нею можно согласиться), но ведет себя так, как будто никакого вызова вовсе не существует. В России господствует целомудренный либерализм, для которого Россия существует в экономическом и политическом вакууме, который наполнен флюидами любви и взаимопомощи. Реальный мир с его жесткой конкуренцией и борьбой за рынки, ресурсы и влияние полностью выпал из либерального дискурса.

В результате Путин оказался на уступленном ему без боя политическом поле практически вне конкуренции (все нелиберальные оппозиционные группы к нему в данный момент примкнули). В то время как Кремль под предлогом войны произвел экстренную социальную мобилизацию русского общества, либеральная оппозиция продолжает настаивать на его немедленной «демобилизации». Нет ничего удивительного в том, что она остается не понятой своим народом. Население инстинктивно чувствует угрозу и инстинктивно предпочитает того, кто предлагает ошибочную стратегию защиты, тому, кто не предлагает ничего.

Абстрактные рассуждения о свободе при этом мало что дают. Идеологи «русского либерализма» ведут себя сегодня так, как будто не было никаких «90-х» с их поддержанной Западом варварской приватизацией, с развалом экономики и государственно-правовых институтов, криминализацией общественной и государственной жизни, разгромом систем образования и здравоохранения. Но они были, и все вышеперечисленное было сделано именно под лозунгом строительства демократии и свободного рынка. Глупо и недальновидно рассчитывать на то, что у общества память такая же короткая, как у «креативного класса».

Все «миротворческие» усилия будут утекать в песок до тех пор, пока объективные причины, приведшие Россию к войне с Западом (на данный момент — в «украинском формате»), не будут проанализированы беспристрастно и честно во всей их сложной неоднозначности. Когда рушится мир, будь то в семье или на планете, не бывает одной виноватой стороны. Клин клином выбивают — либеральная оппозиция либо должна предложить свою программу национальной мобилизации, альтернативную путинской, либо будет вынуждена навсегда сойти с исторической сцены.