Создавая видимость

Понимает ли народ своеобразие ситуации, сложившейся с теми, кто, по идее, призван обеспечить его безопасность? На первый взгляд – не вполне. Тем более что в этом вопросе СМИ и все органы власти не перестают старательно наводить тень на плетень. Самый свежий и яркий пример – врио московского мэра Собянин, который, собираясь на выборы, вдруг принялся гневно обличать «этническую преступность», будто бы «заполонившую» Москву и с которой он, Собянин, будет после избрания всячески «бороться». Такие речи ощутимо добавляют популярности, и наверняка другие кандидаты в мэры или станут повторять тезисы Собянина, или даже постараются перещеголять его в демонстрации готовности к «борьбе».

Фокус тут даже не в том, велика ли в Москве этническая преступность и надо ли с ней бороться. Он скорее в том, что мэр (он же в данном случае губернатор) просто не имеет в своих руках абсолютно никаких рычагов для того, чтобы реально бороться с преступностью на подведомственной ему территории. Начальники ГУВД, ОВД, ОМОН и т. д., равно как и всех прочих силовых структур, не подчиняются в РФ ни мэру, ни губернатору и могут слушать самые громкие их декларации вполуха.

Наоборот – сами мэры и губернаторы, не обладающие неприкосновенностью, легко уязвимы для «правоохранителей». В начале «нулевых», приводя к покорности губернаторов, этим обстоятельством активно пользовался центр: на глав регионов и их окружение уголовные дела заводили пачками. Примерно с середины «нулевых» фокус сместился и под раздачу попали мэры – по некоторым оценкам, за прошедшее десятилетие их было арестовано около тысячи (что позволило причислить работу мэра к одной из самых опасных в РФ).

Самое время поинтересоваться – почему же все это время главы городов продолжают давать избирателям заведомо невыполнимые обещания, как, например, «мы будем бороться с преступностью»? Ответов два: во-первых, избирателей вопросы безопасности и охраны правопорядка действительно волнуют; а во-вторых – видимо, выборным лицам элементарно не хочется признаваться в собственной беспомощности. Пусть она не личностная, а, так сказать, институциональная – все равно ведь понятно, что шансов на выборах такая честность не прибавит.

Отчуждение

Популярные голливудские фильмы часто и с умилением показывают патриархальные отношения местных жителей американской провинции и шерифа. Шериф знает практически всех местных по имени, в курсе всех дел и старается постоянно «держать руку на пульсе» – и все, естественно, знают своего шерифа. Часто создается стойкое ощущение, что для жителей шериф является куда более четким и недвусмысленным воплощением подотчетной им власти, чем даже мэр их городка.

У нас в России дела обстоят совсем не так. С отдаленным аналогом американского шерифа – местным участковым – знакомы от силы 5 % «контингента».

Остальная часть населения о своих «охранниках безопасности» не знает ничего, даже несмотря на спорадические попытки МВД проводить пиар-кампании типа «Участковый от слова «участие».

Такая же ситуация с «известностью», а точнее, безызвестностью местных прокуроров и судей. Похоже, что жители попросту предпочитают вообще ничего не знать об этих весьма влиятельных фигурах. Обратная ситуация только на Кавказе – в российском «коллективном бессознательном». «Бессознательным» Кавказ можно называть потому, что там отчетливо и бесстыдно видны многие процессы, которые в иных частях России протекают подспудно, скрытно от глаз.

Так вот на Кавказе должности прокуроров и милиционеров вплоть до начальников ГУВД, согласно наблюдениям разных экспертов, хоть и не являются выборными, но при этом включены в рыночный оборот, то есть покупаются и продаются, как почти все «хлебные» должности. Особенность в том, что прокурор и начальник ГУВД – это самые дорогие должности, они дороже, чем, казалось бы, более почетная мэрская должность. Дело, очевидно, в том, что прагматичные горцы прекрасно понимают ценность прямого контроля над государственным аппаратом насилия.

Подлинное же отношение основной массы российского населения к своим «правоохранителям» можно наблюдать, к примеру… в караоке-барах. Скажем, при исполнении одной из наиболее популярных для народного исполнения песен некоего Гарика Кричевского с текстом «Давай быстрее, брат, налей – за бизнесменов и врачей – за музыкантов и воров – и участковый будь здоров!». Неоднократно в разных городах и весях (я поклонник караоке) приходилось слышать, как люди с энтузиазмом повторяют за автором и про музыкантов, и про врачей, и даже про бизнесменов – а вот финал азартно перепевают.

В принципе, весь жанр так называемой «блатной песни», ныне облагороженный под названием «шансон», очень популярный в народе, совершенно недвусмысленно показывает реальное отношение рядовых россиян к милиции, а также к прокурорам и судьям. Если вкратце, то это – отношение зэка к собственным охранникам и к тем, кто «засадил», что, в общем, странно видеть у мирных, свободных и чаще всего никогда не сидевших граждан.

Впрочем, если мы вспомним то, что говорили об «оккупационной модели», такое отношение становится более понятным.

Кстати, беседы с местными жителями на фокус-группах в разных городах неизменно показывают весьма негативное отношение большинства к случившемуся переименованию из милиции в полицию. «Это что же, – саркастически спрашивают люди, – милиция, значит, теперь больше не с народом?!» По всей видимости, вопрос правомерный.