Глава десятая

«Подарочные» мифы

Печень и почка относятся к пересаживаемым органам. Это очень хорошо и просто замечательно, что можно получить новый жизненно важный орган вместо того, который отказался работать. Новый орган – это шанс на продление жизни. Жаль только, что в этой бочке меда есть четыре большие ложки дегтя.

Во-первых, человек с пересаженным органом обречен вести жизнь инвалида. Этого нельзя, того нельзя, и того тоже нельзя, а вот это вообще не получается… К примеру, пересадка почки вызывает импотенцию у мужчин и бесплодие у женщин. Кстати, у тех, кто отдает свою почку, тоже развиваются подобные явления. Вдобавок, пересадка любого органа не только влияет на качество жизни, но и существенно сокращает ее срок. Короче говоря, «полноценной» жизнь человека с пересаженным органом назвать невозможно. Остается утешаться соображением: «лучше хоть что-то, чем ничего». Даже такая жизнь лучше, чем смерть от сердечной, печеночной или почечной недостаточности.

Во-вторых, если орган для пересадки взят не у близкого кровного родственника, то он может отторгаться организмом. Отторжение часто происходит не сразу после пересадки, а несколькими годами позже. Представляете состояние человека, у которого вдруг отказал пересаженный орган? Главные страхи и волнения остались позади, человек привык к новой жизни с новой почкой, и вдруг как обухом по голове – почка отторгается. Ужас!

В-третьих, у пересадки органов есть большой этический изъян. Органы для пересадки часто берутся не у умерших людей, а у тех, кто еще жив. Пациент, находящийся в тяжелом состоянии, объявляется бесперспективным и «разбирается» на органы для пересадки. Согласитесь, не очень-то приятно сознавать, что для продления твоей жизни кому-то пришлось умереть.

В-четвертых, любой орган является носителем генетической памяти, информации о своем владельце. После пересадки в тело другого человека эта информация передается ему, влияет на него. Хорошо, если бывший владелец органа был добропорядочным человеком. Но если у него были криминальные наклонности или какие-то психические отклонения, то они могут передаться новому владельцу органа. Известно множество примеров того, как после пересадки органа характер человека кардинально менялся, причем далеко не всегда в лучшую сторону.

Курсив мой – мозги ваши!

* * *

Не удивляйтесь названию главы. Слово «донорство» происходит от латинского слова «донаре» – «дарить».

Трансплантология, отрасль хирургии, занимающаяся пересадкой органов – наука молодая. Вообще-то вопрос пересадки органов волновал врачей с незапамятных времен, но первые удачные попытки пересадок, то есть такие, после которых пациенты выживали, были произведены лишь в середине ХХ века. Так что «настоящая» трансплантология существует около 70 лет. С точки зрения истории человечества и истории медицины, 70 лет – это совсем ничего, одно мгновение. Но за это мгновение трансплантология успела обрасти невероятным количеством мифов.

В этой главе мы рассмотрим только самые главные, самые распространенные мифы о трансплантации органов. Второстепенные и откровенно абсурдные мифы, которые скорее являются не мифами, а байками, серьезного внимания не заслуживают. Чепуха выдумывается постоянно, если развенчивать все подряд, то целой жизни на это дело не хватит. К тому же многие мифы настолько смехотворны, что в развенчивании не нуждаются. Любому здравомыслящему человеку и так ясно, что это – ложь.

Например, совершенно нечего развенчивать в мифобайках о том, как некий человек шел по улице и вдруг получил удар по голове, вызвавший потерю сознания, а когда очнулся, то почувствовал боль в спине и увидел на спине зашитый (хоть на том спасибо!) операционный разрез. Бедолагу специально «вырубили», чтобы забрать у него дефицитную почку для пересадки.

Ну, о чем тут говорить? Врачебный диплом есть далеко не у каждого, но медицинские сериалы смотрят все. И все знают, что, во‑первых, орган для пересадки должен быть подобран по параметрам совместимости, и подбор этот – дело долгое. Нападать на случайного прохожего для изъятия у него почки или чего-то другого просто глупо. Где гарантия, что он подходит по совместимости? Где гарантия, что у него здоровые почки? Где гарантия, что он не ВИЧ-инфицирован или не болен каким-то гепатитом? А во‑вторых (и это тоже ясно из сериалов), выемку органов можно произвести только в «крутом» медицинском учреждении, оснащенном всем необходимым для этого процесса. Вырезать почку в каком-то гараже совершенно бессмысленно.

Вот же, не собирались эту чушь разоблачать-развенчивать, а увлеклись – и разоблачили. Стоит только начать…

А теперь давайте поговорим о «серьезных» мифах, которые большинству людей кажутся правдой.

Скажите, пожалуйста, справедливо ли вот такое утверждение: «Спортсмены являются инвалидами, потому что их регулярно осматривают врачи»?

Разумеется – нет. Регулярные врачебные осмотры спортсменов никак не связаны с инвалидностью.

Но почему же тогда ставится знак равенства между регулярными врачебными осмотрами людей с пересаженными органами и инвалидностью, ограничением возможностей организма?

Люди с пересаженными органами живут полноценной жизнью. Дети с пересаженными органами нормально растут и развиваются. Да, после пересадки органа нужно пожизненно принимать препараты, препятствующие его отторжению, а также нужно регулярно показываться врачам. Но согласитесь, что один или два визита к врачу в течение года с прохождением небольшого обследования не ухудшает качества жизни.

Пересадка органа возвращает человека с ограниченными возможностями к полноценной жизни, а не наоборот. Но кто-то когда-то вывернул этот постулат наизнанку, и так родился миф об инвалидности реципиентов. А затем этот миф оброс дополнениями, начиная с того, что пересадка любого органа существенно сокращает срок жизни, и заканчивая тем, что пересадка (а также отдача) почки вызывает импотенцию у мужчин и бесплодие у женщин.

Хотите примеров? Вот вам наиболее яркие. Российский бейсболист Артемий Артамонов, член национальной сборной, вернулся в большой спорт после пересадки сердца. А американец Дерек Фитцджеральд после пересадки сердца пробежал три марафона и пять раз прошел полную дистанцию на соревнованиях по триатлону Ironman. А это, если кто не в курсе, заплыв на 3,86 км, заезд на велосипеде на 180,25 км и марафонский забег на 42,195 км, причем без перерывов между этапами.

Нужно уметь отделять условных мух от условного мяса, то есть – не подменять одну причину другой. Возможности организма ограничивает не пересаженный орган, а общее состояние организма. Человек, которому пересадили почку или сердце, может иметь какие-то заболевания, кроме заболевания, приведшего к пересадке органа. Вот они-то и могут приводить к инвалидности. Сама же пересадка здорового органа является исцелением от данного конкретного заболевания, а не инвалидизацией.

Отторжение пересаженных органов – бич трансплантологии, бич, с которым ничего невозможно сделать. Нередко в адрес врачей высказываются упреки – вот, дескать, поторопились и пересадили первую же подвернувшуюся почку (печень, сердце…), которая теперь отторгается.

На самом деле отторгаются все-все-все пересаженные органы, в том числе и те, которые были взяты у близких родственников реципиента. Любой организм признает своими только свои собственные органы, а со всеми чужаками начинает иммунную войну. Программа по уничтожению всего чужого – это, по сути дела, защитный рефлекс, который при пересадке органов оборачивается во вред. Всем реципиентам пожизненно и постоянно приходится принимать препараты, угнетающие активность иммунной системы. Угнетающие в целом, потому что «в частности» врачи пока не научились делать это. Невозможно сделать так, чтобы иммунная система оставила бы в покое донорскую почку, а во всем остальном функционировала как обычно. Угнетать так угнетать.

Не надо, однако, думать (а это еще один «подарочный миф»), что прием препаратов, угнетающих иммунную систему, делает человека абсолютно беззащитным перед любой инфекцией. Стоит, мол, только чихнуть на такого человека, как у него сразу же развиваются воспаление легких и сепсис. На самом деле все совсем не так. Все совсем не так страшно. Угнетение иммунной системы не означает полного ее «выключения». И единственное ограничение, которое налагает пожизненный прием препаратов, угнетающих иммунную систему, заключается в избегании контактов с инфекционными больными и соблюдении мер личной безопасности. Например, во время эпидемии гриппа следует избегать больших скоплений людей.

Может возникнуть вопрос – если отторгается любой чужой орган, если реципиенту пожизненно нужно пить препараты, угнетающие иммунную систему, то почему врачи морочат пациентам головы подбором органов, который зачастую может растягиваться на многие месяцы, а то и на годы? «Эта почка несовместима с вашим организмом, та тоже не подходит…» А по сути – все чужое несовместимо с организмом.

Да, все чужое несовместимо, но есть разные степени этой несовместимости. На самом деле для пересадки подбирается не «совместимый», а «наиболее совместимый» орган. Улавливаете разницу? Наиболее совместимый, то есть условно совместимый. Абсолютно совместимый орган можно только вырастить из клеток реципиента…

Кстати, а знаете ли вы, что в наше время ученые научились выращивать клетки, взятые от организма, вне его? Если знаете, то, возможно, задавались вопросом – почему не выращиваются искусственно донорские органы? Дело в том, что можно вырастить вне организма культуру клеток, например жировых, но они не объединятся в единое целое – жировую соединительную ткань. И клетки печени, выращенные вне организма, не объединятся в ткань, а тем более – в целый орган. Они так и останутся разрозненными клетками. В этом-то вся загвоздка, проблема проблем. Как только удастся ее решить, отторжение пересаженных органов прекратится.

Факторов, определяющих условную совместимость, несколько. Например, донор органа должен иметь ту же группу крови, что и реципиент, так как при несовместимости групп крови риск отторжения органа крайне высок. Потому-то и подбор подходящего для пересадки органа может затягиваться надолго.

Отторжение пересаженного органа часто происходит не сразу после пересадки, а несколькими годами позже… по вине реципиента, который перестает регулярно принимать препараты, угнетающие иммунную систему. «Пять лет прошло, – думает пациент, – почка уже прижилась как следует, организм мой к ней привык, и можно забыть про таблетки» (или, как вариант – «можно не пить их строго по часам). Но на самом деле пересаженный орган не может со временем «прижиться как следует» и организм не может «привыкнуть» к нему. Стоит только прекратить прием иммуноугнетающего препарата или же начать принимать его нерегулярно, как иммунная система сразу же начнет побеждать в войне с пересаженным органом. Так что дело в легкомысленности реципиента, а не в мифическом привыкании.

Что же касается этики, то никто никогда не берет органы для пересадки у живых людей, находящихся в тяжелом состоянии. «Эй, коллега, давай разберем этого чувака на органы, которые можно задорого продать», – это из выдуманных медицинских триллеров, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Но дыма без огня, как известно, не бывает.

Откуда же взялся этот дым?

Дело в том, что существуют понятия «биологическая смерть» и «смерть мозга». Биологическая смерть – это то, что принято именовать смертью в быту, прекращение всех функций организма. Человек не дышит, сердце его не бьется, он ни на что не реагирует, следовательно – он умер. Смерть мозга – это состояние, при котором происходит гибель (полное прекращение функции) головного мозга, но при этом искусственно, посредством реанимационных мероприятий, поддерживается деятельность сердца и легких, то есть продолжается кровообращение и дыхательная деятельность. С одной стороны, пока бьется сердце, человек считается живым, но с другой – смерть мозга означает гибель личности. Человека уже нет, есть только его тело, в котором искусственно поддерживается видимость жизни. После смерти мозга человек становится «живым трупом».

Смерть головного мозга – необратимое явление. Во всяком случае, на современном этапе развития медицины оживить умерший мозг невозможно. И все случаи, противоречащие этому, являются не воскрешением умершего мозга, а восстановлением из состояния глубокой комы, которая имеет сильное сходство со смертью мозга. Но кому нельзя сравнивать со смертью. Кома представляет собой выраженное торможение функций головного мозга, а смерть мозга означает полное и необратимое прекращение всех функций.

С точки зрения хирургов-трансплантологов, органы для пересадки лучше брать у «живого трупа», нежели у настоящего, полноценного, если можно так выразиться, трупа. Например, сердце для успешной пересадки нужно только «живое», а не остановившееся. Изъятие органов для пересадки при смерти мозга разрешено законодательством большинства стран. Но для людей, далеких от медицины, смерть мозга и биологическая смерть – совершенно разные понятия. Эта «разница» и породила миф об изъятии органов у живых людей, которых алчные врачи объявляют «бесперспективными» для того, чтобы без помех устраивать свои темные делишки. Разумеется, нельзя утверждать, что никто, никогда и нигде не совершал чего-то подобного, но единичные преступные случаи не могут считаться распространенной, общепринятой практикой.

Получить вместе с пересаженным органом чужую «генетическую память» или чужие черты характера невозможно. А вот чужие вирусы можно получить запросто, если состояние здоровья донора не было проверено должным образом. Все рассказы о том, как брутальный мачо, чьи кулинарные умения не шли дальше очистки банана, получив почку от примерной домохозяйки, вдруг полюбил готовить супы, печь пироги и варить разные варенья – это чистой воды выдумки. Донорский орган не превращает примерных мужей в ловеласов, а верных жен – в нимфоманок, и наоборот.

Судите сами – где в организме «прячется» личность? В коре головного мозга, а не в печени, не в почках и даже не в сердце. Личность прячется в коре больших полушарий головного мозга. Именно мозг делает нас теми, кто мы есть. При пересадке головного мозга можно получить чужую личность в свое тело, но мозг хирурги пока еще не научились пересаживать. А чужая почка, или печень, или поджелудочная железа, а также чужое сердце никак не повлияют на вашу светлую личность, поскольку эти органы в осуществлении высшей нервной деятельности не участвуют. Вы же не станете ожидать от пересаженного сердца фильтрации мочи? Или, к примеру, выработки желчи? Так почему же сердце должно повлиять на черты характера?

Да, нередко случается так, что после пересадки органа человек меняется, становится непохожим на себя прежнего. Эти перемены обусловлены двумя факторами. Фактор первый – тяжелая и часто продолжительная болезнь, сделавшая необходимой пересадку органа. Хронический гломерулонефрит с почечной недостаточностью – это не острое респираторное заболевание, знаете ли. Тяжелая болезнь всегда накладывает отпечаток на личность. Фактор второй – избавление от тяжелой болезни в результате пересадки органа, быстрое возвращение к нормальной (или относительно нормальной) жизни. Выздоровление после тяжелой болезни представляет собой сильное потрясение, пускай и позитивное. Одни люди, вернувшись к жизни, пускаются во все тяжкие, стараясь добрать те впечатления, которых они не получили раньше. Другие из жизнерадостных и общительных становятся нелюдимыми… С каждым что-то да происходит, но люди почему-то приписывают все перемены не болезни и избавлению от нее, а пересаженному органу.

О генетической памяти нужно сказать отдельно, очень уж глубока эта тема и весьма подвержена различным извращающим толкованиям.

В каждой живой клетке содержатся молекулы дезоксирибонуклеиновых (ДНК) и рибонуклеиновых (РНК) кислот, в которых закодирована вся информация о клетках. Ген – это участок молекулы ДНК или РНК, кодирующий один отдельно взятый признак, по сути дела – кодирующий синтез одного определенного белка, поскольку мы – белковые организмы, и все наши признаки определяются белками. Клетки передают свою наследственную информацию дочерним клеткам, поэтому образно генетическая информация называется «генетической памятью».

Человеку пересадили почку от донора. Неважно, от кого именно – от постороннего человека или же от родного брата, – все равно набор генов в клетках донорской почки будет чужим. Именно гены, определяющие все свойства клеток, и виноваты в том, что клетки донорского органа воспринимаются организмом реципиента как чужеродные. И на этом взаимодействие организма реципиента с генами донора можно считать законченным. Гены донора никак не могут «встроиться» в ДНК или РНК реципиента, не могут изменить его признаков и уж тем более не могут повлиять на его мышление и его характер. Не существует в природе механизма, позволяющего разным клеткам обмениваться или делиться друг с другом генами. Исключением можно считать только половой способ размножения, при котором из клетки с полным набором генов образуются две половые клетки с половинчатым набором. При соединении двух половых клеток от разных организмов происходит слияние их половинчатого генного материала в один полноценный. Так дочерняя клетка получает половину генов от отца и половину – от матери. Если же клетка размножается простым делением, то перед его началом ее генетический материал удваивается, и каждая из двух дочерних клеток получает от материнской полный набор генов.

Но не может быть такого, чтобы почечная клетка, проникнув в кровеносное русло, достигла бы с током крови головного мозга и передала свои гены клетке коры больших полушарий или какой-то другой клетке, неважно какой. Такого быть не может. Внедрять в клетку чужие гены могут только генетики, занимающиеся генной инженерией, но это совершенно другой вопрос.

К слову сказать, точно так же не могут «встроиться» в наши молекулы ДНК и РНК гены, содержащиеся в съеденных продуктах. Так что все разговоры о вреде генетически модифицированных продуктов есть мифические сказки.

И вот что интересно. Если пересаженный орган, по мнению широких масс общественности, вызывает какие-то изменения характера реципиента, то перелитая кровь в общественном сознании таким действием почему-то не обладает. Не принято интересоваться характером и биографией донора крови. Главное, чтобы он был здоров и чтобы группа и резус-фактор совпадали. А вот заблуждение по поводу пересаженных органов порой доходит до того, что реципиенты начинают собирать сведения о донорах, объясняя свой интерес стремлением узнать, в какую сторону должен измениться их характер и какие привычки они рискуют приобрести.

ПОСТСКРИПТУМ. Раз уж мы упоминали о невозможности пересадки головного мозга, то нужно развенчать миф об этом, который родился с подачи итальянского нейрохирурга Серджо Канаверо. В 2015 году Канаверо пообещал, что в 2017 году выполнит первую в истории успешную пересадку головы человека. На пресс-конференции, состоявшейся в ноябре 2017 года, Канаверо объявил об успешной пересадке головы, которую он произвел с врачами из Харбинского медицинского университета во главе с доктором Жэнь Сяопином. Жэнь Сяопин оказался более правдивым человеком, чем его итальянский коллега. Он пояснил, что была проведена операция по пересадке головы от одного трупа к другому, а успешность этой операции заключается в том, что были выполнены все манипуляции, которые нужно выполнять при пересадке головы. Проще говоря – были аккуратно сшиты спинной мозг, все нервы, все кровеносные и лимфатические сосуды, все мышцы… Но пояснения Жэнь Сяопина были не так интересны охочим до сенсаций журналистам, как сообщение синьора Канаверо. Заголовки наподобие «Первая в истории пересадка головы закончилась успехом» закрепили миф о возможности подобной операции.